Аткуль

                Аткуль. 1953 год.
  Андрей Васильевич Важенин - муж двоюродной сестры моей мамы тети Нюры. Они живут в деревне Аткуль в пятидесяти километрах от Челябинска, и мы едем к ним пожить на время. Мы - это мама, мой младший брат Витька и я. Поживем мы три недели, мамин отпуск закончится и мы вернемся домой: у меня каникулы, а Витька еще не ходит в школу, вообще вольный человек.
 Важенины - это родня моей мамы. На Южном Урале эта казацкая фамилия распространена более, чем фамилия Ивановых.
  До трамвая от нашего дома на Плановом поселке ЧТЗ идти пешком полчаса. Встаем раным-рано. Нести наши вещи и запас продуктов надо с главным носильщиком - нашим отцом. Ну а ему на том же трамвае на работу к 7 часам. Обычно мы с братом не встаем от сна в такую рань, но суровые родители подняли, не жалея, и по свежей утренней прохладе, под слепящим яростным солнышком мы топаем на остановку, носящую народное название Башня. Трамвай до района КБС - номер 8. Беда в том, что нужен он не только нам, но и всем тем, кто спешит на заводы к 7-00, 7-30 и 8-00. И когда подьезжает первый из нужных трамваев, видим, как из дверей свисают люди. Три человека все же сошли на остановке, зато двадцать ринулись внутрь, почти стоптав меня и брата. В последний момент родители выдернули нас из-под толпы и загородили своими телами. Следующий трамвай пришел таким же полным, и мама сказала отцу:  Поезжай. Мы теперь сами.
  Отец вцепился в поручень трамвая, повис на руках, так он и уехал, все оглядываясь на нас. Третьего трамвая номер восемь не было долго. И мы, представив, сколько человек он соберет с остановок, отчаялись совсем. Но долгожданный подкатил. И был он неожиданно не только не набитым, а вовсе даже полупустым. Нам повезло: этот вагон вышел пустым из депо на предыдущей остановке. Кряхтя и напрягаясь тащили мы себя, мешки и котомки по крутым ступеням трамвая. И когда он двинулся, вместе с удовлетворением поселилась в умах тревога. А как дальше? А справимся ли? А успеем ли доехать до ночи? 
  Конечная остановка трамвая номер 8 была на трамвайном кольце. Здесь начинался далекий для нас Ленинский район Челябинска. Но с этого же кольца уходил в сторону города Копейска необходимый нам трамвай номер 13.  Здесь каждому можно было занять по два места - настолько пустым пошел вагон. И потому расположившись вольготно, разместив узлы, стали глазеть на проплывавшие за окнами задворки Челябинска.
   Вот заборы и ворота автобаз и ремзон, вот проходная второго по величине городского гиганта - завода станкостроительного, задний забор ТЭЦ-2 справа и цепь небольших камышовых болотец слева. Потом рощицы, кусты и снова дома. Это уже поселок кузнечно-прессового завода. Уже потом, много лет спустя, я узнал, где и что, а тогда виденное впервые в жизни - все вызывало жадный интерес - ведь мне было только 8 лет. И снова кольцо рельс и конечная остановка.
  Выходим в поле. Растоптанная и разьезженная пыльная дорога ведет нас к переезду через  железную дорогу. Минуем шлагбаум и видим где-то впереди стоящий трамвай. Группа сошедших с нашего трамвая людей уже ускорилась в своем движении и мы, трое, нагруженные добром, все больше и больше отстаем от основной группы. Люди впереди прыгают и прыгают в двери вагона, а когда нам остается протащиться метров тридцать, трамвай, зазвонив, дернулся и поехал.
 - Чтоб тебе пусто было,- обругала вагоновожатую мама. И когда тяжело дыша, мы достигли утоптанного прямоугольника остановки, обругала ее еще раз.
 
   Кругом пустырь, заросший чахлой травкой. Вдали сзади и вдали спереди какие-то постройки, дома, лачуги, корпуса небольших предприятий. По дороге через переезд время от времени проедет какой-нибудь грузовик, чаще всего трехтонный ГАЗ. Солнце палит, хотя еще утро. Скучно до изнеможения. Вот вдали показался автобус. Мама рванула к автобусной остановке, она оказывается тоже тут, но, присмотревшись, остыла и успокоилась. Автобус, оседая задом на ухабах, плавно раскачивался влево, вправо. Он не остановился, мы увидели сквозь стекла его окон внутри спрессованную людскую массу.
  А когда солидный автобус исчез в перспективе, там , в этой перспективе появился трамвай и стал быстро
вырастать в размерах. Наш трамвай. Ура! Ура, да не совсем. Заглядевшись на автобусно-трамвайное родео, мы  очнулись среди толпы новых пассажиров. Это, сзади подкравшись, высадил десант очередной трамвай 13 маршрута. И был этот десант гораздо основательнее нашего, предыдущего. Пришлось потолкаться, но даже переволновавшись, мы влезли в первую дверь вагона после двух сильных наглых мужиков и нескольких ругавших их теток. И, о чудо, нам досталось одно на троих сидячее место. Здесь-то мы и разместились втроем и в обществе нашей поклажи.    

  Третья конечная остановка трамвая была уже в городе Копейске. Рядом небольшой домик автостанции.  Дальше нам ехать на автобусе. Автобусы подходят один за другим. Основательная толпа кидается на каждый, будто хочет его опрокинуть.
  - Господи, - тихонько говорит мама, - как же тут уехать.
Но автобусы, еле трогаясь, скрипя подвеской и чихая движками от перегрузки, помаленьку побеждают толпу. И когда подходит наш автобус, толпа уже не кажется непобедимой, и мы, призвав на помощь весь сегодняшний опыт, со всеми кидаемся на штурм. Штурм удался. Мама с сумками пристроилась за водительской кабиной, отгородив брата. Я остался в проходе. Водитель перегнулся к двери, взялся за рычаг и потянул его к себе. Рычаг потянул за собой штангу, держащую дверь и та закрылась.
  - Иди сюда, - кивнул мне водитель. Мама тоже кивнула, и я, нагнувшись, пролез под штангой, встав к лобовому стеклу. Наш автобус старчески тронулся, вальяжно качаясь из стороны в сторону. Убедившись, что все на месте и нажим толпы мне не грозит, я уставился в лобовое стекло. Слева и справа проплывали домики города Копейска. В нашем Плановом поселке дома были, пожалуй, получше. Хотя вот пошли уже и двухэтажные, потом они сменились бараками. В каждом бараке в стене насчитывалось более десяти окон.
Отец рассказывал, каждое окно - одна комната, каждая комната - семья. Подумалось, как весело, наверное, людям жить в бараках. Все вместе, детей там много и не надо разыскивать друзей по улице, достаточно пробежаться по коридору барака. А зимой из каждой трубы над каждым окном идет дым,ты топишь печку и все соседи топят печки - тепло.
  Кстати, в моем уютном уголке у лобового окна я был не один. Рядом стоял суворовец во всей парадной форме, с маленьким чемоданчиком в руках. Во всю дорогу я косился на него - он был чуть постарше меня. Великолепная, почти офицерская форма сидела на нем, как влитая. И еще он оригинально прикусывал зубами щеку и демонстрировал ямочку на этой щеке. Отвернувшись, я прикусил щеку себе. Все равно сравняться с суворовцем выправкой и формой мне не по силам.
      Впереди, слева и справа из земли росли огромные вытянутые конусы. Ближние повыше, дальние пониже, они составляли какой-то непривычный пейзаж. Почти все окутаны дымком. Терриконы, ранее обьяснила мне мама. Они выросли из породы, вынутой из многочисленных шахт шахтерского города Копейска.  Ближний террикон возвышался высоко-высоко, и он курился дымком на середине высоты.
Его бок лизали огненные языки горящего угля. Они были малы по сравнению с громадой горы. По верху террикона бежали крохотные вагонетки. Вот они остановились, дружно опрокинули кузова и очередная порция породы и некачественного угля покатилась на бок террикона в самый центр дыма и огненных языков. Вагонетки вернули кузова на место и побежали назад.
 - Пятидесятая шахта!- кондуктор прокричала название остановки, и мы покинули наш железный ковчег.
Одолев полдороги, были мы в копейском поселке Бажово. Вдоль дороги стояли неказистые домишки, заборчики, плетеные из веток, собранные из ржавой жести, огрызков черепицы и других отходов цивилизации. 
  - Кажется, сюда,- попетляв по улочкам, мама толкнула калитку.
  - Лиза приехала, - навстречу выбежала тетка, младшая мамина сестра Мария. - Ого как вас много. Расцеловалась с мамой. - Ну давайте в дом.
  Дом был землянкой. Неширокая траншея спускалась земляными ступеньками вниз и упиралась в дверь.
Слева от двери ниже уровня земли было маленькое окошечко. Перед окном в земле выбрана ниша. Крыша
землянки тоже засыпана землей со шлаком, из холмика торчала кирпичная труба.
  Внутри небольшая комната с печкой посередине. У окна небольшой стол с табуретками. За печкой слева
железная кровать, за печкой справа деревянные нары. Стены обиты досками, в немногочисленных щелях между ними видна земля.
  Пока собирали на стол, мы с братом, выскочив во двор, обследовали окресности. Нас загнали обратно.
  Пришел с работы хозяин, наш дядька, Лебедев Александр Иванович. Высокий, румяный, настоящий
блондин, с очень светлыми волосами и ресницами. Он - электрик на шахте, воевал, много раз ранен.
Умылся, сел за стол и тут же на колени к нему запрыгнула сестра, четырехлетняя Люба.
  Разговоры взрослых нам неинтересны. А вот двор - это другое дело. Сначала на крышу землянки - поросший травой холмик. Какие-то ящики лежат вокруг. А вот железная труба продолжает кирпичную.
Как она, интересно, крепится?
  - Сережка, печку сломаешь! - высунулась из дома тетка. Труба держалась хорошо, но лучше не испытывать.
  Спать мы втроем легли на нары у стены. Дядька с ужина и до полночи строил дом на поселке, а когда нас с братом разбудили опять раным-рано, он уже ушел на работу.

  На перекрестке четырех грунтовых дорог мы были в семь часов утра. Тетка привела сюда, здесь шли грузовики в нужном направлении. Задача была - поймать попутку. Тут же подошли еще три тетки с узлами.
Конкуренты, однако.
  От недалеких домишек, гудя мотором, приближался грузовик. Тетка бросилась на дорогу, размахивая рукой, но грузовик проехал мимо.
  - Вот гад. И ведь пустой. - ворчала тетка, присев к нам.
  - Как тут дорога? - спросила мама.
  - Проедете. - мягкостью тетка не отличалась, - два места страшные только. Канаву по мостику переехать.
Да у Шатрова болота переплыть.
  Снова появилась машина. И опять не остановилась. Но там хотя бы кабина была полна.
  - Ждите, - тетка покинула нас. Домашние дела ждали ее.
  - Мам, а если нас не посадят?
  - Вернемся к Лебедевым, а завтра снова будем голосовать.
  - А нельзя автобусом?
  - Автобус ходит два раза в неделю. Всегда переполнен. Сегодня автобуса нет.
Хорошо дремлется на солнышке. Вот уже и пупырышки на коже прошли. Сейчас поспим на котомках.
Опять грузовик. Останавливается, будь он неладен. Мама, коротко поговорив с водителем, что-то сунула ему и кричит: - Садитесь скорее!
  Подбежав к грузовику, мы встали. Куда же садиться? Шустрые тетки заняли кабину. Одна карабкается в кузов. Кузов набит углем. Пирамида угля занимает все пространство кузова вровень с бортами, вершина высится выше кабины. Мама толкает нас наверх вместе с котомками, влезает сама, кое-как пристраивает багаж и нас между пирамидой угля и кабиной по бокам от тетки, занявшей лучшее место.
  - Держитесь! - мама почти кричит. Кончиками пальцев ухватываюсь за металл решетки у заднего оконца водителя. Пытаюсь второй рукой  взяться за занозистый борт кузова, но он далеко внизу, где-то под подошвами обуви. Машина закачалась, поехали.  Еще было не страшно. Мы елозили, пытаясь закрепиться
на черной пирамиде. Удалось скинуть немного угля за борт и поставить ботинок на освободившееся место,на борт. Стало намного легче. Свободной рукой ухватился за громадный кусок угля. Он, как айсберг, прятал свою массу внизу и поэтому был недвижим и надежен. Рука с него соскальзывала, но упереться можно. Спасибо и за это. Теперь можно оглядеться. Мама то ли держит сумки, то ли держится за них. Брат прислонился к ней и держится крепко.
 Земля проплывает далеко внизу. Березовые ветки хлещут по кабине, достается от них и нам.
Кузов со всем грузом плавно раскачивается вправо, влево, и уже раскручивается воображение.
Вот машина накренилась. Вот задержалась, и вместо того, чтобы качнуться назад, начинает медленно опрокидываться. Уголь, мешки и мы вперемешку высыпаемся за борт и нас накрывает перевернувшейся машиной... Но это только воображение.
Грузовик потихоньку спускается вниз к узкому мостику через канаву. Канава широкая и глубокая. Мостик узкий и хлипкий, с пробитой глубокой колеей. За кабиной его уже и не видно и кажется, что мы спускаемся в канаву и скоро загремим вниз опять же с опрокидыванием и прочими удовольствиями.
Где была там детская душа, сейчас уже и не скажешь. Мы благополучно перебрались на другую сторону и даже разглядели хилый мост, уплывающий назад. Дальше было страшно, но уже не так. И, проезжая по полю или пересекая березовый колок, уворачиваясь от веток, любознательный глаз ухватывал, разглядывал, сортировал, запоминал. Километры, не торопясь наматывались на колеса. Вот они плюхнули в лужу, нас тряхнуло и грузовичок выскочил наверх. Потом лужи пошли чаще. Вот мы встали в одной из них, мотор почихал, завыл, прокрутились по грязи колеса. Поехали дальше. Ура. Опять встали. Машина подергалась туда, сюда. С пятого рывка вынырнули из лужи. Поехали.
Проехали не далеко. В очередной луже засели накрепко и, забрав сумки, дальнейший путь осиливали пешком. Дорога проходила через солончак и после дождей даже на дороге, просохшей на поверхности, транспорт проваливался, продавливал подсохший слой и погружался до уровня, исключающего дальнейшее движение.
 Мама потихоньку ругала водителя, снимая ворчаньем досаду. Мы поглядывали вперед, по сторонам. Справа виднелись какие-то домики.
 - Что там, мама.
 - Это деревня Шатрово.
 - Это деревня?
Дома были похожи на какие-то шалаши. Все без исключения они были крыты соломой или сухим камышом. Маленькие подслеповатые оконца. Кривые плетеные заборчики. Виднелись и знакомые уже землянки. Десяток покосившихся столбов с проводами.  Читать книги я начал с 5 лет и к этому моменту прочитано было несколько сотен книг, в том числе и о деревне. Определенное представление уже сформировалось и вот ... .  Мама смеялась над моим разочарованием и потихоньку забыла о обруганном водителе.
Скоро накатила усталость. - Вот у тех деревьев отдохнем.- Мы шли. Деревья не приближались. Мы с братом начали ныть. Не помогло. Вот уже и мама перестала обращать внимание на наше нытье, перестала покрикивать и одергивать. А деревья приближались так медленно и незаметно, что скоро и на нытье сил не осталось. Чтоб нас не слышать, она ушла вперед на полсотни метров, и тоже брела, пошатываясь от усталости. Она первой достигла деревьев, бросила поклажу и нырнула куда-то в левые кустики. Мы рванули побыстрее. Тоже бросили котомки и хотели вслед за ней. - Иду, уже иду - Она шла, нагибалась, что-то срывала, что-то пожевывала. - Вот вам от зайчика,- подала каждому по букетику. Над резными листьями, на гибких стебельках опускали вниз ярко-красные, темно-красные головы изумительно пахнущие ягоды.
 - Что это, мама?
 - Это клубника. Пробуйте.
Благоговейно сьев по одной ягоде, потом еще не заметили, как они опустели, внимательно осмотрели букеты и с сожалением с ними расстались. Конечно,  хотели посмотреть как растет и добыть еще этого чуда , но с дороги раздался скрип колес. К нам приближалась лошадиная повозка.
  - Никуда не уходить.- прозвучала нам с братом команда.
  - Пойдем за клубникой. А этих пропустим. Следующие приедут.
  - Много ты их видел, следующих? А тут самое разбойничье место.
 Страхом захолодило лопатки.
  - Как разбойничье место?
  - Вот за этими деревьями они и прятались. А потом как налетят!...
Закрутили головами, пытаясь увидеть прячущихся или подползающих разбойников. В это время мама договорилась с хозяином повозки и отдала команду: - Прыгайте в телегу.
Наша поклажа уже была там. Прыгнули и мы.
  Скрип, скрип, -неспешно закрутились колеса телеги. Широкий лошадиный круп заслонил дорогу впереди.
- Далеко собрались ? - спросила хозяйка. 
- Нам в Аткуль.
- А к кому вы там.
- К Важениным.
- Андрею Васильевичу?
- К нему.
- А кем ему будете? - не могла угомониться женщина.
- Сестра.
  Женщина уставилась на маму.
- Лиза, это ты что-ли?
  Теперь мама уставилась на женщину.
- Катерина я. Ивана Михалыча дочь.- помогла та
- Катя?
- Ну.
- Вот так встреча, - засмеялись обе. - Ну здравствуй, подруга.
- Ты совсем стала городская.
- В городе живу. 
  И пошел, и пошел разговор. Как Иван Михалыч? Постарел, болеет. А ты замужем? Конечно. Твои оба?
Твои, конечно, вон как похожи на твою родню. Особенно большенький. А у тебя дети? Дома сидят, оглоеды. Четверо уже. Четверо? - весело охнула мать, - как же ты справляешься? Мама помогает. Да и старшей уже десять лет, командует остальными и присмотреть может...
  Впереди далеко виднелась белая башня с куполом вместо крыши. Мы ехали прямо на нее, километр за километром, а башня не приближалась. Уходит она от нас, что-ли? Незаметно мы с братом задремали, хотя мотало и толкало нас в телеге прилично. А когда я очнулся, повозка втягивалась в село. Белая башня оказалась высоченной церковью, обшарпанной и перестроенной. Из больших деревянных дверей бывшей церкви торчал нос грузовика.
  Проехав почти все село, нас выгрузили на выезде. И, как и обещала подруга Катя, очередной транспорт не заставил себя ждать. Мы влезли в пустой кузов грузовика. Тот моментом одолел пять километров, долетел до следующей деревни и остановился в центре ее у вполне приличного бревенчатого дома.
  Мама перелезла борт, спрыгнула с колеса и начала принимать котомки, которые мы ей подавали.
  - Лизанька приехала.
  Из ворот вышел коренастый широкоплечий мужик с черной бородой-лопатой, закрывающей полгруди.
Сверху мы с удивлением наблюдали, как мама сердечно расцеловалась с незнакомым мужиком, а потом и с выбежавшей улыбчивой его женой.
  - Ну слезайте, пока вас не увезли, - весело обратилась к нам тетя Нюра. Мы моментом слетели с трехтонки.
Еще увезет, пожалуй. ЗИС тут же весело умчался, напылив на прощание.

  На столе стояла широченная сковорода, залитая омлетом. Дядька высунулся из подпола и подал трехлитровку холодного молока.
 - Серенька, сходи в сени, достань из ларя хлеб.
Я вернулся в сени, осмотрелся. Никакого ларя. А вот еще дверь. Шагнув в сумрак, я огляделся. Слева на скамье лежала мохнатая шуба, приглашающе развернутая. Над шубой на стене висело ружье. Как не потрогать грозное оружие. Какие-то ковши на маленьком подоконнике. Толстый свинцовый блин рядом. Я попробовал его приподять.
  - Заблудился? - не заметил как сзади открылась дверца и тетя Нюра прервала мои раскопки. - Вот он ларь-то. Никогда не видел? Справа пристроен к стене был здоровенный сундук. Покатая крышка его на уровне моей груди открылась, и я заглянул туда. Отсек слева метровой длины доверху заполнен пшеницей.
Такой же отсек справа до половины засыпан белой мукой. А в среднем отсеке лежали круглые булки хлеба, густо осыпанные мукой. Меня поразило, что их было не менее двух десятков. Тетя Нюра вручила мне один, взяла второй, и мы вернулись за стол.
  Там уже во всю орудовали ложками. Толщина омлета - десять сантиметров. Хлеб, нарезанный ломтями.
Мытые огурцы и картошка. Огромная кружка молока у каждого. И самое удивительное: под толстым слоем
омлета была жареная рыба. Мелкая, невыносимо вкусная, хрустящая. За этим хрустом мы почти не слышали разговора, воспоминаний, новостей, рассказов.

 - Ну, поели? - задал вопрос дядька.
 - Да, - дружно мы с братом.
 - Рыбка понравилась?
 - Да, - от души.
 - Ну, Серенька, поедешь со мной за новой рыбой?
 - Куда?
 - Как куда? На озеро. Рыбачить.
  Мы онемели от восторга.
 - А ... можно?
 - Нужно.
 - А я? - спросил брат.
 - А ты завтра. Лодка только на двоих.

Мне дали резиновые сапоги тети Нюры и, утонув в них, я захлюпал за дядькой. Дядька из кучи шестов выхватил ьодин подлиннее, потемнее, весь отшлифованный. Потом из под стрехи сарая вытянул большой сачок. Деревянный обруч сачка был прилично вытянутым, сплюснуто овальной формы, весь он был сделан из одного ствола, раздвоенная вершина сформирована в удлиненный обруч.. Это меня удивило, спросить я не решился. Буду пока наблюдать, а вопросы потом. Я нес ведро и алюминиевый ковшик.
  Обойдя огороды, вышли к сплошной стене высокого зеленого тростника, внизу зеленым же ковром расстилалась густая зеленая трава. Дядька повернул вдоль стены тростника по узкой тропинке, черной и влажной. Потом тропинка нырнула в заросли. Пройдя коридором, вышли на бережок. Десятиметровый круг воды окружала стена все тех же зарослей. В воде дремал полузатопленный флот деревянных лодок-плоскодонок. Оглянувшись, деревни я не увидел. Колдовская тропинка вела в какую-то непроходимую тростниковую чащу. Пока я изучал место, дядька зашел в воду, поставил одну из лодок на бок, выливая воду, потом начал быстро выхлестывать ковшом оставшуюся.
 - Заходи, Сережка, он подвинул лодку к берегу, но она встала на мелководье. Я вступил в воду, с трудом делая шаги. Сапоги засасывало, они все время стремились остаться в иле. Перешагнул невысокий борт, встал на мокрое деревянное дно. Дно вертелось и качалось подо мной. Оно явно хотело сбросить меня в воду, пока я переходил на среднюю скамейку, указанную дядькой, и успокоилось немного только когда я сел. Где же весла? - пошарил я взглядом по лодке и вокруг. Но дядька кинул в лодку ведро, сачок, влез сам и сильно толкнулся шестом. Лодка качнулась, заскользила по дну, потом вышла на воду полностью, чистая вода кончилась. Лодка воткнулась в тростник, зашуршала бортами по нему, вошла в зеленый полумрак. Только приглядевшись я увидел проложенную в зарослях неширокую просеку-дорожку.
  Дядька гнал лодку сильными толчками. Вода становилась глубже. Шест уходил в нее все больше. Как же
грести на чистой, глубокой воде? Но дядька притормозив ход лодки резко кинул ее вбок, где по-моему вообще не было прохода. Подминая корпусом зелень, лодка сопротивлялась изо всех сил. Потом встала. Перед нами был маленький плесик, по которому проходила невысокая плетеная из камыша изгородь, только чуть выше уровня воды. Камыш высох, желтая загородочка огораживала узкий участок посередине плеса.
 - Что это, дядя Андрей?
 - Это котцы.
 И конструкция и слово были неизвестными, какими-то неземными.
 Дядька взял сачок, погрузил его в воду, провел внутри загородки, вытянул его чем-то наполненным и высыпал мне под ноги полведра живой, прыгающей рыбы. От неожиданности я сам только немного не запрыгал. Наверное, он немало смеялся надо моим ошарашенным видом в тот момент. Но подобного фокуса я в жизни больше не видел.
  Передо мной подскакивали желтые караси, серебрянные чебаки, мелкие гольянчики и медлительный увесистый сазан. Пока я приходил в себя, дядька проделал процедуру несколько раз и рыба заполнила все
свободное место между нами.
 - Ну вот и вся рыбалка, - дядька, смеясь, подал ведро, - собирай.
  И пока я трясущимися руками брал и опускал в ведро трепещущуюся рыбу, он поменял сачок на шест и лодка заскользила в обратном направлении. 
 - Крупную тоже в ведро, не бойся.
  Ведро наполнилось. Часть рыбы осталась на дне. Лодка встала. Дядька нагнулся, опустил руку в воду руку и вытащил из озера небольшой дирижабль из ржавой проволоки. Из дирижабля шумно лилась вода, что-то билось внутри. Дядька вынул травяную пробку с одного конца дирижабля. Из отверстия вместе со струйками воды посыпалась рыба. Он тряхнул конструкцию. Цепляясь спиной и боками, оттуда с трудом вылез огромный карп и начал прыгать выше бортов.
 - Держи, а то уйдет.
 На мое счастье карп упрыгал под дядькину скамейку и там глухо долбил по лодке.
 - А это морда. - дядька опустил дирижабль обратно в озеро.
  Проплыли еще и в следующей морде нашли одного небольшого карасика.
 - Хватит на сегодня, - довольно сказал дядька. У берега он схватил ведро, полное рыбы, покрутил головой и рысью потрусил на подьем к дому. Я брал в руки то одну, то другую рыбу, изучая, удивляясь новым впечатлениям. А вот и дядька с пустым ведром.
  Незаметно подкрался вечер. А там и ночь замаячила. Уставшие от дорог и впечатлений легли мы спать пораньше на брошенные на пол ватники, шубы, подушки. Закрылись глаза, и забилась и заиграла серебром чешуи на дне лодки куча рыбы.