Слишком Нечеловеческое

               

               

   
«Я твой слуга,
Я твой работники»
Автор Известен



       EM: Video Kids «Communications Outer Space». Наверное, как раз весной 1986-го года, заканчивая шестой класс, я стал становиться известным во всем городе молодым человеком благодаря некоторым своим способностям, это отразилось буквально на всех сферах моей жизни. Например, однажды в школу я принес балкантоновский диск Сюзи Куатро (Suzy Quatro). Его променял мне смешной и бескорыстный друг Вити Фельда Андрюха, на супрафоновскую* пластинку Карела Гота (Karel Gott), которую я выкрал из маминой коллекции, так как заметил, что мама вообще перестала слушать пластинки. У неё была на то причина: дети подрастали, денег не хватало, папа терял заказы, так как спрос на агитацию падал, и в общем мама ушла в раздумья, которые, как показало время, оказались не безрезультатны. Андрею вовсе не нужен был Карел Гот, но, видимо, ему нравился мой образ жизни или характер, или слухи, ходившие обо мне, или ещё что-нибудь, неважно. Когда Валера Слухов увидел этот диск, он просто затрясся. Нет, Сюзи Куатро вряд ли ему была нужна, но диск был хорош: «The Best Of…», и он знал, что, притащив такой диск домой, он вырастет в глазах Игоря однозначно. Собственно, к Сюзи я никаких чувств не питал, и мне очень хотелось, чтобы Валере что-то было нужно от меня, и это произошло. Валера пригласил меня к себе домой и сказал, что у него кое-что есть для меня. Кое-чем оказались три плохо сделанные фотографии KISS и ещё, Валера предложил мне странный совковый сборник «Мелодии и ритмы (II)», где оркестр играл рок-хиты Led Zeppelin, Deep Purple и т.д.
    -Ты же сам знаешь, фотки KISS сейчас минимум по три рубля, три - уже девять, а на диске хоть и не оригиналы, но композиции главных групп рока, которые ты уже должен знать.
 - Но, там же оркестр…
 - Да это всё фигня, если где-то будешь отдыхать и тебе поставят и скажут: «Знаешь кто это?», а ты скажешь: «Ну да, это Пёплы, а это Цеппелины». Я посмотрел на список.
- а где «Цеппелины»?
 - Ну вот, смотри, «Чужестранец» - это их известная вещь, правда, на «Мелодии» испугались писать название группы, потому что «Цеппелины» для диска в эсесовской форме фотографировались, но зато, вот фамилия их лидера Джона Пейджа, смотри.
    В скобках рядом с названием песни было написано «Пеге».
Валера увидел, что я озадачился,
- Ну, ты английский знаешь? Как Пейдж пишется? Ну вот они по совковому тут и написали. Но вот зато этих ты знаешь: «Дж. Фогерти», «Дж. Харрисон», это ж «Криденс» и «Битлы». 
     Итак, я согласился, но не из-за диска, хотя понимал, что обмен не равноценный, но что- то со мной происходило при виде фотографий КISS, а здесь были три новые фотки. До этого у меня была только одна, та самая фотография из календарика. Теперь же я мог стать владельцем ещё трех новых фоток, одна с «Destroyer», другая с «Rock & Roll over» и одна с какого-то постера, каких миллионы. Тогда, я понял, что готов отдать за эти фотографии очень многое, не то, что диск Suzy Quatro. Я понял, что влюблен в них, в этих непонятных существ, в этот логотип с руническими «SS», я понял, что они мои друзья, и не согласиться на обмен – это, значит, предать друзей. Обмен состоялся. Валера был уверен, что облапошил меня, но, в общем-то, это так и было. Прослушав дома «Мелодии и ритмы (II)», я хотел зашвырнуть его в сторону помойки, но до меня задним числом дошла красота одной из композиций, она называлась «Память», а автором значился некто Х.Цейг (Hans Ziech, то бишь Ганс Зич, группа Earth&Fire). Эта вещь стала со временем гимном моего отрочества, точнее отроческого меломанства. Сейчас, когда у меня снова есть этот диск, я увидел среди авторов теперь уже много знакомых мне имён, приведу самых достойных, с моими пояснениями, взятыми в скобки, имена же привожу как они были написанными полиглотами из «Мелодии»: Чепмен (Michael Donald Chapman, группа «Sweet»), Спектор (Phil Spector), Старки (Richard Starkey, более известный как Ринго Стар), П.Анка (Paul Anka), Даймонд (Neil Diamond). А вообще диск заполняют 29 композиций, исполненных якобы хором и оркестром Джеймса Ласта (James Lust). Если вам интересна информация о этой пластинке, зайдите в интернет, вбейте в поисковик название, обещаю вы найдёте исчерпывающие данные. Что-же касается композиции «Память» (Memories), голландских прогрокеров Earth&Fire, то здесь имеет место беспрецедентный поступок самоотверженных совковых меломанов-героев, впаявших во времена лютого информационного голода, в 1975 году, в советскую пластинку оригинальный психоделический хит умного рока, спетый по тем временам невероятно сексуально-раскрепощенным голосом датчанки Джерни Каагман (Jerney Kaagman). 
         EM: Зигмарс Лиепиньш (Zigmars Liepins) «Танец-85». И вот, весна. Я совершенно не могу ни о чем думать, кроме музыки, секса и брейка. Захожу в заветный магазин и не верю своим глазам. На лотке лежит странно оформленный диск. На фоне каких-то клеток в странной позе, поджав ноги ещё и с ракеткой в руке, красуется тот самый дядька (теперь я знаю его имя, это первый в СССР брейкер, тогда артист цирка Павел Брюн), что танцевал брейк на сцене под живого Алексея Козлова. Диск, как раз был из той самой легендарной серии первых советских электронных пластинок начала восьмидесятых. Серия называлась «Спорт и Музыка», пластинка Арсенала вышла под названием «Пульс-3». Автором «Пульс-1» были молодые да ранние советские электронщики Андрей Родионов и Борис Тихомиров, на год раньше успевшие отметится несколькими треками на уже упоминавшемся первом диске серии «Спорт и музыка: Ритмическая Гимнастика», второй «Пульс-2» отдали на оплодотворение прибалтийскому укротителю синтезаторов Зигмару Льепиньшу. Кстати, композицией «Челнок» с этого диска, в те годы забили весь эфир. Она появлялась в многочисленных заставках и даже как музыка модных подростков в новом перестроечном кино. Хотя для брейка эта музыка, в общем, не годилась. Зато, для брейка годилась «Пульс-3». К слову надо сказать, что самым модным фильмом в то время был «Курьер», особенно он был популярен из-за нескольких сцен брейка и под композицию Херби Хэнкока «Rocket» (1982 год), которая, скорее всего, и вдохновила Алексея Козлова на создание диска для брейка. Хотя в своей MP3-антологии, где диск просто включен в серию «Период брейк-данса 1984-1986», в книге «Козел на саксе» Маэстро утверждает, что диск был создан под влиянием клипов Depesh Mode, Duran-Duran, Thompson Twins и фильма «Breaking», а также интереса к хип-хопу. Только никаким хип-хопом на диске не пахнет, по сути это электро-поп, (как признается далее сам маэстро), только слишком вычурный или лучше сказать изысканный. Кстати, вызывает раздражение новое данное на упомянутом MPЗ-сборнике (глава написана в начале 2002 года расцвет продажи MPЗ) название основной и открывающей диск композиции, под которую «Арсенал» собственно открыли брейк для советского человека, а в частности для меня, - здесь её назвали «Балаган». Так вот, на мелодиевском диске эта стремительная и сразу врезающаяся в память некоторыми сольными синтезаторными ходами вещь называлась «Эстафета», и, думаю, название вполне удачно, так как в этом номере на сцене Павел Брюн со своим напарником что-то словно передают друг другу, исполняя электрик–буги. О нет, тогда я подобных словосочетаний не знал, однако это было и необязательно. Как только я принес пластинку «Пульс-3» домой, и как только зазвучала мелодия, вместе с ней передо мною возник и весь видеоряд. Я стал повторять все эти «глайды», и прочие движения одно за другим, и делал это до тех пор, пока сходство не получилось, ну почти что безупречным.  К своему танцу я прибавил кое-что из «Курьера». Что-то я видел в передаче «Что? Где? Когда?», куда, помнится, в 1986 году пригласили команду настоящих мимов, исполнявших безупречный электрик-буги. Что-то, я выхватил из коротких показов по ТВ Майкла Джексона, и даже уже упомянутого номера Иржи Корна в «Утренней Почте». На всё вместе ушло месяца полтора-два. И однажды я решил, что пора бы уже как-нибудь засветиться…
   
     Зарядка в школе обычно проходила так: всех выгоняли из классов в коридор и с динамиков, висевших под потолком, обрушивалась минусовка C.C.Catch. Но однажды из динамиков все-таки зазвучала совершенно иная музыка. Это была уже хорошо известная в школе по 14-ому выпуску «Ну-Погоди», сверхритмичная и сверхэлектронная для того времени композиция, под которую волк на самопальной тачке якобы подкатывает к ВВЦ. Спустя годы мне стало известно, что это все тот жe Digital Emotion, при чём с того же альбома, и это его заглавная композиция «Get up». Не знаю, что со мной случилось. Но, когда я услышал эту вещь, а ведь музыка для брейка в те времена представлялась мне как раз чем-то подобным, я снялся с места. Сначала я перетягивал канат, затем пошло зеркало, дорожка и т. д. За несколько секунд вокруг меня собрался весь этаж, то есть все шестые и седьмые классы. Я ничего не видел, помню только, что остановила меня Любовь Филлиповна, с которой мне предстояло еще более близкое знакомство. Пока что, она приказала мне прекратить безобразничать и разогнала всех по своим коридорам, меня же она пригласила зайти к ней в кабинет.
          Однако на следующей перемене меня окружила толпа мальчишек и девчонок, все они просили меня показать что-нибудь ещё и научить их. В общем, я готов был уже готов на это, но комсомолец из десятого класса властно взял меня за плечо и отвел к директору. Мне устроили допрос, откуда я знаю этот империалистический танец роботов, и когда я выложил всё, что было, отпустили подобру-поздорову, настрого запретив в школе показывать это безобразие… Ребята продолжали ко мне приставать, но я отказывался… Однако выход найден был сам. В школе открылась секция дзюдо, и молодой тренер Куан Гелеусизов, прослышавший про мои способности, предложил проводить мне у него разминку. Музыки, правда, у него не было, но он принес свой бобинник. Сначала крутить было нечего, потому что оказалось, что ни у кого, кто записался в секцию, бобинников нет. На первое время у тренера нашелся Space, а потом и Silеnt Circle, но под это ничего правильного не получалось. Тогда я пошел прямо к Вите Фельду и сказал, что мне надо. Витёк сделал сразу два предложения – «Бобина червонец, или, если хочешь, можем так, ты ко мне с Кирой приходишь в гости, я тебе бобину. Я сказал, что это не проблема, но мы посидим, и я её уведу обратно домой.
 - Если она захочет, - Уточнил Витёк.
 - Конечно, - Согласился я.
 Хотя я уже тусовался с Артуром и знал все эти дела: сначала с девочкой надо подружиться, а уж задрать ей юбку и раздвинуть ноги после того, как она хапнет ликёрчика – труда не составит. Однако я решил, что я обо всем проинструктирую Киру, а собственно в том, что я сведу её с крутыми дядьками – никакой крамолы вовсе и нет. Мы договорились, и в этот же вечер спортзал заходил ходуном от невиданных ритмов. Тогда мы еще не знали, что всё это просто сборники итальянского диско, Витёк сказал, что это группа «Зе Бест Оф Макси Хитс».  Да, мы были лохи, но когда этого не знаешь, это не очень-то портит настроение. Зато мы точно знали, что у нас играл настоящий свежак. На коробке бобины так и было написано «ЗБОМХ-1986» **. Это было, правда, не очень похоже на то, подо что танцевали в «Курьере», или на тот же «Арсенал», но все же это было непередаваемо круто. Любимыми треками из этой обоймы были следующие вещи. В одной девчонки пели «Сте-е-ейшн» и там было много таких странных чавкающих шмякающих звуков, было ощущение, что в лототроне перемешивают, что-то такое электрическое и светящееся, а сам ударник звучал как бы в другую сторону. Позднее выяснилось, что это итальянский проект Fan-Fan, а еще позднее выяснилось, что вещь называется «Happy Station», первая получившая мировую известность песня в аранжировке, которой использован эффектный приём диджеинга скретч (Scratch). А еще одна невероятно ритмичная вещь начиналась с кашлянья, которое потом переходило в чеканный ритм с чем-то новеньким, доселе не слышанным в басах. Это была группа Scotch. Были на сборнике и известные каждому школьнику Challenger, которые исполняли одноименную песню и еще кучу всяких, «Америка», «Эврибади» и т. д. Если бы кто-то тогда сказал нам, что «Эврибади» (Happy Song) это Boney.M, а Challenger и Америку исполняет Baby`s Gang, мы просто умерли бы со смеху, особенно насчет Boney.M. Позднее стало известно, что группа Challenger на самом деле всё-таки существует.
       Постепенно на наши занятия стали записываться старшеклассники.  Теперь в школе   обо мне говорили все. Я стал модным. Ну, например, здороваться со мной или прогуливаться на перемене по коридору стало классно, или круто, как стали говорить чуть позже. 
        Посмотреть на мои занятия приходила сама Рахима Калимовна. По блату, её после десятого сразу взяли в преподаватели младших классов. Но была ещё причина, по которой администрация школы не хотела отпускать такое дарование. Мама Рахимы Калимовны была известным хореографом в нашем городе, затем её вызвали в область и предложили место хореографа в центральном краевом доме пионеров. Но отец Рахимы, привязанный к Eсилю всем сердцем, уезжать не хотел. Возможно, Рахима решила, что лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме и осталась с отцом. В свои неполные восемнадцать она была лучшим и самым продвинутым, хореографом района. Но кроме бальных танцев и аэробики её коньком были современные диско-танцы наподобие тех, что танцевал балет телевидения ФРГ, или уже известное тогда трио «Экспрессия», ну или еще ансамбль современного танца «Ритмы Планеты». Её танцевальные этюды были незабываемы, как и её формы. Рахима была настоящей казахской красавицей с огромными глазами, маленьким приплюснутым носом, маленьким ртом и слегка надменными и пухленькими шоколадными губами. Она была довольно высока для своего возраста, да и вообще для женщины, думаю, метр семьдесят пять, или около того. У неё были роскошные ноги, попка с округлыми, слегка вздернутыми ягодицами, осиная талия и небольшая, но высокая грудь с острыми сосками, кончики которых были видны порой даже через осенний плащ. А по школе она передвигалась в обтягивающем черном трико и тоненькой маечке, и хотя женский преподавательский состав обременил Рахиму ношением лифчика, соски торчали вверх влево и вправо так, словно там было не нежное женское тело, а два острых шипа. При виде меня она странно ухмылялась и мелко так нервно покачивала головой, мол, такой шибздик, и туда же, в звёзды рвётся. Однако, она была лучшим хореографом района, а я единственным брейкером района и города, и она знала это, и я знал, что она знает. Мое сердце в это время как раз разрывалось между любовью к Лене Мажуре и страстью к Рахиме Калимовне. Но я понимал, что Рахима всегда останется для меня только мечтою. Если я до сих пор не мог покорить избалованную девчонку из параллельного класса, то что уж говорить о старшей меня почти на пять лет, нагловатой и хулиганистой девушке. Тем более я слышал, что у нее есть парень, точнее два. Это были два городских сердцееда близнецы Димон, и Андрей по прозвищу Коты. Ходили слухи, что Рахима подруга Андрея, но когда его в городе нет, она ходит с Димоном, а чего теряться, все равно разницы никто не заметит.               
       Со временем из лучших ребят я собрал брейк-квартет, назвав его «Плюс», не знаю, почему так, может потому, что это было созвучно с «Пульс»? А, уже после весенних каникул на смотре самодеятельности мы произвели фурор. Штаны я сшил себе сам из папиных старых в крупную клетку брюк, она как раз была в ходу, перчатки также делались из маминых и или папиных. Вопрос с одеждой был кое-как решен. Теперь осталось решить вопрос с фанерой. Я знал, что это должно быть, а это было только у Олега Вердияна. Это должна быть та самая композиция Rockets, я не знал, как она называлась, но, по-моему, в припеве там были слова, которые по-русски звучали как «Аудизимперщен» **. Олег сказал, что такой музыки у него щас валом, точнее, у его папки. Он у него машинист, ездит в Прибалтику, привозит много записей. И есть даже запрещенные! Короче, он пригласил меня к себе. Много чего я услышал в тот вечер такого, от чего меня просто залихорадило. Так заболевают, влюбившись в прекрасную незнакомку. Здесь чуть ли не в каждой песне пели роботы, стреляли лазерные лучи. Но, одна песня была выше всяких похвал. Что-то с трудом поддающееся описанию. Это явно делали машины под названием ЭВМ, как предположил Олег, я же представил мастерскую Роботов. Они ремонтировали друг друга, мигая лампочками и бряцая деталями, мрачновато говорили что-то на немецком и вдруг на чисто русском произносили: «Я твой слуга, я твой работники». При чём, голос хоть был и человеческий, но говорила явно обученная машина, к тому же делая ошибку в последней фразе, получалось не «работник», а «работники». Олег почему-то сказал, что отец запрещает ему её слушать, как он думает, потому что она антисоветская. Конечно, если ещё и немецкая, согласился я. Олег сказал, название по-русски переводится как «Человек – Машина», а по-немецки он не знает. Взамен он попросил меня найти «Последний отсчет» группы Европа, тогда моднейший хит, у всех, кто не растерялся, записанная прямо с телика, и я пообещал ему, потому, что тоже боялся растеряться. Олег переписал мне целую сторону всякой там музыки. Он взял с меня слово, что я никому никогда не скажу, где нарыл всё это добро. В моем шестом «В» классе, так и в параллельных, никто не мог похвастаться хорошей новой музыкой, если это, конечно, не были задолжавшие «Маден Толкинг», «СиСи-Кетч», «Бед Бой Блу» и всё те же «Эврибади». Так, как из модной музыки в ходу были почти только телевизионные записи с телевизора и фарцовочные сборники на бобинах, то одним из условий конкурса было странное пожелание жюри, чтобы музыка звучала только с пластинок, это, наверное, чтобы хоть чуть-чуть уровнять шансы между обычными ребятами и, например, такими как я. Зато разрешалось выбрать конферансье, то есть человека, который вас представит.
      Смотр открыли Ашники, на их лицах была снисходительная уверенность пожизненных победителей. Правда, танцевали они под болгарский электропоп-хит всех времен и народов «Hurry-there’s no time», невероятно красивую вещь, и всё же это была их ошибка. Это была пластинка, раздобыть которую было настоящим подвигом, но песенка была впервые представлена в «Утренней почте», и это было не престижно, кроме того, несмотря на вполне актуальную и электронную аранжировку по тем временам, ну почти импортную, товарищ Васил пел на болгарском и в припеве он старательно выкрикивал «Бъразаш-няма време» (Спеши - нет времени), что пару лет ещё назад только бы добавило баллов конкурсантам за интернационализм, но время изменилось, жюри на половину состояло из молодых учителей, а потому этот «Бъразаш-няма» резал слух и им. Правда, лихой танец, который  поставила сама  Рахима Калимовна (она, конечно, и достала диск), вызвал всё-таки бурю оваций. И ещё пара моментов, так как в «А» учились богатенькие дети, то их родительский комитет сшил своим деточкам специальные невиданные по тем временам костюмы. А ещё, их объявляла сама Рахима Калимовна, что было престижно по определению, так как она была настоящим секс-символом школы. Надутые и спесивые Бешники были попроще в отношении костюмов, а облажались они по большому счету с музыкой, выбрав хотя всё ещё котировавшийся, но явно устаревший «Uh-Uh» Челентано. Танец, в общем, был с юмором, да и песню в школе любили благодаря «Ералашу» с Хазановым, но, видимо, из-за двусмысленных звуков, издаваемых щедро то тут, то там исполнителем, ребята несколько скомпрометировали себя в глазах жюри, а оттого что Челентано, как ни крути, был и остается любимцем пап и мам, Бешники, как ни старались, получили недобор баллов и среди молодежи. Объявляла их лучшая комсомолка и пионервожатая Лена Королева. Она была хорошей девушкой и отличницей, но это были все её фишки…
      Меня и мою группу вышел объявить руководитель школьного ВИА, неформальный лидер Ренат Аразалин. Во-первых, предыдущих конкурсантов объявляли просто: Класс «А» и Класс «Б», и, видимо, сделать по-другому им просто никто не посоветовал. В 1986 году, нужно было схватывать всё на лету, конечно, инициатива всё ещё была наказуема, но уже совсем не в той степени, в которой её стоило всерьез бояться, и уж тем более пренебрегать ею нельзя было в любом случае. И некоторые старшие мои товарищи все эти истины уже давно осознали. Не знаю, понимал ли это я, скорее я действовал стихийно …
      На сцену во всем черном и в перчатках без пальцев вышел Ренат. В руках у него был диск чешской группы Olympic. Диск этот вышел уже два года как (т.е. в1984-ом), но сделан он был по всем канонам электронной новой волны, а она захлестывала мир. На грязно-розовой бумаге с голографическими линиями, которую, по-моему, в те времена использовали в ЭВМ, была изображена голова не то робота, не то человека, состоящая из чего-то напоминающего микросхемы. Над ярко-красной, исполненной по тем временам в очень стильной манере надписью на английском Olympic, было по-английски же крупно и сдержанно выведено название альбома: LABORATORY.
   - Сейчас я хочу представить вам нечто совершенно новое, дорогие друзья. На сцену, представляя свой класс, выйдет всем вам известный организатор, меломан, пионер и просто хороший парень Максим Кровнин. - Слова Рената утонули в смехе, улюлюканье и странных выкриках.
   - Спокойно, друзья, - невозмутимо и с холодком в голосе продолжил Ренат, - благодаря нашему тренеру Куану Гелеусизову, в секции дзюдо, которого Максим проводит разминку, Максиму удалось обучить некоторых ребят чему-то совершенно невиданному и ни на что не похожему, а так как условия конкурса свободные, то каждый показывает то, на что способен. Одноклассники Максима доверили ему и его танцевальной группе защищать свой класс, а исполнение танца только членами класса, как мне известно, не является условием конкурса… И так, группа Максима Кровнина «Плюс» исполнит шуточный танец в стиле ритмической пантомимы «Не учите Роботов», под одноименную композицию группы «Олимпик».  Ренат поднял пластинку над головой, вытащил черный винил, вложил обратно и передал жюри. Диск пошел по рукам членов жюри, в среде которых почему-то возникло некоторое напряжение.
 - Пятая песня на второй стороне,- Пояснил Ренат в микрофон.
 -Здесь написано DON`T TEACH THE ROBOTS, - Встал с места физик Адам Генрихович, - Что, насколько я помню английский язык, можно перевести, как… «Не учите роботов». Сказав это, физик вдруг радостно захлопал в ладоши. Это было неожиданно для всех. Причины этого могли быть разные. Во-первых, Адаму Генриховичу самому не было и тридцати, он был классическим «самоделкиным» с неизменной «Техникой молодежи» в руках. А, кроме того у него появилась возможность засветиться и блеснуть знанием английского языка перед аудиторией. Заинтригованная и озадаченная публика с переданным залу Адамом Генриховичем энтузиазмом забила в ладоши.

- Попрошу обратно пластиночку, - Сказал Ренат, забрал диск и направился к диджейскому пульту. Так называлась парта, где была размещена куча всякой аппаратуры, опутанной проводами, и над всем этим возвышался «Арктур 004» с алмазной головкой и чугунным несущим диском. Правда, в этом легендарном электрофоне был мощный   усилитель и два входа для внешнего музыкального оборудования. Нажатие специальной кнопки при надобности выключало звук, иглой снимаемый с диска. Диск же по всем правилам, публично был извлечен из конверта и водружен на вертушку. И то же нажатие той же кнопки воспроизводило звук с другого устройства, в данном случае им был крохотный кассетник «Легенда», на кассете в нём на кассете была записана заветная композиция. Десятилетие спустя, мне стало известно, что это были великие Kraftwerk, со своим классическим суперхитом «The Robots», или по-немецки «Die Roboter» ...  Когда под шквал аплодисментов мы вышли вчетвером на сцену и встали к публике спиной, аплодисменты стали затихать, и под эти подобные всплескам воды рукоплескания игла опустилась на диск, а через долю секунды кнопка на «Легенде» была бесшумно нажата и тогда... А теперь, представьте, или лучше послушайте все эти похожие на сработавшую сигнализацию космической станции сигналы, звуки  как будто разбуженной ими полуавтоматической и электронной техники на огромной и в то же время вполне допустимой громкости, раздавшиеся в затихшем зале.  Естественно, что визуализацией всей этой переместившейся прямо в зал робототехники будущего были мы. Во время первых четырех сигналов мы по очереди поворачивали головы в левую сторону, затем под «т-р-р-р-р» синхронно в правую, и легкую волну на последний басовый звук от первого к четвертому, т.е. справа, налево. То же, только в обратном порядке, на вторую порцию сигналов, а на третий каждый, слегка подергиваясь, словно подготавливая себя к работе, с легкой волной от головы к ногам и обратно к голове повернулся к публике. Мы были одеты в белые нейлоновые водолазки, черные брюки, а на ногах были взятые взаймы черные, кому не повезло серые, кроссовки, а руки мы держали на груди скрещенными, чтобы до начала танца зрители не видели, что у перчаток обрезаны пальцы. Разумеется, на глазах были черные солнцезащитные очки, раздобытые каждым лично для себя по своим каналам. Конечно разнокалиберные, а о «лисичках» у нас тогда никто и не слышал, но это уже не имело никакого значения. Публика ахнула, это так называется, но на самом деле это такой дружный шумный вдох при встрече с неожиданным, свойственный любому. А когда зазвучали, словно бьющие током или стреляющие лазером, басы, обработанные эффектом «Delay» (это множащий исходный сигнал эффект, создающий иллюзию быстро повторяющегося эха) и мы с каменными лицами под прессующий ритм, механическим шагом двинулись на зал, ученики и учителя повставали со своих мест. Конечно, это был минутный порыв, и затем все сели, хотя некоторым помогли (говорили, что были нервный смех, зажмуривание и мелкое отказывающее видимой реальности трясение головой). Когда звучал первый куплет, один из нас имитировал «вокально-машинное» исполнение, а другие выполняли, в общем-то, нехитрые, но всегда либо синхронные, либо передаваемые по принципу эстафеты движения. На рефрене мы синхронно открывали рты под «Ви зуки роботер» («Wir sing die Roboter») и делали те самые движения, свойственные анимационным куклам в оригинальном клипе к этой песне, хотя никто из нас не видел этого и видеть не мог. Эра видеомагнитофонов началась только в Москве и то только вокруг магазина «Берёзка». Просто эти движения подсказывала нам музыка. Можно даже сказать, что визуальная расшифровка этой музыки была именно такой. Затем я, используя невидимый канат, словно преодолевая сопротивление некой неземной энергии, продвигался прямо к публике на край сцены, а ребята становились сзади меня друг за другом, словно это был один робот, у которого было шесть рук, внизу, посередине и вверху по две. И вот, наконец, в странной, такой непривычной для слуха советского человека композиции «чехословацкой» группы, в которой роботы (кто же еще?!) поют на немецком языке, вдруг раздаются русские слова, и их явно произносит обученная говорить на русском машина, да ещё ошибаясь в последнем слоге: «Я твой слуга, я твой работники». На первый слог я указывал себе в центр груди, а на второй в зал.  И вдруг зал одним движением встал, кроме некоторых членов жюри, которые напряженно и испугано смотрели на своих учеников, превратившихся во что-то непонятное, а значит, скорее всего, неуправляемое и, конечно, опасное… Когда музыка продолжилась звонким синтезаторным проигрышем и с помощью невидимых зеркал мы вчетвером образовали незримый стеклянный куб, народ стал дружно хлопать сначала в такт затем в долю. Словами нельзя передать, что мог чувствовать я, двенадцатилетний малый, реально ощутивший себя нечеловеческим существом… Это были просто нереальные ощущения человека, мечтающего взлететь и домечтавшегося до того, что он вдруг оторвался от земли. Я продолжал танцевать, но на самом деле я парил над залом, и достоверность этого была с невероятной мощностью усилена реакцией зрителей, их энтузиазмом и энергией, просто хлынувшей на нас. Что касается остальных роботов, то у многих тряслись руки и некоторые не попадали в такт музыки, я же от стараний забыл половину движений, а глаза мои заливал пот, однако я знал, что буду танцевать, пока будет звучать композиция. Ведь всё это придумал я и значит я должен вместе с моими товарищами признаться народу, что мы их «СЛУГА», и что мы их «РАБОТНИКИ». На второй половине вещи аплодисментов стало меньше, а потом они и вовсе стихли, зал был загипнотизирован. Годы спустя я узнал, что шоу KRAFTWERK, критикой описываются как «…доклад на научной конференции, мультимедиа шоу, сеанс гипноза». Конечно, сами «Крафты», кроме того, используют всегда самые последние достижения электроники в визуализации своей музыки во время живых шоу. Но я думаю, всё же главное музыка. И в этом я впервые убедился тогда, весной 1986 года. На определенной громкости этот музон производит именно гипнотизирующий эффект. И, видимо, такая громкость у нас была. В финале композиции, где напряжение увеличивается, усиливаются обволакивающие атмосферные аккорды, рефрен повторяется чаще и как бы настойчивее, хотя если быть дотошным, а в данной ситуации я могу вести себя только подобным образом, то правильнее было бы сказать не настойчиво, а обреченно! Именно это почувствовали ученики и все остальные. За чеканным, прессующим ритмом, стреляющими и пульсирующими басами, но главное за этим голосом реального робота, люди почувствовали неотвратимость будущего, неумолимо наступавшего с каждой долей секунды, и в нём по-видимому, было мало места тому, что называется человечностью. Мы роботы, внушал голос «Человека-Машины» оцепеневшей детворе и её наставникам, мы роботы и это непоправимо…Мы наступаем и нас не остановить. Мы же, каждый старательно играя свою роль, превратились в эти самые холодные электронные машины, живое доказательство катастрофы, и просто нависали над публикой, а она притихла, как те самые бандерлоги перед хищником Ка. Я видел раскрытые рты, уставившиеся на меня немигающие глаза, слегка покачивающиеся в ритм головы, шевелящиеся губы, словно заворожено повторяющие рефрен… «Нечеловеческое, слишком нечеловеческое», сказал бы Ницше. Да, это был перебор. Когда я подумал об этом, у меня уже не было сил для танца, и я мечтал, чтоб Ренат или кто-то ещё догадался аккуратно заглушить музыку. Но Ренат давно уже влился в коллективное бессознательное зала, а с залом происходило что-то необъяснимое и пугающее. Словно музыка переместила всех в ту самую машину, в которую приглашают PF в композиции «Welcome to Machine», и выхода из неё нет…
        Однако в зале нашелся человек, сумевший выйти из этой машины… Это была железная леди нашей школы Любовь Филлиповна. Она стремительно поднялась на сцену и прежде, чем к вертушке метнулся Ренат, сняла иголку… Далее последовала сцена, которую можно было бы назвать немой, если бы не голос за кадром, вежливо и уверенно настаивающий «Я твой слуга, я твой работники». Любовь Филипповна, не веря своим ушам и вообще уже, по-моему, отказывающаяся верить реальности, разведя руками, повернулась к залу. Рот её был слегка приоткрыт, думаю, прочая описательная терминология здесь будет излишней. Музыка должна была остановиться, ведь игла была снята… Откуда железной и все-таки уже пожилой женщине знать, что куда-то что-то можно подключить и так легко и просто красиво (другое слово не приходит в голову) обмануть всех. Ввести всю аудиторию в такое заблуждение, посредством которого она очутилась в трансе, да и Бог знает где ещё… Но, что касается меня, то я, несмотря на не самое лучшее самочувствие, считал, что раз музыка продолжается, мы должны танцевать, и пока танцевал я, моя группа танцевала со мной. Хотя, танцем это было уже трудно назвать. Наверное, мы походили на группу ополоумевших андроидов, с севшими аккумуляторами, бессмысленно перемещаясь по сцене, нелепо манипулируя своими едва уже послушными конечностями.  Мы танцевали и потому не видели, что происходит у нас за спиной. Остановили нас крики, внезапно исчезнувшая музыка, фамилии, имена, топот, угрозы. Но, поверьте, на самом деле там уже ничего интересного не происходило. Всё самое главное и самое интересное в этом вечере уже произошло. Хотя, чтоб вы знали, чем это тогда кончилось, добавлю: следующим после Железной Леди на сцену поднялся директор с криком прекратить музыку. Разошедшийся робот, словно подавившись гайкой, наконец, заткнулся. «А ну-ка марш со сцены, клоуны сопливые», - рявкнул директор в нашу сторону. Мы вынуждены были ретироваться за кулисы, и бросились в коморку, она же гримерка, раздевалка, репетиционная база. Но зал уже изменился, выйдя из оцепенения, он просто сорвался с петель. Началось всеобщее безумие, самые сознательные, те, которых сейчас называют неформалы, кинулись за нами на сцену. Слава Богу, вызванные на подмогу учителя преградили путь, словно заколдованным ученикам. Зато к нам вломился дрек.
     - Это что же вы такое показываете, а? Это значит вы наши слуги, да вы знаете, что пришлось пережить нашему народу, чтобы вы могли… Чтобы теперь вы глумились над ценностями нашей страны? Завтра все с родителями. Ты смотри, какие умные, всех обманули, - дрек патетически затряс ладонями и старческим негодующим лицом.
   - Ещё и говорят по-русски, нахалы! -  Вдруг, словно впервые увидев нас, сказал дрек, и выпучил глаза…
      Из школы нас выпустили только через два часа. А потом мы узнали, что все, начиная с шестого класса по восьмой, не покидали двора школы, желая убедиться в том, что мы это мы, и выразить свои трудно и сложно подчиненные чувства. Впрочем, всем желающим это удалось сделать на следующий день. Несмотря что все мы были с родителями, с нами здоровались все, кому не лень, группы девочек и ребят, стоявшие в коридорах, разворачивались, видя нас, и показывали пальцами. Тут и там раздавались восторженные, насмешливые или кокетливые выкрики «О, роботы пришли!», «Я твой слуга, ха-ха-ха-ха…», «Кровнин, ты мой работники…». И хотя у директора нас планировали хорошенько отдуплить, было понятно, что, по крайней мере, сейчас дозвониться будет нереально. Родители же понимали, что так или иначе их дети прославились, став чем-то вроде школьных кумиров, поэтому поздравлений в итоге было больше, чем промывания мозгов и всего патетического, слишком патетического.
















© Copyright: Макс Аврелий, 2015
_________________________________________

ВНИМАНИЕ ДРУЗЬЯ!
Мой многострадальный роман "Моленсоух. История Одной Индивидуации" снова изъят комиссией Роскомнадзора из всех магазинов города Москвы по "Формуляру №ФИ 66-379120" вердикт которого гласит "Содержание романа некорректно по отношению к современной действительности".

Сейчас, я продаю свою книгу в Москве с рук.
Чаще всего меня можно увидеть на ступенях музея Владимира Маяковского на Лубянке.
Это соседний подъезд одного здания в котором находится пресловутый торговый дом. Видео, моих "чтений на ступенях" можно посмотреть по ссылке, о которой речь ниже.
Активным пользователям и-нета предлагается посетить страничку где есть и текст, и картинка и для прослушивания треков ЕМ расположенных под текстом достаточно нажать кнопку...Вот ссылка на официальную группу в Контакте.

https://vk.com/molensouhmaksavrely.

по этой же ссылке можно просмотреть фрагмент видеоспектакля Сергея Степанова снятого по книге, и прочесть книгу

книгу можно заказать здесь:
http://idbg.ru/catalog/molensouh-istoriya-odnoj-indiv..
если ссылка не высвечивается, скопируйте в браузер и вы сможете посетить
и-нет магазин "Библио-Глобус", где можно заказать книгу.

Спасибо, за Ваше внимание и поддержку в борьбе, за право на жизнь моей книги друзья!
* SUPRAPHON, некогда ведущий чешский лейбл винила.
** Имеется ввиду «The Best Of Italo Disco Hits», так называлась серия многочисленных сборников итальянской поп-музыки.
*** «Radio station» Rockets

книгу можно заказать здесь:
если ссылка не высвечивается, скопируйте в браузер ивы сможете посетить
сайт издательства "Библио-Глобус", где можно заказать книгу.