Книга Вторая. Адмиралтейство. Глава 5

– ГЛАВА ПЯТАЯ –
Вопросы и Ответы

Бурлящая, постоянно обновляемая своим первоисточником волна с шелестом накатывала на берег, пенясь в каждом выдохе, сверкала в пространстве между переливами света и глубины того водного мира, из которого она произошла. Свежий морской ветер раскачивал ветви деревьев, росших за каменистой насыпью. Насколько хватало глаз, тянулся галечный пляж, пустынный и по-вечернему тепло-прохладный. Сумерки, эти верные стражи границ дня и ночи опускались на высокие холмы и, поднимавшиеся над гаванью белые стены отражавшего первые ночные звезды, города…
– Но там я не смогу тебе помочь.
Двое сидели на берегу и неотрывно смотрели в сверкающие густым багрянцем искры полу-воды, полу-света…
– Я, действительно, не смогу, – повторил тот, кто был постарше. В его серебристо-пшеничные волосы, казалось, оба великих прародителя – океан и небесное светило – вплели пенные и золотые нити.
Тот, к кому он обращался, молчал уже какое-то время. Лица его было не разглядеть, – заходящее солнце слепило и вычерчивало лишь силуэт немного ссутулившейся фигуры.
– Ты сам должен будешь найти дорогу… ты знаешь правила… Но тебя там встретят, конечно, – торопливо спохватился говоривший.
– А ты бы согласился? – высокий молодой голос наконец-то нарушил монолог своего собеседника.
Волна с силой ударила о гальку, сместив отдельные камешки.
– По крайней мере, я не стал бы бояться, – пожал плечами старший.
– Отчего такая уверенность? – с кажущимся безразличием поинтересовался другой. На мгновение огненный диск вспыхнул в последний раз где-то над его головой и опустился за пределы видимости.
– Ну, во-первых, подобные тебе появляются там не так, чтобы часто, а во-вторых, ты же… Ты же весь соткан из нее! Она – твоя суть! Как ты можешь сомневаться в этом? Как ты можешь бояться, что ты не вернешься? Она выведет тебя, укажет единственно верный путь, который тебе и будет нужен! – с горячностью воскликнул старший.
– Ты о музыке, что ли?
– Музыка, – сокрушено отмахнулся седовласый, – Теперь, да впрочем, почти как и всегда, люди пользуются этим словом абсолютно не понимая того, что оно скрывает! То, что они иногда называют музыкой, совершенно ею не является! Эх, если бы кто-нибудь мог проявить ее, эту силу, эту мощь и энергию, эту истинную жизнь там! Ведь ты бы смог! – глаза уже немолодого человека взволнованно блестели. Он подставил лицо соленому ветру, который беспокойно затеребил подернутые серебром волосы.
– То есть, ты хочешь, чтобы я отправился туда, где мрак покрывает сознание? Где вновь появившийся забывает о своей цели и блуждает в потемках иллюзий, порождаемых собственным умом? Ты хочешь, чтобы я еще раз прошел сквозь это?! – в голосе не было никакой ярости, никакого отчаяния, но его печаль была тяжелее, чем самая тяжелая ноша.
– Не только я, пойми…
– Отлично! Вы все просите этого? Почему? С какой стати мне ввязываться во все это?
– Кого нам еще просить? – и ты… ты не можешь не вернуться! Ты уже знаешь путь! Ты вспомнишь! Обязательно!
Тот, кого пытались уговорить, повернулся к собеседнику.
– Ты вернешься, – тихо, но убежденно повторил старший, глядя вдаль, где горизонт еще был светел.
– А если я скажу «нет»?
Волна, пенясь и шелестя, откатывалась прочь от берега обратно в океан, сверкавший сейчас перед ними искрами тысяч солнечных воплощений.
– Да, – вздохнул старший, – уговаривать и спрашивать, согласен ли ты, было просто глупо. Ты всегда поступаешь по своему разумению, по каким-то неведомым нам раскладам, и всегда оказываешься прав… Как, впрочем, и.., – волна, с шумом набежавшая на берег, заглушила прозвучавшее имя и растворила его где-то между берегом и океаном…
Разговор подходил к своему завершению. Тот, кто был моложе, поднялся и протянул собеседнику тонкую покрытую изящными цветками, веточку, которую поднял с тропинки, еще спускаясь к берегу.
– Думаю, мне пора…
– Хорошо, – кивнул его собеседник, беря чуть завядшее растение, – я зайду позже, если что…
– Как знаешь, – спокойно ответил тот, кто был и одновременно не был тем, перед чьим взором возникла эта сцена, и медленно пошел вдоль воды, поднимаясь по камням на берегу, постепенно удаляясь от неровной, вечно меняющейся плоскости водной глади…
Человек с волосами пенного золота посидел еще немного, затем бросил хрупкую ветвь в воду, задумчиво понаблюдал, как он колышется в прибое, после чего тоже ушел. И никто уже не видел, как океан беспричинно втянул в себя вместе с отхлынувшей водой и увядшее растение, и витавший в воздухе разговор.
На какое-то мгновение мне показалось, что лицо молодого человека было моим лицом. Ведь свое лицо без зеркала увидеть невозможно…

* * *
– Что это было? – Янка сидела на кровати, облокотившись о подушки.  Воспоминание о странном диалоге на берегу океана рассеялось едва ли не раньше, чем возникло осознание сердца, проталкивающего очередную порцию крови. Она недавно проснулась и теперь, натянув одеяло к носу, уставилась на дядю Джона, молча сидевшего тут же. Яркий солнечный свет усиленно и безуспешно пытался прорваться сквозь затемненные заклинанием Крауда окна. И от этого ощущение недосказанности и недовершенности давило еще больше. И если бы не легкий аромат благовоний, витавший по комнате, было бы совсем тошно.
– Что со мной происходит? – повторила Янка,
Честертон взял Янкину руку, развернул ее ладонью вверх и вложил золотой кулон с тускло сверкнувшей жемчужиной каплей.
– Не снимай это. Никогда. Хорошо? – спокойно попросил он.
Как сейчас всё просто и тихо…
– Почему я вам нужна? – спросила Янка, застегивая цепочку.
– Что? – казалось, этот вопрос выдернул алхимика из раздумий, – ах, да…
– Зачем я вам нужна? – повторила она.
– Зачем? – развел руками Честертон, – ну…родственникам такие вопросы не задают. В семье всегда все нужны друг другу.
– Нет, я не об этом, – девочка нетерпеливо помотала головой, – вчера вы говорили с мамой на кухне, я слышала, как ты произнес, что я нужна вам всем. Кому это вам? Не семье же! То есть, не только же…
– Да…не только, – кивнул дядя Джон.
– И?
Честертон испытующе взглянул на племянницу, – Ты ждешь, что я сейчас открою тебе великую тайну?
– М-м-м…наверное… – смущенно предположила та, – а разве нет?
– Ты хочешь, чтобы это было «да»?
– Ну…вы же скрываете всё!
– Мы? Кто это «мы»?
– Так нечестно! Ты всегда увиливаешь от ответа!
– Да нет никакой тайны, Янна!
– Тогда почему?
– Я не знаю, – печально улыбнулся дядя Джон, – никто не знает.
Янка набралась смелости и осторожно спросила, – даже… Она?
– Даже Она. Никто. Хотя Она, да и мы все, – Великий Магистр, Магвелл, профессор Крауд – мы все о чем-то догадываемся. Но это не прямое знание. Мы можем лишь делать какие-то выводы, наблюдая, как разворачиваются события, собирая и анализируя информацию.
– То есть…там… какого-то пророчества или чего-то такого – этого нету?
– А ты бы хотела, чтобы оно было? – удивился Честертон, – боже упаси, Янна! Только этого нам еще не хватало! Ты что, серьезно об этом думала?
– Ну так, мелькали мысли. А что, это так плохо?
– Хм…представь себе, я бы не согласился жить в соответствии с каким-то там пророчеством, постоянно сверяя каждый свой шаг, каждое действие с тем, соответствует ли оно моему предназначению или нет.
– Но я слышала…читала в Магической Трибуне про мальчика…
– Да, я тоже читал, и в Магистериуме отслеживают всю ситуацию, но там тоже не все до конца ясно. Признаться, сообществу волшебников не позавидуешь…
– А если я тоже?
– Что тоже?
– Ну…
– Янна, пойми ты… каждый человек избран. Для чего-то. Для какой-то цели. У каждого – свое собственное предназначение. Конечно, история с Джонатаном наложила свой отпечаток на твою судьбу и судьбу всех нас. Но нет и не было никакого пророчества, никаких предсказаний! Не было ничего! Хотя, признаться, ты притягиваешь в свою жизнь такие события, которые случаются далеко не с каждым. И это удивительно!
– Что удивительно? – не поняла Янка.
– Выходит удивительно складно! – Честертон засмеялся.
– Но почему все выглядит так, будто во мне есть что-то такое особенное? – не сдавалась Янка.
– О! Да у тебя не звездная ли болезнь, часом, приключилась? – алхимик шутливо потрогал девочке лоб, словно проверяя, нет ли температуры. Потом добавил уже серьезнее, – каждый особенный. Каждый, понимаешь? Нет такого человека, кто был бы малозначим, не нужен и бесполезен. Каждый живущий заполняет ту часть пространства и времени, которую ему предназначено заполнять, а точнее, наполнять своим бытием, своим светом… Однако в чем-то ты права. То, что с тобой происходит, позволяет увидеть, что твоя роль в этом прекрасном мировом спектакле совсем не заурядна.
– И что же мне делать? – растерялась Янка.
– Ничего, – пожал плечами Честертон, – просто оставайся собой, будь собой. А вот чего тебе не следует делать, так это глупостей.
– Каких это, например?
– Например, отказываться от того, что тебе принадлежит по праву, – дядя Джон указал тростью на цепочку, поблескивавшую поверх ее футболки, служившей пижамой, и строго добавил, – Даже не вздумай больше снимать!
– Хорошо, не буду, – проворчала Янка.
В дверь постучали. Показалась стройная фигура Марка Андреевича.
– Джон, пришел доктор Тензин.
– О! Спасибо, Марк. Пусть войдет. Ну что, принцесса, Ваш личный врач прибыл, – Честертон улыбнулся и поднялся навстречу гостю. Янка не ожидала увидеть школьного доктора не в традиционных желто-бордовых одеждах тибетского монаха, а в светлом летнем костюме европейского кроя.
– Рад Вас снова видеть, Тензин! Проходите, проходите! – дядя Джон пододвинул стул к кровати.
Янка занервничала под пристальным взглядом доктора.
– Ну что, посмотрим, что изменилось со вчерашнего дня, – их школьный врач невесомо коснулся запястья ее руки и прикрыл глаза, вслушиваясь в глубинные процессы Янкиного организма.
– Со вчерашнего? – искренне удивилась она и вдруг вспомнила, – ой, дядя Джон, а кто был тот бродяга?
– Тсс! – Честертон укоризненно посмотрел на племянницу, – давай позже. С ним сейчас разговаривают…
Через пару минут доктор довольно улыбнулся, – Ну что же… все более-менее. Идете на поправку, леди.
– А что со мной, доктор Тензин?
– Переутомление. У тебя чересчур впечатлительная натура. Это не плохо, и не хорошо, – добавил врач, рассматривая радужку ее глаз, – это просто есть. Однако, если ты не научишься контролировать свои реакции, эмоции, они могут доставить тебе немало неприятностей.
–  Но я же не специально падаю в обморок! Я даже не понимаю, отчего это происходит!
– Вот видишь, ты опять возмущаешься, –назидательно заметил дядя Джон, отвлекшись от просмотра записей в блокноте, который с некоторых пор начал носить с собой.
– Не будем излишне строги, господин Честертон, – остановил его доктор, – все мы были молодыми, активно осваивали этот мир, так что нет в горячих порывах юности ничего предосудительного.
– Все верно, доктор, пожалуй, в этом Вы абсолютно правы, – улыбнулся алхимик, - однако же, я оставлю вас ненадолго. Мне необходимо сделать пару звонков, - и он, извинившись, вышел.
Янка наблюдала за доктором, который аккуратным почерком писал на листе бумаги свои рекомендации.
– Отдашь маме, – произнес он, откладывая ручку в сторону, – ну что, всё?
«А ведь он так и не ответил на мой вопрос, что со мной, – подумалось Янке, – так и не сказал… Никто не говорит…»
Доктор Тензин улыбнулся, словно услышал ее мысли, и чуть подавшись вперед, чтобы еще раз проверить пульс на шее, шепнул ей на ухо, тихо-тихо, так, что едва можно было разобрать слова, – как думаешь, что отделяет одно яблоко от другого?
Янка непонимающе смотрела на своего школьного врача.
– Это загадка? – выдавила она из себя, наконец.
– Нет, – хитро улыбнулся доктор Тензин и добавил, – это отгадка.

* * *
К вечеру, когда Янке окончательно полегчало, пришли Максимильяновичи, и они все вместе решили спуститься в квартиру на первом этаже. Незадолго до их прихода нововыявленный маленький волшебник вытирал тряпочкой пыль с потертого коричневого чемодана, выуженного теткой с антресолей. Его братик возился с игрушками на диване.
– Им уже лет сто, наверное, никто не пользовался! – воскликнул Сережа, старательно счищая с замков тонкий слой ржавчины.
– Ох уж и сто! – тетя Рита, разбирая по стопкам его вещи и одежду, сновала по комнате, – лет пятнадцать, не больше. Дед твой покойный ездил с ним в Крым.
– Да? А что он там делал?
– Решил на местах боевой славы побывать, пока ноги его еще держали. Он же в войну там все горы на своих двоих вдоль и поперек излазил. В партизанском отряде. Там его и контузило. И сдается мне, что не будь того осколка, что из его головы в госпитале вытащили, не был бы и ты таким.
– То есть как это?
– А вот так, – Маргарита Львовна воткнула штепсель утюга в розетку, – дед твой, Павел Андреевич Ибрагимов, царствие ему небесное, - она перекрестилась, - как в себя после операции пришел, так начал чудить. То как Мурзик наш в пространство перед собой уставится и смотрит не мигая. Зовешь его, а он не слышит будто. То предметы начал передвигать. Без рук. Так, подумает, словно позовет, и вещь к нему прям как магнитом притягивается. Удобно, конечно, когда мебель надо переставить, но уж больно чудно, да и страшновато немного. Особенно поначалу. Мы, домашние, постепенно-то попривыкли. Но никому особо про это не распространялись. За такие дела и сослать куда могли. Так что вот…
– А мама? У нее тоже эти способности были?
– Были, да сплыли. Она еще когда ходить училась, вместо того, чтобы дотянуться до игрушки какой, ее к себе притягивала. Дед-то Павел хохотал, а бабушка твоя ругалась, что ребенок ленивый растет. Ох, и доставала она меня порой, – засмеялась Маргарита Львовна своим воспоминаниям.
– Теть Рита, а почему у нее способности пропали? Когда? – немного тревожно  спросил Сережа.
– А шут его знает. Пропали и все тут. Наверное, в старших классах. Дед твой Павел как раз в Крым в тот год и ездил.
– Да? – задумчиво протянул мальчик.
– А знаешь, – женщина устало опустилась в кресло, – а ведь и вправду, как это я раньше не замечала. Вот ведь…. Мне вдруг вспомнилось… Сразу как-то по его приезду, они долго с твоей мамкой на кухне беседовали. Заперлись там и никого не подпускали. Мне тогда надо было по делам куда-то выйти, так что когда я вернулась, они уже чаевничали – поздно вечером дело-то было. Вот так…
В дверь позвонили.
– Ох, кого это там нелегкая несет? – тетя Рита тяжело поднялась и пошла в прихожую. На пороге стояли трое подростков.
– Здравствуйте, Маргарита Львовна, – Янка поздоровалась за всех.
– Здравствуйте. Вам чего?
– Мы к Сереже. «До свиданья» сказать.
– Ах, ну да, ну да, – улыбнулась тетя Рита, – конечно, проходите. Можете и с Васяткой поводиться пока? Я до магазина дойду – хоть оладушек в дорогу ребенку напеку. А то, – наклонилась Маргарита Львовна к Рудику, будто делясь страшной тайной, – ваш профессор - тот, который в черном все время ходит, родственник Марка нашего, – сказал, что путь неблизкий, и что на место только к ночи доберутся. А ведь отправляются в пять утра! Присмотрите пока за Васенькой?
– Да, конечно, – кивнули ребята, ставя обувь на полку в коридоре.
– Ну что у вас произошло? – нетерпеливо спросил Сережа, когда за Маргаритой Львовной закрылась дверь. Вася уже потащил Людика на пол – строить домик из кубиков. Роль рассказчика досталась его брату. Янка бродила по комнате и рассматривала книги в шкафах. Минут через пятнадцать Сережа, подперев кулаком голову – совсем как его тетка, задумчиво кивнул, - ясно…
– Вот, и что мы хотели у тебя спросить, – обернулась к нему Янка, – помнишь, в тот момент, когда мы увидели грифонов, ты крикнул, что Илья не врал? Кто этот Илья?
– Это друг мой. Мы в одном классе учимся. Только сидим за разными партами – надо, чтобы мальчик-девочка были. Вот. Так-то я с Танькой сижу, в общем-то неплохо, с нее можно на математике списывать. Но если бы разрешили, то мы бы с Ильюхой вместе сели, – вздохнул он, – в общем, он мне про эту башню рассказал еще в мае, сразу после праздников.
– Погоди, какую башню?
– Башню Грифонов! Вы что, не знаете? У нас же весь город об этом говорил!
– Нет, – если честно, – призналась Янка, мы вообще здесь только на лето сюда приехали.
– Ааа… ну тогда понятно. Илья – он в художке учится. И отец у него тоже – художник, картины рисует. И знакомых к ним много домой приходит. И знаете, – понизил он голос, – я думаю, не все из их гостей нормальные. Ну… со странностями, так точно.
– Хм… и что?
– А то, что в мае, после праздников, Илюха пришел в школу веселый такой, на завтраке по секрету сообщил, что ходил к Башне Грифонов. На Ваське.
– Где?
– На Васильевском острове. Да тот же район, где вы вчера гуляли. Вы потом как разузнаете, что это все-таки было, напишите мне, ладно?
– Конечно, напишем! – Людик отвлекся от постройки гаража из кубиков, – не вопрос! Слушай, Сережа, а где ваш кот?
– Гулять ушел. Он к ужину обычно возвращается.
– М-да…, – хмыкнул Людвиг, ставя последний кубик на свое место. Возле дивана теперь возвышалась достаточно высокая пирамидка, напоминавшая своими очертаниями Верхний Гостиный Двор, в котором остановились Максимильяновичи.
– А что еще Илья знает про ту башню? – Рудик поднялся и подошел к окну, на широком подоконнике которого красовались заросли цветов.
– А это вам надо самим у Ильюхи спросить.  Встретьтесь с ним? А то из его рассказа я помню только, что они сначала шли откуда-то из центра города, потом какое-то яйцо на башню ставили.
– Яйцо? – недоуменно переспросила Янка.
– Да, большое. Еще сказал, что цифры какие-то были на башне. Но я подробностей не знаю. Илья на Большом Проспекте живет, здесь рядом. Вы запишите тогда адрес и телефон? Вот, можете из этого блокнота листок взять, – предложил он, видя, что ребята усиленно роются по карманам в поисках бумаги, – его родители на выходные на дачу увозят, куда-то под Пушкин. Он только утром в понедельник приедет. Но я ему перед отъездом записку оставлю в нашем тайнике – предупрежу, что вы ему звонить будете. Он классный пацан!
– О, кажется, твоя тетя возвращается, – Рудик указал за окно. Через несколько минут Сережа уже тащил сумку с продуктами на кухню. Вместе с Маргаритой Львовной в квартиру вошел Мурзик. Поведя носом в сторону гостей, он приветственно мяукнул и шмыгнул на кухню.
– Ладно, мы тогда пошли. Не будем мешать, – Рудик дернул брата за рукав.
– Нет–нет–нет! Мальчики, Янна, оставайтесь! – замахала на них руками тетя Рита, – сейчас варенье достану, блинчиков напечем, чай заварим новый. С мелиссой чай любите?
– Да нет, – заотказывались было ребята, – мы, наверное, пойдем. Вам же еще собираться надо.
– Успеем! – задорно крикнул Сережа из кухни, где ставил чайник, – еще всего лишь шесть вечера!
– Да неудобно как-то, – Янка попыталась надеть сандалину, которая вдруг выскользнула из рук и в одно мгновение оказалась на другом конце коридора.
– Эй! Так нечестно! – засмеялась она, грозя Сереже кулаком.
– Оставайтесь! – победно заявил тот, – или останетесь без обуви!
– Ладно, чародей… Остаемся, – и Людик, весело подхватив Васю на руки, прошел на кухню. 

* * *
На другой день около полудня Максимильяновичи встретили Янку и Фрактуса у метро, и они все вместе пешком отправились в Летний сад. Погода была не жаркая, что не могло не радовать. Дойдя до Инженерного Замка, они отправили Фрактуса в разведку насчет экскурсии, а сами, взяв мороженое, решили посидеть в дальнем углу парка на скамеечке, в тени старых деревьев, которые, если подумать, видели так много, что без должного уважения к ним неудобно даже приближаться. Эти трехсотлетние гиганты, тая в своих стволах и ветвях хроники города, задумчиво и скромно шелестели высоко над головами густыми зелеными кронами.
– И что дальше? Чем займемся? –  Янка лениво откусывала посыпанную шоколадной крошкой, вафлю.
– Познакомимся с Ильей и сходим к Башне, – предложил Людик.
– Ага, – скептически поддакнула Янка, – и найдем себе новых неприятностей. Лично мне их хватило предостаточно. Спасибо.
– Ну почему, почему сразу же неприятности? Мы же только посмотрим. Тем более, днем. Днем грифоны спят.
– С чего бы это такая уверенность? – хмыкнул Рудик.
– Сам вспомни, Марк говорил, что грифоны только в сумерках появляются. То есть, на закате. Значит, днем они где? Правильно, спят! – Людик победно оглядел друзей.
– Вот уж и нет! – возразил ему брат, – это вчера они спали, или их просто никто не видел. А что они завтра делать будут, они никому, простите, не сообщали! Может, они вообще за город улетели!
– Ага, на рыбалку, – съязвил Людик.
– Интересно, что же все-таки произошло, что они вдруг снова появились, – Рудик взялся за ветку куста, возле которого стояла скамейка, и покачал ее немного. Солнце сразу же поспешило проникнуть в их укрытие, заставив всех зажмуриться
– Погодите, – Янка развернулась к ребятам, – погодите!
– Что? – спросил Рудик.
– Погодите. Я, кажется, знаю, в чем дело! Точнее, думаю, что знаю.
– И в чем же? – Людик на мгновение отвлекся, и мороженое капнуло сиропной каплей с подтаявшего бока.
– Ну вот, теперь стирать, – расстроился он.
– Да ладно тебе, – поморщился Рудик, – Янн, ведь по словам Марка (Рудик, как и его брат никак не могли правильно выговорить отчество родственника Крауда, поэтому ограничивались только его именем), кто-то вскрыл тайник какого-то аптекаря, который когда-то вызвал грифонов для его охраны. По-моему, разумнее было бы задуматься о том, что скрывалось в том тайнике и о каком аптекаре идет речь. Найти бы здесь библиотеку со старыми газетами. Вряд ли об этом в книгах написано.
Янка слушала его рассеяно, вспоминая события последних дней. Мелкие детали крутились в голове, то подходя совсем близко, то возвращались опять в подсознание, отчего она никак не могла нащупать конец нити этого клубка бесконечных вопросов и ответов. Что-то ускользало от ее внимания, кружась маленькими вихрями мыслеформ…
– Какое сегодня число? – неожиданно выдала она обрывок какой-то своей мысли.
– Янн, ты чего? – уставился на нее Людик. Двадцать шестое июня.
– Да нет! По лунному календарю!
– Э-э-э… Я вообще-то за этим не слежу. Мы ж не в школе!
– Я тоже! Но мы же алхимики! Нам надо следить за такими вещами!
– Да ладно тебе, брось! Каникулы ведь!
– Погодите, погодите! – Янка лихорадочно соображала, – так, значит, если я правильно все помню, полнолуние было дня три назад, из этого следует, что  следующее полнолуние только через месяц – двадцать третьего июля.
– При чем тут полнолуние? – не мог взять в толк Рудик.
– При том, что единороги появляются при полной луне!
– Янна…ты это, извини, ты ничего не путаешь? – сказал Людик, – мы же о грифонах говорим, а не о…
– Все верно! – в легкой эйфории от найденной разгадки Янка ткнула указательным пальцем в пространство перед собой, – единороги появляются вместе с грифонами! Где одни, там всегда и другие! По крайней мере, так сказал тот тип, из ресторана.
– Кто? Откуда?! – заинтригованно спросил Рудик, – из какого ресторана?
– Да помните, мы сидели вчера? Нет, позавчера!
– Да…и что? Я никого не помню, – пожал плечами Людик.
– Потому что ты болтал постоянно, – отмахнулась Янка, – а рядом, недалеко от нас сидели двое. Я бы назвала их бандитами, если честно, – и она пересказала друзьям содержание разговора, который слышала за соседним столиком.
Максимильяновичи потрясенно молчали.
– Значит, в городе охотники за единорогами, – передернув плечами и глядя куда-то в сторону, процедил сквозь зубы Людик, – вот гадство-то какое, эта охота! И скорее всего, они будут выслеживать места появления грифонов и отманивать от них единорогов.
– Думается, им не нужно отманивать грифонов, если они сами теперь вылетают на поиски, – невесело заметил Рудик.
Они помолчали. Вместе с молчанием на несколько мгновений пришла и тишина.
– Так, а если наоборот? – Людик пристально посмотрел на друзей, – представьте: кому-то потребовались единороги. Этот кто-то знает о тайне старого алхимика и вскрывает тайник. Ведь кто-то мог выманить грифонов именно для того, чтобы добраться до единорогов! Отсюда вопрос: для чего кому-то могли потребоваться единороги?
– И не только этот вопрос, – добавила Янка, – кто тот, кто мог знать о тайнике и заклятии, с ним связанном? Помните, Марк Андреевич сказал, что грифоны ищут того, кто вскрыл тайник старого аптекаря, и что сделать это мог только алхимик, такой же, как и мы с вами!
– Да, и, скорее всего, он местный, – Рудик доел мороженое и выбросил обертку в урну, – именно местный, а не приезжий.
– С чего ты взял? – удивился Людик.
– Тот, кто открыл тайник, должен хорошо знать город и его легенды. И вообще, невозможно делать что-то противозаконное, если нет путей отступления или хотя бы укрытия или убежища, чтобы отсидеться. А для этого надо ориентироваться на местности.
– Ты откуда у нас такой специалист?  – с иронией поинтересовался Людик.
– Ой, можно подумать, ты у нас святоша, –  хмыкнул Рудик.
Братья уставились друг на друга и прыснули от смеха.
– Эй, расскажите мне! – потребовала Янка.
– Это так, мы вспомнили кое-что, - махнул рукой Людик.
– Да, - добавил Рудик, - это мы однажды навестили кладовую нашего завхоза – месье Кубера-Сана. Было весело!
При упоминании о Форествальде Янка почувствовала легкий укол обиды. Но, хотя раздражение и появилось, она удержалась от комментария по этому поводу и просто сказала, – ладно, потом расскажете. Лучше подумайте, что это может быть за тайна, которую скрывал тот аптекарь? И вообще кто он такой?! Имя же должно у него быть?
– Да, узнать о нем нужно обязательно, – Людик вопросительно смотрел на Янку, - например, у нашего уважаемого профессора Честертона.
– Угу, сейчас, – ехидно согласилась Янка, – так и представляю, подхожу я к дяде и таким  невинным голоском спрашиваю: «Дядя Джон, расскажи, пожалуйста, об аптекаре и грифонах». Да он сразу же догадается, что мы задумали!
– А что мы задумали? – невинным голосом проговорил Людик, - всего лишь узнать местную легенду!
– Ага! И отправит он нас к Марку Андреевичу, а тот только в общих чертах расскажет. Вряд ли они будут с нами откровенничать. Особенно после того, как со мной это все произошло, – Янка поежилась.
Над их головами ветер шептался с кронами деревьев, где-то неподалеку плескалась вода, заглушаемая шумом проносящихся на скорости машин.
– Как бы то ни было, пока нужно понять такую вещь: что такого ценного есть в единорогах, что за ними устраивают охоту, – наконец произнес Людвиг, – и если мы будем знать, зачем их ловят, то мы будем знать, кому они понадобились.
– Вопрос только в том, - возразил Рудик, - какие единороги нужны охотникам: живые или мертвые. Хотя вообще, мне кажется, нам надо понять другую вещь: зачем все это нам?
Друзья переглянулись.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Янка.
– А то, что все наши рассуждения привели нас только к одному выводу: мы ввязываемся в то, куда нас просили не соваться. И помнится, ты только что сама говорила, что приключений с тебя хватит.
– Ну, говорила, – пробубнила Янка.
– Поэтому, давайте не будем дальше развивать эту тему, не будем никого и ничего искать. Чтобы никто не пострадал. Потому что я не думаю, что охотники прибыли в Петербург без оружия…
– Фрактус идет, – Людвиг заметил кота, вразвалочку приближавшегося к ним.
Янка поднялась.
– Ладно, временно забудем про это, – она двинулась к выходу из парка. «Пока что…», – добавил в голове внутренний голос. И Янка была с ним полностью согласна.