Дядя Саша

 Позапрошлой зимой удалось навестить мне в городе Омске, после десяти лет разлуки, своих сибирских родственников. Моя постоянная занятость все больше отдаляет меня от этого города. В какой-то момент даже люди там стали мне чужими и близкие по духу отдалились. Все, что я в их характерах раньше просто не замечала или принимала как должное, теперь только раздражает и отталкивает – отсутствие такта, неуместные шутки, язвительные замечания, грубоватая непосредственность, та простота, про которую говорят, что она хуже воровства.
В какой-то момент я даже пожалела, что приехала, и хотела было уже пойти поменять билет, но…
В рождественский вечер, когда впору случаться разным чудесам, в которые веришь только в детстве, поехали мы в гости к моему дальнему родственнику по линии матери – дяде Саше. 
Уже давным-давно все выучили самую главную историю его жизни, так ни разу и не нашедшую подтверждения. Крепко выпив, он с упоением рассказывает о том, что бабка его была провидицей, колдуньей, что все село ходило к ней узнавать судьбу, и что дар этот перешел и к нему, к дяде Саше.
После долгого перерыва встреча была не столь бурна и эмоциональна, как это обычно бывает, но это не помешало нашему общению перейти в нужное русло. Мы обменялись подарками и гостинцами.
Вскоре обстановка совсем разрядилась и вот, мы уже дружно накрывали на стол, живо беседовали, делились новостями, чтобы при следующей, может быть не скорой, встрече, цепляясь за нить воспоминаний, снова все это вспомнить.
В квартире царила приятная суматоха. Детей со времени моего отсутствия здесь стало гораздо больше, и они носились по малогабаритной «двушке», сметая все на своем пути, сбивая с ног бабушку, которая охала и причитала.
Тетя Люда, хозяйка дома, ласковая, тактичная добрая женщина, с тарелкой своего фирменного салата, семенила из кухни в комнату, приговаривая: «Ой, скорее, несите это к столу, сейчас Саша придет!»
 Тетя Люда всегда чувствовала своего мужа, знала, когда он должен явиться, когда позвонить, внутренним чутьем, понимала, что вот, сейчас он поднимается по лестнице и у нее есть несколько минут, чтобы…
В этот момент входная дверь отворилась, и на пороге возник огромный человек в меховой шубе. Из-под его старинной, модной еще в 80-х, соболиной шапки, торчала черная, словно из войлока, борода, над которой, из-под таких-же, иссиня-черных, бровей глядели маленькие глазки.
Наступило затишье, и дядя Саша зычным голосом сказал:
- Привет! Вы что, все копаетесь!? Ух, я вам сейчас! – воздух завибрировал от его низкого грудного голоса, появилось ощущение, что сейчас разразиться скандал. К нему подбежала тетя Люда в переднике, завертелась вокруг него, защебетала, помогая снять заснеженную одежду. Она запела своим ласковым сопрано, мол, все уже готово, Сашенька, не горячись. А дети, притихшие в это время в комнате, зазвенели своими голосами-колокольчиками и бросились к нему. Этот семейный оркестр был воистину прекрасен. Дети повисли на нем гроздьями, крича, и отталкивая друг друга. Так он и вошел в комнату. Дети всегда ждали его с нетерпением, потому что, будучи уже пожилым, он сохранил в себе ту активность, присущую только молодым, а еще у него в кармане всегда находилась какая-нибудь сладость. Он раздал всем детям по конфете и, шлепнув по попке самого младшего, отправил всех играть в комнату.
Оказалось, что никакой угрозы и быть не могло.
Он солнечно улыбался, по-доброму сощурив глаза, и поглаживал оттаявшую от мороза бороду, сросшуюся на висках с копной кудрявых волос на голове. Он был одновременно похож на Бармалея и на Деда мороза. Он глубоко вдохнул, опустил подтяжки брюк, сильно обтягивающие его круглый живот и, закатав рукава клетчатой рубашки, сел на табурет  напротив меня. Бас его сейчас казался еще мощнее и когда он смеялся или кричал, в серванте позвякивали бокалы.
- О, Танька, смотри-ка, какая дылда стала. ЗдорОва!  Чего-замерла-то. Ну-ка давай, спой-ка мне «ласточку», как в детстве. – обратился он ко мне, тряся своим животом, и подмигнул. Я улыбнулась, уверенно поздоровалась и завела припев знакомой песни.
Все уселись за большой круглый стол, заставленный множеством кушаний.
Вообще, дядя Саша был во всех застольях главным, все любили выпить с ним и поговорить за жизнь, потому то он был очень веселый, добродушный, имел отличное чувство юмора, был открыт, честен, никогда не говорил за глаза и знал всему цену. И теперь, с каждым из гостей на брудершафт, сначала пил, не закусывая, потом закусывал, не выпивая и, наконец, когда уровень алкоголя в его крови превысил допустимую норму, произошло что-то невероятное.
Он подпер щеку кулаком, животом навалился на тарелку, опустил свою, видимо последнюю рюмку, которую тетя Люда решительно вырвала из его рук, нацепил на вилку лопоухий гриб и начал говорить. Глаза его были полузакрыты. Он выглядел жалко, но все прислушались к нему,  наверное, надеялись в очередной раз повеселиться. Это был пьяный бред. Он рассказывал как раз ту, всем известную историю, с тем же серьезным видом, а тетя Люда неловко просила не обращать на него внимания.
Следом он исполнил на бис три веселые частушки, будто бы до этого и не говорил ни чего, и продолжил:
- А давайте, я о каждом из вас сейчас, всю правду скажу?!
- Да не слушайте вы его, - отвлекала тетя Люда. – Пьяница он! Дурак малахольный!
Но дядя Саша не унимался и, несмотря на сопротивления жены, вдруг стал резать правду-матку.
Когда он говорил, у всех людей вытягивались лица, и я, многого не зная о родственниках, чувствовала, что он попадает в точку.
После каждого гадания он почему-то пел частушки, будто бес какой-то вселился в него.
Вдруг его пристальный взгляд остановился на мне. Он замолчал. Мне стало не по себе. Я поучаствовала, как что-то внутри меня зашевелилось, сердце забилось и ладони стали влажными. Говорил он невнятно, какими-то абстрактными фразами, из которых мало что было понятно и поэтому никто, кроме меня его не слушал. Все эту эпопею, до единого слова, я запомнила на всю оставшуюся жизнь.  И вот что он сказал:
«С тобой рядом маленький человек. У вас проблемы в отношениях. Зовут его…имя его начинается…что-то…И…на-И…на букву И…Не знаю…Вот! Ты должна это сделать, но ты не поймешь его, и через год он из твоей жизни исчезнет. Но не жалей, не жалей! Вы дадите друг другу бесценный опыт. Он уйдет из жизни…Ой пожалеешь ты,  навсегда пожалеешь…».
Он замолчал, вытер лог рукавом и снова запел частушки, словно ни чего и не говорил.
Я была в смятении – верить в это или нет?  Весь вечер я думала о его словах. Думала я о них и на следующий день и до конца отпуска.
Что он мог обо мне знать? Как он попал в точку? Откуда мог он узнать о том, что в моей жизни был он, Иван, и он был младше меня на несколько лет, и немного ниже меня ростом, и что уже тогда закралась в наши отношения маленькая искра раздора. Ведь поделиться своим, еще тогда казавшимся, счастьем я не успела еще ни с кем из присутствующих на том вечере.
Вскоре я вернулась домой, жизнь пошла своим чередом и я очень быстро забыла об этом, но отношения наши с Иваном так и не складывались. Мы все чаще стали ссорится по пустякам, мы хотели от жизни разного, и так и не смогли прийти к единому мнению во многих вещах. Он хотел строить карьеру, а я эгоистично твердила, что мне нужна семья и однажды просто собрала вещи и ушла, к другому. А он, как мне потом рассказали близкие друзья, поехал  в Москву, чтобы заработать денег и сделать мне предложение. Но возвращаясь с деньгами обратно, в наш провинциальный городок, он попал в страшную аварию и погиб. И вот, пророчество дяди Саши, данное в чудесный рождественский вечер, сбылось. Вани не стало, а я до конца жизни буду терзать себя чувством вины, что не прислушалась, не поверила, не приняла. С тех пор я больше не ездила в Омск. И не хочу, от греха подальше!