Глава X VIII Разоблачение

        Сухость южной ночи перемешалась с изысканностью кипарисов, молодёжь отжигала на пляжных дискотеках, в «Лагуну нищих» долетали хрупкие отголоски.

        Чесноков звонил в резную дверь с подковой у красного забора.

        - Кто? – зевнул дежурный. – Что нужно?
        - Капитан Чесноков. Нужно срочно видеть Лугинина Михаила Ивановича.

        Зевота замялась, получила указания, выдала:
        - Михаил Иванович давно отдыхает. Спокойной ночи, капитан!
        - Странно. Обычно, убийцы в ночь убийства не спят. Мучаются, ворочаются.

        Повисла напряжённая тишина.

        - У вас есть ордер? – сонливость переросла в отторжение.
        - Нет. Но господину Лугинину лучше встретиться со мной до того, как я приду с ордером.

        Дверь распахнулась. На пороге предстал Константин Петрович:
        - Вы в своём уме, капитан?
        - Более чем когда-либо.
        - Понимаю - у вас был трудный день. Идите спать.

        Начальник охраны повернулся уходить.

        - Не более трудный, чем у вас, - выкрикнул Павел. - Константин Петрович, если не ошибаюсь? Я хочу срочно видеть Лугинина.
        - Он не принимает. И в ближайшее время вряд ли будет.
        - Ждёт, пока отрастет борода?
        - Капитан, - развернулся нахмурившийся телохранитель, - давайте не будем раздражать друг друга понапрасну.

        Чесноков потряс папкой:
        - Здесь свидетельство того, что ваш босс совершил убийство заместителя мэра. Я мог бы просто дать делу ход. Но хочется сначала поговорить, понять, что толкнуло.
        - Капитан, - снова начал менторским тоном Константин Петрович, но замолчал, вслушиваясь в наушник. Через секунду посторонился. – Входите.
        - А почему вы не в госпитале? - гость шёл по дорожке рядом с начальником охраны. - У вас же пулевое.
        - Был. Достали, зашили. Ерунда. Не повод брать больничный. Впрочем, что я вам рассказываю? У вас опыт неоднократный.
        - Вы обо мне знаете всё?
        - Почти.

        Павла ввели в кабинет Лугинина.

        Михаил Иванович сидел в табачном угаре, пыхтя сигарой и одышкой. На столе стоял недопитый коньяк. Олигарх кивнул телохранителю, тот удалился, плотно прикрыв дверь.

        - Выпьете?
        - На службе не пью, - милиционер присел, с удовольствием отметил гладкость подбородка визави.
        - Похвально, - прокряхтел хозяин, сделал глоток, закусил порцией дыма.
        - Зачем вы убили Гонорина?

        Миллиардер внимательно рассматривал гостя. Павел расценил, как недоверие, положил папку на стол:
        - Здесь свидетельские показания, изобличающие вас. Отпираться бесполезно.

        Михаил Иванович встал, отошёл к окну, всмотрелся в даль чернеющего моря.

        - Здесь только копия, - на всякий случай огляделся милиционер, - если со мной что-то случится…
        - Оставьте, капитан. Я совсем не собираюсь вам угрожать. Как не пытаюсь отпираться, бежать, скрываться.

        Хозяин грузно опустился в кресло.
        - Я наказал его за совершённое.
        - Значит, вы знали, что он причастен к изнасилованиям детей?
        - Изнасилованиям и убийствам.
        - Я так понимаю, это ваши люди схватили Гонцовского Дмитрия Афанасьевича, он же – Кашалот, он же – Каша, и пытками выбили признание?
        - Вы меня об этом не спрашивали, я вам ничего не отвечал. Это подозрение вам придётся доказать. Я готов ответить на многие вопросы за исключением этого.

        - Не суть важно, - согласился Чесноков. – Наказали, значит, не верите в правосудие?
        - Верю. И думаю, со мной оно обойдётся по всей строгости.
        - А в то, что Гонорин ответил бы по всей строгости, не верите?
        - Нет.
        - Напрасно. Если бы не вы, мы бы его взяли. Ордер был на руках.
        - Взяли бы и что дальше?
        - Суд, - пожал плечами Павел, непонимавший наклон мыслей собеседника.
        - Думаете, вам бы позволили судить птицу такого полета? Вообще, расследовать дело?

        Капитан задумался.

        - К сожалению, это не первый рецидив Фёдора Игнатьича. Аналогичное уже случалось, заминали. Так бы вышло и на этот раз. Дело сразу бы забрали в Москву, Гонорин получил бы новое назначение.
        - Разве это причина для…
        - Причина, - отхлебнул коньяк Лугинин. – Веская. Растлителя и убийцу необходимо остановить. Раз и навсегда.

        Чесноков вспомнил о дочери миллиардера. Наказал или отомстил? Но задать постеснялся.

        - А почему именно вы, своими руками? Могли бы просто приказать.
        - «Всё бельчонок делал сам». Это мой личный выбор. Я не привык подставлять своих людей и требовать от них беззакония.

        Павел указал на папку:
        - И что мне с этим делать?
        - То же, что и всегда. Я готов сознаться…
        - Сейчас это удобно, - усмехнулся милиционер, вроде бы нащупавший слабость в несгибаемом человеке, внушавшем невольное уважение, - под грузом неопровержимых доказательств…
        - Не для смягчения вины, - устало выдохнул Михаил Иванович, - если хотите, можете, собрать и другие доказательства. Я подтвержу.

        Зрачки капитана расширились, мышцы встрепенулись, как от новой дозы адреналина. На минуту мелькнула тень восхищения, но тут же вернулся привычный скепсис:
        - А вас позволят судить? Не спустят на тормозах? Вы ведь тоже высоко летаете. Лондон всегда пригреет.
        - За это не беспокойтесь. Мне порой кажется, что Гонорин придуман нарочно, дабы свалить меня, - хозяин перехватил усмешку собеседника. – Но, конечно, это моя гордыня – смертный грех, за который и расплачиваюсь.

        - Так что прикажете делать? – Чесноков погладил подлокотники, качнулся вперёд, намереваясь форсировать итог.
        - Делайте, что должны.
        - У вас большие заслуги перед городом... и перед страной… - следователю захотелось дать преступнику время на побег.
        - Не думайте об этом.

        - Тогда вот как поступим: приходите завтра, - Павел взглянул на часы, - то есть уже сегодня. В течение дня, когда решитесь. Если не придёте, вызову повесткой.
        - Договорились.

        Милиционер встал, направился к двери, но резко развернулся:
        - Ещё один вопрос, Михаил Иванович, личный.

        Олигарх напрягся, существовал лишь один личный вопрос, повергавший в смятение.
        - Слушаю.
        - Как вам удалось расправиться с Аврумянами, удалить Тодадзе, Гаспара? Они держали весь город, весь юг.

        Лугинин облегчённо пригубил коньяк. Стакан глухо хлопнул по эвенге.

        - Как вы думаете, сколько всем правоохранительным органам Советского Союза понадобилось бы времени, чтобы полностью уничтожить преступность в стране?
        - От Калининграда до Находки?

        Михаил Иванович кивнул.

        - Учитывая всю мощь тогдашнего МВД, - начал рассуждения капитан, - что все были под колпаком у КГБ... что половина страны сидела в тюрьмах... думаю, управились бы за полгода.
        - Семь минут.

        Капитанские брови взмыли вверх, лоб сложился в морщины, уши потянулись к макушке.

        - Семь минут, - неумолимо повторил миллиардер.
        - «Свежо придание, да верится с трудом», - справился с удивлением Чесноков.
        - Нам удалось найти несколько «бывших», некоторые согласились сотрудничать. Они рассказали как, составили план действий, осуществили.

        - За семь минут? – усмехнулся Павел.
        - В современном российском городе, - Лугинин подстроился под размышления гостя, - при слабости власти, в лучшем случае, бездействии милиции, в худшем, срастании с криминалом...
        - Не томите, Михал Иваныч.
        - …В отдельно взятом городе и районе в целом... За семь дней.
        - За семь дней Бог сотворил мир, - вспомнил капитан, задумавшись в пол.

        Распрощавшись с олигархом, Чесноков прибрёл на набережную, облокотился на белоснежные перила. Долго смотрел в перекачивающееся море, переосмысливал разговор, отходил от впечатления. Под забрезживший рассвет добрался до квартиры.

        Прижавшись головой к дверному косяку, сидя на коврике, спала Вера Гольц. Рядом стояла початая бутылка водки. С пластмассовым шуршанием покатывался опрокинутый стаканчик – журналистка подёргивалась во сне, пытаясь найти удобную позу.

        Павел растолкал гостью:
        - Вера, Ве-ера…

        Проснувшаяся неестественно мотнула головой, растрёпанные волосы закрыли лицо, непослушная рука откинулась в сторону. Веки еле поднялись, появилась пьяная улыбка узнавания:
        - А-а, капитанчик... Явился?.. Как тебе идёт форма!

        Милиционер отворил дверь, помог подняться, уложил на диван.

        - Что ты здесь делаешь?
        - Тебя жду… «любимый мой, родной», - пропела Гольц.
        - Втюрилась? – хозяин присел в кресло напротив. Чёрная папка легла на колени.

        Журналистка из последних сил поднялась, помахала указательным пальцем:
        - И не надейся, - и опрокинулась.
        - Значит, всё выгоду ищешь…
        - Да, и ты мне за всё ответишь… статью об убийстве Гонорина сдала… и о нападении на Сорокиных написала… Людка – белая, как смерть… бедняжка, сколько ей пришлось… Александраки оперативно прооперировали… Ты знаешь, как это бывает… из тебя три пули вынули… Вокруг тебя вечно какие-то события… Я теперь ни на шаг… как ниточка за иголочкой…
        - Второй раз на грабли женитьбы не наступлю.
        - А я не как эта… а как журналистка за ценным источником… Деркач с Егоровым мне тоже ответят… за утаение… утайку… нападения на УВД… Собираюсь подать в суд… Ты будешь искать убийцу заммэра…
        - Уже нашёл.

        Вера поднялась, руками упёрлась в диван, нащупывая устойчивость. Глаза вопросительно округлились. Чесноков рассматривал никакующую любовницу, бросил на диван папку.
        - На! У меня рука не поднимается, а ты не поперхнёшься.

        Гольц пьяно раскрыла, попыталась вчитаться. По мере чтения лицо вытягивалось, ладошки захлопали по щекам, прогоняя хмель. Встала, пошатнулась, Павел поддержал.

        - Я в порядке, - широко повела рукой Вера. – Мне нужно срочно в редакцию… Где мой телефон? Я должна это сфотографировать.
        - Не надо. Забирай. Оригинал у меня.
        - Ты серьёзно?
        - Всё по чесноку, то есть по моему. Только обещай не печатать раньше завтра и оставь в покое моё начальство.
        - Это настоящая бомба!
        - И от неё Лугинин уже не оправится.
        - Люблю тебя, мой капитанчик!

        Продолжение - http://www.proza.ru/2014/09/11/510