Прибытие в Красноводск

               В Баку нам не повезло, паром уже ушел и его нужно было ждать только поздно вечером. Но тут папа вспомнил, что ведь еще есть авиация! И лететь через Каспийское море всего-то чуть больше часа, и не надо болтаться целую ночь в каюте парома. Так и получилось.

               Нас ждал самолет Ли-2, двухмоторный трудяга ещё военных лет. Пассажиров там помещалось всего человек двадцать. Но, к моему большому сожалению, нам места хватило. Тошнило меня от души… Лететь было недолго, но болтанка над морем меня вывернула наизнанку. Помнится, что это было мое первое в жизни воздушное путешествие и вот такой плачевный результат.
               Потом мы много летали по Союзу, но я долго привыкал к самолетам. И по-настоящему полюбил полеты после того, как полностью адаптировался к болтанке и ко всем неприятным авиационным запахам. Но это уже случилось после шести лет мучений.

               Долетели. Хорошо, что я был мальчишкой. Пока мы ехали на военном газике из аэропорта в город, все мои самолетные потуги выветрились из памяти. Надо сказать, что авиаторы, и военные, и гражданские, располагались на плато, окруженном небольшими, но красивыми скалистыми горами, под которыми с наружной стороны  раскинулся сам город Красноводск. Ехать нужно было около часа.
 
               Газик рычал на горной дороге и резво бежал вниз. Конец лета. Город и дороги всегда были чистые, пыли не было, а грязи и подавно. Зелени немного, но перед нашим домом каким-то чудом прижился такой себе палисадничек из не широколиственных деревьев,  все-таки дающих спасительную тень.
               Дом располагался ближе к центру города. Недалеко от нашего дома, через квартал, возвышался Дворец культуры нефтяников, самое крупное культурное заведение города, с кинотеатром, с помещениями для кружков и секций, с большой площадью перед ним. Да и улица, на которой мы жили, была одна из центральных, имени Кирова.

               Напротив дома разместилось двухэтажное здание школы, в которую через пару недель мне предстояло идти. Средняя железнодорожная школа номер 23… Одно время она называлась просто средняя школа  номер 1. Значит, это была самая старая школа в городе, а, следовательно, самая лучшая.
               А потом её решили как-то выделить, вот и переименовали. Название «железнодорожная» по тем временам добавляло статуса ученому заведению. Это же не какая-нибудь школа в районе красноводских Черемушек (да, и такой район был у нас!). И денег им подбрасывали, и учителя здесь были посильней, и традиций школьных поболее. Я уже говорил: Железнодорожник – это звучит гордо! Так тогда было.

               Приехали. Солнечное утро, или почти утро. Наверное, время сейчас где-то около полудня. Теплынь, но не жара. Вот и наш дом по улице Кирова под сорок девятым номером!.. Из открытого окна большой комнаты на нас смотрит и улыбается мама. Окон было в этой комнате два, но открытым было ближнее к подъезду. И оттуда выглядывала мама… Так было радостно и хорошо… Я дома… Правда, я в этом доме прожил всего-то от силы месяцев восемь-девять, пока не убыл в Ульяновку. Но это был мой дом. И я был в своей семье. Началась новая, настоящая жизнь.

              А вот и неожиданная встреча! Я как-то за время путешествия забыл, что у меня появились младшие братья. Что мне о них думать и помнить, когда я получил столько новых впечатлений. И вот тебе здрасьте - на стареньком диванчике с двумя круглыми пуфиками по краям лежат два голубчика, развернутые из пеленок, но одетые в чистые и с претензиями на изысканность распашонки. Все-таки летний день, да еще и воскресенье!

              Надо сказать, что встретили они меня достойно, без дружного рева, а, наоборот, приветливо дрыгая ножками и размахивая ручками. То есть, очень миролюбиво. Опыта общения с младенцами у меня тогда еще не было, вот это и расслабило. Мол, так всё и будет продолжаться.
              Но им уже было почти по три месяца, а, значит, они вступали в пору младенческой «зрелости», подошло время развития легких и окружающим надо было готовиться к этакой крикотерапии. А пока всё было мило и симпатично. С таким добрым чувством я и пошел во двор. Начну, мол, восстанавливать отношения с местным населением.

              Двор у нас был дружный, неконфликтный, о дедовщине или каких-то притеснениях и речи не было. Столько лет прошло, но для меня это до сих пор удивительно - как же там было здорово!.. Так, как в нашем красноводском дворе, не было нигде и никогда, ни в Ульяновке, ни тем более в Ашхабаде. Не говоря уже про последующие, взрослые годы. Прямо какой-то детский Эдем…

              Вот представьте картину: выходит на улицу стеснительный мальчик, на которого село наложило свой отпечаток, да к тому же говорящий по-украински. Надо сказать, что мне всегда приходилось переучиваться при смене места жительства. На Украине я в течение недели переходил на украинский, а потом в городе, соответственно, переходил на русский язык. И тоже в течение недели.
              Это было незаметно, но если в селе за мой русский разговор дети постарше третировали меня и после перехода на украинский, причем, так обидно и зло, то здесь, в Красноводске, я только и услышал от девчонки (Булька ее прозывали, а на самом деле Таня) доброе и с улыбкой:
                - О, Саша опять по-украински говорит…

                Как будто и не было моего годичного отсутствия, как будто мой украинский язык в порядке вещей, и никого это особо не волновало. И меня сразу приняли в команду, и я сразу занял свое место в ней, и оторваться от детей и дворовой жизни было невозможно. Столько там всего было… Надо только всё вспомнить. Но, что интересно, не всем это «всё» расскажешь.

                Украинский мой говорок растаял как не бывало. Конечно, дети всегда быстро адаптируются в языковой среде. Тем более, что и дома мы говорили только по-русски. Но главное было в той дружеской атмосфере, которая окружала меня, и в товарищеских отношениях, что сложились во дворе.
                Может быть, что так было и во всем городе. А, может, и время такое. Ещё были памятны военные годы, время, когда все друг другу помогали и делились, чем могли. Это мне, ребенку, тогда казалось, что война была страшно давно и далеко. А вот сейчас подумай, что такое прошедшие семнадцать лет? Мгновение… Это же было совсем недавно… Что такое 1995 год? Да он совсем рядом! Даже для детей моих, которые давно уже не дети. Всё относительно.

                Отношения между детьми складывались не на пустом месте. Конечно же, дети смотрели на взрослых и переносили их манеры и поведение на себя. Люди в нашем доме жили разношерстые. Были военные, была интеллигенция, были и простые рабочие, но не маргиналы и пьяницы, а уважающие себя и окружающих люди, веселые и открытые. Детей не гоняли, на них не кричали, не притесняли, но и не баловали. И национальности были разные.

                По вечерам во дворе сидели русские с шахматами, армяне с нардами. А кто и с газеткой. На лавочках покуривали болельщики. Кстати, основная лавочка для посиделок была под нашей верандой. Никто не пил. По крайней мере для меня выпивка была диковинкой до 70-ых годов.
                Это уже позже пьянство начало развиваться с сумасшедшей быстротой. Ну и, конечно, эти хождения друг к другу просто в гости, или на просмотр телевизора(у кого был), или даже на купание под душем. Получается, что не во всех квартирах стояли титаны.

                К моему тогдашнему сожалению, к нам никто из дома не ходил. Во-первых, мы тут были люди пришлые, а во-вторых, у нас были малые дети, значит, чего нас беспокоить. Ну, и военные все-таки больше общались со своими.
                Это уже потом, когда их жены, а это были как правило большей частью училки, начинали приятельствовать,в их компаниях появлялись и другие представители общества. Вот так солидно  – общества… А на самом-то деле все были молоды, значит, веселые и неунывающие люди. Только редко это было, когда они не унывали, а веселились. «Суровые будни» угнетали их…

                Красноводск размещался на некрутом каменистом склоне, который спускался к морю. В принципе, из домов повыше море всегда можно было увидеть. Но такую прекрасную картину нам закрывала школа.
                Дом наш стоял на перекрестке улицы Кирова, которая шла параллельно линии берега, и второй улицы, поменьше, которая  спускалась к морю. Так вот, стоя на самом перекрестке, море было прекрасно видно. До него было недалеко, наверное, метров семьсот-восемьсот. А, может, и меньше.

                Самое интересное, что прожив в приморском городе три с лишним года, я так и не научился плавать и вообще был на море, купался в нем, всего два-три раза… Наверное, это было связано с невозможностью ездить в места, где отдыхали все местные (а это местечко Аваза и так называемый одиннадцатый километр), поскольку у нас были маленькие дети. Как их можно было тащить куда-то, да без транспорта. К тому же летом, пока мы жили в Красноводске, нас в городе не было. Мы уезжали на Украину.
                Но и те, считанные на одной руке, поездки на море остались ярким воспоминанием. Пляжи были песчаные, длинные и чистые. На одиннадцатом километре было очень мелко, надо было идти по колено в воде не менее ста метров от берега, пока дно не начинало медленно опускаться. Конечно же, вода была теплая, а солнце свирепое, и мы возвращались обгорелые, а все-таки довольные. Хорошо, но мало. Песок и солнце, ласковое море…

                Пляжи, подобные красноводским, есть и в Крыму. Например, в Евпатории или на западном побережье. Но они более компактные что-ли. А тут километровые участки…
                Купание же вблизи города было проблематичным. Море было грязным от нефти (ведь работал нефтеперерабатывающий завод, где наливались мазутом танкеры), да и город добавлял своих продуктов жизнедеятельности. Вот рыбу можно было ловить. И я один раз в такой рыбалке с пацанами поучаствовал. Но об этом чуть позже.

                Другой географической достопримечательностью города были небольшие скалистые горы, которые спускались к морю. И до гор по прямой от нашего дома было также, как и до моря, метров семьсот. Да чего уж там, просто рукой подать. За ними, как я уже говорил, располагалось плато с аэродромом.

                Наши старшие пацаны эти горы преодолевали бесстрашно, и делали это только с одной целью - поживиться всякими списанными авиационными железками. Чего только после этих набегов из их карманов и рюкзаков не извлекалось! Всякие подшипники, целые и разбитые, различные штуцера, фланцы, цветные провода, гаечки, винтики и болтики…

                И всё находило своё применение. Главным было добыть какие-нибудь части из магниевых сплавов. Это особо не афишировалось, поскольку магний распиливался напильником для взрывпакетов. Соответственно, к опилкам из магния ещё добавлялся порошок марганцовки, точнее, перманганат калия, и всё это запаковывалось в самодельный пакет.
                Взрывателем были обыкновенные спички, которые приматывались к самой упаковке. Вот и получите взрывпакет. Кто-то же придумал это название, я его не сам выдумал. Как они красиво взрывались! Яркое зрелище, шумное и дымное. Весело было. И при том, что все живы и здоровы. Чего и вам желаем.

                Жизнь во дворе если сказать, что била ключом, то это ничего не сказать. Здесь постоянно что-то затевалось. Главными затейниками были братья Павлычевы, Юрка и Генка. Жили они в соседнем подъезде, на втором этаже. Юрке было лет тринадцать, а Генке, кумиру моему детскому, на пару лет меньше. Был ещё их одногодка Витька Михайлов, тоже, как сейчас говорят, креативный парень. Мне же, сэм-восэм, гдэ-то так… Это уже не суть важно. Остальная детская команда, и мальчишки, и девчонки, разместились в этом возрастном промежутке. Про походы на аэродром я уже сказал. И об изготовлении из добытых «сокровищ» взрывпакетов тоже упомянул. А с остальным как?

                Сначала загорались изготовлением тачек и самокатов, у которых в качестве колес использовались те самые шарикоподшипники. Конечно же, делали это старшие, а мы, мелочь пузатая, были на подхвате.
                Но потом все улицы наполнялись грохотом  от спускающихся самобеглых транспортных средств. Тут-то мы тоже принимали участие. Причем, престижнее было, когда людей на тачке помещалось побольше. А нас, малышей, допускали к управлению передним колесом. Наши умельцы делали передний подшипник поворотным, который управлялся ручкой. А учитывая, что к ручке ближе всех был человек полегче, то нам и приходилось управлять.

                Тачка разгонялась до приличной скорости, и хорошо, что на дорогу мы не выезжали, а только летели по тротуару. Когда эта тема была «заезжена», да плюс набито достаточное количество шишек и получено нужное количество ссадин, переключались на что-то другое.

                Цветной провод… Ага… Плетем плётки и перстни! Технология простая, провода много, пальцев хватает. Все упражняются в рукоделии. Ну, и наши пальцы украшают вычурные перстни из авиационного провода. Впрочем, домашними это не очень поощряется. Как-то вульгарно, не «по-советски».

                Переболели и плетением. Все пальцы свободные, родители спокойны, начинается новая эра. Впрочем, перерыва никогда не было. Постоянными были игры с игрушками, как покупными(а их было очень мало), так и с самодельными (их было великое множество). Роликовые подшипники разбивались, обоймы выбрасывались, а сами ролики служили солдатиками. Причем, как правило это были вражеские солдатики. То бишь, фашисты. А кто же ещё после такой войны?

                Машинки из эбонита были из магазина. Кто их не помнит… Черненькие, неубиваемые, они выпускались лет тридцать без каких-либо доработок и модификаций. Нашими солдатиками служили пластмассовые крышечки от одеколонов типа «Шипр», «Тройной» или какой-нибудь «Сирени».
                Их мы собирали где только можно. Я помню тот незабываемый день, когда мы с ребятней залезли, да нет, просто легально зашли в склад пустой тары магазина на улице Фиолетова…
                О, вот она сама и всплыла в памяти: улица Ивана Фиолетова!!! А кто это был? Сейчас никто его и не вспомнит, да и улицы такой в городе Туркменбаши, скорее всего, нет… Был это простой большевик, рабочий человек, один из тех двадцати шести Бакинских комиссаров, которых англичане в 20-ые годы переправили в Красноводск да и шлепнули аж за двести километров от города… Зачем их так далеко везли?.. Их можно было и не убивать, англичанам это и не нужно было. А были интриги политические, вот и нет комиссаров. Да и комиссары там были не все двадцать шесть человек. И убивали их вовсе не англичане, как выяснилось.

                Но это я углубился в другую, очень далекую историю, а тут у нас своя, детская, но вполне осязаемая. Итак, заходим в этот склад, а там полно стружек, картонок, деревянных ящиков. И в одной картонной коробке я вдруг обнаруживаю кучу пустых одеколонных бутылочек…

                - Солдатики!.. - полузадушенным голосом просипел я.

                Таких коробок было до десятка. Потрясенные своей находкой, мы рьяно откручивали эти колпачки, сбиваясь со счета и рассовывая по карманам. Всё это богатство было торжественно передано Генке, нашему режиссеру и заводиле. Этот парень обладал настоящим талантом организатора и выдумщика.

                С завидной регулярностью, через день или может быть два, он придумывал реальные сценарии игр с этими солдатиками и, что самое захватывающее, осуществлял постановку, которая растягивалась на полтора-два часа. Оторваться от этого действа было невозможно. Наша роль была по его команде передвигать машинки, поднимать в атаку солдатиков, а отдельных военнослужащих умертвлять. То есть,подавалась команда:
                - Эти убиты!

                И мы их убивали, если так можно сказать про крышечки. А точнее, мы их просто переворачивали.

                А какие были истории!.. Излюбленным был сюжет про восстание в концлагере, когда заключенные тайком собирали оружие и готовились к бою. Очень тщательно обустраивался концлагерь и завод, где заключенные работали. Вот тут-то и пригодились всевозможные штуцера и патрубки с аэродрома. Из них составлялись какие-то установки, станки, печи всевозможные… Похоже, что завод был по изготовлению стрелкового оружия. В роли автоматов и карабинов выступали зажимы проводов. Были и пулеметы.

                События разворачивались неторопливо, а нам куда спешить? Группа непокоренных заключенных разрабатывала план восстания. Был назначен какой-то день его начала. Иногда восстание переносилось из-за наличия предателя, которого выявляли и уничтожали.

               Наконец, наступал день восстания. Начиналась тщательно спланированная заварушка, охрану мочили. Потом захватывался транспорт и все убегали с военного немецкого завода. За ними гнались, по пути вспыхивали перестрелки, кого-то ловили, но как-то всё заканчивалось нашей победой.
               Были сюжеты про то, как группа разведчиков проникала на вражескую территорию, что-то там разведывала, или захватывала карту или языка, или всё это вместе, а потом пробивалась к нашим. Могло быть наоборот, наши пытались освободить захваченных разведчиков. Что с великими боями и осуществлялось. Также применялись авиация, артиллерия и танковые соединения.

                Главным девизом было то, что весь советский народ впитал вместе с молоком матери (вот так пафосно, но это правда!):
                - ПОБЕДА БУДЕТ ЗА НАМИ!!!

                Хотя мне помнится один случай, когда Генка игру закончил неожиданно. Не знаю, что на него нашло, наверное, это была прихоть мастера. Смешно, но под его руководством фашисты, несмотря на наши ошеломленные лица, перестреляли всех повстанцев… Причем, некоторых торжественно у стенки.
                А сам Генка поднялся и, посвистывая, пошел домой. По-моему его уже давно звали и, может быть, поэтому пришлось так быстро разобраться со строптивыми военнопленными. Ну, а нам с постными физиономиями ничего не оставалось, как угрюмо разойтись.

                Но переживаний особых не было. В следующий раз, в очередном локальном эпизоде наши победили, или фашисты были разгромлены, что в принципе одно и тоже. Все эти постановки Генка мог делать и в своей квартире, и во дворе. Но везде было интересно.