Замкнутая цепь

               


Saches aussiquil n`ya rien de plus comktun que de faire le mal pour le plairir de  le faire.
(Знайте же, что нет ничего более обычного, чем делать зло из удовольствия делать его)
               
                Автор Известен
   
                «Садись и не бойся здесь
                Ничего…Он почувствовал, что
                у него пропал голос. Его
                начинало трясти
                - это была лихорадка ужаса» *
               


«Чушь – это то, что всегда говорят люди. Всегда – это значит во всех ситуациях. Это значит, что люди никогда не говорят чего-то серьёзного, умного или просто толкового, - они всегда просто болтают языком. Всё, что слетает с их языка – это обращённое в звук желание трахаться…». Однажды, находясь в состоянии сильнейшего аффекта, я сжег все тюремные дневники, тетради с повестями и рассказами, а если бы нет, то сейчас мы могли бы прочесть там много подобных вышеприведенному, заключений.
         Половое воздержание, или ничего и никого не траханье порождает, как известно, всяческие истерии и психозы. Мы, оторванные от общества юные зеки, лишённые каких-то маломальских плотских радостей, просто сходили с ума от чёрной тоски, которая съедала наши заморенные чресла. Кроме того, в нас бушевали накапливаемые резервуары обычной механической силы, ведь мы только залипали и хавали. В перестроечные времена зоны не работали: старые экономические связи лопнули, новых ещё построено не было, ну а уж тюрьмы не работали и подавно.
         Единственной отдушиной было пожирание чифира и себе подобных. Чифир дарит ощущение эйфории, но с другой стороны, энергия, просыпающаяся в тебе, просто безумна! Обожравшись чифира малолетки наперебой рассказывали друг другу о своих воровских, ратных и любовных подвигах. Поначалу во время адаптации я принимал участие во всём этом, но когда понял, что моего обязательного участия не требуется, завел тетрадь и стал делать первые записи. По началу я продолжал писать начатый ещё в кульке** роман, но через какое-то время понял, что пишу о том, что стало началом того пути, который привел меня на эти нары. И я решил, что буду писать о чем-то, чего не было ни со мной, ни с кем-то ещё, о том чего быть не может. Однажды, когда часам к пяти утра народ угомонился, я заварил «купца» ***, взял новую тетрадь, уселся за общак и приступил… Сначала я придумал себе псевдоним «Михаир Эграпо», затем придумал название повести - «Замкнутая Цепь» и стал размышлять, о чём бы это могло быть. И так, я начал работу над первым произведением, которое мне предстояло закончить. На создание повести, ушло в общей сложности пять месяцев, ушло бы меньше, но за эти пять месяцев много чего ещё произошло…
       Писать было трудно. Времени на это было не так-то много, укладывались все обычно к утру, а в шесть часов уже объявлялся подъём. После проверки, правда, все опять ложились, но ложился и я, так как отдыхать надо было и мне. В двенадцать часов хата просыпалась на обед, после обеда варился чифир, и начиналась малолетская тюремная жизнь. Пацану, не отсидевшему месяц вести прописки нельзя, но после месяца хата, зная мою изобретательность, единогласно выбрала меня главным «пропищиком». Я стал кем-то вроде великого инквизитора камерного масштаба. Что ж, раз вы не даете мне воплотить мою творческую энергию как я хочу, я воплощаю её, как могу…. И тогда я впервые убедился, что я вовсе не хороший мальчик, каким считал себя в душе, а на самом деле жестокий и хладнокровный извращенец. Я, конечно, уже знал, что могу быть жесток, но это было вроде как «по Раскольниковски», когда благородная цель оправдывает неблагородные средства, и вдруг выясняется, что я прямо как по Просперу Мериме «делаю зло из удовольствия делать его». Все предыдущие прописки типа той, что прошел Саша Белянчик, могли теперь показаться малолеткам детской шалостью. Удары ложкой по голове и небольшой мордобой в финале сменили по истине садистские изобретения. В ходе моих игрушек пацанам приходилось класть член на раскаленный ступенатор (игра «х… клади»), просиживать по пол часа под струей холодной воды (игра «водолаз»), прыгать вниз головой на расставленные шахматы (тест «пацан сказал - пацан сделал»), тянуть друг друга за яйца (в игре «бычий бой») и т.д. и т.п. Однажды игра пошла не по плану. В самом разгаре нас прервал шмон, и она была отложена до завтра. Когда все уснули, и я сел за тетрадь ко мне подошел испытуемый. Он понял, что пощады не будет, а пацаны, по простоте душевной такого наговорили ему про завтрашний день, что он решил попросту договориться со мной. А что он мог предложить мне? В малолетской хате, все равны в материальном плане…. Он банально отсосал, а на следующий день был по всем законам малолетского общежития, перед всей хатой объявлен мной пидарасом. Поступить по-другому, я просто не имел права, а также не мог отказаться от минета, так как тот, кто предложил его мне, находясь в условиях, предполагающих как минимум осторожность, а как максимум - мужество, был либо слишком глуп для того, чтобы жить достойно, либо не был мужчиной априори…. Апостериори, с моей помощью он всего лишь натурализовался, то есть стал тем, кем был на самом деле. Проще говоря, он хотел «договориться» со мной, и это ему удалось. После столь печального происшествия, новобранцы, которым малолетки сразу рассказывали о моем отношении к трусам, не пытались «договариваться» со мной, и в большинстве случаев, система получала своих новых врагов.  Тех, кто на малолетке гордо и мужественно носит звание Пацана.
       
        Работать над повестью я начал через полтора месяца после ареста, в середине января, а в конце февраля меня увезли на дурку для тщательной проверки моей нервной системы, на этом настоял отец. После дурки меня привезли обратно в тюрьму, признав вменяемым, но на дурке я успел посмотреть первые две части легендарного триллера «ОMEN». Вдохновленный фильмом я стал работать над созданием канвы для задуманной вещи.  В хате, где я теперь находился, пацанов, было всего четверо, а ещё четверо оказались так называемыми воспетами, то есть настоящими козлами: взрослыми зеками, которые отказывались сидеть с такими же, как они по каким-то там грязным причинам. В общем, это так называемая воспитательная хата, или «прессхата». И таких, в Акшувольской тюрьме, было две. В одной из них может как раз в то время – опустили моего подельника Кузю. После случая с договорщиком, администрация решила определить меня туда, где я не смог бы проявлять себя как лидер и я оказался там, где мне было нужно быть, так как места игрушкам, пропискам и подобного этому, здесь не было, и я мог спокойно продолжить работу над повестью. Героя я назвал Робертом, и вглядываясь в создаваемую мной реальность, действительность моего героя, я представлял себе Радика. Через несколько месяцев, когда мы встретились с ним в ВТК (Воспитательно-Трудовая Колония), я узнал от него кое что потрясающее. Оказывается, пытаясь отвлечься от лагерной действительности Радик, представлял себе любовь с девушкой, которая на самом деле была уже мертва, это был его лагерный роман с фантомом. Он потом объяснил, что такое общение давало ему возможность некоего виртуального контакта, которое при силе его воображения со временем стало казаться ему реальным. И в то, же время он мужественно осознавал, что ни на что кроме такого общения ему рассчитывать не приходится, а потому «не фига и париться». Он мог встречаться с ней, когда хотел, например, после отбоя….
        EM: Absurd Inspiration «Far Away». Однако, рано или поздно всему, и плохому и хорошему приходит конец, и я был хорошо об этом осведомлен. Как только я закончил «Замкнутую Цепь», мне принесли «объебон» (подтверждение обвинительного заключения). Через три дня я был вызван и отправлен в здание суда, где меня оповестили о том, что я приговорен к шести годам лишения свободы, как организатор преступления, совершенного при отягощающих вину обстоятельствах: сговор лиц и применение холодного оружия. Через неделю, когда мне принесли подтверждение приговора, я отправился в путь, или «профессионально» выражаясь по этапу.  На ближайшие шесть лет моя судьба была определена…
         «Мальчик для битья», необходимый на этапе «козел отпущения», судьбой был уже так же определен. Им был Кузя, которого уже никакими средствами спасти было нельзя, ибо он имел статус «опущенного». Хотя это было для меня сюрпризом, одним из очередных, укрепляющих сердце сюрпризов, посыпавшихся на меня, как из рога изобилия после того, как я «переступил порог» и очутился «Jenseits von gut und bose» (по ту сторону добра и зла). ****
       Когда я, и вся моя супергруппа оказались в тюрьме, с Кузей произошло что-то странное. Из интернатского хулигана, и нахалёныша, он вдруг превратился в хныкающего тюфяка. Перед тем, как отправить вновь прибывших, или «новеньких» по хатам, опера спрашивают каждого по отдельности - к кому, мол, в хату пойдете? И предлагают варианты. Не знаю, что предлагали Калеке и Яхелю (нашим подельникам), они были взросляки, меня опер спросил, «ну чё, к пацанам или куда…?», я сказал «К пацанам», и очутился среди пацанов, не знаю, что сказал Кузя, но точно что-то не то, потому, что очутился в хате с отморозками. Обо всём этом я узнал, когда уже мы с Кузей ехали по этапу в ВТК. Нам предстояло кормить клопов в Воронеже, замерзать и спать стоя в Липецке, голодать, опять же мерзнуть, кормить вшей и огребать люлей на Липецке. Такой маршрут разработали в спецотделе ГУИН***** для нас, малолеток тяжелостатейников. Всех нас везли на Усмань, где близ поселка Ново-Углянка, расположилась красная малолетская зона, в которой от жигана и уркагана по планам воспитателей должны были остаться только рожки да ножки. Рожки - козлиные, а ножки - на мягких лапках, норовящие пробежаться до оперчасти и постучать на своих, чтобы иметь виды на УДО. В зоне в этой, курить официально запрещено, раскуривание сигареты расценивается как нарушение режима содержания, а что касается изготовления и употребления чифира, то это настоящий бунт и за это можно загреметь в Шизо******, откуда ты можешь не вернуться, или вернешься инвалидом, не физическим так моральным уродом с душевной травмой на всю жизнь. Хозяин всё сделал так, чтобы правонарушать малолетки боялись больше работы, голода и беспредела бугров. В Шизо – опускали. «Ломом подпоясанные» бугры–каратели, жили в специальном бараке, где-то за зоной. «Где», конечно никто не знал. Ночью их привозили в Шизо и подсаживали по двое, а то и по трое к особо дерзким пацанам так называемым Отрицалам. За ночь каратели доводили малолетку до того, что утром он подписывал документ о вступлении в актив зоны, иначе его опускали. Двое с него снимали штаны и держали, а третий прикасался головкой члена к его сфинктеру. После этого по Шизо, якобы пацанами, объявлялось, что имярек - отныне пидар. Были, конечно, и такие малолетки, которых и в впятером и вшестером не могли опустить, тех просто умерщвляли. Они сидели в каменной башне до тех пор, пока у них не заводился тубак. Когда парень начинал кашлять кровью, его медленно вывозили на больничку. В таком темпе, чтобы по дороге, или по прибытии, он умер. У таких малолеток, родителей либо нет вообще, либо они уже давно отказались от своего буйного дитяти. Поэтому за смерть малолетки, спрашивать было некому. Ну, а на административном уровне всё было схвачено. Есть такое слово – система.
         На протяжении всего этапа, Кузя был для всех малолеток на этапе любовницей, уборщицей, прачкой, массажисткой и т.д. Путь же наш был долгим. Этап, как я уже говорил, был особенным. Везли малолеток – тяжелостатейников: грабителей, насильников, убивцев, или, как в моём случае, гоп-стопщиков, именно такую квалификацию мне присудили в суде и утвердили в тюрьме. Администрация колонии, куда направлялся наш этап, через сопровождающего офицера вела наблюдение за особенностями характера неофитов и вообще общим настроем группы. Поведение и настороение наши были ужасными: «Горячий был народ на паровозе», - как пел бард. Посему, решено было завести нас, для профилактически-воспитательных мер, на Елецкую спецтюрьму, известную в «профессиональных» кругах как «Красная полоса». Такие курортные комплексы построены и заселены особо активными и одарёнными в деле подрыва ментовской власти в лагерях и тюрьмах уголовниками, для их же уничтожения.
         На этой тюрьме, опера и матёрые охранники отрабатывали на нас приёмы восточных единоборств, кормили водянистой баландой и заставляли с утра до вечера мыть асфальт во дворе. Как говорится: «Привет ворам рецидивистам, смерть ментам и активистам».
         
EM: Adamsky «Killer».  сейчас, когда я закончил последние, точнее предыдущие, надеюсь не последние, строки, из динамиков проигрывателя зазвучала вещь «Killer» Adamsky. Просто, пришла её очередь в заряженном в Winamp сборнике, составленном мной специально для сопровождения моей литературной работы, перед тем как сесть за комп. И так, я услышал электро-барабаны, фанковые басы в долю, космические стринги, и забегали по моим рукам и затылку кровавые мурашки.
         Дело в том, что, за несколько дней до того, как оказаться с подельниками в машине, увозящей нас из юности и свободы в неволю (в недавнем прошлом группу «ЛКВ» (Лицо К Виселице)), а в настоящем подельничков – гоп-стопщиков), мы с Калекой прошвырнулись до какого-то кабака и там, попивая сладкое, независимо от собственно вкусовых качеств, вино юности, мы слушали эту самую вещь в исполнении Сила (SEAL) и Адамски, но написал, аранжировал и записал весь инструментал композиции именно Адамски, а потому я знал её благодаря вечернему телевидению, именно как ADAMSKY . Тогда, этот электрофанковый хаус-хит, построенный на одном басовом рифе, переигранный позднее Джорджем Майклом (Gorge Michel), и ATB, помог мне задуматься над многими вещами. Слушая эти магические заклинания чернокожего певца на фоне чеканящей ритм драм-машины и ледяных синтезаторных пассажей, я содрогался всем своим тинейджерским существом от осознания того, что на мне лежит проклятие быть человеком. Участь, с которой я не хотел мириться и не видел реальных возможностей ей противиться. Чья-то рука ведёт меня – думал я, и я должен вырваться из зажима, из своего социального строя, из повседневности, чего бы мне это не стоило; я сделаю рывок, я не остановлюсь ни перед чем, но я не буду жить по чьим-то абсурдным, к тому же аморфным нормам («норма не имеет признаков») «человеческого общежития», по которым никто кроме обманутых и желающих быть обманутыми, советских люмпенов, давно уже не живет. Эти мысли, плюс эта песенка, тогда сорвали мне башню. Помню, перед глазами у меня промелькнула сцена из будущего: я увидел себя в какой-то машине, глядящим на мир через решетку. Но тогда это видение не испугало меня. Музыка словно говорила мне: «Плевать на всё, ты необычное существо, исключение из правил, всё, что другие считают важным, для тебя пустое дребезжание воздуха в беззубых ртах старых пердунов на службе морали, ты не должен считаться с тем, что заставляет других считаться с другими, ты должен вырваться, а значит спастись, а спасение утопающих в дерьме советского общественного туалета, дело рук самих утопающих. Выберись, выкарабкайся, вырвись или сдохни…». Слушая сейчас эти же, по-моему, не потерявшие актуальность гармонии, я думаю: а если бы тогда мне сказали, что за свою дерзость мне придётся расплачиваться свободой, остановился бы я? И я сам себе отвечаю: нет, даже обещание неминуемой смерти не смогли бы поколебать моей решимости. И музыка, как всегда была со мною за одно. Как океан заодно с отчаянным экипажем безымянного корабля, в любимой с детства песне Высоцкого «Ещё не вечер».      
         
         Однажды наш этап всё-таки приехал на зону. Если, прибегнуть к помощи богословской терминологии, то тюрьму можно сравнивать с чистилищем, а малолетку усиленного режима - с самой настоящей преисподней. Так думал я тогда, потому что кроме тюрьмы, другого пороху мне нюхать ещё не приходилось…. В ВТК, из сентиментальных малолеток, делают настоящих волков, позорных, конечно же. Т.е. сначала щенки становятся собаками, затем собаки дичают и становятся волками, а позорными потому, что быть животным нехорошо. Ну а волков держат в волчатнике, официально известном, как ИТК (исправительно-трудовая колония) или «Взросляк».
         Кстати, пока я ещё только превращался в четвероногого друга человечества, жизнь сделала мне вполне человеческий подарок – я оказался в той же малолетке, что и Радик, и как в старые добрые времена вместе мы решали стратегические вопросы нашей жизни.

*Второй эпиграф взят из повести М. Эграпо «Замкнутая цепь».
**Кулёк - Культурно-Просветительное Училище, где я учился и где собрал группу ЛКВ, вместе с участниками которой, оказался в тюрьме.
***Купец - Крепкий чай, слабее чифира.
****«По ту сторону добра и зла», одна из ключевых книг Ницше, ознаменовавшая его переход к радикализму и систематизации своих взглядов.
*****Государственное Управление Исполнения Наказаний.
******Шизо - Штрафной Изолятор.
KILLER……………………………………………………………………………………………………………….






-----------------------------------------------------------

книгу можно заказать здесь:
http://idbg.ru/catalog/molensouh-istoriya-odnoj-indiv..
если ссылка не высвечивается, скопируйте в браузер и вы сможете посетить
и-нет магазин "Библио-Глобус", где можно заказать книгу.


Рецензии