Голова 93. Найти своих

Следующим после преодоления кризиса конкретного камня летом, Толик и Степеныч вновь собрались на загородном участке последнего, дабы в спокойной дружественной обстановке обсудить былое и поразмыслить о грядущем. Теплым безветренным вечерком они расположились на открытой веранде небольшого домика, разливая по стаканам расхваленный Степанычем самогонный напиток соседского производства.
– Ну я рад, что ты наконец-то решил удостоить меня визитом, еще и свой сухой закон отменил, а то я уж волноваться за тебя начал: водами и соками сознание шибко не распахнешь, а русскому человеку надо иногда, знаешь ли, поговорить по душам, не к психоаналитику же, ей-богу, идти! – усмехнулся Степаныч, наливая жидкость в стакан.
– Да я это… только по особенным случаям развязываю, а сегодня, думается, у нас такой именно случай,– точно оправдываясь, отвечал Толик.

– Ну и как поживаешь? С тех самых пор не виделись! – полюбопытствовал хозяин дома. – Хотя, это как сказать… не виделись. Вот ведь времена на дворе: чтобы видеться, не обязательно уже и встречаться! Ну, я про скайпы эти всякие…
– Так-то оно так, конечно, вот только выпивать же по скайпам как-то негоже, не так ли? Да и не на всякую тему там станешь говорить… Хотя живое общение, похоже, действительно превращается в крайнюю необходимость, – констатировал Толик. – А в целом, знаешь ли, скучно поживаю, – продолжал он. – Во многом потому я и напросился в гости. Я тут, как и озвучивал уже, надумал возобновить работу над книгой о Вите – я ж кое-какой материалец насобирал еще год назад. Поначалу-то я это дело затеял, чтобы инфу с людей потрясти, а сейчас как-то подумал, а почему бы и вправду книгу не сделать? Кто из нас достоин этого больше, чем Виктор?
– Вот тут ты прав, соглашусь. Только мне кажется, в некоторых местах поделикатнее надо быть: не все для печати, сам понимаешь, годится. Фильтровать надо моменты определенные, как думаешь?

– Да ты шутишь: да выходила ли когда-нибудь про кого-нибудь книга, где все изложено так, как оно было всамделе? Без налета героизации и вынесения за скобки не вписывающихся в легенду фактов, – подтвердил понимание ситуации Толик.
– Тогда ладно. Хотя и не думаю, что Витьке нужна какая-то героизация и мистификация, едва ли он это одобрил бы. Мне так кажется, что, напротив, он всегда стремился слиться с окружающей средой, как хамелеон, что в итоге ему неплохо удалось… Так что именно тебя интересует?
– Да тут, понимаешь, я прикинул: слишком уж много неясностей всяких, многие вопросы до сих пор остаются без ответа, и, думается мне, ты единственный, кто может мне в этом хоть чем-то помочь…
– Помочь-то я, разумеется, всегда непрочь… только вот сперва понимать хочу, ты ж не для денег книгу затеял?
– Да нет же, о чем ты? Гонорар тут все равно особо не светит. Вполне возможно, что и до печати дело не дойдет. Это я так, для себя больше, сам понять все до конца хочу, чистый энтузиазм. По деньгам у меня, к счастью, нормально все сложилось: я же еще тогда, в эпоху быстрого накопления капиталов, пяток квартир по городу прикупил. Одну-то продал, чтобы на плаву быть, а остальные теперь сдаю вот посуточно или на короткие сроки – так выгодней, хотя и суеты больше: то под кровать наблюют, то сопрут чего по мелочи. Публика у нас, сам знаешь. Зато вот Ваньку того же к делу пристроил, «смотрящим менеджером», ха! Так прямо в трудовой книге его и записал, чтоб он поуверенней себя чувствовал!

– Эх, Ванька, Ванька… так как он пережил-то, все хотел спросить, что Витька денег ему не оставил? – рассмеялся Степаныч. – Он-то был уверен, что ему «причитается полюбе», вот поросль нынче, а?
– Не их, пожалуй, вина, так уж их выдрессировали, пропаганда и реклама. А с Ванькой… да тут, ты знаешь, я сам отчасти не прав. Я тогда, когда с ним общался по поводу Вити для книги, переборщил немного с театральными эффектами, разыграл старый трюк с разбиванием диктофона и шепотом, что никто и никогда не должен услышать эту запись. Вот парниша и перевозбудился, нафантазировал себе лишнего. Он-то думал, что мы золотое руно как минимум ищем, золото партии, что-нибудь в этом роде... А тут какая-то бессмыслица. Хотя, глядя на таких балбесов, как Ванька, я еще лучше начал понимать, что имел в виду Виктор, утверждая, что многих людей нужно тщательно оберегать от денег. Вот, допустим, оставил бы он Ваньке слиток золота или сумку с кэшом, так ведь пропал бы парень в считанные недели! Даже и не понял бы ничего: за что, почему и как оно так вышло-то. Я поэтому его под опеку и взял: прививаю, по возможности, любовь к труду, здоровую умеренность.
– Понятно все с вами… Так, выходит, рантье заделался? Вариант. А я тут по области пару автомоек открыл, с соседом по садоводству, мои деньги – его дело, схожая ситуация. Так что живу теперь прямо здесь, в домике, в город вообще не езжу, надоел. А ведь когда-то я и сам всю эту деревенщину терпеть не мог, без города жизни не видел, я же с детства городской.
– Так и я городской, и тоже подумываю иногда в загород забраться, поближе к земле. Годы, что ли, берут свое. Только вот город – гад:  не отпускает, вечно какие-то неотложные и важные дела вырисовываются… Только, Миш, не о том я хотел бы сейчас поговорить, об этом мы всегда успеем. Предлагаю перейти к делу. Да, да, подлей-ка еще, славная штука. Видишь ли, меня совершенно не удивляет, что Ванька ни черта не понял – это само собой, от него ничего и не требовалось, а вот почему и я так и не разобрался с Витькиным месседжем – вот что меня до сих пор беспокоит! У тебя за последнее время появились какие-нибудь идеи, что может означать это «Будь что было. Будем!»?

– Да ничего определенного, увы. Возможно, Витя имел в виду то же самое примерно, что и писатель Замятин – это который «Мы» написал, – говоря, что «будущее русской литературы в ее прошлом». Недавно наткнулся я где-то на такую цитату, что и навело на подобную мысль.
– Хм, и как это правильно понимать? В смысле…
– Имеется в виду, видимо, что все вокруг мельчает, выцветает, что ничего большого и значительного ждать уже не стоит, что все уже было. Думаю, это в том числе намек и на наш флешмоб, мы ведь хотели сыграть в по-настоящему большую игру, войти в историю, формировать будущее новыми вызовами, а выходит, что все это уже в прошлом. Я думаю, Витя новую табличку или внутреннюю гравировку уже после флешмоба сделал. Не мог же он заранее знать, что игра не стоит свеч…
– Да, кстати, вот про флешмоб я хотел бы отдельно поговорить. Тут ведь вот какое дело: если уж я ничего толком не понял, хотя постоянно был поблизости, так чего же ждать от остальных? Так что вы все-таки хотели этим сказать, добиться?
– Ладно, Толик, давай, может, еще по рюмашке махнем, тогда попробую растолковать – это сложный вопрос. (Хлопнули). Короче, все очень просто на самом деле – времени нам не хватило, форсировать пришлось почти на год, из-за прессинга. В каком-то смысле мы были к этому готовы – теоретически, а практически – ну, что вышло, то вышло… чего уж теперь.
– Так в чем заключалась задумка, задача?

– Задача... Мы даже с Витькой осторожно это обсуждали. В общем и целом, задача состояла во вселенском выплеске энергии, можно сказать. Мы ведь даже города на карте, представь, подбирали таким образом, что все складывалось в определенные фигуры, чтобы прямо из космоса было видать, со спутников, догоняешь размах? Но тот факт, что во многих городах люди просто не вышли, или не смогли этого сделать, запорол всю нашу хореографию. Отсюда и скромный результат, хотя не только, не только в этом дело, конечно.
– А что за фигуры, если не секрет?
– Никакого секрета здесь нет. Это те самые символы, которые Ваня принял за код от сейфа – О, ноль, икс, ноль, О.

– Вот чего я тоже до сих пор не понимаю! Когда ты в тот день сказал, что знаешь ответ, так и я как-то сразу подумал про какой-нибудь там шифр или компьютерный пароль... Надеялся, что сейчас ты нам, бестолочам, разложишь все по полочкам…
– Э, неее… тогда я имел в виду только то, что совершенно точно узнал в этом послание от Витьки, что адресовано оно именно нам, а не кому попало. Потому что, что такое О0Х0О, знают очень немногие, а может, я и один такой уже. Увы, тем вечером я знал не сильно больше вашего, да и сейчас… Так что такое О0Х0О? Это придуманный Витей символ, который он называл открытым знаком равновесия. Вроде как икс-крест двусторонне изолирован округлостями, вроде как – это хорошо, сам уже не помню всех подробностей. Витя еще в универе это формулировал, давно дело было. Помню только, что все конспекты им разрисовывал, вот я и запомнил с тех еще времен. Поэтому именно этот знак мы и решили запустить, так сказать, в открытый космос. По иронии судьбы, лучше всего тогда сработали именно города икса, или креста, а ноли и буква «О» развалились на дуги, символично ставя крест на наших надеждах.
– Так на что, собственно, надежды возлагались? Вы, блин, с Витей одного поля ягоды: никогда ничего напрямую не говорите!

– Не скажи, мы с Витькой все-таки очень разные, но нас объединяла общая идея! По большому счету наше движение заключалось в самом движении, понимаешь? Пока движешься, делаешь то, что считаешь важным – чувствуешь себя живым, молодым, а когда останавливаешься, когда не остается больше ничего, что считаешь важным… вот тут и проявляется наше с Виктором Корнеевичем различие. А тогда – были мысли, что флешмоб может пошатнуть биржи, рынки, что, кстати, на время и произошло. Но это все так – следствие, побочный эффект. Нашей же задачей, если можно говорить о задаче, было нечто иное, как бы это выразить… Видишь ли, в какой-то момент приходишь к пониманию, что самое главное в этой жизни – найти своих. Своих людей, единомышленников. Тех, кому еще можно верить, сообща что-то менять, а что менять всегда найдется – это двигатель любой цивилизации любой эпохи. Мы хотели, как бы это сказать, подготовить почву для возникновения новой системы самоорганизации населения. Только подготовить почву – даже не создать, это неподъемная пока задача. Что и было в очередной раз доказано нашим экспериментом.
– Самоорганизации населения? Населения чего именно, возникает вопрос…

– Населения не какого-нибудь отдельно взятого населенного пункта или государства против местных политиков, как многие отчего-то подумали – это все чушь собачья! Все давно знают, что политики – марионетки в руках клуба олигархов и магнатов. Бороться с политиками – это все ветряные мельницы. У нас же была мысль противопоставить наше движение диктатуре олигархата, то есть тех ребят, которые глобально договорились между собой на почве большого бабла – все эти непримиримые арабы и евреи, американцы и наши давно и прочно дружат на теме бабла, сохранения и преумножения влияния и богатства, назначая политиков на ключевые посты, дабы те разыгрывали эти юморески и постановки – программы там всякие, выборы, создавая видимость какого-то движения и развития. Так почему бы, наивно думали мы, и обычным людям, пускай задавленным кредитами и бытом, не объединиться по-взрослому на другой теме. То есть вот для начала запустить эдакий тематический флешмоб, всемирную бродячую стачку – это мог бы быть серьезный фактор, влияющий на мировые рынки, заставляющий воротил считаться с обычными людьми, с их умением внезапно собраться по всему земному шарику и заставить его крутиться в правильную сторону. А так… в итоге, что ж, у людей по-прежнему есть выбор – между йогуртами в супермаркете, например.

– Эх, какая романтичная утопия. Как вы придумали-то такое? И, я так понимаю, когда  просочилась инфа, что движение пошло из России, его тут же окрестили в мировой прессе «коммунистическим реваншем», после чего все и заглохло...
– В том-то вся и штука, старик. Поэтому нас и наша охранка трогать особо не стала, вроде бы мы всему миру нос утерли, биржи забугорные пошатнули, попали в струю очередного обострения – это ж у нас любимое дело, бессмысленно поиграть мускулами на мировой арене, любит наш народ этот бодибилдинг, как известно. Нас после тех событий и на ковер в комитет вызывали. Тебя, кстати, тоже хотели тряхнуть, но Витька настоял, что ты вообще не в курсах, они проверили и поверили. Короче, живы остались – и ладно. А потом, уже немногим позже, нам даже в партию предлагали вступить, сам знаешь в какую, она у нас всегда едина.
– Хм, чего не знал, того не знал. И?.. – совершенно искренне подивился Толик.
– Мы вежливо и тактично, но достаточно твердо отказались. Витька потом долго еще возмущался, что и эти бесы ни черта не понимают, поскольку смысл этой партии, как и любой другой партии, прямо противоположен нашим идеям и идеалам: жрать в три рыла, припав к корыту, держать всех за быдло и охранять статус-кво. Короче, нам это не походит, мы туда не пошли.
– Ты в те дни, насколько помню, с Витей почаще общался, чем он тогда думал заняться?

– В том-то и дело, что ничем. Да он в те дни и со мной неохотно контактировал, не то чтобы захандрил, просто многое и многих серьезно переоценил, мне кажется. Говорил, помню, что мир сегодня, а может, и был таким всегда – печальное болото, которые мы, дураки, зачем-то пытались облагородить, произвести какие-то декоративные работы, чуть ли не спасти. Но болото не нуждается в украшательствах, тем более в спасении: потрясется-потрясется и очень скоро вернется в исходное состояние. Как мы и хотели, на следующий день мир проснулся другим, но беда в том, что через пару дней он стал прежним, как будто и не было никакого флешмоба. Получается, мы слегка встряхнули болото, где-то с краюшку – и это все, что нам по силам. Что ж, кому-то, чтобы это понять, нужно просто пожить, осмотреться вокруг. Нам же потребовалось устроить вселенский флешмоб, как мы это называли меж собой, хотя вселенским он так и не стал. Но ты знаешь: я ни о чем жалею. Да и Витя, в общем, не особо жалел. Он только не мог понять, что делать дальше, к чему теперь стремиться? То самое движение, о котором я говорил, для него остановилось. И дальше остается – тупо стареть и развлекаться, с оглядкой на ресурсы здоровья и кошелька. Для меня лично в этом нет неразрешимой проблемы. Жизнь ведь, думаю, на то и дана, чтобы жить, сколько сможешь, как сможешь, чего же еще? Однако есть люди, которым этого недостаточно. Все или ничего. И если «все» по каким-то причинам становится невозможно, то остается только  «ничего». Витька, думаю, как раз такого типа человек.

– А мне он, вспомнилось вдруг, говорил, что это ты – главный идеолог и затейник…
– Ха, тут он явно поскромничал, отшутился, видать. Я же, понимаешь, с детства полиглот. Так вот: то в английской школе поучился, то с углубленным изучением немецкого. Итальянские, испанские – уже больше на досуге, для себя подучивал. Я даже по-фински сносно могу, хотя язык сложный, зацепиться не за что особенно, никаких ассоциаций, а Витька… он же только по-английски бегло изъяснялся, причем с чудовищным акцентом, хотя в последние годы и подтянул. Так что я больше переводчиком-водителем был, организационные чисто моменты решал, а главным массовиком-затейником, несомненно, был он.
– Хм, понятно. Удивительно, конечно, бывает жизнь устроена: вроде бы знаешь человека почти всю жизнь, лучшим другом считаешь, а потом выясняется, что ничего о нем толком и не знал. Не пойму, почему же он не захотел после той относительной, на мой вкус, неудачи, затеять что-нибудь еще?

– Говорю же: есть такие люди. То, что я воспринял как неприятную данность, Витю потрясло до самых корней, основ. Хотя это только мое предположение на основании того, что я видел. И уж тем более это не означает, что я более стойкий там, умный – просто мы по-разному чувствовали, в разных масштабах переживали одни и те же явления, события. Когда я вижу, что мы все-таки, черт возьми, выиграли пару серьезных сражений, что мы делали все что могли, то Витя видел только проигранную, в общем и целом, войну. Хотя, кто знает, может быть, мы подали кому-то пример и кто-то сейчас, не засвечиваясь, готовит что-то более остроумное и грандиозное. В этом я для себя и нахожу интерес к жизни: поживешь подольше – увидишь побольше. Да и можно ли давать оценки событиям сразу же после их совершения? Кто-то считает так, а кто-то иначе, а кто-то после неудачного спектакля навсегда покидает сцену…
– То есть ты считаешь, что вы все-таки проиграли?

– Формально, да. Мы ни на шаг не приблизились к миссии объединить человечество вокруг хоть какой-нибудь вообще идеи. Боюсь, мир еще слишком дик и незрел, чтобы объединяться. Что тут и говорить, если даже крупнейшие мировые религии разделяют людей на кланы и группировки, если проливается кровь из-за споров, как правильней молиться. Убить всех инакомыслящих и построить на этой крови светлое будущее… как они себе это представляют? Получается, в данный исторический момент люди способны объединяться только вокруг большого бабла, да и то там пара-тройка процентов населения Земли.
– Я думаю, без обид, ваша идея заранее была обречена. Может быть, вы опередили время. Выигрыш в таком деле невозможен.

– Да какие уж тут обиды! Ну а как тут выигрывать, если большинству вообще ничего от жизни не надо? Невозможно тут ничего выиграть всерьез. А ведь мы тоже могли бы грамотно вжиться в систему и… как там… жить-поживать да добра наживать. Но не всем это подходит, понимаешь? Я как-то естественным путем пришел к старому и пыльному, проверенному веками убеждению, что самому жить надо, людям помогать хорошим, по мере возможностей, а возможности такие всегда есть, что нам еще остается? Витя же смотрел на это дело и видел лишь, образно говоря, клетки, которые мы где-то частично, где-то полностью открыли, и птиц, сидящих внутри; птиц, которые никуда не летят – потому что они больше не умеют, не хотят, отучились летать, понимаешь ли, обжили жерди и сидят себе. Это я привел сравнение, которое мне сам Витька приводил, а мне запомнился, я не такой лирик. Короче, Витя не мог понять и принять всего того, что не вписывается в его представления, а это, строго говоря, почти все, что составляет содержание нынешней жизни. Эх, наливай еще!
– Думаешь, Витька – лирик?

– Думаю, наше время породило такую породу людей: циников в словах, прагматиков в делах, но при этом все-таки лириков. А может, таких людей всегда хватало, не знаю.
– Так почему же вы все-таки не придумали что-нибудь еще? Раз уж на такой супермасштабный проект замахнулись? Можно же и чего попроще было попробовать, для рестарта…
– Так я вот и предлагал Вите свою политическую партию-платформу строить, по приколу, чтобы саму эту идею уничтожать изнутри: фикцию, будто партии что-то решают. Партию «прогрессивного мещанства» хотел учредить, но он категорически отказался идти в политику. Такая уж у него была политика – не лезть в официальную политику.
– Слушай, вспомнил  – есть еще один вопрос, который не дает мне покоя! Ты что-нибудь знаешь про книгу, которую Витя написал? А то есть у меня тут одно подозрение, ничем пока не подтвержденное, правда.

– Да, я в курсе. Он мне как-то проговорился, что, дескать, книгу по мотивам своей жизни написать подумывает, про тот этап в юморном бизнесе, а потом что-то надолго замолчал на эту тему. Я его затем спрашивал как-то, уже после флешмоба, где, мол, обещанная книга-то? А он отвечал, что никакой книги не будет, не выгорело что-то. Ну а я не стал сильно докучать с этим, и без того забот хватало.
– Не выгорело, говоришь? А я тебе могу сказать, что еще как выгорело! Я сам держал книгу в этих вот руках! Мы ей костер тогда на свалке разводили… Я успел немного полистать, только темнеть быстро стало, а потом и пожарище этот... Я, между прочим, даже экземпляр себе прихватил, только вывалился он, видать, из кармана, в суматохе этой. Так для чего писать книгу, печатать, чтобы потом сжигать? Конечно, все это так похоже на Витю, вот только мне не дано этого понять!..

– Хм, а для чего Гоголь продолжение «Мертвых душ» сжег? Хотя, наверное, это из другой оперы пример. Просто Витя говорил мне тогда, когда мы в первый раз на эту тему общались, что пишет не для того, чтобы кому-то что-то доказать, поразвлечь, словить симпатии, а так, для самоанализа больше, чтобы мозги не ржавели, чисто стресс снять, отвлечься. И потом, уже после флешмоба, я и поинтересовался у него книгой, а он, как-то отмахнувшись, как от слепня, сказал что-то вроде, что «не стоит оно того, никто все равно не поймет».
– Хм, почему же не поймет… А как же… «свои»? Я вот только не пойму еще, а отчего он не обратился в солидное какое-нибудь издательство, почему в типографии просто отпечатал самопалом? Ведь с его-то именем, думается, многие издательства в охотку бы взялись за дело.

– По поводу «своих», видимо, есть такие вещи, которые нельзя доверить даже «своим». Возможно, и не было для него никаких «своих». Вспомни девиз конторы: «Люди не любят друг друга». Вот и Витя жил скорее в мире идей, а не людей. Вот в чем драма. Людей вокруг полно, а своих, по-настоящему своих – нет. Меня тоже подобное чувство по юности сверлило, просто некоторые привыкают, а некоторые – нет. А что касается издательства, тут я вообще не вижу ничего странного: в том-то и штука – «в охотку бы взялись за дело», говоришь? Понимаешь же, что не в характере Витьки было бы пойти на сделку с издательством. Ну предложили бы они что-то типа «поработать над окупаемым проектом», подгоняя содержание под эту окупаемость, а Витьке окупаемость эта на хрен вообще не нужна была, поэтому и отпечатал просто через типографию, без гонора и гонорара. А почему сжег? Не знаю. Есть вещи, которые нам не суждено узнать никогда – вот и все. Просто тут тот редкий случай, когда мы хотим узнать, очень хотим! Но не можем и никогда не узнаем. А сколько есть вещей, про которые мы знать не знаем и знать не хотим, врубаешься? А Витька… возможно, утратил интерес, остался недоволен написанным, а может, случилось еще что-то, кто знает?

– Да уж… писать книгу про человека, который сам сжег свою книгу… Может быть, в типографии макет какой-то остался, надо бы у Ваньки поспрашать, что там за типография была. Жаль терять такой документ, ведь любая книга – документ, характеристика своей эпохи. А уж мне почитать Витькину работу было бы до крайности любопытно, к тому же я немного успел полистать, там про Рим что-то было, хотя, мне показалось, это какая-то метафора. Слушай, откупоривай-ка вторую бутылку Сэма, только ведь к самой сути подобрались!
– Ааа! Я ж говорил: Сэм у нас тут такой гонят! Это как семечки – чуть распробуешь, потом за уши не оттянешь! Да и я вообще-то тоже только по выходным практикую, ты не подумай чего, что спиваюсь тут безобразно втихаря. Хотя у меня каждый день проходит в режиме полурабочем-полувыходном. Не в этом ли счастье, что не нужно пять дней в неделю ездить на завод к шести утра? А мы еще жалуемся на что-то, зажрались! А делать что-то надо, чтобы мозги не тупели. Вот ты молодец, книгой занялся, надо бы и мне хобби какое-нибудь себе взять, возродить…
– Это да… Хотя Виктор вряд ли таким образом понимал счастье, сам знаешь. Так вот, а самое-то главное… куда, как считаешь, он делся-то, куда мог уехать? Вот откуда у тебя уверенность, что мы его больше не увидим? Ты постоянно говоришь о нем в прошедшем времени…

– Я думаю, что никуда он не уезжал. Ну как ты себе это представляешь? Чтобы Витя в каком-нибудь Непале или Швейцарии отсиживался? Да он бы там за неделю взвыл от тоски! Он хотя нередко негативно отзывался о России, за неотесанность и царящий кругом абсурд, а все-таки без России своей жизни не мыслил, вот что я могу сказать наверняка. Помотался он по этим заграницам, многим восхищался, а жить бы там не стал, не смог бы. Россия заставляет думать, много и яростно, а это именно то, что необходимо было Витьке как воздух, а сытое вялое существование – точно не для него.
– Да в этом-то я ни минуты не сомневался, Мих, но вот простой вопрос – где же он тогда? Что с ним могло случиться? Неужели просто без вести пропал, попал в какую-то историю? Это в принципе возможно: в интернетах вон целые сайты процветают из серии «ушел и не вернулся», «просто вышел покурить», ну и все в таком духе.
– Есть у меня одно объяснение, на мой взгляд, вполне правдоподобное, хотя… ничего не могу утверждать с полной уверенностью. Помнишь, исчезновение Витьки странным образом совпало с исчезновением яхты «Айсберг», в Северном море снимали кино еще, а потом: хоп – ни ответа, ни привета, пропала посудина с радаров, как не было. Так вот: у меня же сеструха в Москве живет, так муж ее, режиссер, снимал как раз на той яхте фильм, и тоже пропал вместе с «Айсбергом» соответственно…

– Припоминаю… писали об этом одно время много, а потом – как отрезало. Думаешь, неспроста тему замолчали? Только не улавливаю пока связи с Витей что-то…
– Думаю, никакого заговора тут нет. Так уж выстроен современный информационный поток, одни катастрофы на время становятся очень модными и востребованными, а через год, пару месяцев даже, про них никто и не вспомнит: в центре внимания уже новые и наиновейшие катастрофы, за этим дело не станет. Хотя никакого особого расследования или разумного объяснения исчезновения «Айсберга» нет и по сей день, тему замяли, конечно. Короче, звонит мне как-то Митька, это муж сестрин, и интересуется: «слуш, а нет ли у тебя там какого-нибудь непрофессионального актера, а то мне тут деньжат отвалилось на съемки, только с условием, что яхту надо будет от Гамбурга до Саутгемптона отогнать, она олигарху одному принадлежит – он деньги немного через кино отмывает и легализует, вот и дает нам, киношникам, в свои игрушки иногда поиграть. Короче, снимать будем прямо в открытом море, но на актерах придется экономить, чтобы в бюджет влезть, а то звезды эти, ленивые животные, совсем работать не хотят» Поэтому я Митьке, в общем, Витьку и посоветовал: он у меня тут тогда сидел как раз, вот как ты сейчас. Ну, подумал я, глядишь, на пользу ему пойдет морской воздух: новые лица, знакомства, допустим, женщина какая-нибудь приятная повстречается, вернет интерес к жизни, так сказать, все дела.

– А о чем кино-то, кстати? Как-то на Витю не слишком похоже, прямо скажем. Не могу его представить даже в подобном амплуа…
– Да там муть какая-то! Он, Митька, по арт-хаусам всяким балдел, вот и решил снять кино по оригинальному своему сценарию: что-то там про Эркюля Пуаро, вроде бы он убийцей серийным оказался, в смысле не он даже, а актер, играющий его, короче – я сам запутался быстро. Ну, значит, Митька, как услышал про вариант Витьку привлечь, сразу загорелся, начал ему названивать. Витя, знаю, отнекивался, на меня еще злился, что я его номер дал, а потом, вроде как, задумался. Там после Саутгемптона поездка в Лондон намечалась, экскурсия и билет обратно до Москвы, а Витька же всегда, помнишь, в Лондоне мечтал побывать, но странным образом никак не мог туда выбраться, только соберется – сразу какие-нибудь заморочки начинались, срывающие все планы. И вот, сдается мне… что он все-таки согласился в последний момент. Не устоял перед соблазном и возможностью побывать таки в Лондоне. Других объяснений я не вижу.

– Так, получается, и не повидал Виктор Лондона… А ведь даже я бывал, дважды. Да ничего выдающегося, в сущности. У нас тут в Питере ничем не хуже, по части красот, по крайней мере.
– Да он, насколько я знаю, и не ради красот и достопримечательностей туда порывался. У него там, он мне как-то рассказывал немного, какая-то подруга детства-юношества, еще со школьных времен – туда папанька-банкир всю семью перевез, они в интернете потом нашлись, списывались, и он все обещал приехать, но в итоге всегда как-то не складывалось…
– Выходит, Витьки с нами больше нет?..
– Ты знаешь, как бы это объяснить… я до сих пор иногда общаюсь с ним… мысленно, что ли. И в такие минуты мне хочется верить, что Витька все-таки есть, его не может не быть. Но чисто номинально, по документам – его больше нет, так что рассчитывать на новую встречу я бы не стал. Теперь ты понимаешь, почему я частенько грешу, прибегая к прошедшему времени…
– Тогда давай выпьем. Только стоя. И не чокаясь.