Увидеть и умереть

                Введение
«Тогда дело Кристен Раян меня сразу же заинтересовало. Честно сказать, я никогда и ни за что не поверю в то, во что верила она. Но в ее глазах читалось вовсе не сумасшествие, как у многих моих пациентов, а истинная вера. Она была похожа на ребенка, который всем сердцем верит в существование зубной феи. Только вот, она была намного старше, чем ребенок. В этом и заключалась ее проблема, которая довела ее до психбольницы. Я помню, нашу первую встречу. И вторую….  Пусть, Кристен была сначала не разговорчива и даже закрыта, но потом она доверила мне свои мысли и чувства, доверила мне мир, в который верила, и которым жила.
    Наверное, как опытный патопсихолог, я поступил правильно, но как человек нет. Это я понял только спустя ровно двадцать дней, с момента поступления в нашу клинику Кристен. А теперь я вынужден разговаривать лишь с надгробной плиткой, на которой было выгранено: «Кристен Раян 1962 – 1986».
   Моя жизнь здорово перевернулась после знакомства с мисс Раян, и после ее смерти тоже.  Каждое ее слово, каждое движение надолго останется в моей памяти. Я словно тоже сошел с ума, когда заметил за собой, что меня тянуло к ней. Мне нравилось слушать ее истории, хотя при этом я трезво оценивал всю ситуацию и понимал, что передо мной, человек с нарушенной психикой.  Я знал, что все, что она говорит – глупая ложь, придуманный ею мир, и этому находились научные объяснения. Но речь ее была правильной, а поведение приемлемым, что нельзя было сказать о других моих пациентах. Быть может, я тоже начинаю сходить с ума от всего этого бреда?
    Последний наш разговор был самым насыщенным и откровенным. Она просто хотела рассказать кому – то свою историю. Я был единственным человеком, кому она могла довериться. И  я благодарен Кристен за ее доброту и за все эти двадцать дней, которые я провел, слушая ее рассказы. По началу я понимал, что это выдуманные сказки сумасшедшего, и честно признаться, до сих пор так думаю. Но, наверное, Кристен была права – не увидишь, пока не поверишь».
   Это была последняя запись в моем дневнике. На самом деле, листов там было гораздо больше, чем я удосужился написать. Но сказать этой бездушной книжице что то еще, я не мог, да и нечего. Я пролистал уже имеющиеся записи. Их было не так много. Но каждый из них был для меня чем – то большим, чем просто каракулями на странице дневника. Они рассказывали о времени, когда Кристен была еще жива.
    Стрелка часов показывала восемь, и мне пора было уходить домой. Я отложил дневник в свой небольшой письменный столик и пошагал по пустому коридору. Шум шагов был громоздким, словно шла толпа народа. Я резко остановился, и что было мочи прижал ладони к ушам, чтобы не слышать этот звук. Голова жутко болела.  Да, видимо я постепенно сходил с ума. Я на секунду повернулся назад и равнодушно взглянул на дверь своего кабинета. Вокруг было тихо. Лишь дежурный посапывал где – то совсем близко. Что – то меня держало. И я знал что. Быстрыми шагами я направился к той самой двери, открыл ящик и, присев на стул, достал книжицу.
«Нет! Я больше так не могу!», - мысленно произнес я и захлопнул дневник. Я не мог его перечитывать, тогда все воспоминания снова всплывут, от этого мне станет только хуже.
«Надо от него избавиться», - уже вслух произнес я и только хотел идти на выход, как вдруг увидел, что из дневника вылетел скомканный клочок бумаги. Я осторожно развернул его, и тут же по моей щеке побежала горькая слеза. Только не подумайте, я никогда не плачу, наверное, это был единственный случай, когда я себе позволил выплакаться. Я вновь уселся на стул и открыл первую запись.