о гражданской войне

В детстве я не понимал, что означает словосочетание «гражданская война». Я был воспитан на фильмах «Чапаев» и «Служили два товарища», где «белые» (плохие) воевали против «красных» (хороших), это и была гражданская война.

Помню, как я смотрел на Владимира Высоцкого, когда он стоял на заполненной людьми палубе парохода и смотрел на своего коня, плывшего за ним, и как Высоцкий потом застрелился. Это была необъяснимая для меня трагедия. Смерть «белого» офицера, который, согласно истории фильма, был негодяем (потому лишь, что он из дворян и против революции),  вызывала во мне тяжелейшую грусть, окрашивала всё в унылую бесцветность. Я знал, что Олег Янковский был хорошим парнем (просто в силу своей принадлежности к «красным»), но его смерть от руки Высоцкого вызывала просто грусть, а смерть Высоцкого подавляла. Была в этом фильме некая нераскрытая правда нашей российской истории.

Гражданская война звучала в моей голове красивыми песнями и повестями о сильных людях, ярчайшими примерами которых были литературный Павел Корчагин и киношный Чапаев. В книгах и кинофильмах всё было разложено аккуратно по полочкам. Разложено не с точки зрения идеологии, а «по понятиям»: есть добро и зло, есть справедливость и несправедливость, есть ложь и правда, есть порядочность и подлость. В этом раскладе «красные» присвоили себе все положительные качества, а «белым» достались только минусы. Сейчас таким же манером церковь старается присвоить себе все добродетели, будто именно она придумала их, а без неё люди будто и не задумывались над понятиями добра и зла.

Минули годы. «Белые» понемногу вернули себе общечеловеческие качества, и пружина обманутых чувств разжалась, нанеся сокрушительный удар по казалось бы нерушимым идеологическим позициям. Оказалось, что достаточно было впрыснуть чуточку правдивых фактов, чтобы пошатнуть прежние устои. «Белые», все до единого, быстро превратились в невинных жертв, а все «красные» сделались кровожадными палачами.
История не бывает однозначной, однако  многолетний устоявшийся идеологический пресс не допускал никакой иной трактовки гражданской войны, кроме той, где «красные» были героями, а «белые» — беспринципными мерзавцами.

Перестройка и дальнейшие события перетрясли историю. Однобокость прежней трактовки истории заставляла разувериться в её правдивости, чересчур много оставалось «за кадром», слишком о многом умалчивалось. Историю моей страны не спасла даже так называемая хрущёвская «оттепель». Господи, да кто сегодня понимает, что значила та «оттепель» для СССР? Кто сегодня способен понять, что значил для страны закрытый доклад Хрущёва на съезде КПСС?

Перестройка выплеснула тысячи документов и распорола нити, которыми были зашиты рты многих воспоминаний. Казалось, всё стало доступным и всё можно взвесить, понять, осмыслить. Однако осмысление так и не пришло к нашему народу. «Белые» и «красные» просто поменялись местами. Расстрелянного царя, швырнувшего Россию в страшную войну, благодаря которой случилась сперва февральская революция, а затем и октябрьская, начали воспевать и причислили к лику святых. Всё перевернулось вверх дном, ничто не заняло свои истинные места, ненависти не убавилось, ненависть продолжает накапливаться. На кострах этой ненависти было в одночасье сожжено прошлое, на штыки этой ненависти были насажены все, кто пытался быть объективным. В России только так и бывает. Только так — потому что в России никогда не прекращается гражданская война.