Мифы о богатырях

Мифы о богатырях


     Обращаясь к истоку мифов о богатырях, невольно приходишь к следующему выводу: они чаще всего возникают у народов, более слабых, чем их соседи-соперники. Для того, чтобы взбодрить себя и свой, более слабый народ, фантазии древних сказителей создают мифический образ защитника - человека необыкновенной силы и физических возможностей. А если внимательно вчитаться, то и весьма ограниченных умственно. Видимо, отсюда и пошла пословица: "Сила есть, ума не надо".
     Образы таких силачей служили, видимо, своеобразным воодушевляющим стимулом для воинов, как это делалось и во время Второй мировой войны, когда упоминались славные деяния таких полководцев, как Суворов, Нахимов - их именем названы даже специально созданные ордена.
     В древней Руси подобный прием воодушевления своих воинов использовался весьма широко. Так, в "Сказании о Кожемяке" рассказывается о несостоявшемся сражении между печенегами и войском князя Владимира, когда между рядами противников состоялся бой двух богатырей с обеих сторон, Кожемяки и неизвестного печенежского силача: "И ястася, и почаста ся крепко держати, и удави печенезина в руку до смерти. И удари имъ о землю. И кликнуша, и печенези побегоша, и русь погнаша на нихъ секуще, и прогнаша я".
     Точно такой же сюжет использован в описании битвы между братом Ярослава Мудрого князем Мстиславом и касожским (касоги - одна из народностей Кавказа) богатырем Редедей: "И яста ся бороти крепко, и недолзе борющемася има, нача изнемогати Мьстиславъ: бе бо великъ и силенъ Редедя. И рече Мьстислав: "О пречистая богородице помози ми. Аще бо одолею сему, съзижю церковь во имя твое". И се рекъ удари имъ о землю. И вонзе ножъ, и зареза Редедю. И шедъ в землю его, ся все именье его, и жену его, и дети его, и дань възложи на касогы".
     Как видим, Богородица тоже была не промах - произвела весьма выгодный для себя обмен. Но это к слову...
     Впрочем, вернемся к богатырям.
     Из высшей знати на свет произвели еще одного богатыря - Вольгу Святославича.
     Чем больше приходилось воевать, тем чаще на Руси возникали сказания о новых богатырях. Теперь богатырей находили среди простого люда. Именно таким был оратай (пахарь) Микула Селянинович. Он так глубоко всаживал соху в землю (спрашивается, зачем?), что ее не могли выдернуть ни менее знаменитый Вольга, ни огромный Святогор! А Микула одной рукой выдернул эту соху и небрежно забросил в ракитовый куст (опять непонятно: нет бы положить рядом, ан нет, надо было выказать свою дурь!).
     Со Святогором наши мифотворцы явно переборщили:

Как далече-далече, во чистом поле,
Тут и пыль столбом да поднимается.
Едет по полю добрый молодец,
Едет русский могучий Святогор-богатырь.

     Куда едет, зачем - ни слова. Так, конь везет и ладно. А сам дремлет в седле. Вдруг глядь - валяется в пыли сума переметная. Нет бы заглянуть в нее - нужные ли ему там вещи, так нет - давай он ее поднимать. Да не тут-то было! Сам по колени в землю ушел. Слава богу, конь умнее его оказался - вытащил хозяина.
     Своеобразно описывается и встреча Святогора с Ильёй Муромцем.
     Судя по былинам, Святогор был гигантом, не чета этому карлику. Намучившись с сумой переметной, уснул Святогор на своем коне богатырском. И встретил его сонного Илья Муромец. Покричал он громилу, аж глотку надорвал, а тот дрыхнет, проклятущий.

Разгорелось сердце богатырское
А у старого казака Ильи Муромца.

     Оказывается, он еще по пути где-то умудрился в казаки записаться, поскольку в Муроме испокон веков казаков не было.

Как берет он палицу булатную,
Ударяет он богатыря да по белым грудям.

     "Привет, мол! Как поживаешь? Куда путь держишь?!

А богатырь спит, не просыпается.
Рассердился тут да Илья Муромец...

     Действительно, как тут не осерчать: с ним приветливо булавой поздоровались, а он, собака такая, и ухом не ведет!

Разъезжается он во чисто поле,
И с разъезду ударяет он богатыря
Пуще прежнего он палицею булатною,
Богатырь спит, не просыпается.
Рассердился тут старый казак да Илья Муромец,
А берет он шалапугу придорожную,
А не малу шалапугу - да во сорок пуд,
Разъезжается он со чиста поля,
И ударил он богатыря по белым грудям,
И отшиб себе да руку правую.

     Слава тебе, Господи, хоть шалапуга выручила, а без нее просто беда, так бы и не разбудил. Правда с Сказании не говорится: а будил-то зачем? Ну, спит себе человек, пусть и спит... А он его шалапугой в сорок пуд! Больно же!..
     Как бы то не было, сдружились два богатыря так, что водой не разлить (а как же иначе после такого дружеского приветствия?). Стали они ездить вдвоем и однажды "на горе Елионской" увидели огромный дубовый гроб. Потехи ради лег в него Святогор и попросил доброго друга прикрыть его крышкой. Что добросердечный Илюша и сделал:

Святогору гроб да поладился,
В длину по меры и в ширину как раз.
Говорит Святогор да Илье Муромцу:
"Ай же ты, Илья да мой меньший брат,
Ты покрой-ка крышечку дубовую,
Полежу в гробу я, полюбуюся".
Как закрыл Илья крышечку дубовую,
Говорит Святогор таковы слова:
"Ай же ты Илюшенька да Муромец!
Мне в гробу лежать да тяжелёшенько,
Мне дышать-то нечем да тошнёшенько,
Ты открой-ка крышечку дубовую,
Ты подай-ка мне да свежа воздуху!.
Как крышечка не поднимается,
Даже щелочка не открывается.

     Что-то тут мил-друг Илюша явно задумал: поднял "крышечку дубовую" один, в снять вдвоем не могу! Не иначе, как замыслил что-то недоброе.

Говорит Святогор да таковы слова:
"Ты разбей-ка крышечку саблей вострою".

     "Это мы с превеликим удовольствием", - подумал лучший друг.

Илья Святогора послушался,
Берет он саблю вострую,
Ударяет по гробу дубовому.

     Вот уж не напрасно в народе говорят: "Заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет. Его просят по "крышечке" бить, а он по массивному гробу лупит.

А куда ударит Илья Муромец,
Тут становятся обручи железные.

     После первого же удара стало ясно, что так дело не пойдёт - он делает только хуже. Остановиться бы, да поддеть сабелькой... Но Илюша себе на уме:

Начал бить Илья да вдоль и поперек, -
Всё железные обручи становятся.

     Шалапугой бы да по крышечке! Но Илья явно с умыслом законопатил Святогора. Тут и конец тому пришел.
     Душевный все-таки человек наш богатырь - надежно упаковал соперника и с песней поехал дальше, как говорится в пьесе Григория Горина "Барон Мюнхгаузен", совершать запланированные подвиги.
     Илюше бы бондарем работать: собрал бочку, хрястнул по ней сабелькой - готов обруч! Ударил еще раз - вот и второй обруч! Готова бочка, солите бабы капусту!
     Да и сама биография нашего героя весьма и весьма своеобразна.  В качестве источника  возьмем не путаный слог былины, а вязь цветистых слов из романа Владислава Бахревского "Ярополк", доходчиво пересказавшего былину.
     Родился Илья в Муроме и тридцать лет и три года сиднем сидел на печи. И только изредка старенькие батюшка и матушка, поднатужась,  выносили этого обездвиженного бугая  на лужайке посидеть, воздухом подышать, божьих птичек послушать. И вот однажды, когда Илья бездельничал в избе, "палкой в ворота застучали, посошком сухеньким, всполошно застучали.
     Вздрогнул Илья - кто же это?
     Слышит, его зовут, по имени, по прозвищу:
     - Ай же ты, Илья Муромец, крестьянский сын, отворяй каликам перехожим ворота кленовые, пусти на широкий двор на травке в тенёчке полежать, от дороги остыть.
     - Ох, Господи! Калики перехожие! - закричал в окошко Илья. - Не могу отворить ворота, Сиднем сижу вот уже тридцать лет. Не имею в ногах хожденьица. И ползти не могу: в руках владеньица тоже нет.
     Засмеялись калики перехожие:
     - Не ленись, Илья! Вставай на резвы ноги, отворяй ворота, зови в избу за дубовый стол.
     Принахмурился Илья, чего попусту насмешничать, хотел с лавки на пол брякнуться. Да и на тебе! Стоят ноги, пол под собой чуют. Пошел, так идут!
     Илья к двери, по сеням, с крыльца, через двор! Взялся за дубовый засов - отворил ворота.  А за воротами  слепцы друг за дружкой стоят, как гуси".
     Дальше - больше. Короче говоря, наш персонаж быстренько накрыл стол, пригласил:
     "- Пейте, гости, тридцать лет жданные, ешьте. А коли помыться хотите, баню пойду истоплю.
     - Ты с нами побудь, - говорит ему старший из старцев. - Ты коль не голоден, так жаждой не хуже нас томим. Выпей-ка!
     И поднес ковш медвяного питьеца.
     Такой пыл грудь ожег, такой знич - осушил Илья Ковш единым духом..."
     Заставили старцы Илью выпить три ковша медовухи (а это около трех литров!).
     Когда выхлестали всю медовуху в дому, старцы ушли, а пьяному Илье надо бы покуражиться. Теперь ему и пролежни в заднице не мешали.
     Пока Илья пьянствовал со слепцами, батюшка с матушкой лес корчевали под новое поле. В ночь и заночевали в шалашике. А Илье собеседник нужен, а тут, как назло, вся деревня спит, утомленная дневными трудами. От нечего делать он, шатаясь, побрел в лес к родителям. А там "рубаху скинул, чтоб сажей да угольем не запачкать. Давай дубы выдирать, в речку Непрю покидывать, чтоб несла в матушку Оку. На матушке Оке городов много, дубы будут в радость.
     Семизвёздный ковш опрокинулся, когда с дубами покончил Илья. Принялся дубки выдергивать, земельку с корней отряхивать, пеньки в овражек складывать (откуда пеньки появились, если он деревья, как сорняк, повырывал?). Из пеньков-то дёгтю можно нагнать.
     Ох, крепко деревья за землю держатся, не то что человек. Последний пенёк метнул Илья в овраг, когда уже светало. Поспешил заровнять землю, ямы от пеньков засыпать. Сосна ему вместо бороны, ёлка вместо веника.
     Уложил землю ровнёхонько... Тут как раз и заря зарумянилась".
     Вот уж вправду говорят: что пьяный наворочает, трезвому не под силу.

     Но не стоит думать, что подобные чудеса представлены только у русских - вся мировая фольклористика буквально пересыщена нелепостями.
     В качестве примера возьмем миф о Давиде и Голиафе. Суть его такова: евреи и филистимляне сошлись на битву. Как и положено, сражение предваряла борьба двух сильнейших воинов. У филистимлян был громила Голиаф, а у евреев никого подобного не нашлось
     Поглядели на этого атлета евреи и загрустили.
     Но вот к царю Саулу явился худенький пастушок по имени Давид, предлагая свою кандидатуру на бой.
     Посмотрел на этого хлюпика Саул и не знает: плакать ему или смеяться. А потом решил: "Да пёс с ним, пусть хоть народ повеселит. Чем черт не шутит, когда Бог спит..."
     - Валяй, - говорит. - Отсеки ему башку и принеси ко мне в шатер.
     - Так а чо? - пожал несмышленыш худенькими плечиками. - Щас сделаем!
     - Ты хоть меч мой и шлем возьми, - предложил царь.
     - Да ну их, - отмахнулся пацан. - От них одна обуза. А вдруг помну или потеряю ненароком. Я так, налегке...
     - Валяй! - повторил Саул. - А как же ты...
     - А, волков бояться, в лес не ходить, - ответил пастух.
     "Господи, вот позору-то будет, - подумал про себя Саул. - Растопчет Голиаф мальчонку!.."
     А Давид тем временем вышел перед строем соплеменников и направился в сторону филистимлян.
     - Чего тебе, мальчик? - спросил Голиаф, наклоняясь над Давидом.
     - Погоди трошечки, - проговорил Давид, доставая пращу и вкладывая в нее камень, подобранный на дороге.
     Пока филистимлянин рассматривал, чего это собирается делать пацан, тот размахнулся и запустил голыш. Тот попал прямо в середину лба громилы. Голиаф от неожиданности выронил меч и прилег в изумлении - что это? "Ни фига себе, -рассуждал он. - Больно же!"
     Пока он размышлял, что к чему, Давид взял голиафов меч и начал терпеливо перерубать горло врагу так, словно он рубил ствол огромного дерева. А про себя соображал: "Надо было пилу взять..."
     Но подобное сочинение показалось евреям несерьёзным и похожим на несбыточную сказку Именно по этой причине авторы предложили другой сюжет, где главным действующим лицом был уже свой, местный "авторитет".  Это был Самсон - богатырь необыкновенной силы. Драматизм его поступков был заметно усложнен. Итак, вот как выглядело новое повествование.
     Самсон-де происходил из божественного колена самого Дана. Разделывал он этих проклятых филистимлян, как бог черепаху.
     Те совсем было пали духом, но вот кто-то предложил устроить Самсону бяку. "Мужик он здоровенный, - рассуждали они. - Стало быть, должен быть падок на женщин". Правда, кто-то возразил: "Зачем ему филистимлянки, если еврейки значительно привлекательней?" Но на этого бабника не обратили внимания.
     Устроив конкурс красоты среди своих девушек выбрали самую красивую и сексапильную по имени Далила. Она стала было упираться, но ее элементарно уговорили, посулив немалые деньги.
     - Ну, тогда другое дело, - согласилась она. - Только договор подпишем, а то знаю я вас...
     Долго ли молодой, стройной и красивой девушке совратить мужика? Дело быстро заладилось, тем более, что у Далилы был стимул.
     И как сказано в писании (Суд., гл. 16), она начала выпытывать у Самсона, в чем кроется  секрет его необыкновенной силы? А уж если женщина чего-то захотела, она добьется своего не мытьем, так катаньем.
     Но напрасно она пыталась выведать у него секрет богатырской силы: Самсон до поры до времени держался, как партизан на допросе. И все-таки однажды, лишь бы отвязаться от нее, проболтался: вся сила его в волосах!
     В один из дней она накормила любовника стимуляторами и он проскакал на ней всю ночь до самого утра. А потом упал обессиленный и уснул мертвецким сном. И произошло то, чего Далила от него добивалась:
     "И как она словами своими тяготила его всякий день и мучила его, то душе его тяжело стало до смерти. И он открыл ей свое сердце, и сказал ей: бритва не касалась головы моей, ибо я назарей божий от чрева матери моей; если же остричь меня, то отступит от меня сила моя", я сделаюсь слаб и буду, как прочие люди. Далила, видя, что он открыл ей все свое сердце, послала и звала владельцев Филистимских, сказав им: идите теперь, он открыл мне сердце свое. И пришли к ним владельцы филистимские и принесли серебро в руках своих. И усыпила его Далила на коленях своих, и призвала человека, и велела остричь семь кос головы его. И начал он ослабевать, и отступила от него сила его".
     Короче говоря, очухался мужик и полез было к любовнице, да только не может возбудиться, хоть ты тресни! Да и башке что-то прохладнее стало...
     Провел он рукой по лысине: мать моя, где же прическа? Стал трясти за грудки виновницу несчастья, а та и говорит: взяла-де волосы на анализ ДНК, терпи ради науки.
     Помучился он, повертелся возле обнаженной девицы - ничего не выходит. А Далиле на фига такой мужик? Она и говорит: "Шел бы ты отсюда, евнух!"
     Рассвирепел Самсон:
     - Ты что, сука гулящая, сделала? Да я тебя...
     Хотел было дать ей по физиономии, а сил нет руку поднять. Заплакал он и ушел в горы, затаив обиду на всех филистимлян.
     Заскучали евреи - как им теперь быть без единственного защитника? Но потом сообразили, что волосы у Самсона отрастут и он должен вернуться. А уж бабу мы ему найдем, но свою.
     Так и вышло. Обросший Самсон вернулся к единоверцам. Принялись они откармливать мясом и витаминами, чтобы волосы еще быстрее росли.
     Много ли мало времени прошло, неизвестно, но волосы отрасли. А евреи давай его подстрекать, недобро поминая и Далилу, и ее мать, и всех филистимлян вместе взятых.
     Обозлился Самсон до невозможности и пошел в землю филистимлянскую. Долго искал Далилу, но ему сказали, что она с деньгами куда-то эмигрировала и приобрела другое гражданство.
     Это еще больше раззадорило мужика и он, словно бесноватый, начал крушить все, что ни попадя - дома, лавки торговцев, храмы...
     А дворец, в который его заманила Далила, решил снести до основания. Да только в буйстве своем не рассчитал - обломки завалили его, погубив национального героя евреев.
     Вот так выглядят мифы, былины и сказания о богатырях, если их читать внимательно и вдумчиво.