Человек одинокий

Человек одинокий.

  « …участь сынов человеческих и участь животных – участь одна; как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества пред скотом; потому что всё – суета».  «…противны мне стали дела, которые делаются под солнцем; ибо всё – суета и томление духа!» (Екклесиаст, 3:19. 2:17).
               
1
    Собака умирала долго – всю зиму. Зима была жуткая. Зима Крайнего Севера – это обильные снегопады, метели, морозы за сорок и за пятьдесят. Собака хоть и была большая, с густой шерстью, но холод есть холод, а у неё нет, ни конуры, ни какой-нибудь другой тёплой норы. Собака не была ни породистой, ни домашней, это было заметно по состоянию свалявшейся  рыжей шерсти. Это была обыкновенная дворовая собака, каких в любом городе, посёлке – полно.
   Она бродила по улицам небольшого городка, районного центра, ни на кого не глядя, дремала на снегу под каким-нибудь забором, подрагивая всем телом от пронизывающего до костей холода. Видимо она устала от тягот такой собачьей жизни, от голода, беспризорности и не лучше ли было бы разом покончить с такими мучениями, например, кинуться под колёса большегрузного автомобиля? Однако суицид не свойственен собакам, да и вообще, четвероногим. Видимо они мудрее своих братьев старших – людей.
   Да, иногда собаки чувствуют, возможно, даже знают время своей смерти и тогда уходят подальше от людей, чтобы не умирать на глазах у своих любимых хозяев, чтобы не видеть их горьких слёз, не слышать безутешных рыданий.
   Всю зиму и весну она бродила по улицам в поисках пищи. Кто-то подкармливал её, кто-то равнодушно проходил мимо очень измождённой голодом и холодом собаки.
   Это была самая обыкновенная бродячая собака, каких в городке было десятки. Собака родилась в этом городке, может быть где-нибудь в теплотрассе. Когда она была ещё забавным и смешным щенком, дети играли с ней и кормили  вынесенными из дома, втайне от родителей, котлетами и колбасой.
   Потом собака выросла, - выросли и дети. У детей появились свои интересы, а у собаки остался один: где бы чего-нибудь поесть. Не то, чтобы дети, став взрослыми, сделались чёрствыми – нет, - просто они думали, что если собака жива, значит с ней всё в порядке. Возможно, они вообще о ней не думали, но когда она подходила во дворе к кому-нибудь из них, повзрослевшие дети, даже не пытались вспомнить; что это за пёс, так преданно смотрящий на них добрыми и умными глазами. Они уже не таскали из дома котлеты и колбасу, а пили пиво, с которым расставались, наверное, только тогда, когда ложились спать.
   В июне собака вышла на трассу и лежала на обочине, положив свою большую голову на передние лапы. Тучи комаров кружились над нею, не давая ей спокойно дремать. Так она лежала до обеда, а потом уходила на заброшенную дачу, которая находилась в двух шагах от трассы. Вдоль трассы было несколько  заброшенных дач, и в одной из них собака нашла себе приют.
   Каждое утро кошка переходила трассу – слева-направо. Каждое утро, в шесть часов. Кошка, назовём её Муркой, только без нагана, увидев собаку, лежащую как бы на её территории, вначале ощетинилась, изогнулась, приняла бойцовскую стойку, издала какой-то воздушный звук, исходящий из её чрева, но увидев, что собака даже не пошевельнулась на её грозный рык, остолбенела, потом обиделась и осторожно приблизилась к ней.
   Наверное, инстинктом, кошка почувствовала, что собака умирает. Но, возможно, кошки и собаки самые умные из всех домашних животных и, кошка, вплотную приблизившись к собаке, положила к её морде недавно пойманную мышь. Собака инстинктивно обнюхала мышь и …съела её! Кошка, видимо обрадовавшись, победно мяукнула и кинулась в лес! Через полчаса она принесла в зубах воробья! Собака съела и воробья, ещё теплого. Так умирающая собака и вальяжная кошка подружились.
   Через несколько дней такого интенсивного кормления, собака встала на ноги и, как бы в знак благодарности лизнула Мурку в лоб. Мурка протяжно замяукала и удовлетворённо потянулась всем телом.
2
   В принципе, собака была не старой – лет восьми, но какая-то собачья хворь, холод и всякие другие лишения, поставили её на грань между жизнью и смертью. Но собаке, как и кошке нужен хозяин, который не только бы их кормил, но которому они были бы нужны. Собака своим лаем предупреждала бы хозяина о незваных гостях, а кошка ловила бы мышей и демонстрировала их хозяину, прежде чем съесть. И такой хозяин нашёлся.
   Собаки и кошки не могут знать, что человек, это человек. Для них это двуногое существо, либо враг, либо друг или, если он к ним хорошо относится, - собрат.
   Бывший водитель буровой установки Толик, уволенный с работы за то, что угробил эту самую буровую установку, перевернув её на одном из «слепых» поворотов трассы, стал жить в заброшенной даче, благо она ещё не была окончательно разворована, - были даже целыми окна и двери. На кухне стояла кирпичная печь с выходом духовки в комнату и, даже кое-какая мебель, типа старого дивана, стола и двух шатких стульев.
   Толику было сорок два года, у него была жена и двое детей. И всё бы обошлось с той аварией, но завгаром настаивал на том, чтобы Толик восстановил буровую за свой счет. Толик ни в какую не соглашался, психанул и уволился по собственному желанию. Больше он нигде не работал. Единственным его занятием сделалась пьянка. И, когда, при случайной встрече с бывшим коллегой по работе, тот завёл разговор о вреде алкоголизма, Толик, выслушав его, сказал: «Вы все рабы, а я свободный человек!» А это уже не сентенция, а философия! Человек сознательно пошёл на самоубийство, путём чрезмерного употребления алкоголя, таким вот неординарным способом приобретя свободу!
   Я не беру слово свобода в кавычки, потому что в данном контексте оно уместно без кавычек. Ну, такое у Толика сложилось мировоззрение, не осуждать же его за это. Да, он через полгода ушёл из семьи, - жена и двое детей, да, когда кончились деньги, он стал побираться, ненавязчиво требуя у знакомых денег на выпивку. Вначале никто ему не отказывал, памятуя о годах совместной работы, но позже такая благотворительность всем надоела и, завидев Толика издалека, друзья и знакомые поворачивали обратно.
   Толик пил уже год и, в принципе, ему оставалось жить ещё год – плюс минус несколько дней. Дело в том, что при таком безобразном образе жизни, относительно не старый организм, сопротивляется этой пагубной привычке около двух лет. А потом смерть. Вы думаете, Толик не знал об этом? Знал! Нельзя сказать, что друзья совсем махнули на него рукой. Они пытались его спасти и несколько раз устраивали Толика в наркологию. Там его отмывали от грязи, избавляли от вшей, но после выписки, Толик навёрстывал упущенное  и продолжал свой свободный образ жизни. И, кто знает, если бы не эти вынужденные перерывы, - лечение в наркологии, Толик уже давным-давно бы скончался где-нибудь под забором, в подъезде жилого дома или на скамейке в каком-нибудь дворе. Он бы умер, так никогда и не узнав о своей смерти.
   Обычно, когда человек умирает, от старости ли, от болезни, он об этом знает или догадывается. Но постоянно пьющий человек умирает в наркотическом сне и знать о том, что он умер – не может. И, что это – та самая счастливая свобода, о которой говорил Толик?  Возможно, так оно и есть, но мы говорим не о смерти, а о жизни. Когда тебе всего сорок два года, а до могилы ещё далековато, можно прожить и двадцать, и тридцать лет, воспитывать внуков, а возможно даже правнуков.
   Я знал человека, который заболев неизлечимой болезнью, до самой смерти, уже не вставая с кровати, пил водку, отказавшись от выписанных врачом обезболивающих. Как мне позже рассказывал его взрослый сын: «Я поднёс к его губам полстакана водки, он попытался сделать глоток, но не смог. Водка потекла по подбородку и, я понял, что отец умер…».
    И вот на этой заброшенной даче однажды встретились умирающая собака, бездомная кошка и Толик. Толик видел, как Мурка кормит собаку мышами и воробьями и, где-то в дебрях подсознания у него эта идиллия отложилась.
   Надо сказать, что Толик был человеком авторитетным, уважаемым и упёртым. Если он говорил «Нет!», ты знал, что бесполезно просить или настаивать на своём. Спрашивается: Тогда каким же образом, он скатился до жизни такой, - стал бомжем?
   Не будем все беды человека сваливать на водку. Мало ли в мире соблазнов? Водка даже не соблазн, а средство. Средство для чего и от чего, требует объяснений. У каждого своя точка зрения, своя версия. Вот, китайский поэт начала восьмого века н.э. Ли Бо, пишет: «Говорю я тебе: От вина отказаться нельзя, - ветерок прилетел и смеётся над, трезвым, тобой».
   Александр Иванович Герцен (Яковлев), великий русский мыслитель и революционер, после смерти своей жены Натали, прочитав её дневники, вдруг узнал из них, что она была любовницей другого русского революционера – Нечаева! Естественно, такое «открытие» его шокировало и он запил. Герцен пил два месяца по-чёрному! Когда он, таким образом, снял стресс, он написал, привожу по памяти:  «Наше русское: пить горькую, иногда очень даже помогает». Но Герцен был великий русский мыслитель и революционер, скажите вы, и ему не составило большого труда покончить с этим временным пристрастием. Я соглашусь с таким доводом в том плане, что у любого человека есть инстинкт самосохранения и какая-либо жизненная неурядица, тем более увольнение с работы, не может послужить толчком к опусканию себя на самое дно жизни.
   У Толика в сорок два года начались личностные проблемы. А личностные проблемы, это когда человек исчерпал свою полезность, но он об этом и не догадывается. Личностные проблемы, это не кризис среднего возраста, который, так или иначе, преодолим. Пережить свою полезность гораздо сложнее и, если человек выбрал такую свободу, как Толик, да ещё вывел из этого целую философию, нужно разобраться; так ли это в действительности и не ошибочна ли такая теория?
   Возьмём нашу собаку. Собака умирала не столько от голода и холода, сколько от понимания своей ненужности. Собака водку не пила и значит, никакой зависимости от алкоголя у неё быть не могло. Факт неоспоримый; поскольку собаки водку не пьют. И собака, скорее всего, умерла, если бы не Мурка. Собака увидела, что она стала кому-то нужна. В отличие от Толика, у собаки не было философии о свободе передвижений. Собака и без того гуляла, где хотела. Но у собаки  никуда не девался инстинкт самосохранения, который у человека, с развитием цивилизации притупился.
   Конфуций сказал: «Хотя прежние люди в церемониях и музыке были дикарями, а последующие – людьми образованными, если бы дело коснулось употребления их, то я бы последовал за первыми».
   Мы пытаемся разобраться в причинах толкающих человека уйти в подвалы. И нельзя сказать, будто Толик придумал свою теорию о свободе, которая разрывает оковы рабства, постфактум, для собственного оправдания. Толик был человеком неглупым, начитанным и, обосновывая свою теорию, он опирался на выводы великих мыслителей. Пример: «Без сомнения, без поиска нет философии. Мы сомневаемся, чтобы быть как можно более свободными».
   И дело не в зависимости от алкоголя, суть в зависимости человека от бренности  жизни. Зависимость от алкоголя приходит потом, а причины этой зависимости зарыты в ворохе житейских проблем.
   Алкоголь делается проблемой тогда, когда невозможно решить вопрос: Для чего ты нужен в этой жизни? И тогда семья отходит на второй план, а на первый выдвигается собственное «Я», ущемлённое, как думается индивидууму, со всех сторон. Вот здесь и кроется основная ошибка обиженного мышления, которая зациклившись на мелких обидах, неизвестно на кого и за что, он загоняет себя в тёмный угол с ненавистью на весь белый свет!
   Это те глубинные причины, о которых все догадываются, но о которых не принято говорить. Потому что просто жить, оттого, что родился, как-то даже обидно. Но ведь и весь животный мир живёт таким образом. И человек не исключение, потому что он всего лишь звено животного мира. И почему собака живёт, потому что родилась, пусть даже и в теплотрассе, а человека начинает бить дрожь от одной только такой мысли?
   Только мышление отличает человека от животного? Не густо. А зависимость от алкоголя, это всего лишь поползновения замутнённого сознания.
3
     Было обыкновенное северное лето, - с комарами, дождями и заморозками где-то в середине июля, когда вовсю цветёт картошка на огородах. У Толика была одна привычка, которая не присуща алкоголикам, а именно: Он никогда не допивал очередную бутылку водки до дна, - грамм сто пятьдесят он оставлял на утро, чтобы опохмелиться.
   Не то, чтобы Толик опустил руки и отдался на милость Судьбе. Нет, он понимал, что грядёт зима, суровая и беспощадная и нужно хоть как-то готовиться встретить зиму. Нужно запастись топливом, заделать паклей или ватином щели в доме. Он начал приводить дом в порядок, Разбирать сарай на дрова, начал шевелиться и, даже достал у знакомых ведро семенной картошки, вскопал небольшой клочок земли и высадил картошку.
   На первый взгляд казалось, будто Толик делал всё это на автомате, спонтанно, но это только на первый взгляд. А дело обстояло так: Как-то ночью Толика посетила простая мысль, ибо все простые и гениальные мысли почему-то приходят ночью, когда человеку по какой-либо причине не спится. А мысль была такая: Почему жена так легко от него отказалась? Ведь они прожили вместе двадцать лет, вырастили двух дочерей, а старшую, Марию, даже успели выдать замуж, и у него теперь подрастала внучка. До него дошли слухи, будто жена завела себе молодого любовника. Так это или не так, он проверять не стал. Он продолжал пить, каким-то образом умудряясь находить деньги на выпивку. Но мысль о том, что жена от него так легко отделалась и завела себе молодого любовника, не давала ему покоя!
   Так как Толик был человеком начитанным, и у него была прекрасная память, часто он вспоминал строки из своего любимого Есенина: «Я пришёл на эту землю, чтоб скорей её покинуть». Но это было так – мельком, в минуты скребущей душу злости на себя, на жену и непонятно ещё на кого. Иногда ему хотелось умереть, иногда не очень. Он понимал, что без денег на пропитание, ему не выжить. 
    Что обычно делают люди, ушедшие в подвалы? Они собирают цветной металл, сдают в пункт приёма и этим живут. Очень скоро такое трудоёмкое занятие надоедает, и человек перестаёт этим заниматься. Толик, в бытность свою водителем, сам занимался этим делом, но тогда у него была машина, на которой можно было возить благородный металл в пункт приёма. И ещё он работал водителем на энергопредприятии, где этого добра хватало. А теперь? Нет, без машины и начинать не стоит. Тогда, что делать, куда бежать? Или он уже прибежал к конечному пункту своего бытия? И, что делать с собакой, с кошкой? Бросить их на произвол судьбы? Ну, хорошо – летом они ещё кое-как продержатся, а зимой? Как ни крути, нужно искать работу…
   Вот, на дверях продуктового магазина висит объявление: «Требуется рабочий-грузчик без вредных привычек». Это он без вредных привычек? У него на лице написано пьянство…Да и знают его, как облупленного... С хозяйкой магазина, Валей, Валентиной Ивановной, они когда-то учились в одном классе. Может, попробовать как-то её упросить? Попытка не пытка…Стыдно! А бухать до потери пульса, не стыдно? А то, что жена ушла к другому,- не стыдно? А то, что ты плюнул на помощь друзей, выписавшись из наркологии,  продолжил свой «правильный» образ жизни, не стыдно?
   Такие вот совестливые мысли одолевали Толика, когда его мозг прояснялся на несколько минут.
   Конфуций сказал: «Благородный муж ищет причины своих неудач в себе самом, а подлый человек ищет их в других». «Суждения и беседы» была любимой книгой Толика. Читая и перечитывая Конфуция, Толик более и более укреплялся в мысли о том, что нужно взять себя в руки и начать бороться с тем внутренним врагом, который изнутри разрушал его тело и мозг. Он понимал, что победа над собою, это долгая и кропотливая работа и нельзя дать себе расслабиться, если ты уже принял решение.
4
    Подошла осень, в сентябре он выкопал картошку, - набралось три ведра. По ночам уже подмораживало – несильно, всего минус пять. Как-то к нему зашёл Лёха, очень авторитетный электрик. Лёха тоже выпивал, также не знал меру, но умел вовремя остановиться. На работе его очень ценили и поэтому ему многое прощалось. Знали: отопьётся Лёха, выйдет из запоя, и будет работать за десятерых!
    Естественно Лёха пришёл с бутылкой. Он уже три дня болел от этого своего пристрастия, и начальство дало ему три дня, чтобы он переболел и пришёл в себя. Сегодня как раз и шёл третий день его санкционированных отгулов.
   Они сидели за столом, покрытым старыми, пожелтевшими газетами и пили водку. На закусь Лёха купил палку сырокопченой колбасы, буженину, хлеб и два копчённых куриных окорочка. Всю эту снедь, Лёха нарезал монтёрским ножом, с которым никогда не расставался. Собака и Мурка сидели рядом, на полу, в ожидании своей доли с этого обильного едой стола.
    Разлив водку по гранёным стаканам, Лёха поднял свой стакан и сказал:
   - Ну, будем, Толик. – Они выпили, закусили, Лёха налил по второй, потому что; между первой и второй промежуток небольшой. Такова традиция, а традиции нужно соблюдать.
   -  Как там, на работе? – спросил Толик, просто для того, чтобы что-то сказать.
   - Да всё нормально, - ответил Лёха, - работаем. Ты меня извини, Толик, но нужно выходить из этого состояния. Ну, психанул ты на этого придурка, ну и что? Он по жизни придурок! Теперь что, портить себе жизнь из-за этого?
   - Скажи ещё, что нужно вернуться в семью, пойти работать, честно жить…Да нет, Лёха…Я уже всё… - с тоской в голосе, сказал Толик.
   - Насчёт семьи, это твоё личное дело, - сказал Лёха, - Живи здесь, если тебе так хочется. Кстати, я здесь, завтра, сделаю освещение. Принесу пару калориферов, не то зимой замёрзнешь.
   - А надо ли? – спросил Толик.
   - Надо! – тоном, не терпящим возражений, ответил Лёха, взял бутылку и налил по полстакана водки. Они выпили, закусили. Толик кинул собаке большой кусок окорочка, та поймала её на лету и стала с удовольствием грызть. Давно у собаки не было такого лакомства! Лёха положил перед Муркой несколько кусочков сырокопченой колбасы, и та, утробно урча, начала есть.
   Закурив, Лёха вернулся к теме спасения Толика:
   - Твой завгар, он действительно придурок! – сказал Лёха, - На днях я делал освещение у него в гараже и зашёл разговор о тебе. Он как заорал: «Это я его уволил!». Я смотрел на него и думал: «Ты дурак или дебил? Кто же о таких вещах говорит?»  А, если, не дай Бог, ты умрёшь, неужели его совесть не замучает, оттого, что это он тебя уволил? И это говорит тип, который десять лет назад сам пил по-чёрному, которого начальник района одним ударом сбил на землю за то, что он уже достал его своим пьянством! И зачем я его спас однажды? Я никому об этом не рассказывал, но тебе расскажу. Как-то зимой, часов в одиннадцать ночи, вышел я во двор выбросить мусор. Мороз под сорок. Тишина, а посреди двора стоит Серёга. Без шапки, без перчаток – никакой!  Я подхожу к нему, говорю: «Серёга, ты, что тут делаешь?» А он: «Ты кто?» «Я Лёха», говорю. А он: «Какой Лёха?» «Лёха, электрик», говорю. Он кинулся мне на шею, заорал: «Лёха, друг, я не знаю куда идти! Отведи меня домой…». А я-то вышел выбрасывать мусор налегке! Говорю: «Подожди минуту. Я домой сбегаю, оденусь и отведу тебя». Я побежал домой, на пятый этаж, а вслед его истошный крик: «Лёха! Не бросай меня!» Короче говоря, отвёл я его домой. Но! Ребята мне рассказывали, что когда пьяного Серёгу приводишь домой, ни в коем случае не жди, когда его жена откроет дверь! Нажал на кнопку звонка и беги! Не то жена Серёги набросится на тебя с кулаками, и тебя же ещё обвинит в том, что это ты споил её мужа! Я так и сделал. Поставил Серёгу лицом к двери, нажал на кнопку звонка и убежал! Как видишь, он до сих пор живой. И из-за этого козла, ты хочешь окончательно спиться, подохнуть, а этот козёл будет злорадствовать и радоваться! Толик, не нужно делать таких подарков! Наоборот, возьми себя в руки, стань на ноги и докажи им, что ты не такой, как сейчас!
   Мы не будем приводить междометия, которыми изобилует речь Лёхи, а Толик редко ругался матом. Как-то Толик полчаса разговаривал с аккумуляторщиком о чистоте русского языка и ни разу не выругался. А у аккумуляторщика через каждые два слова шёл мат. И, когда через полчаса Толик сказал ему об этом, тот вначале остолбенел, потом расхохотался и сказал: «Ну, ты Толян, даёшь!».
   - Я сам не подарок, - сказал Лёха, - и поэтому имею полное право говорить тебе об этом! Неужели не надоело? Я третий день бухаю, а мне уже невмоготу! Я сейчас пойду домой, отосплюсь, и завтра буду, как огурчик!
   - Верю! – сказал Толик, - а мне, что прикажешь делать?
   - Не бухать! – воскликнул Лёха, взял бутылку и налил ещё по полстакана водки. Выпили, закусили, подкормили собаку и Мурку.
   - Аргументируй! – сказал Толик.
   - Что аргументировать? – не понял Лёха.
   - Ну, почему я должен бросить бухать?
   - Почему? По кочану! Во-первых, бросишь бухать, докажешь всем этим придуркам, что ты человек сильный! Во-вторых, я разговаривал с Валентиной Ивановной и она согласна взять тебя грузчиком в свой магазин, если я за тебя поручусь!
   - Поручился? – с насмешкой в голосе спросил Толик.
   - А ты не смейся! – обиделся Лёха. – Ты пойми, пятнадцать тысяч на улице не валяются! За свет, за квартиру, за отопление тебе платить не нужно, ты живёшь в доме, в котором уже сто лет никто не живёт! Я завтра с ребятами сделаю тебе освещение, поставлю розетки, привезу калориферы. Пойдёшь, завтра к Валентине, и она тебя примет на работу! И всё образуется! Я знаю, что ты человек упёртый, поэтому дай честное слово, что завтра пойдёшь к Валентине. Допьём бутылку, и я пойду отсыпаться. Ну?
   - Тогда вот что, Лёха…- раздумчиво сказал Толик, - Выливаем водку, и я завтра иду к Валентине, согласен?
   - Согласен, - тяжело вздохнул Лёха, - но только ты этот грех бери на себя…
   - Не вопрос, - сказал Толик,- хладнокровно взял бутылку с остатками водки, и вылил её прямо на пол.
   - Крокодил! – Лёха встал, - Завтра после работы мы всё сделаем, даже если тебя не будет дома. Я пошёл.- Толик проводил его до калитки, вернулся в дом, отдал собаке и Мурке остатки еды, завалился на диван и заснул тревожным сном.
5
     Толику снились убитые крысы, хотя Мурка их давно всех переловила. Среди ночи он проснулся в горячем, липком поту, пытаясь понять, что же сие могло означать? И он вспомнил: «Убить крысу предвещает вам победу». «Значит это Судьба! - подумал Толик, - Всё! Завязываю! Ты думаешь, водку невозможно победить? Ошибаешься! Уже тысячу лет водка не в силах победить нас! Куда там, Наполеону или Гитлеру! Нас невозможно победить, даже такой коварной и хитрой вражине, как водка! Шиш ей большой, а не Толик!».
   То, что Лёха как бы «уговорил» Толика бросить пить, было следствием того обстоятельства, которое уже несколько дней мучило Толика. Мысль о том, что нужно как можно скорей вернуться к нормальной жизни уже давно вызревала в его голове. До сегодняшнего дня не один Лёха уговаривал его покончить с этим грязным делом, однако, он все эти разговоры отметал, мотивируя свой протест тем, что ему уже всё равно. А уговоры Лёхи пришлись ко времени в том плане, что упали на хорошо подготовленную почву. А почву эту благодатную, подготовил сам Толик. Ибо, если пьющий человек сам не придёт к осознанию своего падения, никто и ничто, ни близкие, ни друзья, ни кодировка, ему не помогут!
   Ситуация, рано или поздно, себя исчерпает. Само собой ничего не образуется. Мысль должна созреть и так ударить тебя по мозгам, чтобы человек встрепенулся, очнулся и задумался о дальнейшей своей жизни.
   Что бы человек ни делал, он всегда и прежде всего – заботится о своей выгоде. Какая была у Толика мотивация убивать себя таким вот образом? Он что, изменник Родины? Враг народа? За ним следом идут агенты ФСБ? Нет же! Толик обыкновенный водила, может быть, более начитанный, чем другие и с большим интеллектом. Вообще можно сказать, что величие человека главным образом зависит от уровня его нравственности. Ну, сложились так обстоятельства, ну, нашло на Толика затмение, ну, сломался он в какой-то миг, но он переборол своё пристрастие, потому что не до конца утратил контроль над своими чувствами!   Исчезновение сознательной личности происходит под влиянием некоторых сильных эмоций, кажущееся всегда играет более важную роль, чем действительное, а бессознательное чаще преобладает над сознательным. Всякий индивидуум считает себя умнее других, но такое происходит от глупости этого виртуального индивидуума. И то, что Толик не считал себя каким-то особенным, возможно спасло его от преждевременной смерти.
   Три факта указывают на то, что Толик не был законченным алкоголиком. Первое: Он никогда не допивал бутылку водки до дна – оставлял грамм сто пятьдесят, чтобы утром опохмелиться. Второе: Каждое утро он брился, не позволяя щетине завладеть его лицом. И третье: Он каждую субботу заставлял себя мыться, особенно после того, как у него обнаружились вши. Доставал из колодца два ведра воды, грел её на печке в двадцатилитровой выварке и мылся. Пусть он и заставлял себя не допивать бутылку и бриться по утрам, кое-как мыться по субботам и стираться, однако это говорит нам о том, что сознательное у Толика, пока ещё, преобладало над бессознательным. А то, что неконтролируемые эмоции могут испортить человеку жизнь, - не подлежит никакому сомнению.
6
    Магазин открывался в десять часов утра, и к этому времени, Толик уже побрился, привёл свою одежду в порядок, и, собравшись духом, пошёл к Валентине. Идти было недалеко – метров триста.
   Он вошёл в кабинет к Валентине и сказал:
   - Доброе утро, Валентина Ивановна.
    Валентина, сидя за письменным столом, с ручкой в руке, просматривала какие-то бумаги. Она оторвалась от бумаг, непонимающе глянула на Толика, шариковая ручка выпала из её руки, когда до неё дошло, кто перед ней стоит!
   -Ты что, с того света явился? – испугано спросила она. И не давая ему ответить, видимо о чём-то вспомнив, тоном, не терпящим возражений, сказала:
   -Паспорт! Трудовую! Я завтра в город поеду. Ты сегодня же должен пройти медкомиссию! Понял?
   -Понял…- обречённо вздохнул Толик. Он только сейчас, в эту минуту осознал, что пути назад ему отрезаны! Да и как можно было не повиноваться такой женщине, - властной, всё ещё красивой в сорок два года, женщине твёрдо стоящей на ногах в этом волчьем мире!
   - Вот тебе направление в поликлинику, - Валентина протянула ему через стол бумагу, - Завтра, чтобы был на работе в десять утра! Всё! Иди!
   Медкомиссию он прошёл за два часа, благо почти весь медперсонал был ему знаком, - с кем-то он учился в школе, с кем-то когда-то дружил. Прошёл и флюрографию, но за ответом нужно было прийти завтра в девять утра. К Валентине заходить не стал, где-то в глубине души ему было обидно за такой холодный приём. Ну да ладно, детей ему с ней не крестить. И вообще…
   Казалось бы, чем же ещё Толик был недоволен? Он без пяти минут уже работает. От нынешнего его жилья до работы около трёхсот метров… Всё это так. Но даже у самого опустившегося человека есть гордость! И ему было обидно, что так холодно и жестко обошлась с ним Валентина! Он не мог поверить в то, что она в душе так кардинально изменилась. Когда-то он знал её другой; весёлой, остроумной, с некоторой хитринкой в глазах. Валя никогда не была, как некоторые из  её ровесниц – безалаберной. Да, с восьмого класса они стали дружить. Да, обнимались, целовались – только и всего. Но сие не означает, будто она должна была встретить его с распростёртыми объятиями! У неё была своя семья – муж и двое детей, и тешить себя иллюзией о её благосклонности к себе, было глупо.
    Но чужая душа потёмки. Мы не можем знать с достоверностью, что происходит в душе другого человека, когда он принимает, то или иное решение. И как бы Толику ни было обидно, но он подозревал, что всё её поведение сегодня утром, в отношении к нему, всего лишь маска, за которой она попыталась скрыть что-то такое, что тронуло её до глубины души. Она чётко, но как-то торопливо, дала ему понять, что она здесь хозяйка, а он её работник. И никакого снисхождения к нему, никаких поблажек с её стороны не будет, если он плохо будет справляться со своими обязанностями. И никакие прежние связи не смогут поменять её холодное отношение к нему.
   Не нужно думать о прошлом, и обижаться на настоящее. Но протест, это всегда активность, а активность, это участие. А Валя приняла в его судьбе участие. Это говорит о многом. И с той поспешностью, с которой она потребовала у него паспорт и трудовую книжку, было скорее смущение, но никак не безразличие. Возможно, когда Лёха попросил её за Толика, она все эти дни думала о Толике, и его неожиданное появление сегодня утром в магазине, ошарашило её, смутило, но как женщина сильная и властная, попыталась скрыть под личиной строгости свою сентиментальность. Ибо, как раз сильные и властные люди, более сентиментальны, нежели прагматики и сознательные идиоты. А Валентина предоставили ему шанс ещё пожить!
7
     Когда Толик вернулся, после медосмотра домой и вошёл на кухню, то увидел на столе небольшую электрическую плиту с двумя конфорками, тысячу рублей и записку. В записке было сказано, чтобы он не падал духом, что после работы, Лёха придёт с ребятами, и они сделают освещение.
   Мурки дома не было, она, наверное, ушла на охоту в лес. Собака крутилась возле него,  ожидая, когда же он её накормит. Толик взял деньги, оставленные Лёхой, и пошёл в магазин. Собака увязалась за ним.
   Почти в каждом магазине продавались спиртные напитки. Даже, если не было водки и вина, то с пивом проблем не было. Но Толик, ни пива, ни вина не пил. Как-то не сложилось. Возможно, в этом был ещё один плюс, ведь можно всегда уговорить себя в том, что пиво не водка и ничего страшного, если выпить бутылку – другую. Но Толик пиво не пил, оно ему было безразлично.
   Он купил в магазине несколько банок тушёнки, рожки, хлеб, доширак и чай. Вернувшись,  домой, он растопил печку, сварил в старой кастрюле рожки, бухнув туда две банки тушёнки. Весь день он разбирал старый сарай, пилил ржавой пилой доски – готовился к зиме. Казалось, будто он смирился с таким своим положением, с положением человека, вдруг остро осознавшим всю глупость, как бы своего годичного отсутствия в этом мире.
   Что происходит с человеком, когда он достигает самоосознания? А происходит вот что: Разум успокаивается, размышления о бренности бытия уходят глубоко в подсознание, и приходит то высокое чувство, которое вдохновляет тебя жить дальше, невзирая на туманность и непредсказуемость будущего.
   Смирение есть разум, и, кидаясь, даже по поводу, на кого-то с кулаками, человек теряет разум, замутнённый приливом большого притока крови в мозг. Замутнённый рассудок низводит нас до состояния невменяемости - невменяемости, потому что нам уже всё равно к каким последствиям приведёт наша несдержанность и горячность.
   Когда уже случилось зловещее, мы с горечью и совершенно трезво осознаём, что лучше было бы промолчать, смириться с чьей-то глупостью, чем самому, в мановении ока, сделаться глупцом и испортить себе жизнь, между тем, как спровоцировавший тебя,  будет потирать руки и довольствоваться жизнью! Терпимость и сострадание, вот два качества, которые способны изменить в человеке негативный образ мыслей, и направить его на путь истинный. Дело в том, что даже с точки зрения психологии, может оказаться, что и мебель в вашем доме расставлена неправильно. Это так же верно, как ехать по обочине, чтобы объехать разбитую вдребезги дорогу. Это так же верно, как если бы вас направили на грязную работу, но в последний момент распоряжение было отменено, и грязную работу переложили на другого. В голову вашу закрадывается подленькая мыслишка: «Пронесло!»
8
    В шесть часов вечера, после работы, Лёха пришёл с ребятами и без лишних слов они приступили к работе. Потребовалось три часа, чтобы подать питание на гусак, осветить комнату переноской, поставить розетки, выключатели, повесить патроны, вкрутить лампочки. Когда они уходили, Лёха сказал, обращаясь к ребятам:
   - У кого дома есть лишняя посуда, - ложки, вилки, тарелки, сковородки, кастрюли, - тащите завтра сюда!
   - Сделаем! – за всех ответил вечно подвыпивший Поликарп. Он, хоть и пил каждый день, с утра и до вечера, но редко когда бывал сильно пьяным. Ни шатко, ни валко, но он работал, и даже заменял мастера, когда тот уходил в отпуск. При таком, как он считал, правильном образе жизни, Поликарп умудрялся круглый год содержать на даче два десятка кур, собаку и кошку. Я говорю: «При таком образе жизни», потому что постоянно пьющий человек начинает лениться. Какие куры, какое хозяйство, когда утром неохота вставать с постели и идти на работу! Но Поликарп был тем самым исключением, которое подтверждает правило!  Правило о том, что все люди, по сути – разные! Видимо, Поликарпу такой образ жизни был предназначен Свыше! Жить в противоположной стороне от дачи, и ходить туда каждый день, чтобы покормить живность и собрать яйца, это и есть как раз те ежедневные будни, которые тянут на подвиг!  Просто, когда Поликарп,  вставал утром с постели, у него кружилась голова, а для того, чтобы восполнить этот дисбаланс, ему необходимо было принять на грудь! Но сегодня он вместе со всеми отработал у Толика на даче без пива и водки, хотя было заметно, что он, как всегда, выпивши!
   «А, кто не пьет?» - спросите вы. Отвечаю: До поры, до времени, -  закодированные и  махровые трезвенники, которым мешают выпить не моральные принципы, а возможно, какая-то хворь или крохоборство. Есть ещё любители выпить за чужой счёт, есть те, которые однажды в юности, перепив, обрыгались, и с тех пор, - ни-ни!   
Теперь они ведут здоровый образ жизни, - бегают по утрам, едят кашку и пьют только чай, в надежде прожить сто двадцать лет, может быть и все двести!
   Восемнадцатилетним парнем, я работал грузчиком на базе, которая находилась за городом. И был у нас начальник охраны, полковник в отставке, - могучий такой мужик. И, вот как-то, пока мы ехали в служебном автобусе до базы – тридцать километров, он, когда зашёл разговор о вреде алкоголизма, безапелляционным тоном, командирским басом говорит: «Вот, у меня сестра умерла в сорок лет. У неё печень развалилась. Не курила, не пила, это как?  А дед мой и пил, и курил, сколько я его помню, а умер в девяносто два года, и то, потому, что пьяный, свалился с крыши сарая и сломал себе шею, это как?  И не надо ля-ля!».
   Я ни в коем случае никого не осуждаю; ни трезвенников, ни пьющих. Как говорил один мой знакомый, когда его спросили: «Ну, как там, в зоне?» - он ответил: «Попадёшь – узнаешь».
   История Толика, это наша история, и никуда нам от этого не деться. Когда недавно один высокопоставленный муж, объявил на всю страну о том, что мы строим общество потребления, читай; беспринципное общество, Толику сделалось не по себе. Толик, борющийся со своим пристрастием, это противоположность тьмы, ибо общество потребления, есть тьма, ведущая в тупик, а выход из этого состояния, есть свет! Толика даже охватил какой-то азарт: Кто – кого победит, - животное составляющее в нём или разум? 
   Самый сильный инстинкт, который преобладает над всеми другими инстинктами в человеке – месть! Кому и за что Толик собирался мстить, он точно не знал. Он понимал, что сам виноват в своём падении, но чувство какой-то смутной мести, не покидало его. Ибо, человек, не имеющий цели, теряет смысл жизни. Возможно, он заблуждался, но азарт уже охватил его! И это была не мания, не навязчивая идея, ибо мания и азарт, это разные вещи. Мания ведёт к деградации личности, между тем как азарт – двигатель жизни. К сожалению, инстинкты в человеке часто преобладают над могуществом разума, отсюда и необдуманное следование своим желаниям, несмотря на свою неспособность претворить, хотя бы одно желание, в жизнь.
9
      Толик назвал собаку – Джеком. Не потому, что он имел слабость ко всему заграничному. Это было первое имя, которое пришло ему в голову. Мурка так и осталась Муркой, так как, это самое распространённое имя для кошки.
   Толик работал. В основном разгружал машины с прибывшим товаром, расставлял по холодильникам бутылки с пивом. Работа была непыльная, Валентина даже выдала ему новую робу, которую он снимал, когда ложился спать. В хижине он сделал косметический ремонт, - побелил потолок, наклеил обои, покрасил окна и двери. Лёха притащил хороший ещё палас, и он постелил его на пол. Хорошо, что хижина была небольшой, - кухня и комната. Потолки низкие. Север есть Север, и маленькая кухня с печкой из огнеупорного кирпича с выходом духовки в комнату, небольшая комната, низкие потолки, всё это было сделано для сохранения тепла.
   Прошёл сентябрь. Наступил октябрь. На Покров выпал и лёг снег – началась зима, долгая и морозная, - до самого мая. Толик получил первую зарплату, с вычетом подоходного налога, тринадцать тысяч пятьдесят рублей.
   Весь месяц Лёха приходил после работы к Толику в магазин, проверял, держит ли Толик данное ему слово – не пить. Толик держался, хотя, честно говоря, иногда хотелось вмазать! Желание выпить, возникающее вроде бы ниоткуда, может быть подавлено только другим, более сильным желанием. А всякие непрошеные желания нужно отметать с порога и не поддаваться соблазнам!
   Толик не был разведён, но возвращаться в семью ему почему-то не хотелось. С детьми он иногда виделся, видел и жену с каким-то молодым парнем. Он понимал, что сам виноват в том, что жена бросила его, но всё же…Прожить более двадцати лет в браке и не распознать друг друга, это нонсенс! Он никогда, даже в страшном сне, не мог себя представить в роли опустившегося человека! Всегда опрятно одетый, знающий себе цену, он проклинал себя за минутную слабость, вылившуюся в годичный запой! Скольких людей он знал, которые погибли из-за этой болезни! Довольно-таки молодые, которым ещё жить и жить!
   До сих пор его бросало в дрожь, когда он вспоминал, как на его руках умирала жена его хорошего знакомого. Муж её, любитель женщин и хмельного, пошёл с утра к товарищу, помочь в строительстве сарая, но к вечеру не вернулся. Тоня, так звали его жену, оставив двоих маленьких детей на попечение соседки, стала разыскивать своего непутёвого мужа по всему городку, но отыскать так и не смогла. От товарища, которому он помогал строить сарай, муж ее, Вася, ушёл ещё в три часа дня. Да, они сделали работу, выпили, как же без этого, и Вася сказал, что идёт домой. Но до дома он так и не дошёл. Уже было темно, когда Тоня пришла к Толику домой. Света жена Толика, встретила Тоню, как и полагается; накрыла стол, поставила на скатерть сахар, конфеты, печенье, кофе. Тоня возмущалась, говорила, будто этот кабель до того обнаглел, что однажды она застала его с очередной любовницей в супружеской постели! Она устроила грандиозный скандал, выгнала эту стерву голой на лестничную площадку, разорвала простыню, наволочки, пододеяльник и выбросила не помойку!
   - Где его искать, Толик? – орала она, - Где этого суку искать?!
   Тоне было двадцать восемь лет.  Стройная, спортивная, красивая, темпераментная, с горящими глазами. Толик никак не мог понять, как, имея такую красивую жену, Вася мог изменять ей с другой?  А этих «других» Толик видел. Ему не раз приходилось силком вытаскивать Васю из злачных мест, где Вася был своим человеком. Роста выше среднего, хорошо упитанный, походка вразвалочку, Вася знал тысячи анекдотов, «травил» их, как профессиональный актёр, в лицах, с ужимками. Женщины его любили, да и он не обделял их своим вниманием! Зная об этих наклонностях своего мужа, Тоня жила, как на вулкане!
   В девяностые годы прошлого века, в стране началась такая пьянка, что ни в сказке сказать, ни пером описать! Пили все! И женщины и мужчины! Люди спивались пачками, даже «трезвенники и язвенники»! Вот, с такими женщинами, Вася и имел дело. Вася рассказывал Толику: «Я ей говорю, радость моя, ты гуляешь налево и направо, а как же твой муж?». А она: «Да, я и его не обижаю». Такие вот, были времена.
  Где искать Васю, Толик действительно не знал. Для того, чтобы обойти все злачные места, потребовался бы не час и не два.
   - А может быть он в кафешке? - предположила Тоня, - Там эта стерва работает!  В городке было кафе, пользующееся дурной репутацией. Каждый вечер там происходили драки, поножовщина, а однажды кого-то убили.
   - Всё! Я иду туда! – Тоня решительно встала из-за стола.
   - Толик, иди с ней, - сказала Света. Толик оделся, и они с Тоней вышли на улицу. Было начало октября, дул сильный, холодный ветер.
   - Ну, сука! Я его убью! Разведусь, к чёртовой матери! – орала Тоня. Она шла быстро, Толик едва поспевал за ней.
   Пришли в кафе. Вошли. За одним из столиков, Тоня увидела знакомых и подошла к ним. У барной стойки стоял коллега Толика по работе, и Толик подошёл к нему, чтобы поздороваться.
   - По сто грамм? – спросил коллега.
   - Не буду, - ответил Толик, - Чего-то не хочется.
   - Ну, как знаешь.
   Краем глаза, Толик увидел, как Тоня прошла на кухню. Магнитофон играл какую-то зарубежную музыку, в кафе было шумно, накурено – народ «отдыхал»! Не прошло и пяти минут, как из кухни появилась Тоня, с блаженной улыбкой на красивом лице. Толик сделал несколько шагов ей навстречу, она обняла его двумя руками за шею, и с каким-то жутким удовлетворением произнесла: «Толик, как мне хорошо…». Руки, обнимавшие его за шею, ослабли, расцепились, и она сползла на пол. Краем глаза Толик успел заметить очередную любовницу Васи, та стояла в проёме дверей кухни с  большим, разделочным ножом в руке и улыбалась.
   Ещё ничего не понимая, Толик стал на колени перед лежащей на полу, Тоней, и увидел кровь у неё на куртке. Потом у него началась истерика. Он помнил только толпу людей сгрудившихся над ними, он помнил, как орал, чтобы все разошлись, чтоб ей хватало воздуха…Очень быстро приехали «скорая помощь» и милиция. Дальше было, как в тумане. Больница, где Тоня скончалась на операционном столе… Вася, которого Толик нашёл в подъезде своего дома, сидящим на нижней ступеньке лестничного марша…Вася был пьян вдребезги, и ничего не понимал из того, о чём говорил Толик.
   - У тебя жену убили! – орал Толик, - Ты хоть это понимаешь?!
   - Кого убили?
   - Тоню!
   - Какую Тоню?
   Нет, это было бесполезно! Толик оставил Васю в покое и пошёл домой. Шёл шестой час утра. На улице было холодно и темно.
   - Что случилось? – спросила Света, когда Толик вошёл в квартиру, открыв своим ключом дверь.
   - Убили Тоню, - сказал Толик, едва сдерживая слёзы…
   - Как убили? – не поняла Света. Толик ничего не ответил, только махнул рукой.
   Потом он пошёл на работу, где все уже обо всём знали, но им хотелось подробностей. Любопытству людей нет предела, особенно, когда случается трагедия. И он рассказал, не сказав только о том, что когда Тоня, вечером пришла к нему домой, она уже была крепко выпившая.
   Тело Тони, Вася увёз на материк, на родину и там похоронил. Через месяц он вернулся, чтобы ещё через полгода, забрав двоих детей, уехать на материк, где он и скончался через несколько лет. Боль, как приходит, так и уходит, иногда вместе с тобой.

               
10
      Можно ли прожить месяц на тринадцать тысяч пятьдесят рублей, в заброшенной хижине, даже если ты не платишь за жильё, за коммуналку, за свет? Ещё нужно кормить собаку и кошку. Можно, если не тратиться на одежду, не пить водку, ограничивать себя в еде. Можно, когда друзья притащили кухонную утварь, старый японский телевизор,  двухкамерный холодильник «Бирюса», бывший в употреблении.  Можно, когда друзья, рыболовы-любители выделяют тебе со своего улова по несколько горбуш, кетин, кижучей. Во всяком случае, Джек и Мурка не голодали. Сам Толик, морепродукты не ел, но как сказал поэт: «С голоду, хоть жри железо!». Но голода, как такового не предвиделось, поэтому Толику и в голову не приходило сварить, или пожарить рыбу для себя. Вообщем, всё было о кей или ол райт, что впрочем, одно и то же. Не хватало только женщины. Но жить с женщиной, зарабатывая  тринадцать тысяч пятьдесят рублей, - смешно!
   У Толика был хороший знакомый, который никогда не был женат. Женщины у него всегда были, но когда очередная пассия, после месяца совместной жизни, начинала выдвигать требования, типа; ей необходимы шуба, дублёнка, сапоги и т. д, он совершенно безболезненно расставался с ней. Ну, жалко было человеку пускать на ветер свои накопления ради плотских утех!
   - А, как ты думал, - говорил ему Толик, - За всё нужно платить.
   - Да я понимаю, - был ответ, - Но я уже один раз обжёгся. Одел её, обул по первому классу, а она через полгода меня кинула! Я боюсь, Толик! Я просто боюсь остаться на старости лет без гроша в кармане!
   - А, как насчёт стакана воды? – усмехнулся Толик.
   - Да очень просто. Помнишь, водила у нас работал? Они вместе с женой бухали. Он попросил у неё стакан воды, сам уже не мог подняться с кровати. Когда она вернулась из кухни со стаканом воды, он уже умер. А через час и она умерла. И, какая разница в том, - успел бы он выпить стакан воды или нет? Всё равно ведь умер. Всё, как обычно, – резюмировал он.
   В сущности, Виктор, так его звали, как и большинство из нас, был случайным человеком в профессии. Да, он закончил ВУЗ по факультету промышленной технологии, по профессии – инженер электроснабжения, но ни диплом, ни неплохие знания, не доставляли ему никакого удовольствия. Он, как и все мы, любил философствовать на самые разные темы. В его философии находилось место и силам небесным, и  характеристика начальствующих субъектов. Естественно, больше всего доставалось, субъектам. Ну, так устроен человек, - будучи подчинённым, ему кажется, что начальники отдают глупые распоряжения, даже не вникая в суть дела!
   Виктор мечтал сделаться начальником, и представлял себя революционером на фронте труда и заработной платы! Он не понимал, что затронув своими нововведениями налаженный веками ритм трудовой жизни работяг, он, тем самым, поставит себя в глупое положение и вызовет у рабочего класса ненависть и презрение! Ибо, как известно, кажущееся играет более важную роль, чем действительное. А, если, кажется, нужно креститься, чтоб тебе не казалось, будто ты умнее всех, даже и с высшим образованием!
   Виктор давно уже мог бы стать начальником, но регулярные запои, раз в три месяца, поставили крест на его мечте! И тем более ему было обидно за себя, что перед его глазами каждый рабочий день мелькал бывший простой электрик, а теперь главный инженер предприятия, на котором работал Виктор!
   Виктор, который ни во что не ставил свою собственную жизнь, любил риск! Он даже придумал афоризм: «Оправданный риск!». Чем этот риск можно было оправдать, он сам не очень-то и понимал. На скорости сто восемьдесят километров в час, он мчался в город на своей иномарке, обгоняя другие автомобили на крутых поворотах! Благо, если бы он был один в своей машине, но в салоне сидели люди, которые проклинали себя за то, что так опрометчиво доверили свою жизнь этому адскому водителю! Ну, прибудешь ты на десять минут раньше в пункт назначения, - и что? У тебя раненый в машине, которому нужно срочно оказать медицинскую помощь? Ты везёшь патроны ведущим неравный бой десантникам?  У тебя жена рожает? Какой оправданный риск, Виктор? Если ты такой рисковый, женись на женщине с тремя детьми!
   - Поэтому и не женюсь, что умный! – весело отвечал Виктор.
   Впрочем, Виктор действительно был человеком умным и рациональным – поэтому и избегал долгих семейных уз, предпочитая романтичные вечера с очередной искательницей женского счастья! Обладая хорошим чувством юмора, Виктор не утруждал себя крамольными мыслями о браке, жил легко и беззаботно, хотя тяжёлые мысли о бренности бытия часто одолевали его сознание. Видимо от частого одиночества и неустроенности семейной жизни, его раз в квартал тянуло промыть мозги самым распространённым в народе способом – пару тройкой горячительного чая.
   Вот, главный инженер, бывший простой электрик, «жил, как жил, и голове своей руками помогал», - и в самом фантастическом сне ему не могла присниться должность главного инженера!
   Когда-то просто Юрец, а ныне – Юрий Петрович, не пил, не курил, но хорошо знал свою работу, хотя по первой профессии и был механиком. Но, работая электриком, он всегда вникал в суть дела, и никогда не мечтал о роли начальника. Это к вопросу о здоровом образе жизни и жажде знаний! И, когда однажды, Толик, сказал ему, что завтра  его вызовут в контору и предложат пост начальника среднего звена, он ответил: «Ну, о чём вы говорите! Какой из меня начальник? Я и с документами не знаю, как работать…» «Научишься, - сказал ему Толик, - Я тебя предупредил».
   И, когда на следующее утро, Юрика вызвали в контору, он принял предложение, от которого трудно отказаться, - согласился стать старшим мастером.
   - Понимаете в чём дело, - объяснял он Толику, - запись в трудовой книжке  о том, что я работал мастером, будет не лишней.
   - А, как же бумажки?
   - Да, ладно вам… Научусь!
   А через десять лет, Юрика назначили главным инженером, и он стал Юрием Петровичем! Опять-таки, он был одним из нас - звёзд с неба не хватал, но должность обязывала его давать заведомо трудновыполнимые задания, на которых вместо семи человек, трудились трое. То есть, предприятие как-то обходилось внутренними резервами, а «резервам» этим было, в основном, под пятьдесят или под шестьдесят. Но, по причине символической пенсии, люди трудились в силу своих знаний и возможностей, чтобы не быть выброшенными за борт, более или менее, нормальной жизни! Естественно, работяги крыли, на чём свет стоит, всё начальство от и до!
   Дело тут было вот в чём: Не то, чтобы Юрий Петрович и иже с ним, были людьми плохими и деспотичными, но им приходилось отрабатывать свою повышенную зарплату, и как-то само собой получалось, что не кадры, овладевшие техникой, решали всё, а деньги и должность.
   В отличии от своего бывшего заместителя, который теперь стал старшим мастером, Юрий Петрович не играл роль начальника. Он всегда был таким; резким, безапелляционным, грубоватым. Он считал, что если у него есть обязательства, то и у работяг должны они иметь место быть. А не нравиться – увольняйся! Справедливости ради, нужно сказать, что ещё, будучи старшим мастером, он прикрывал некоторых любителей выпить, и отправлял их домой, «лечиться». Когда они, через день или два, выходили на работу, он неизменно спрашивал, как ни в чём, ни бывало: «Выздоровели?». «Выздоровел…», смущённо отвечал, ещё мучившийся от похмелья, кадр.
   Юрий Петрович знал одну непреложную истину: если всех, нарушающих трудовую дисциплину, уволить, то не с кем будет работать! А та «очередь, в тринадцать человек, которая стоит за забором, в ожидании, когда же для них освободится рабочее место, будет не лучше, а, возможно и хуже». Я взял эти строчки в кавычки, потому, что в действительности никакой очереди не было. Это была сладкая, для начальства, иллюзия, над которой хохотали работяги! Пугало, под названием «очередь» уже не срабатывало, так как времена изменились.
   Дело в том, что ещё двадцать лет назад, в лихие девяностые, когда в стране был бардак, а зарплату не выплачивали по полгода, это было единственное предприятие в районе, где рабочие кадры действительно берегли! Если не было денег для выдачи заработной платы, начальство договаривалось с каким-нибудь магазином, в котором рабочие могли отовариться под запись, под гарантии будущей зарплаты, не только продуктами питания, но и телевизорами, видеомагнитофонами, коврами и другим ширпотребом. Поэтому, устроиться на работу, на это, более или менее, стабильное производство, можно было только по большому блату!
   Но, времена изменились, по области открылись новые предприятия с более достойной зарплатой, и людей уже не прельщала работа поближе к дому, и они предпочитали ездить на вахту далеко от тёплого жилья. Там и платили намного больше, а вернувшись с вахты, можно было отдохнуть на законном основании! На вахте действовал «сухой закон», и соскучившиеся по алкоголю мужики, вернувшись с вахты, отрывались по полной программе!
   Закон экономики: люди идут работать туда, где больше платят. В гараже, в котором когда-то работал Толик, из шести водителей уволились трое и уехали на вахту. У энергетиков дела обстояли не лучше, - из новоявленных молодых электриков, редко кто дорабатывал до отпуска. Энергетики, это костяк предприятия, такие, как Лёха, Поликарп, Виктор и другие, не менее авторитетные люди. Были, конечно же и другие службы, - комплексная бригада – сантехники, токарь, сварщик, плотники, маляры и гараж из шести машин. Но, из-за скудности нейронов в мозговых сосудах, каждый мнил себя самым главным производственником!
   Как говорил один мой давний знакомый: «А ты, старый производственник, - наговариваешь!». Но это было в другом месте, в другое время, и было тогда мне тридцать три года. И ничего я не наговариваю, - спросите у Толика!
11
     Джек ходил с Толиком на работу, и ждал возле крыльца магазина, когда же Толик закончит работу. Не то, чтобы Джек весь день сидел возле магазина в ожидании Толика, нет, он куда-то убегал, потом прибегал обратно, и успокаивался только тогда, когда Толик выходил на крыльцо и гладил его по голове.
   Никогда у Джека не было хозяина, и теперь он боялся потерять его. Но собачья натура всегда быть в поиске чего-то принуждала его бегать по городку, невзирая на то, что его, более молодые сородичи, могли покусать его или даже загрызть. Но собака существо довольно-таки прагматичное, и Джек, побегав по городку, возвращался к магазину и терпеливо ждал Толика. Инстинкт подсказывал Джеку, что пережить эту зиму, он сможет, будучи при хозяине.
   Странное дело, собака, которая умирала всю прошлую зиму, но не умерла, выздоровела, окрепла и, следуя своим инстинктам, нарывалась на неприятности! Так же и наш Толик:  переболевший тяжелейшей болезнью, чудом выживший в беспощадной схватке с алкоголем, всё чаще и чаще стал ощущать в себе, то неистребимое желание, о котором предпочитают не говорить, в так называемом, «приличном обществе». Но, как мы знаем из многих источников, «приличное общество» совсем не такое приличное, как оно себя позиционирует. К примеру, глухому безразлична любая музыка, хоть джаз, хоть классика. Он все равно не слышит. А для меланхолика музыка, - это источник наслаждения. А Толику было всего сорок два года, и он не мог не прислушаться к тому, что творилось у него  в душе.
   Человек, как и любое другое животное, теряет рассудок и подчиняется инстинктам, когда в нём просыпается неукротимое желание найти себе пару, а это уже хаос в голове. Человек никакой не образец природы, поскольку животное начало преобладает в нём над разумом. Попробуйте отделить разум от тела и, даже человек, стремящийся к совершенству, превратится в насекомое. Пусть на мгновение, на несколько минут, но это так. «Если тронуть страсти в человеке, то конечно правды не найдёшь».
   Но у Толика была проблема, и вот какая: если ты пришёл с женщиной домой, то надо, хотя бы, выставить шампанское. Мало того, - нужно будет с ней выпить. А для человека, недавно бросившего пить, даже бокал шампанского, может оказаться пагубным. Толик ещё не настолько укрепился в своей трезвости, чтобы страстью к совокуплению, вновь оказаться в прошлом, вызвав тем самым ненависть к себе, которая может закончиться самоубийством. А, как известно, и любовь, и алкоголизм, это вид помешательства. Да и потом, если связь с женщиной укрепится и примет вид супружества, кто-то один вынужден будет поступиться принципами, потому, что у каждого своё мнение относительно хорошего и плохого.
   Признаваться в том, что ему пить нельзя, Толику было стыдно, это равносильно подписаться собственноручно в том, что он алкоголик. Если сказать, что у него больная печень или поджелудочная железа, тогда какой, едва знакомой женщине, нужен нездоровый мужчина? Она ведь не жена, с которой он прожил более двадцати лет! Нет, конечно же, он не собирался унизиться до такой степени, чтобы объявить себя больным во всех отношениях. Толик ошибался в том плане, что стыд, который невозможно скрыть, не является стыдом. В конце концов, он не такой уж законченный алкоголик и не такой уж разложившийся субъект, с опухшим, разбитым, от частого падения, в кровянку, лицом, вид которого вызывает у женщин отвращение и омерзение, и, что ещё хуже, сострадание.
   За те два месяца, которые он не пил, с лица исчезла отёчность, тело сделалось упругим и он легко, с удовольствием, таскал пятидесятикилограммовые мешки с сахаром, крупой и другими продуктами.  Женщины уже не смотрели на него со страхом и отвращением. Скорее, в их взглядах улавливалось уже не сострадание, а заинтересованность: Как ему удалось выбраться из затхлого омута?
   Многие женщины в городке знали его и жалели, но Толику от этого не становилось легче. Его воспалённый разум, обострённый одним единственным чувством к Валентине, не мог справиться с реальностью. А реальность была такова: у Вали был муж и двое детей. И этот муж, возвращаясь с вахты, не отходил от жены ни на шаг! Днём он приходил в магазин и пребывал там до самого закрытия. Звали его Валёк, хотя такое уменьшительно-ласкательное обращение, никак не соответствовало его внешнему облику.
   Валёк был крепкий, сильный мужчина высокого роста, с грубыми чертами лица. Умом Валёк не блистал и нёс всякую ахинею, по поводу и без повода. Создавалось такое впечатление, будто рот у него никогда не закрывался. Уши болели, и мозги плавились от его бесконечных сентенций, так, как будто ты два часа говорил по мобильному телефону, не отрывая его от уха. Впрочем, как и многие габаритные люди, Валёк был человеком добродушным и необидчивым.
   Как-то он приехал на джипе в магазин с утра вместе с Валентиной. Вскипятил чайник и начал пить то крепкий кофе, то крепкий чай. Был он какой-то вялый и сонный.
   - Ты чего это, Валёк, крепкие напитки с утра употребляешь? – весело спросил его Толик.
   - Ты представляешь, Толян, всю ночь не спал, и теперь пытаюсь взбодриться! – Во всём его облике и голосе была такая наивность, что Толик не удержался и сказал:
   - Так выпей чего-нибудь покрепче,- коньячку например. Бодрит только так!
   - Не…е…е, - протянул Валёк, - мне пить нельзя…
   - Чего так то? Проблемы? – не понял Толик.
   - Подвержен я, Толян…
   - Да брось ты! – искренне удивился Толик.
   Они стояли на крыльце магазина и курили. Джек сидел рядом.
   - Бухал я одно время сильно, Толян, - с тоской в голосе сказал Валёк, - Если бы не Валентина, был бы я уже там, откуда не возвращаются…Она меня вытащила из этого болота… Возилась со мной…ну, сам знаешь…А дети маленькие…орут…
В голосе его чувствовались слёзы. Толик искоса глянул на него, - глаза у Валька были на мокром месте.
   - Да ладно, Валёк, - попытался успокоить его Толик, - Я и сам не ангел.
   - Поэтому тебе и говорю, что ты поймёшь меня. Пойду ещё кофейку хлебну…взбодрюсь…
   «Ни фига себе!», - подумал Толик. Он был настолько ошарашен признанием Валька, что не сразу расслышал своё имя,- это продавщица, звала его поднести коробку с водкой за прилавок. Он потушил окурок сигареты, сжав его двумя пальцами, кинул в урну и вошёл в магазин.
12
    Как известно, тело – объект медицины, а разум, - предмет логики, хотя при встрече с Валентиной, у него по телу пробегала какая-то невидимая, горячая, обжигающая душу волна!  Нет, Толик не предпринимал никаких поползновений по отношению к Вале. Она хозяйка – он её подчинённый. Подчинённый потому, что от её воли или настроения, зависел его заработок. Захочет уволить – уволит, и никакой трудовой кодекс не поможет! Это в советское время рабочих мест было полно, а зарплата была примерно одинакова, а продукты дешёвые. Достаточно сказать, что мясо стоило два рубля за килограмм, а макароны тридцать три копейки за пачку. Теперь же, хлебные места расхватали блатные, а за работу на производстве, платили смешные деньги. А, продукты питания подорожали в сотни раз. И, куда Толику было деваться? В другой магазин, где грузчики из-за своих вредных привычек, долго не задерживались? Там всё, то же самое: и работа, и плата за труд. Ездить на вахту и зарабатывать приличные деньги, было уже поздно. Куда девать Джека и Мурку?
   Ещё во время разговора с Вальком, Толика пронзила острая душевная боль! Валентина, в своё время, возилась с Вальком, спасала его и семью, а Света, отнеслась к его падению, без должного внимания. Но Толик, поостыв, понимал, что между ним и Вальком была существенная разница, вернее, между Светой и Валентиной. Валентина боролась за мужа, тогда, когда у них было двое маленьких детей.
   Бросить мужа на произвол судьбы, и самой поднимать двоих детей, в её планы не входило. Валёк, как соучастник рождения двух детей, должен был внести  свою  лепту и материально обеспечить семью. Никаких алиментов! Да и какие алименты, если он подохнет от алкоголизма?! Как женщина рациональная, в которой не было места жалости ни к себе, ни к другим, она сделала всё для обуздания пристрастия Валька к водке! А для этого потребовалось всё её старание, и вопреки уговорам подруг, бросить этого козла к чёртовой матери, она довела дело до логического конца, невзирая на советы подруг и вопиющего против ограничения его свободы, Валька!
   Однажды ночью, когда Валёк дрыхнул, тяжело пьяным на кровати, она взяла топор, растолкала Валька и, когда тот очнулся – замахнулась на него топором! В её зелённых глазах читалась решимость, от которой Вальку сделалось не по себе.
   - Что ты…что ты, - испуганно залепетал Валёк, - не убивай…- и он заплакал.
   - Ещё раз, сука, выпьешь, - зарублю! – прошипела Валентина, и Валек понял, что она не шутит! Большой, сильный Валёк, плакал, валялся в ногах у собственной жены, и детьми клялся, что завяжет!
  - Ну, смотри сука! Ты детьми поклялся! Попробуй только не завязать! Убью!
   Её железная воля переборола недуг Валька, и она получила над ним абсолютную власть! Теперь он был накрепко привязан к её ноге крепким, хоть и невидимым, канатом! Именно к ноге, как шелудивого пса, приползшего к ней после всех её усилий по его спасению, с повинной!  А, как известно, повинную голову, меч не сечёт! Теперь они жили, душа в душу, и ей не требовалось о чём либо, его просить, так как достаточно было ей чего- то захотеть, Валёк беспрекословно исполнял все её желания! Влюблённый и покорный Валёк, стал тем идеальным мужем, о котором мечтают все женщины мира! 
   А в чём же разница между Светой и Валентиной? Первое, это когда с Толиком случилось непредвиденное несчастье, дети их были уже взрослые, а Света твёрдо стояла на ногах. Она работала косметологом в салоне красоты, а эта специальность предполагает хорошие деньги. Так что, проблем с деньгами у Светы не было. Это второе. И третье: двадцать лет супружеской жизни, расхолаживают, как его, так и её. Дети взрослые, пристроенные и что, в сорок два года стать бабушкой или дедушкой и нянчить внуков? Щас! Тем более, муж сам ушёл от неё.
   Если Валёк, всем своим существованием  обязан был Валентине, то у Светы и Толика, за двадцать два года совместной жизни, не случилось ничего такого трагического, что могло бы выбить их из колеи. Жили они нормальной, размеренной жизнью, и как говорил Виктор,- было у них всё, как обычно.
   Дело в том, что супружество, предполагает не только совокупление, но и рождение детей, и их воспитание. Ну, а когда семья достигла конечного пункта назначения, воспитала и обустроила детей, тогда что, поставить крест на своей дальнейшей жизни? А дальше что? Жизнь проходила, а ты за шкаф её засунул?
   Стоило Толику оступиться и уйти из семьи, Света, не желая бороться за мужа, тратить оставшиеся годы своей привлекательной внешности на неожиданно свалившиеся на неё тягости, пусть и с некоторой долей самоугрызения, не стала препятствовать уходу Толика в никуда.
   Света загуляла, и на упрёк подруги, что нехорошо при живом муже заводить любовника, Света ответила: «Какой муж? О чём ты говоришь? Может, это моя лебединая песня!». Средств, для полноценной жизни, у Светы хватало. Она содержала молодого любовника и потакала ему во всём! Она кинулась в разврат, очертя голову, даже не задумываясь о том, чем это может закончиться! Вправе ли был кто-либо осудить её за стремление, наконец, пожить в своё удовольствие? Нет, не вправе.
   Дело тут вот в чём: Да, она не доверяла своему молодому любовнику, но страх угробить свою красоту в одиночестве и прозябание, заставил её согласиться самой с собой в том плане, что жизнь одна, а старость не за горами. И плотское взяло верх над разумом. С одной стороны, разум стыдится свободы духа, но с другой, как было сказано выше, у человека нет ничего такого конкретного, чтобы противопоставить инстинктам. Разум ограничен в логике в том смысле, что логика не в силах дать физического удовлетворения. Можно сколько угодно хвастать своим интеллектом, но без, так называемого, греха, жизнь делается пресной, без соли и перца.
   Иногда складывается такое впечатление, будто женщин, прежде всего, интересует материальное обеспечение, а любовь, это так – прикрытие. Классическая литература сыграла с нами злую шутку, и дело тут вот в чём: Классики всячески охаивали брак по расчёту, между тем как жизнь с любимой в нищете, возводили в ранг благочестия! Но жизнь самих этих классиков, изобиловала такими тёмными сторонами их натуры, что диву даёшься их морализаторству!
   Можно соглашаться или не соглашаться с классиками, но нельзя сбрасывать со счетов стремление человека к благополучию. А благополучие, это, прежде всего материальное составляющее. Ну, невозможно развиваться в нищете,  которая ограничена поиском хлеба насущного! Но, с другой стороны, роскошь ведёт к умственному разложению. Середины быть не может. Дело тут вот в чём: И в нищете, и в роскоши, наступает неизлечимая депрессия. И в той, и в другой ипостаси, человек обречён, презирать, как нищие богатых, так и богатые нищих. Это не означает, что делается такое, открыто, совсем необязательно привлекать внимание к своей персоне таким вот образом. На виду у общества никто не будет говорить о человеческих недостатках, только в узком кругу, за рюмкой чая. Заметьте, мы говорим о роскоши, но не о богатстве.
   Конфуций сказал: «Вредные влечения – это находить удовольствие в стремлении к роскоши, в разгуле и к страсти к пирам».
   Как-то, женщина, знакомая Толика,  хвастаясь, заявила: «У меня хороший муж, а хороший муж  это воспитание жены!». «А плохой муж, чьё воспитание?», спросил Толик. Она растерялась, потом рассмеялась, - умная женщина!
13
       Означает ли то, что Света, бросившая Толика на произвол судьбы, была плохим человеком? Нет. Она полгода пыталась как-то воздействовать на него, но не смогла. А Толик, чтоб не морочить ей голову, оставил её в покое, и сам ушёл из семьи. Сам. Никто его не выгонял, и он ещё полгода шатался по злачным местам, пил с такими же, как он, опустившимися людьми, которые выпив, строили фантастические планы на будущее!
   Это были разные, но удивительные люди! (Царствие им Небесное!) Не в силах покончить со своим пороком, они уносились в своих фантазиях в такое светлое будущее, которое не снилось даже классикам марксизма-ленинизма! Главное в их мечтаниях или горячечных видениях, было то, как они бросают пить, поступают на работу, обзаводятся семьёй, ездят на рыбалку и ловят – вот такую рыбу!!! В голосах и на глазах их проступали слёзы, - слёзы о прошлой нормальной жизни, которую они так бездарно растратили! Возможно, они понимали, что им уже никогда не выбраться из той трясины, в которую они случайно угодили.
   Пустоты в собственной несостоявшейся жизни они заливали водкой и пивом, надеясь в своём больном воображении достигнуть недосягаемого. С помощью аналогий они пытались описать своё будущее исцеление, не понимая того, что все выражаемые ими фантазии разбиваются, как волны океана, о берег необитаемого острова. Там, на необитаемом острове, они смогут выжить лишь тогда, когда приложат все свои усилия для выживания, чтобы дождаться спасительного корабля. Не свободные от былых ошибок, приобретя горький опыт в лабиринтах затурканных мозгов, освободившись от случайных заблуждений, там, на необитаемом острове, они обретут, наконец, ту самую свободу, которая невозможна в человеческом общежитии. Какой бы тяжёлой ни была их прошлая, загнанная в тупик – жизнь, и какими бы иллюзорными ни были их мечты, освобождение обязательно состоится, будет достигнуто, если у тебя ещё остались зачатки самосознания. Такова сила воображения! «Мечты, мечты, где ваша сладость? Где ты, где ты ночная радость?»
   Но по ночам им снились кошмары! Вот рассказ одного из недавних собутыльников Толика:
   «Снится мне Толян, будто расстреливают моего лучшего друга. Двое с автоматами поставили его к стене полуразрушенного дома, а я стою за углом этого же дома и наблюдаю, как два типа расстреливают из автоматов моего друга. Когда мой друг упал, они, закинув автоматы за спину, взяли его за плечи, один с левой, другой с правой стороны, и потащили ногами вперёд. Вроде и правильно по всем канонам нести покойника ногами вперёд, однако ноги согнулись в коленях и носками сапог бороздили землю. Но самое страшное не это, а то, что я радовался гибели моего друга! Главное, думал я, чтобы он оставил ключи от своей квартиры! И вот, когда те двое пронесли моего лучшего друга мимо меня и скрылись из виду, я вышел осторожно из своего укрытия и стал искать ключи! При свете жёлтой луны я обнаружил ключи аккуратно положенные на самом видном месте, - на врытом в землю столе из струганных досок! Я так обрадовался ключам и тому, что мой друг не заставил их долго искать! Я схватил ключи со стола и быстрым, бодрым шагом двинулся в сторону его дома! Самое ужасное состояло в том, что радость от обладания этими ключами переполняла меня неимоверно! Я не думал о погибшем друге, а думал о том, какое счастье ожидает меня в его квартире, – что квартира эта теперь моя! Такая вот я сволочь, Толян!
  - А друг твой действительно погиб? – спросил Толик.
   - Погиб, но позже… В уличной драке…А я узнал об этом лишь на третий день… Но тот давний сон до сих пор преследует меня…Представляешь, ночь, полная, низкая луна, много-много звёзд на небе, а вокруг ни души! Такое ощущение, будто земля вымерла! Кругом разруха, остовы заброшенных домов, - ни лая собак, ни мяуканья кошек – никаких звуков! Но мне отчего-то легко и спокойно! Я с интересом наблюдаю, как убивают моего друга! Я точно знаю, что смерть мне не грозит, и смотрю на всё это с уверенностью человека, жизнь которого вне опасности! Толик, неужели человек самое подлое существо? Неужели лишь во сне человек такая сволочь, но никто об этом никогда не узнает?! Почему такое происходит?
   - Потому что это твоё сокровенное, - ответил Толик, - оно существует только в твоём подсознании. Во сне ты всегда куда-то пытаешься убежать, скрыться из глаз людских. Иногда тебе это удаётся, иногда нет. И только одна мысль: страх быть разоблачённым не покидает тебя! Сугубо личное должно умереть вместе с тобой. Тебе приснился вещий сон. Ты должен был предупредить своего друга об опасности быть убитым, но ты не сделал этого! Ключи, которые ты видел во сне – это к переменам, к неприятному событию. Ты оттого и забухал, что где-то в подсознание коришь себя за то, что не рассказал о своём сне - другу – не предупредил его об опасности! Ты не сделал этого по одной простой причине: Сон нужно рассказывать весь – ничего не утаивая!  Не мог же ты рассказать ему о своей радости охватившей тебя, когда ты нашёл ключи!
   - Значит, смерть моего друга, на моей совести? – спросил тот.
   - Да! – жёстко ответил Толик.
   У этого человека  было всё: и дом, и машина, и дважды он был женат, от первой жены у него было двое уже взрослых сыновей, подрастали внуки. Спрашивается: чего ему не хватало, что он бросил и вторую жену и начал злоупотреблять алкоголем? За два года он допился до такого состояния, что его из престижной работы, перевели в дворники. Он жил с женщиной, у которой тяга к алкоголю, была просто фантастической! А, когда мужчина и женщина, в совместной жизни, пьют, это уже катастрофа! Через два года, он уже с трудом передвигал ноги. Как-то он сказал Толику, что надо лечиться, что все его болезни от водки, потом вяло махнул рукой и поковылял дальше. Его всё-таки положили в больницу, он был уже весь жёлтый, но всё ещё надеялся вылечиться и поехать в отпуск к детям и внукам. Но через две недели он умер и его похоронили. Дело тут вот в чём:
   Природа создала человека таким образом, что он вечно недоволен своей жизнью. Казалось, нужно сохранить то, что любишь и бороться с тем, чего не приемлешь. Жена, с которой начинал жить двадцать лет назад, дети, рождённые в любви и согласии, разве это не то главное, что делает жизнь, более или менее осмысленной? Так нет же! Даже угроза собственной жизни, не может повлиять на разум, и предпочтение отдаётся сиюминутному затмению мозга. С каждым днём такой нелепой жизни, разум выхолащивается и ограничивается только тем, что кажется в данную минуту, необходимым. И то, что рано или поздно тебя погубит, возводится в ранг полезности. Как говорил другой знакомый Толика: «Я пил, пью и буду пить!», ну и умер совсем молодым.
   Толик год жил этой гадкой и вшивой жизнью, и знал все её «прелести» изнутри. Никто не хочет умирать преждевременно. Зачем умирать не в своё время? Он только недавно понял, что год мстил не кому-то, а себе! Свобода, о которой он так напыщенно говорил, оказалась эфемерной! Из одной зависимости, он попал в другую. Зависимость от работы, от зарплаты, от начальства ничто, в сравнении с тем, что неотвратимо приближает твою скорую смерть! Это в юности кажется, будто у тебя долгая жизнь, но, не успеешь оглянуться, как ты уже еле волочишь ноги! Не успеешь оглянуться, как ты уже старый и больной, сидишь на кровати и говоришь навестившему тебя соседу: «Как-будто и не жил…»
   Зима набирала обороты. После обильных снегопадов, затрещали крепкие морозы. Как пелось в старой песне о Севере: «Полгода плохая погода, полгода, совсем никуда». Но Толику было тепло и уютно в своей хижине. Джеку и Мурке тоже было хорошо. Джек лежал на паласе, а Мурка облюбовала себе кресло. Хоть Толик и сколотил для Джека просторную и тёплую будку, но сажать его на цепь не стал. Зачем мучить собаку морозами, когда в хижине мест на всех хватало. А будка для того, чтобы летом, в дождь, Джек мог в ней укрыться.
   Приближался Новый Год. Толик срезал на сопке пышную ветку стланика, поставил  в старую кастрюлю с водой и разукрасил всякой всячиной. Как известно, под Новый Год, в магазинах полно народу, - массово закупались продукты, спиртное, минералка и соки. Валентина даже продлила время работы магазина на час, не до десяти вечера, а до одиннадцати. Валёк помогал Толику разгружать машины с товаром и таскать коробки с водкой, шампанским, вином и пивом, из подсобки за прилавок. Спиртное раскупалось мгновенно, и у Толика было такое ощущение, будто народ готовился не к Новому Году, а к концу света!
   - Когда на вахту, Валёк, - спросил Толик, когда выдалась свободная минута и они вышли на морозный воздух, покурить.
   - Третьего, - ответил Валёк.
   - Ни фига себе! – поёжился Толик.
   - А мне без разницы, - сказал Валёк, - А вот мужикам тяжело, конечно.
   - Ну, с собой-то мужики возьмут, опохмелится?
   - Что ты! Нас по приезду, как космонавтов проверяют!  Давление и всё такое. Мало, того, все сумки, все рюкзаки! Шмон, хуже, чем в камере! .Не дай Бог, у кого что обнаружат, - увольнение!
   - И никаких поблажек? Никакого профсоюза?
   - Работа такая, Толян. А мне без разницы!
   - Ну, и правильно! – сказал Толик. Они потушили окурки, кинули в урну и вошли в магазин.
   Тридцать первого вообще был сумасшедший день, но ничего, справились. Магазин закрыли в десять, и Валентина, уже стоя возле своего джипа, вдруг сказала, обернувшись к Толику:
   - А, поехали Толик, к нам! Посидим, поговорим. Чего ты один куковать будешь в своей избе?
   - А, правда! – поддержал её Валёк, - Поехали!
   - Да вы что, ребята? – обалдел Толик, - Предупреждать надо. Так и до инфаркта довести можно!
   - Да ладно тебе, - рассмеялась Валентина, - Какой инфаркт!  Вон какой,- кровь с молоком!
   - А ты Валёк, не мог предупредить?
   - Так она не велела…- смутился Валёк.
   - Ладно, Толик. – хитро улыбнулась Валентина, - Чтоб тебя действительно не хватил инфаркт, открою свои карты. Я тебя с такой женщиной познакомлю, спасибо скажешь! Ну, что – поехали?
   - Ну, хорошо, - согласился Толик, - Я что, в этой робе пойду, в этом бушлате на первое свидание? Вы чем думали, когда затевали всё это?
   - Головой думали! – обиделась Валентина, - Мы тебе всё купили. И джинсы, и свитер, и всё остальное!
   - Без меня, меня женили! – рассмеялся Толик. – Джека надо завезти  домой.
  - Завезём! Поехали, Джек! – она открыла заднюю дверь джипа, и Джек, радостно взвизгнув, запрыгнул на сиденье.
   Казалось бы, Толик должен был обидеться, или хотя бы сделать вид, будто обиделся. Нет не на то, что Валентина хотела познакомить его с женщиной, а на то, что на свои деньги она купила ему новую  и дорогую одежду. Зная Валентину со школы, он и не сомневался в том, что она не будет дешевить и размениваться на какую-то мелочь и безвкусицу. Он и не обиделся, потому что обижаться на женщину, желающую тебе лишь добра – глупо!
   У Валентины и Валька была трёхкомнатная квартира новой планировки, обставленная, хоть и не очень богато, но со вкусом. А ванная была просто шикарной!  Бежевый кафель от пола и до потолка со встроенными в него зеркалами. Толик искупался, оделся во всё новое и вышел из ванной. Стол был уже накрыт или сервирован, но никакой женщины, кроме Валентины, в квартире не было. Отсутствовал и Валёк.
   - А, где Валёк? – спросил он.
   - За твоей поехал, - ответила Валентина.
   - За какой, моей? – не понял Толик.
  - Ну, Толик! Что ты, как маленький!
   - А я её знаю?
   - Узнаешь!
   - Слушай…- Толик замялся, - А куда мы с ней пойдём? В мою хижину? К Джеку и Мурке?
   - Ну, ты совсем голову потерял! – рассмеялась Валентина, - Какой Джек, какая Мурка? У неё своя квартира!
   - Валь, у меня к тебе просьба… - неуверенно начал Толик.
   - Какая ещё просьба? Говори быстрей! Они сейчас подъедут!
   - Ты это…За обновку вычти с моей зарплаты.
   - Толик! Ты забыл, что Новый Год? А на Новый Год, дарят подарки!
   - Ничего себе, подарки! Я то, пустой…
   - Ты мой подарок! – голос у Валентины задрожал, - Когда я узнала, что с тобой произошло…Короче - это я попросила Лёху, чтоб он уговорил тебя прийти ко мне!
   - Ничего себе, интриги!
   - Какие интриги?! – возмутилась Валентина, - Ты вспомни наших ровесников! Где они? На том свете! Я как-то посчитала…Ужас! Да, вот ещё что… - голос её сделался неуверенным, но она взяла себя в руки и продолжила:
   - Она тоже в своё время бухала. Уже полтора года как в завязке. Так что, ничему не удивляйся.
   «Вот и хорошо, - подумал Толик, - Мы с ней из одной лодки».
14
      В половине двенадцатого, женщина, а за ней Валёк, вошли в квартиру. Обыкновенная женщина – среднего роста, худая, с бледным узким лицом, с серыми глазами, в которых едва теплилась жизнь. Одета она была в потёртые джинсы и в водолазку.  Чёрная водолазка приятно обтягивала её скромную фигуру и небольшие груди.
   - Знакомьтесь, - представила их Валентина, - Толик, а это Ира.
   Познакомились, сели за стол, быстро проводили Старый Год. Валентина выпила коньяк, а все остальные довольствовались апельсиновым соком.
   Послушали выступление президента, по телевизору. Когда на Спасской башне начали бить куранты, Валёк взял со стола бутылку шампанского, открыл, пробка вылетела с громким хлопком и ударилась в потолок. Он налил шампанское Валентине в бокал, поставил на стол бутылку и взял свой бокал с соком. Все встали из-за стола, и с последним ударом курантов, чокнулись, поздравили друг друга с Новым Годом, выпили.
   Толику было не по себе. И, зачем он согласился на это мероприятие? Нельзя было как-нибудь иначе обставить это дело? Ну, например, он стоит на крыльце магазина, курит, рядом сидит Джек. Подходит Ира, говорит: «Ой, какая чудная собака. Это ваша собака? А, как её зовут?». Толик бы ответил: «Его зовут Джек. Это моя собака. А, как зовут вас?». «Ира»,- сказала бы она. «А меня Толик», - сказал бы он. Так бы они познакомились. Надо было Джека взять с собой, была бы тема для разговора. Ну, да, ещё и Мурку не забудь!
   - Ну что сидим, как на похоронах? – возмутилась Валентина, - Ты, Ириша, кушай. Толик поухаживай за дамой.
   - Да я с удовольствием, - сказал Толик, - Что вы больше всего любите? – обратился он к Ире.
   - Я, вообще-то на диете, - низким басом ответила Ира.
   - Какая диета! Какая диета! – взвилась Валентина, - Раз в году, можно и пожрать по-человечески! Валёк, налей мне коньяку!
   Валёк, налил ей коньяк.
   - Ну, тогда я съем всё! – игриво сказала Ира, - Начнём с салата!
   Толик подал ей салат, она наложила на тарелку добрую порцию.
   - Пью за Толика и Иру! – Валентина чокнулась со всеми своим бокалом и выпила его до дна!
   «Вот это номер!» - подумал Толик, понимая, что Валентина пошла вразнос!  Может от неловкости создавшейся ситуации, может оттого, что ей было обидно за своего мужа, - вон какой здоровый бугай, а как ребёнок, пьёт сок! И, вот так уже – двадцать лет! И за двадцать лет, не сделал даже попытки вернуться к нормальному образу жизни!  Предложил бы, вернувшись с вахты, посидеть, поговорить, выпить… Господи! Да она с радостью! Дети взрослые, живут на материке, у неё бизнес, купи-продай…Боится, что она зарубит топором? Да на хрен ей нужен такой ужин! Грех такой на душу брать!
   Толик уже вовсю болтал с Ирой, говорил о пользе шоколада в умеренных дозах, о том, что когда-то сам располнел неимоверно, но за полтора года скинул вес до шестидесяти двух. Вообщем, нёс всякую ахинею, лишь бы запудрить ей мозги. Ира, охала и ахала, говорила, что сама в одно время сильно растолстела, и больше никогда не будет такой, как прежде!
   - Это, как посмотреть, - покачал головой Толик, - А непредвиденные обстоятельства? Вдруг что-то пойдёт не так?
   - Ты на что намекаешь? – голос её сделался резким, глаза заблестели, - Думаешь, я снова забухаю?! Не дождётесь!
   Толик совсем не это имел в виду, и поэтому растерялся.
   - Так! Ира, успокойся! – приказала Валентина, - Забухает она! Не надо истерить! Валёк, налей мне!
   Ира как-то мгновенно присмирела, глаза потухли, она виновато улыбнулась, и, обращаясь к Валентине, сказала:
   - Извините, Валентина Ивановна. Я как-то не подумала…
   - Кушай на здоровье! – Валентина выпила коньяк и даже не поморщилась!
   Шёл уже четвёртый час утра, ещё на улице гремели и сверкали фейерверки, нужно было уходить, но без согласия Валентины, уйти было невозможно.
   То, что сейчас произошло за столом, ввергло Толика в уныние. Толик прекрасно знал эти алкогольные истерики, присущие алкоголичкам. Их неадекватное восприятие, даже самой простой мысли, всегда заканчивалось буйством и битьём посуды! Им казалось, что их обидели, унизили и оскорбили! Уже ничего не соображая от выпитого, они орали, визжали, угрожали страшной расправой, над тем, кого они просто-напросто не поняли! А такое поведение, тянет на паранойю.
   С одной стороны, паранойя, - естественный инстинкт выживания, но с другой, по словарю русского языка Ожегова; « хроническая душевная болезнь, характеризующаяся тяжёлыми бредовыми переживаниями». А переживаний у Ирины хватало!
   Муж бросил её, и ушёл к другой. Двадцать лет назад она осталась с маленькой дочкой на руках. Когда дочка выросла и вышла замуж, она осталась одна, опустошённой и разочарованной жизнью. Мужчины в её жизни были, - периодически. Но никто долго не задерживался. И ей было обидно за такое наплевательское отношение к ней со стороны мужчин. Она считала, что лечь с мужчиной в одну постель, это невесть что, и не нужно из этого делать события. Возможно, таким же образом, рассуждали и мужчины.
   Она никогда не забудет, как в молодости, на одной из  вечеринок, застала мужа целующимся с другой! Не в силах сдержать себя, она орала: «Ты зачем привёл меня сюда?! Чтоб опозорить?!». Нет, они не разбежались, но узнав, что муж тайком бегает к этой своей пассии, она закатила такой скандал, что тот, собрав свои вещи, ушёл и больше не вернулся! Потом был развод, алименты и двадцать лет женского одиночества.
   Казалось бы, какое может быть одиночество, когда у тебя на руках маленькая дочка? Но дочка подрастала, пошла в детский садик, потом в школу, а Ирину всё чаще мучил вопрос, а дальше что? Вырастет дочка, выйдет замуж и одиночество проявится так остро и осязаемо, что хоть вешайся!
   Женщина, в отличие от мужчины, может охватить всё и сразу, так как у неё работают оба полушария головного мозга. Воображению женщины, нет предела. Она может детально помнить о вещах прошедших, и может заглянуть в будущее с такой ясностью, на которое не способен ни один мужчина. А будущее рисовалось Ирине в чёрных тонах. Вылетит из гнезда дочка, и станет она никому не нужной, даже поскандалить будет не с кем! Женщина вообще существо провокационное. Возможно, от этого, оставшись одна, Ирина и загуляла, не задумываясь о будущем.
   А мужчины приходили к ней с водкой, с шампанским, с коробками конфет, и она всё глубже и глубже втягивалась в эту лёгкую и беззаботную жизнь! Нельзя сбрасывать со счетов и сущность тела, которое соскучилось по мужской ласке. Но получив желаемое, Ирина начинала сомневаться в таком образе жизни. Отсюда и истерики, которые она закатывала, когда осознавала, что мужчине она нужна только для удовлетворения его похоти. Её помутнённое и искажённое сознание, довело её до психушки, откуда она вышла через три месяца, совершенно разбитой морально и физически. Не каждый человек способен возвыситься, но каждый человек в силах унизить себя самого.
   Такой вот «подарок» подсунула Валентина Толику на Новый Год! Понимал ли Толик, что завязав отношения с Ириной, он обрекает себя на жизнь с женщиной безумной, лишённой разума? «А что с того? Мне очень хочется!», - вспомнил Толик строчки из песни.
   Одного не понимал Толик: Для кого Валентина устроила этот спектакль? В голове смутно роилась мысль о том, что сделала она это с каким-то дальним прицелом. Но мысль ускользала, не обретая законченной и чёткой формулировки. Если Валентина обладала способностью подчинить своей воле, хоть женщину, хоть мужчину, значит ей от этого, была какая-то польза. Способность укрощать, обуздывать кого-то, доставляло ей огромное удовольствие! Понятное дело, по работе, общаясь, со всякими местными чиновниками. Своим  обаянием, кокетством  и кажущейся доступностью, она могла очаровать кого угодно. Но Толик тут, с какого боку?
   - Вот что, друзья мои, - совершенно трезвым голосом, будто она выпила не несколько бокалов коньяка, а сок, сказала Валентина, - Давайте спать. Валёк, отвезёшь Толика и Иру домой. Завтра, нет уже сегодня, у тебя Толик, выходной. Вальку всё равно делать нечего, он поработает вместо тебя. Открываемся в два Валёк. Так что выспишься!
    Валёк отвёз Толика и Иру к ней домой. Это была двухкомнатная квартира на пятом этаже, довольно-таки запушенная. Но было заметно, что в ней недавно убирались. От нервного напряжения, Толику абсолютно не хотелось спать. Ирина тоже была на взводе, и когда Толик обнял её, почувствовал, как её тело пронзила сильная дрожь. Затемнение…
15
      Когда Толик проснулся, за окном было темно. «Это сколько же времени?», - подумал он. Нащупал на тумбочке мобильник, нажал на кнопку – пять часов. «Пять часов чего?», не сразу сообразил Толик. Пять часов вечера! А Джек и Мурка одни!». Он встал с кровати, прошёл в ванную, умылся, вернулся в комнату, оделся.
   - Ты, куда намылился? – услышал он голос Иры.
   - Да в хижину, - ответил Толик, - Покормить собаку и кошку.
   - А, который час?
   - Шестой.
   - Чего?
   - Вечера.
   - Ни финта себе! Вот это мы заснули!
   - Ну, я пошёл!
   - А поцеловать?
   - Так я же вернусь.
   - Ещё бы!
   Он чмокнул, сонную ещё Ирину, в щёчку, вышел из квартиры на лестничную площадку и захлопнул дверь.
   Джек встретил его во дворе дачи, радостным визгом, положил передние лапы  на грудь и жарко лизнул в лицо! Вчера вечером, Толик не стал запирать Джека в доме, а запустил во двор и запер за ним калитку. Мороз был незначительный, всего двадцать три градуса, а Джек у него был шерстяной, кудлатый, и никакие морозы ему нипочём!
   Он открыл дверь в хижину, пропустил вперёд Джека и вошёл следом. В лицо дохнуло сухим теплом. Он услышал, как приветственно замурлыкала Мурка. Щёлкнув выключателем,- включил свет. Джек весело подбежал к вертящейся под ногами, Мурке, и громко залаял.
   - Ты чего, Джек? – сказал Толик, - Давно не виделись? – Он взял Мурку на руки, прижал к груди, погладил по темечку и, нагнувшись, осторожно положил на пол.
   Два калорифера, один на кухне, другой в комнате, насыщали маленькую хижину теплом достаточным для того, чтобы чувствовать себя комфортно. Толик глянул на термометр, прибитый к косяку комнатной двери, - плюс двадцать. Конечно, при минус   35-40, когда температура в хижине не превышала двенадцати градусов, приходилось растапливать печку. Для Мурки, хватало и десяти, но для человека холодновато было.
   Он покормил своих братьев меньших – Мурке дал, нарезав, несколько кусков горбуши, а Джеку, рожки с тушёнкой, которая называлось: «Мясо уток». Еды хватало и на завтра, поэтому  Джеку он не стал варить.
   Зазвонил мобильник. Как ни странно, звонила Валентина.
   - Ну, как вы там? – спросила она.
   - Нормально, - ответил Толик.
   - Ты у неё?
   - Нет, в хижине. Пришёл покормить своих питомцев.
   - Вот как…- голос её прозвучал как-то неестественно, - Может и мне собачку завести?
   - Лучше кошку, - сказал Толик.
   - Терпеть не могу кошек!
   - А с собакой гулять надо.
   - А Валёк для чего? Погуляет, никуда не денется!
   - Так Валёк полмесяца на вахте.
   - Действительно… Я как-то не подумала… Короче… - пауза, - Сейчас начало девятого…Бери свою Ирку, и в десять будьте у меня!
   - Но…- растерялся Толик.
   - Я сказала! Ты что, не понял? – и она отключила трубку.
   Толик невидящим взглядом смотрел на Мурку, которая свернувшись клубочком, уже дремала в старом кресле.
   - Что будем делать, Джек? – Джек, мотнув головой сначала направо, затем налево,  преданно уставился на него.
   - Ну, ладно, - задумчиво сказал Толик, - Пошли Джек во двор. Погода хорошая. Будешь хижину сторожить.
   Толик потушил свет, и они с Джеком вышли во двор. Заперев дверь на замок, Толик пошёл к калитке. За ним следом шёл Джек. Выйдя за калитку, Толик закрыл её на засов, и вдруг Джек залаял, как-то неистово и злобно. Он попытался перепрыгнуть через калитку, но для восьмилетней собаки, калитка оказалась непреодолимым препятствием.
   - Не обижайся, Джек, - сказал Толик и помахал ему рукой. Он шёл вдоль трассы, но ещё долго у него в ушах слышался грозный и тревожный лай Джека.
16
      Когда он, придя к Ире, сказал, что Валентина пригласила их в гости, Ира вначале дёрнулась, хотела что-то сказать, но взяла себя в руки и молча пошла в спальню, переодеваться.
   «Что бы это значило?» - подумал Толик, от которого не ускользнула её нервозность. Но расспрашивать  Иру, о её явной неприязни к Валентине, Толик не стал. Он понимал, что его вопросы могут ввергнуть её в истерику, и ничего хорошего из его любопытства не выйдет. Между Ирой и Валентиной существовала какая-то тайна, Толик это чувствовал. Причём, тайна из тех, которую уносят с собою в могилу. Тогда для чего Валентина пригласила их в гости? У Толика создалось такое впечатление, будто она боится выпустить Иру из-под своей опеки. Но за три месяца работы у неё в магазине, Толик, ни разу не видел там Иру. А это могло означать только одно; Ира избегала встреч с Валентиной. Наверное, были какие-то веские причины, но какие?
   Наконец Ира закончила с переодеванием, с макияжем, и они вышли в морозную ночь. Идти было недалеко, - десять минут ходьбы. За всё это время они не произнесли ни одного слова. Шли, будто на каторгу, на заклание.
   Валентина встретила их с неподдельным радушием. Они сняли верхнюю одежду в прихожей. Повесили на вешалку, прошли в гостиную. Стол был уже накрыт; коньяк, холодные закуски, сок, бокалы, тарелки и вилки.
   - Ну, рассказывайте! – сказала Валентина, когда сели за стол, - Ириша, у вас всё в порядке?
   - Да мы всего сутки знакомы, Валентина Ивановна, - через силу улыбнулась Ира.
   - Иногда и двух часов достаточно, чтобы понять, подходите ли вы друг другу или нет. Может быть, ваша встреча предопределена свыше! – расхохоталась Валентина.
   - Ну, то, что наша встреча не случайна, это точно! – сказал Толик, чтобы польстить Валентине.
   - Ох, какие мы прозорливые! – не поддалась на лесть Валентина, - Налей лучше коньяку, умник!
   Толик налил ей полбокала коньяка, Ире и себе, - апельсиновый сок.
   Через час, уже изрядно выпив, как это водится у женщин, Валентина с Ирой удалились в другую комнату, - для демонстрации гардероба. Такая фишка у женщин - хвастаться друг перед другом шубами, дублёнками и т. п. Каково было Ире, у которой осталась, после продолжительного запоя, старенькая дублёнка, Толик мог лишь представить.
    Если встречаются два мужика, ну не будут же они пить кофе или чай! Как-то Света послала Толика в субботу в аптеку, за какими-то травами, надо же было такому случиться, что жена Лёхи также,  в это утро, послала его в аптеку, где оба они и встретились. Присели они тогда конкретно! Выпили три бутылки коньяка, закусывая одним персиком!  Но за тем, за чем послали их жёны в аптеку – купили, и домой принесли! Женщины! Если хотите уберечь своих мужчин от таких вот встреч, ходите за покупками сами!
   «Зачем ей нужно было не через три дня, не через неделю, а   всего через двенадцать часов, звать их в гости?» – думал Толик. «Что это, - садизм, женское любопытство или нездоровый интерес? Что за необходимость? И, куда подевался Валёк?  А коньяк как хлещет – жуть! Зачем она провоцирует? Показать, будто она сильнее и выше низменных страстей? Понятное дело, что алкоголь разжижает кровь и позволяет себя чувствовать более комфортно, ну, и разжижала бы себе кровь в одиночку…».
   Незадолго до этих событий, ибо знакомство с Ирой, есть событие, Толику приснились, едва-едва открывшие глаза, два белых щеночка, потом, как-то мимоходом, в одно мгновение, аккуратная чёрная собака с висячими ушами и белой грудью, и высокая плевательница из нержавейки. В плевательнице торчком стояло много-много сигарет с чёрным фильтром, но они все были склизкие и выскакивали из пальцев, когда Толик пытался вытащить хоть одну, чтобы закурить. Причём, именно плевательница со склизкими сигаретами, отпечаталась в мозгу отчетливо. А видеть во сне чёрную собаку, - к измене.
   Но сон этот приснился ему тогда, когда он о существовании Иры, и знать не знал. О том, что Валентина приготовила ему на Новый Год, сюрприз, ему также не было известно. Но, если предположить, будто два подслеповатых щеночка, это они с Ирой, а чёрная собака с белой грудкой Валентина, тогда что означает высокая плевательница со склизкими сигаретами? К сожалению, объяснение сна приходит только после того, когда уже случилось несчастье. Но какая беда ожидает его? Судорожная дрожь охватила его, - Толику сделалось не по себе. Он вышел на лестничную площадку и закурил. 
   Ошибка Толика состояла в том, что он пытался логически определить какие-то действия Валентины. Логика мужчины и женщины, это разные субстанции, если логика мужчины строится на холодном расчёте, то логика женщины, это, прежде всего, интуиция – верный союзник в её размышлениях. Жизнь – это мистика, а главную роль в ней играет женщина. И, сколько бы мужчина ни тешил себя главенством, но женщина, как бы исподволь, руководит его действиями. Женщине не нужно быть деспотичной, так как в ней природой заложена могучая сила, которая, как магнитом притягивает мужчину к ней. Под влиянием страсти, мужчина повинуется женщине не в силах противостоять ей! Лишившись на какое-то время, разума, мужчина готов, даже в самые тяжёлые минуты, носить свою любимую на руках, потому что подсознание подсказывает ему – без неё он ничто.
   «Но почему собака была с белой грудкой?» - никак не мог успокоиться Толик. После того как ему приснились убитые крысы, и он бросил пить, Толик всерьёз занялся мистикой. Хотя, как можно «всерьёз» заниматься чем-то потусторонним, ему не было понятно. Получить сигару в подарок – берегись обмана! Но сигара это не сигарета. Тогда, почему сигарет в плевательнице было густо-густо, - один к одному?
   Лёха как-то рассказывал, как у него началась белая горячка. Проснулся ночью где-то, на какой-то кровати, а комната, где он находился, была вся в золоте! А, это уже предупреждение! Лёха до того испугался, что год не пил, и даже, поверил в то, что больше никогда не будет заниматься этим гиблым делом! А через месяц, ведя совершенно трезвый образ жизни, ему приснилось, будто он снова начал бухать, проснулся в холодном поту, и с облегчением осознал, что это всего лишь сон!
   - Но это не страшно, - рассказывал Лёха, - пить во сне водку – ерунда, в сравнении с тем, что приснилось мне через год после того, как я завязал. Снится мне Толян, бутылка с прозрачной жидкостью, которая горлышком прилипла к моей ладони. А над затылком появилось небольшое легкое, прозрачное облачко. Вот такой райский сон опасен! Ты знаешь, что в этой белой, светлой бутылке из-под вина – вода, и это тебя успокаивает и расслабляет! Слушай дальше, Толян, пригодится! Оттого, что бутылка с водой, оттого, что облачко над затылком лёгкое, светлое и прозрачное, ты не можешь осознать, что это капкан! И, только, когда я через месяц, после этого сна, сорвался и забухал, я понял, что сон был провокационным!  Все атрибуты того сна ни на что плохое не намекали, наоборот, сон был райским, и я грешным делом, расслабился, подумал, будто навсегда избавился от своей дурной привычки, и перестал себя контролировать! Так что, Толян, бойся данайцев, дары приносящих, будь то, бутылка с водой, или райское облачко над головой! Вода отнюдь не святая, а облачко не райское!
   - Видеть бутылку во сне, - к тревоге, - сказал Толик.
   - Если б я знал! – воскликнул Лёха.
   «Как труден путь к выздоровлению, - думал Толик, стоя на лестничной площадке и выкуривая уже седьмую сигарету, -  Если бы спасение было рядом, то оно было бы найдено без особого труда. Кто у тебя рядом? Валентина, Ира, Валёк, Лёха и другие. И ещё тайна, которая тщательно скрыта от его глаз. Всё это до того нелепо, что едва ли он сможет разобраться не имея никакой информации».
    Дверь квартиры открылась, это была Ира.
   - Толик пошли прощаться, - сказала она. Толик вошёл в прихожую, там уже стояла Валентина и почем-то пристально посмотрела на него. Оделись, без лишних слов попрощались с Валентиной. Шёл уже второй час ночи, когда они с Ирой пришли домой и легли спать.
17
     Утром он пошёл на дачу, покормил своих питомцев, протопил хижину – было тридцать семь градусов мороза, а Джек, радостно встретивший его во дворе, был весь в инее. К десяти часам они с Джеком пошли на работу. Валентины ещё не было, в конце концов, она хозяйка и могла распоряжаться и по телефону.
   Главная задача, которую нужно было решить незамедлительно, это каким-либо образом избежать приглашения Валентины, праздновать Рождество, да ещё и Старый Новый год. Но пятого января с Толиком произошёл несчастный случай, который избавил его и Иру, идти в гости к Валентине. Дело обстояло так:
   В магазине пятого января, днём, после обеда, потух свет. Валентина позвонила Лёхе, но тот сказал, что работает вдали от городка, и придти сможет только после работы.
   - Мне теперь что, магазин закрывать?! – рвала и метала Валентина, - А ты что за мужик, если в электричестве не шаришь! – упрекнула она Толика.
   - Чего это я не шарю…- обиделся Толик, - у меня и инструмент имеется!
   - А может не надо? – пошла на папятную  Валентина.
   - Да ладно, - сказал Толик, - может там что-то незначительное…
   Он взял фонарик, указатель напряжения и подошёл к щиту освещения.  Щит был прибит к стенке, в подсобке. Толик полез с указателем, проверить наличие напряжения. Указатель был бытовой, в виде отвёртки со встроенным световым диодом. Правой рукой он светил фонариком в щит, а левой приблизил указатель к токоведущей части.
    Действовал он как-то неловко, и жало указателя, коснувшись  провода, показало наличие напряжения, но в одно мгновение, стержень отвёртки-указателя соприкоснулся с жестяным кожухом пакетника, и Толика ослепила яркая вспышка от произошедшего короткого замыкания! На минуту он ослеп, но интуитивно успел выдернуть руку из щита освещения!  В левой руке остался огрызок указателя. Его не только ослепило, но и осенило! Правой, дрожащей рукой он перещёлкнул автоматы и свет загорелся!
   Он взял из коробки бутылку подсолнечного масла, кое-как открыл, и вылил, чуть ли не полбутылки, на левую ладонь. Обожгло ладонь так, что она уже покрылась страшными волдырями! Он вышел из кладовки, прошёл в умывальник, открыл кран холодной воды и сунул под струю руку. Боль мгновенно утихла, но стоило отвести руку от холодной струи воды, как ладонь стало жечь нестерпимо!
   - Толик, ты где? – услышал он голос Валентины.
   - Здесь…- он вышел из умывальника.
   - Что там было? – полюбопытствовала Валентина.
   - Да автомат выбило, - ответил Толик, -  Лёха вечером придёт, пусть выяснит причину.
   - Выяснит! – сказала Валентина, - А чего у тебя глаза такие красные? – она подозрительно посмотрела на него, - А ну, дыхни!
   - Да, пожалуйста! – разозлился Толик, - он набрал побольше воздуха в лёгкие, и выдохнул ей прямо в лицо! – Ну как? – с сарказмом спросил он.
   - Ладно, не наглей… Иди, работай…
   - Слушаюсь, мадам!
   - Какая я тебе мадам! – тон у неё сделался слегка игривым, - смотри… дошутишься…Иди, иди..горе ты моё…
   - Какое ещё горе? – не понял Толик.
   - Ой…потом…после… поговорим…
   Каждые две-три минуты, он бегал в умывальник и подставлял ладонь под холодную струю воды. К вечеру, когда пришёл Лёха, рука почти не болела – так, лёгкое жжение. А волдыри через несколько дней созреют и лопнут. Впрочем, работать они не мешали. Он натянул на руки чёрные, китайские перчатки, и вдруг похолодел! Ведь будь у него эти перчатки на руках, левая бы от короткого замыкания оплавилась и прилипла  к ладони! Тогда бы уж точно, пришлось обращаться к врачу, и не получилось бы скрыть рану.
   - Чего это пакетник такой чёрный? – спросил Лёха, открыв дверцу щита освещения.
   - Спокойно, Лёха, - Толик стоял рядом, - это я неудачно полез.
   Толик стянул левую перчатку и показал ладонь.
   - Ну, ты и крокодил! – возмутился Лёха, - Сам чуть не погиб и меня лишил куска хлеба!
   - Да ладно... Повошкайся здесь полчаса, с понтом, и Валентина тебя не обидит.
   - Само собой, - Лёха аж повеселел. Бутылка водки ему была обеспечена.
   После работы он пошёл на дачу, покормил Джека и Мурку, растопил печку, и позвонил Ире, попросив её придти к нему на дачу.
   - Что случилось? – заволновалась Ира.
   - Ничего страшного. Просто приди.
   - Хорошо.
   Она пришла через двадцать минут. Толик показал ей руку, и она запричитала:
   - Как это ты умудрился? У тебя здесь есть что-нибудь? Бинты, мазь… Нужно подсолнечным маслом смазать!
    (Хотя и нельзя смазывать обожженную поверхность кожи маслами и жирами, однако народное средство – подсолнечное масло, первое, что приходит в голову, когда человек получает ожог).
   - Уже полил, - сказал Толик, - Это печка пыхнула. Слишком много солярки налил для растопки.
   - Больно?
   - Уже не очень.
   - Так! Завтра идёшь на больничный!
   - Никаких больничных! – мотнул головой Толик, - Этого ещё не хватало!
   - Ну, давай хоть перевяжу!
   - Не надо. Так быстрее заживёт.
   Наконец она успокоилась, села в кресло, взяла Мурку себе на колени.
   - А хорошо у тебя здесь, - сказала она, - Спокойно и уютно. Сам делал ремонт?
   - Где сам, где мужики помогли. Главное ни копейки не потратил! – похвастался Толик, - Мужики всё притащили. И цемент, и обои, и краску. И освещение сделали.
   - Хорошие у тебя друзья!
   - Так на одном предприятии двадцать лет проработали вместе. Это о чём-то говорит?
   - Это ни о чём не говорит! – резко сказала Ира, и её серые глаза сверкнули, - Мне же никто не помог! Я тоже двадцать лет проработала в одной организации, ну и что? Когда я забухала, даже лучшая подруга не захотела со мной возиться! В результате, я осталась одна…Да что там говорить…Ты заметил, что у меня в квартире нет никакой оргтехники, даже телевизора?
   - Заметил, - сказал Толик, - Мало ли что…
   - А была у меня самая современная аппаратура!  Всё пропила! Сучка!
   - Может, не надо? – Толик боялся, что эта неожиданная исповедь, закончится истерикой.
   - Действительно… - Ира тряхнула головой, будто избавлялась от какого-то наваждения, - Слушай, давай здесь заночуем? Здесь так хорошо! Романтично! За окном мороз трещит, а здесь чисто и светло! Вон, диван, какой вместительный…
   - Так условий никаких! – рассмеялся Толик, - Удобства во дворе…да, и вообще…
   - Толик! Ну, мы же взрослые люди! Почти неделю спим в одной кровати, кого нам стесняться?  А утром пойдём ко мне, искупаемся…
   - А Джек, а Мурка? –
   - Переночуют на кухне! – отрезала она, - Пусть привыкают! Или это у нас не всерьёз? – на глазах у неё навернулись слёзы.
   - Ириша, успокойся! – Толик обнял её и поцеловал в щёчку,- И всерьёз, и надолго. Возраст не такой, чтобы кидаться из одной крайности в другую…
   - Толик…если ты меня бросишь…- сказала она сквозь слёзы, - я подохну…Ты моя последняя надежда… - она уже плакала в голос. Джек, до этого спокойно лежавший на паласе, вскинул голову и удивлённо посмотрел на Толика
   - Да, ты успокойся… - Толик налил стакан воды и подал ей. Она, не отрываясь, выпила весь стакан и вернула его Толику. Вытерла платком глаза, при этом размазав по лицу косметику. Сейчас она была похожа на капризную девочку.
   - Вот, видишь Джека? – Толик погладил того по голове, - Джек умирал всю прошлую зиму, но не умер. Его спасла Мурка.
   - Как могла кошка, спасти собаку? – ещё продолжая всхлипывать, спросила Ира.
   - Джек был бездомным, и Мурка была бездомной. Я встречал умирающего Джека, в городке, когда сам пьянствовал. Увидев его летом здесь, я удивился тому, что он ещё жив. Мурка кормила его мышами и воробьями, и Джек ожил. Не столько от еды, но и от оказанного ему Муркой внимания. Он стал кому-то нужен, и это спасло его. Потом появился я…Вот такая команда у нас образовалась.
   - И ты, глядя на их идиллию, задумался о своей жизни? – Ира прижала Мурку к груди и поцеловала её в темечко, - Вот вы, значит, какие! – слёз уже не было, голос окреп, во всём её облике, чувствовалась уверенность.
   Толика всегда удивлял в женщинах, переход из одного состояния в другое. Кажущаяся трагичность, быстро уступала место весёлости, и будто не было ни слёз, ни истерики! Никакой разум не может взять верх над женскими чувствами! Много ли человеку нужно, для того чтобы прожить дарованную ему родителями, жизнь? Совсем нет. Если ты живёшь спокойной, планомерной жизнью, тебе и в голову не придёт её реформировать. Подчинившись какой-либо пагубной привычке, человек ломает свой налаженный быт, и оказывается на обочине. Много позже, он осознаёт, что стал никому не нужен. И, такое «открытие», ещё более усугубляет его никчёмное положение.
   Толику и Ире незачем было скрывать, друг перед другом, свою прошлую жизнь. Запуганные тем образом жизни, которую они совсем недавно вели, им не хотелось возвращаться в прошлое, потому, что всё их недавнее прошлое, было сплошным негативом. А Валентина, эта мудрая женщина, познакомила их, двух пропащих, чтобы не было у них никакого преимущества друг над другом. Им, никогда не придёт в голову, упрекнуть, один другого, в том, что сами пережили, оказавшись на дне жизни.
   Но беда пришла совсем с неожиданной стороны,- откуда не ждали.
18
     Света, пока ещё официальная жена Толика, узнав о том, что тот бросил пить, работает, живёт с другой женщиной, - возмутилась! Вот, если бы он умер, где-нибудь под забором, тогда другое дело! Она бы его похоронила, так и быть, и сыграла роль невинной овечки. «Убитая горем», она год бы носила по нему траур, лишь бы знакомые и родственники оценили её «горе»! А тут она узнала, что он живее всех живых, да ещё живёт с женщиной! Вот, эта женщина и возмутила Свету! Ладно бы, бросил пить, работает, ну и хрен с ним, но позорить себя она не позволит! Искренне убеждённая в том, что Толик её предал, Света пошла на крайние меры! Нет, она не стала бить стёкла Ириной квартиры, пятый этаж,- попробуй,  добрось камень. Она пришла ночью, на Рождество на дачу, где и застала этих голубков!
   Джек заливался каким-то диким, злобным лаем! Он задыхался, кидался передними лапами на калитку, пытался перепрыгнуть через неё.
   - Кто бы это мог быть? – заволновалась Ира.
   - Понятия не имею, - Толик пожал плечами, - во всяком случае, кто-то чужой. Джек всех моих друзей знает. Пойду, посмотрю.
   И, когда Толик увидел стоящую за забором Свету, он понял, что счастье его с Ирой, было недолгим!
   - Убери собаку! – заорала Света.
   - Ты чего пришла? – Толик почувствовал, как душа уходит в пятки.
   - Убери собаку! – от неё потянуло таким перегаром, не дай Бог любому мужику!
    До Толика, наконец, дошло, что Света была абсолютно пьяна! Как она ещё держалась на ногах, это загадка! Температура воздуха на улице, тридцать семь ниже нуля. Оставлять Свету на произвол судьбы на этом жутком морозе, нельзя было по той простой причине, что наоравшись, выбившись из сил, она просто упадёт здесь, под забором и замёрзнет. Толик не мог допустить такого кощунства. Он отогнал Джека, открыл калитку и впустил Свету. Она обхватила его за шею, и повисла на нём. Он оттащил её в дом, и они предстали пред серые очи Иры. Света, скандально обнимающая Толика, - это было нечто!
   Ошалевшая от такой картины, Ира, вскочила с дивана, заметалась по комнате, схватила  свою старую дублёнку, сапоги и кинулась на кухню. Толик толкнул Свету в кресло и бросился вслед за Ирой.
   - Ира, остановись! – У Толика всё внутри кипело, и он сорвался на крик, - Остановись!  Я сам не ожидал!
   - Отстань! – она уже натянула сапоги, но ей никак не удавалось попасть левой рукой в рукав дублёнки.
   - Ну, что вы за народ!  Что вы за народ! Посидим, обсудим! Всё равно от этого никуда не деться!
  - Вот иди к ней и обсуждай! В постели!
   - Дура! – Толик сдёрнул с неё дублёнку и кинул на кухонный стол.
   - Ну, и подавись! – выкрикнула Ира, толкнула дверь и выскочила во двор. Толик за ней. Нет, это было невозможно! Толик уже точно знал, что произойдёт, если он отпустит Иру одну, в холодную, морозную ночь; она где-нибудь достанет бутылку водки, напьётся, и больше ей никогда не подняться!
   Ира шла быстро, без меховой шапки, без дублёнки, без перчаток! На ней были только свитер, джинсы и тёплые сапоги. Худая, коротко стриженная, она неслась к своему дому, как нашкодившая девчонка, застуканная в чужом огороде за срыванием чужих огурцов с грядки, бежит от разъярённого хозяина!
   Толик сам выскочил за Ирой налегке; в свитере, джинсах и домашних тапочках! Джек бежал рядом. Так, втроём, запыхавшись, они добежали до Ириного подъезда, взлетели на пятый этаж и остановились перед закрытой дверью её квартиры. Ключей не было! Ключи остались в её сумочке, на даче! Не было и мобильных телефонов. Только Ира, он, Джек и закрытая дверь!
   - Так…- сказал Толик, едва отдышавшись, - Или идём на дачу, или я отведу тебя к Валентине.
   - Я никуда не пойду… - вяло сказала Ира. Она уже выдохлась, и нервное напряжение сменилось апатией, - Я лучше здесь на ящике пересплю…
   На лестничной площадке стояли два больших соседских сундука, для хранения картошки. Толик обнял Иру, осторожно привлёк её к себе, и тихо сказал:
   - Пойдём к Валентине…
   - Как хочешь…Мне всё равно…- она совершенно обмякла в его объятиях.
   Они уже не бежали. Силы покинули их. Только Джек весело скакал впереди них. Редкие прохожие с удивлением взирали на эту полураздетую пару, вероятно перебравшую в гостях.
   В первом часу ночи, они, наконец, добрались до пункта назначения. Валентина открыла дверь, и, не задавая никаких вопросов, впустила их в квартиру. Она, будто ожидала нечто подобное. После того, как Толик, сославшись на раненную руку, отказался от приглашения праздновать Рождество, втроём, у неё на квартире, она обиделась.
   Молча пройдя на кухню, она включила чайник, и пока вода закипала, поставила на стол чашки, чай в пакетиках, конфеты, сахар. Положила каждому в чашку по пакетику чая, залила кипятком, и сказала отрешённо:
   - Рассказывай…что произошло?
   По мере того, как Толик обрисовывал картину этой ночи, Валентина становилась прежней, - глаза загорелись, лицо запылало, ладони сжались в кулаки!
   Ира никак не реагировала на рассказ Толика. Она полулежала в кресле с закрытыми глазами, и, то ли спала, то ли дремала, может быть просто не хотела участвовать в разговоре. Опустошённая, обрушившейся на неё неожиданной передрягой, она, вероятно, пребывала в прострации.
   - Пусть она останется здесь, - Толик кивнул на Иру,- а я пойду, посмотрю, что там и как…
   - Поедем вместе! – Валентина была в своём репертуаре, - женщиной властной, не терпящей возражений!
     Толик наклонился к ней и прошептал:
   - Валь, у тебя здесь бухалы навалом…А, если она проснётся и приложится?
   - Не приложится. Я ей снотворного дам, будет спать до второго пришествия!
   Она встала, прошла на кухню и вернулась со стаканом воды. Растолкала Иру, сунула ей в руку стакан с водой. Ничего не понимая спросонок, Ира тупо уставилась на стакан.
   - Выпей, дорогая и успокойся, - ласково сказала Валентина. Но в её голосе Толик уловил не ласку, а змеиное шипение. Или это ему показалось? Ира машинально выпила  воду, Валентина помогла ей подняться с кресла, уложила на диван и укрыла пледом.
   - Что это было? – с тревогой в голосе спросил Толик, удивленный тем, с какой покорностью, Ира подчинилась Вале.
   - Лекарство мгновенного действия! – лаконично сказала Валентина.
   - Ты её случайно… того…не убила?
   - Случайно не убивают, дурачок! Поехали!
   - А это зачем? – удивился Толик, увидев, что Валя взяла из бара бутылку коньяка.
   - Ты же говорил, что она пьяная, - она зловеще усмехнулась, - Вот, мы её и опохмелим…случайно…Поехали!
      Спустились во двор. Джип уже пыхтел, выхлопной трубой белым, тяжёлым облаком.  Валентина, открыла заднюю дверь джипа, Джек запрыгнул в салон. Сели, поехали. Когда они через три минуты подъехали к даче, взору их предстала такая картина: настежь открытая калитка, распахнутые двери в хижину, а когда вошли, - Света, глубоко спящая в кресле, - в норковой шубе и в норковой же шапке. Хижину выморозило конкретно! Печка потухла, на термометре было минус два! Мурка от холода, забилась за спину Светы!
   Закрыв двери, Толик принялся растапливать печь.
   Но Валентине не терпелось начать экзекуцию! Не дожидаясь пока в хижине станет тепло, она растолкала Свету.
   - Вставай, подруга! – веселилась она, - Пришёл твой доктор!
    Света очнулась, вытаращила глаза, ничего не соображая:
   - А? Что? Где я?
   - У друзей!
   - Валюха! Ты? – радостно воскликнула она.
   - Нет, леди Макбет Мценского уезда! Чего это тебя Светик, на терроризм потянуло?
   - Какой терроризм?  Где это мы, Валь?
   - Где, где.. В Караганде, мать твою!
   - Ой, Валюха, голова, как барабан! Ничего не соображаю!
   - Ну, это мы вмиг поправим! – Валентина торжественно подняла над головой бутылку дорогого коньяка, - Толик! - крикнула она, - Иди сюда! Открой нам коньяк и выдай бокалы!
   Толик вошёл в комнату.
   - Откуда у меня бокалы? Привет, Светик.
   - П-п-привет…- заикаясь, ответила Света.
   Толик взял со стола две чашки, из которых они давеча пили чай с Ирой, вышел на кухню, выплеснул остатки чая в помойное ведро, сполоснул под умывальником, вернулся в комнату и поставил чашки на стол. Открыл бутылку и разлил коньяк по чашкам. Женщины выпили и закусили дешёвыми, типа, шоколадными конфетами, несколько из которых ещё оставались в блюдечке. Валентина по-быстрому налила по второй. Выпили, отдышались.
   - Ну, Светик, рассказывай, что на тебя нашло?
   - Ой, Валюха! Мой-то, меня бросил!
   - Какой твой? – Делая вид, будто не понимает о ком речь, спросила Валентина, - Толик тебя не бросал, это ты его бросила!
   - Да какой Толик! Какой Толик! И не бросала я его вовсе! Он сам ушёл!
   - Это, хахаль твой, что ли, от тебя ушёл? – сделав наивные глаза, спросила Валентина.
   - Хахаль.. Слово- то какое…Ну, жила я с ним…любила…
   - Светик! Ты до сих пор не поняла, что любовь, это миф? – Валентина уже била прямой наводкой, типа, - кто не спрятался, я не виноват! – Тебе скоро полтинник, а всё туда же, - любовь! Прости меня, Господи! Мы, бабы, действительно – дурры!
   В её голосе было столько издевательского наслаждения, столько сарказма, что другая, на месте Светы, провалилась бы сквозь землю или набросилась на нёё с кулаками, или просто, - встала бы и ушла! Но за пределами хижины давил мороз, трещали стёкла на окнах, а на столе стояла едва початая, бутылка коньяка. В самой хижине было тепло и комфортно, и Мурка, ощутив тепло, выползла из-за спины Светы и легла ей на колени.
   - Это, что ещё такое?! – взвизгнула Света, вскакивая с кресла, - А ну, брысь отсюда! – Она стряхнула Мурку со своих колен на пол, встала, скинула шубу на кресло, сняла норковую шапку и положила её на спинку дивана. Она уже пришла в себя, и весь её вид говорил о том, что расположилась она здесь надолго. Валентина, сама не терпевшая кошек, отреагировала на такой садизм Светы так:
   - А, кошка тут причём? Не трогай животное! – и не понятно было, к кому относилось последнее слово, - к Мурке или к Свете.
    - Да ладно тебе… Сама, насколько я помню, терпеть не можешь кошек…
   - Ну, не до такой же степени! – отпарировала Валентина, - Ты лучше скажи, чего припёрлась?
   - Представляешь, эта стерва, берёт моего мужика, делает его своим любовником, и полностью уверена в том, что он её настолько, насколько она захочет его иметь! – Произнеся эту тираду, Света взяла бутылку и плеснула коньяк в чашки. Выпили не чокаясь. Как известно, самые светлые мысли приходят  в голову, когда посредством небольшой дозы алкоголя, туман в мозгах рассеивается, - Я ему этого, никогда не прощу!
   Уж насколько Валентина была женщиной адекватной, но и она ошалела от могущества слов произнесённых Светой! Женщина мыслит образами, и даже определённый смысл слов, далёк от реальности.
   - Ну, ты меня убиваешь! Толик здесь причём?  Ты, сама поняла, что сказала? Бросила мужа на произвол судьбы, завела молодого любовника, а теперь, оказавшись у разбитого корыта, хочешь взять то, что уже не твоё!
   - Как это, не моё! – вспылила Света - Мы расписаны и не разводились! Он мой законный муж! – Казалось, Света торжествует победу!
   - Юридически, да, а по факту? – Валентина  нервно передёрнула плечами.
   - А штамп в паспорте? А брачное свидетельство?
   - Слушай, - тяжело вздохнула Валентина, - ты его самого спросила? Если бы ты пришла, хотя бы неделю назад, когда он ещё был один, тогда другое дело.
   - А, что изменилось? – Света потянулась всем телом, вскинув руки вверх, - Я здесь, он здесь, ты свидетель! – Она вызывающе зевнула.
   Это было бесполезно. Валентина начала уставать от Светы. Ни рассудок, ни убеждения, не в состоянии были бороться с той внушительной иллюзией, которую Света извлекла из развалин своей жизни. Вынужденная  обстоятельствами, бороться со своим наметившимся одиночеством, она не следила за развитием своей мысли. Скорее, она изрекала факты, чем пыталась логикой убедить Валю. Она не собиралась становиться мученицей – принести в жертву себя, ради какой-то девицы, успевшей подобрать её мужа, пока она сама тешилась с молодым любовником!
   Её изощрённый  ум не поддавался логической аргументации Валентины, привыкшей иметь дело с цельной цепью рассуждений, вытекающих одно из другого.
   Загипнотизированная идеей возвращения мужа в лоно семьи, она убедила себя в своей правоте, а всякое иное мнение отметала, как заблуждение и предрассудок!
    Движимая одним только роковым инстинктом, она безрассудно кинулась заново отвоёвывать своего мужа, невзирая на то, что со стороны, это выглядело абсурдным! Даже с той презрительностью, с какой отнеслась к ней Валентина, она готова была смириться, лишь бы Толик подпал под обаяние её идеи. Внушить ему веру в то, что он ей нужен, что, да, есть и её вина в его падении, но главная ответственность в развале семьи, лежит на нём!
   Но главное состояло в том, что она сама поверила в свою идею! И она не отступиться! Вера женщины в свои неотразимые чары, содействует превращению мужчины в объект её мечты. Не у всех женщин такая мечта реализуется в полной мере, но есть ещё женщины в наших селеньях…И мужчина, пусть не сразу, медленно подчиняется её влиянию, принимая, как должное, домашний уют и теплоту её ласк.
19
   Когда Валентина, изрядно захмелевшая, попыталась сесть за руль джипа, Толик решительно пресёк этот криминал.
   - Валя! – он отобрал у неё брелок с ключами от машины, - Я же двадцать лет водителем отработал! Ты, что забыла? Садись рядом, я поведу!
   - Действительно…я и забыла… - она села на пассажирское сиденье, Толик за руль и они поехали.
   Света осталась в хижине, и на уговоры, отвезти её домой, ответила твёрдым: «Нет!».
   - И, что мне теперь делать? – глядя на дорогу, сказал Толик.
   Валентина промолчала, обдумывая какую-то мысль. Часы, встроенные в «торпеду», показывали половину восьмого утра. Джек, сидел на заднем сиденье, и Толик видел его умную морду в зеркале заднего обзора. Подъехали к дому Валентины. Толик припарковал джип, но мотор глушить не стал, - мороз бешенный.
   - Поставь на прогрев, - бросила Валентина, выходя из машины.
   - А то, я не знаю…
   - Пошли, посмотрим, как там твоя…
   Втроём, они поднялись на третий этаж. Валентина открыла дверь ключом, и они вошли в прихожую. Джек вбежал в комнату, и лизнул спящую Иру в лицо. Ира никак не отреагировала. Толик подошёл к ней, притронулся  тыльной стороной ладони ко лбу, ощутил её тепло, и успокоился.
   - Что будем делать, Валя? – спросил Толик, присев на диван у ног Иры.
   - Ну, и дела…- задумчиво сказала Валентина, - Не мог этот хахаль, бросить её неделю назад!
   - А, что бы изменилось? – не понял Толик.
   - Так неделю назад ты ещё не был знаком с Ирой! Пришла бы Светка, попросили бы друг у друга прощения, и зажили, как ни в чём не бывало!
   - А ты уверена, что не будь Иры, она бы пришла?  По-моему, она это назло ей сделала.
   - Не скажи, Толик…Не скажи… Такие люди, как Света, в состоянии управлять собой. Она будет добиваться своего, чего бы это ей ни стоило! И не лучше ли тебе вернуться к ней? Не будет тебе покоя, Толик.
   - Да, ты что? А, как же она? – он кивнул на спящую Иру.
   - Пристрою как- нибудь…
   - Ну, ты и циник!
   - Да! Я циник! С моей работой и не такой станешь! – Вот, что…- раздумчиво продолжила она, - Бери мою машину, езжай в свой домик, и действуй по обстоятельствам. Может удаться её выпроводить.
   - А, если нет? Ты бы сама, как поступила в такой ситуации?
   - Я свою ситуацию уже разрулила… Двадцать лет назад…Езжай. К десяти приедешь за мной. Всё! Я спать хочу!
   Толик поднялся с дивана, окликнул Джека:
  - Пошли, Джек!
   Джек вскочил с ковра, на котором лежал, ринулся было за Толиком, но потом вернулся и снова лёг на ковёр возле дивана.
   - Пусть остаётся, - сказала Валентина, - Да, не забудь вещи её привезти, - она кивнула на спящую Иру.
   - Не забуду…
   Он вышел на холодную улицу, сел в джип, и поехал к себе.
   Света встретила его так, будто она уже была полновластной хозяйкой в его хижине. Она не стала его ни в чём упрекать, предложила чай, - знала – Толик никогда не завтракает. Она даже усадила Мурку себе на колени, как бы демонстрируя этим своё примирение.
   - Ты ничего не хочешь мне сказать? – спросила она.
   - Если бы хотел, сказал бы, - ответил Толик.
   - И тебя не интересует, как там наши детки?
   - Света! Какие детки? Не нужно спекулировать детьми! Они уже сами мамы, а мы им нужны постольку, поскольку!
   - Вот именно! Вот именно! Почему бы нам не пожить для себя? – она вскочила с кресла, при этом не выпуская Мурку из рук, - Я не каюсь! Ты сам во всём виноват!
   - Только не надо бить на психику, - усмехнулся Толик, - Внушить мне чувство вины, не получится!
   - Я и не внушаю! – при этом она сделала такие удивленные и наивные глаза, что Толик чуть было, не поверил в её искренность, - Купим машину, будем ездить на природу…
   - Не продаюсь! – мгновенно отреагировал Толик, - Не нужны мне такие дорогие подарки! Ну, сама подумай, - кто ты и кто я. Ты вон какая, - вся в мехах и бриллиантах, а я нищий, бездомный бродяга. Я пороховая бочка, которая взорвётся неизвестно когда и отчего! Тебе это надо?
   - А, может мне нравится жить на пороховой бочке! – развеселилась Света.
   - Оно и заметно, - не удержался Толик, чтобы не подколоть её.
   - А, что мне было делать? – поняла намёк Света, - Ждать, когда ты придёшь в себя и станешь нормальным человеком? Я что, гулящая? Ну, было и было. Я и не скрываю! Но и ты не пушистый!
  - Светик, пойми, – обстоятельства изменились…Ну, не могу я её бросить!
   - А меня, смог! – взорвалась Света, - Меня смог, а её не может! Ты думаешь, я её не знаю? У меня в салоне, все сплетни обо всех! Пила, как сволочь! Мужики к ней валом валили!
   - И, что? Сама же говоришь, - было и было. Ну, и что?
   - Не до такой же степени!
   - Ладно, - Толик посмотрел на часы, - Мне за Валентиной нужно ехать. Тебя подвезти?
   - Ни финта, у тебя отношения с Валюхой! Она тебе что, своего джипа доверила?
   - Доверила, доверила. Я сегодня её личный водитель! Поехали!
   Пока Света собиралась, Толик незаметно от неё, чтобы не нарваться на очередной скандал, положил вещи Иры в багажник. Света вышла через двадцать минут – накрашенная, надушенная, как будто и не было бурной ночи. Она обошла джип вокруг, открыла дверь и села на переднее сиденье.
   - Хочешь, я завтра тебе такую же куплю? – будто заигрывая с ним, сказала она. Толик промолчал. Не всегда, молчание – знак согласия. Бывает и от усталости. Но Свету, его молчание, почему-то воодушевило!
  Главное, бить в одну точку! В душе у мужчины, хотя и преобладает стремление к свободе, однако, вырвавшись на кажущуюся волю, он подпадает под влияние обстоятельств, которые сам и создал. Независимо от своего желания, быть свободным, он оказывается в подчинении своих страстей.
   Да, интеллект у Светы, был не на академическом уровне, но, как женщина, она интуитивно, повторяя одни и те же банальности, вселила в голову Толика сомнения. Сомнения в том плане, что бессознательное, преобладая над сознательным, начинает довлеть над поступками. Толик ещё не понимал, что оказался во власти идей выдвинутых Светой. В конце концов, кто ему Ира?  Всего неделю, как познакомились.  Истеричка. Умом не блещет. Оборванка. В любой момент сорвётся в штопор, а потом иди, возись с ней.
   Заразная бацилла лёгкой, беззаботной жизни, которую обрисовала ему Света, уже проникла в глубокую область его мозга. Душевные терзания, совесть, благородство, милосердие, незаметно отошли куда-то в дебри подсознания, парализовав всякие трезвые суждения. Нет, вероломство Светы, ещё не утвердилось в его душе, но произошёл надлом. Главное, чего добилась Света, это вкравшиеся в его душу сомнения. Он ещё не осознал, что Света явилась вдохновителем прорыва тех тёмных сил в его натуре, о наличие которых он и не подозревал. Он ещё не знал, что подчинившись обаянию светлой жизни, готов на подлость.
20
      Высадив Свету возле дома, Толик поехал за Валентиной. Она уже ждала его около подъезда.
   - А, где Джек? – спросил Толик.
   - Не идёт! Лежит возле дивана, и чуть не плачет.
   Толику сделалось не по себе. Собака, которая ещё прошлой зимой умирала, но не умерла, оказалась благороднее человеческого существа, которой не нужно было разъяснять, что такое хорошо и, что такое плохо. Повышенное внимание к своей особе пробудило в нём те низменные качества, которые подсказывали ему, что Ира является тем препятствием, которое следует преодолеть, но при этом, руководствоваться осторожностью, чтобы не выглядеть  в собственных глазах подлецом.
   Валентина его не осудит, она прямым текстом предложила ему вернуться в семью. А, может быть, она его испытывала? Подбросила заманчивую идею, и теперь ждёт, как он отреагирует?  И в зависимости от его выбора, составит о нём своё мнение, в котором не будет компромиссов. Либо она будет его презирать, либо то уважение, которое она к нему испытывала, примет ещё более приятные формы. Даже самый независимый ум не может довольствоваться убежденностью в своей правоте. Есть ещё окружающие тебя люди, мнение которых тебе не безразлично. В вакууме жизни нет, а выглядеть изгоем, даже в глазах одного человека, - дискомфортно. Выбор был не между двумя женщинами, а между подлостью и благородством.
   Он хорошо помнил тот день, когда однажды зимой, на дороге в заброшенный посёлок, у его «камаза» заглох мотор. Не в силах в тридцатиградусный мороз отремонтировать машину, они с Лёхой, пешком, шли двадцать километров до ближайшего посёлка. Лёха был в валенках, а он в утепленных мехом сапогах. Через несколько километров, у него начали замерзать ноги, - кожа на сапогах задубела и больно сдавливала пальцы ног. И Лёха, заметив гримасу боли на его лице, отдал ему свои валенки. Так они шли четыре часа, меняясь обувью через каждые несколько километров, пока не вышли к посёлку и не нашли узел связи.
   Мобильников тогда ещё не было, и он с узла связи позвонил механику, чтобы тот прислал помощь. Женщины, работавшие там, поняв из его разговора с механиком, что они четыре часа шли в тридцатиградусный мороз до их посёлка, организовали горячий чай, охали и ахали, и смотрели на них, как на пришельцев с другой планеты.
   Отогревшись, они пошли к трассе. Через двадцать минут подъехала «вахтовка», оттуда радостно вывалились четыре человека и среди них Поликарп, с торжественно поднятой над головой, бутылкой водки! Они так искренне радовались их чудесному спасению, что все те невзгоды, которые они перенесли за те четыре часа, пока с Лёхой добирались до людей, показались ему чепухой, в сравнении с  тем, с какой восторженностью встретили их ребята!
   И, вот теперь, оказавшись перед непростой дилеммой, он может в одночасье потерять уважение друзей и заработать клеймо предателя. Хотя никто из его друзей никогда не затрагивал тему его ухода из семьи, но он понимал, что симпатии их были не на стороне Светы. Возможно между собой, они осуждали её. Сами любители выпить, они не понимали, как может женщина, прожившая с мужем в браке более двадцати лет, бросить того за, пусть и  затяжную, пьянку?! Ведь их жёны, их не бросали, а это был такой факт, такой аргумент, что и к бабке не ходи!
   Днём, часов в одиннадцать, пока не было наплыва покупателей, Толик, с согласия Валентины, съездил проведать Иру. Он привёз ей дублёнку, шапочку и сумочку. Джек радостно кинулся к нему, положил передние лапы на грудь и, собачья привычка, попытался лизнуть его в лицо. Толик потрепал его по холке и прошёл в комнату. Ира сидела в кресле, пила чай и смотрела телевизор.
   - Ты как, Ириша? – спросил Толик и поцеловал её в щёчку.
   - Да ничего. Только голова, как с похмелья…
   - Это Валентина тебя успокоительным угостила.
   - Надо телевизор купить, как ты думаешь?
   - Купим. Давай я тебя домой отвезу. Чего-то загостились мы здесь.
   - Поехали, - она выключила телевизор, встала, прошла в прихожую и начала одеваться.
   Толик отвёз её домой, и вместе с Джеком поехал на работу.
   - Ну, как там? – спросила Валентина, когда он вошёл в кабинет, чтобы отдать ключи от квартиры и машины.
  - Порядок. Отвёз её домой.
   - И всё? – она внимательно посмотрела на него.
   - Что-то не так?
   - Так не так, - передразнила его Валентина, - Ты с нами или против нас?
   - С вами, - попытался, как можно твёрже ответить, Толик.
   - Смотри, Толик, - раздумчиво начала она, - если ты её обидишь, я тебя убью! Я не позволю всяким твоим импульсам, лишить человека надежды! – В её голосе зазвучала угроза. Толик весь похолодел, когда до него дошло, что Валентина не шутит, хотя ещё пять месяцев назад, ему было наплевать на свою жизнь.
   - Ты, кого пытаешься обмануть?! – с гневом продолжила она, - Я нутром чувствую твои колебания! Перспектива у него, видите ли, появилась! По-человечески ему жить захотелось! Роскоши! Ты, когда от Светки уходил, чем думал? Ты в никуда ушёл, а оттуда не возвращаются! Ты был ничей, пока я тебя не пристроила! А теперь убирайся и подумай! Крепко подумай! Я тебя предупредила!
   Толик был раздавлен откровенностью Валентины, и чувствовал себя последним негодяем! Она, будто влезла к нему в мозг, в самые потаённые уголки, и вытащила наружу  весь хлам его недавних, пусть и мимолётных, - мыслей! Умная и мудрая женщина, это такая опасность, которую избежать невозможно! Она будет преследовать тебя до самой могилы, и сколько бы ты ей ни угождал, ни льстил, ты не сможешь сдвинуть её сложившиеся о тебе мнение в лучшую сторону!
   Когда человек, прижатый к стенке, двумя-тремя «братками», вместо того, чтобы объясниться, убедить их в том, что все их претензии к нему, беспочвенны, пытается бежать, - они его догонят и убьют. Но если толково разъяснить свою непричастность к предъявленному ему обвинению, тогда есть возможность сохранить лицо и жизнь. Бег не лучший вариант, если у тебя есть уверенность в своей правоте. Можно обещать, без всяких опасений, привести свидетелей своей невиновности, и не бояться чрезмерности слов и формул, обладающих, как известно, притягивающей силой.
   В данном случае, Толику необходимо было доказать Валентине чистоту своих помыслов. А доказательство было одно: остаться с Ирой, и выбросить из головы перспективу сытой и комфортной жизни со Светой. Нужно действовать решительно, так как время обещаний прошло.
21
      После работы, Толик пошёл на дачу, покормил Мурку и Джека, протопил печку, и  с Джеком пошёл к Ире. У собак есть удивительная магическая сила сглаживать противоречия, возникающие между двумя людьми, одним только своим присутствием. Их симпатичные мордашки, наивные и добрые глаза, способны растопить какое угодно холодное сердце, покрытое льдом недоверия или налётом раздражительности повседневной жизни.
   - Завтра купим телевизор, - сказал Толик, наблюдая за тем, как Ира гладит Джека пристроившегося у её ног.
   - Хороший Джек, хороший, - говорила она, и вдруг обхватила его голову руками и поцеловала в нос, - а хозяин твой, дурачок, - резюмировала она.
   Толик никак не отреагировал на этот её выпад в свой адрес, в конце концов, «дурачок», уменьшительно ласкательное определение. Возможно, сильной женщине не нужна опора в лице мужчины. Возможно, сильная женщина сама справиться с теми невзгодами, которые свалятся на её голову, хотя и прибавят ей морщин. Возможно, насущные потребности, эти таинственные властелины, которые управляют судьбой, мало её интересуют. Возможно она, сжав всю свою волю в кулак, внушит себе, что все мужики гады, и тем самым покончит с наследственными остатками, покрыв коростой безразличия, свою душу.
   Но Ира была женщиной из плоти и крови. Слабая во всех отношениях, морально раздавленная, оставшись без опоры в этой жизни, ей хотелось, чтобы Толик остался с ней, но мало верила в такое чудо. Она даже не пыталась бороться за него, предоставив ему и Валентине решить этот вопрос. В сорок два года, она вела себя, как капризный ребёнок, который плачет и истерит по поводу того, что соседский отпрыск отобрал и присвоил себе её любимую игрушку.
   Прозябая, после психушки, в своей квартире, она  даже не пыталась как-то встрепенуться, оглянуться, наладить свой быт. Она редко убиралась в квартире, у неё не было телевизора и никакой другой оргтехники. Она обитала в четырёх стенах, как-то машинально, её всё чаще начала посещать мысль о суициде. Коммунальные платежи достигли угрожающих размеров, и её могли переселить в социальное жильё, где она бы уж точно свела счёты с этой поганой жизнью. Но откуда-то появилась Валентина, уладила все её бытовые проблемы, и познакомила с Толиком.
   Некогда беспомощная, Ира, в которой преобладали упаднические настроения, ожила, только-только начала верить в то, что и она стала кому-то нужна, но тут появилась Света и своей напористостью и беспардонностью, вогнала её в депрессию!
   Как могла бедная, опустошённая Ира, противостоять богатой и независимой Свете? Ни кожи, ни рожи, едва заметная принадлежность к другому полу, - маленькие груди и тонкие змеиные губы, вряд ли могли соблазнить мужчину. В ней даже не было мудрости, присущей женщине. Незатейливый ум, если всякий бред, который гулял в её голове, можно назвать умом, рабская душа, готовая подчиниться тому, кто её приласкает. Ира ощущала себя сиротой, взятую в опёку какой-то чужой, но властной женщиной.
   Казалось бы, Толику не составит большого труда, чтобы приручить Иру, однако, как и любая женщина, заполучив свою вторую половину, очень быстро начинает считать того своей частной собственностью, так и Ире было свойственно такое преувеличение.
   Толик не был в восторге от психического состояния Иры. Сам, более или менее, начитанный, он удивлялся той пустоте, которая образовалась в голове этой молодой ещё женщины, вследствие объяснимых причин. Но именно её ограниченность, почему-то более всего привлекала его к ней. В этом было даже какое-то обаяние.
   Необязательно быть умным и образованным человеком, от которого исходят флюиды снисходительности и снобизма. Такой человек, в силу своей нелепой значимости, если он конечно не богат, раздражает женщину, знающую только, что дважды два – четыре, а шуба и красивая одежда делают ей величавой, таинственной и созерцательной. Такие женщины пользуются наибольшим влиянием на мужчину, даже если Бог не наградил их выдающимися формами.
   Ира, своей импульсивностью, необдуманными действиями, проигрывала Свете в том плане, что Света была женщиной энергичной, мыслящей яркими образами, хотя и обрамлённых поверхностными рассуждениями. Но именно таких женщин, как Света, мужчины боятся более всего. Ибо их энергичность заставляет жить мужчину в постоянном страхе перед очередной вспышкой женской фантазии, которая встрепенёт его ленивую и мягкую жизнь. А их яркие образы, изрыгаемые чувственными губами, ввергают мужчину в беспросветный пессимизм!
   Но именно эти качества, плюс её постоянное морализаторство, пугали Толика, и он уже представлял себе, как будет мучиться, когда вернувшись к Свете, услышит её очередные, несмолкающие сентенции!  По сути, материальное благополучие не может компенсировать ту душевную благодать, которая была свойственна Толику, год обитавшему в антисанитарийных и экстремальных условиях.
   Женщине, в сорок лет, уже не до амбиций, как это было вначале замужества, когда ей всего двадцать лет. В этом плане Света и Ира были схожи. Если Света твёрдо знала, чего нужно добиваться, то Ире, её болезнь диктовала свои условия. Частые вспышки истерики усугубляли её безумство в особенности, когда кто-то перечил ей. Общение с кем либо, вызывало в её душе сильное раздражение. Она вообразила Толика своим идеалом, без которого её дальнейшая жизнь сделается бессмысленной. С окончательной потерей идеала, она потеряет свою душу, тот стержень, который уже определил её жизнь.
   Но безумный человек отличается от нормального индивида тем, что утеряв свою прочность, оказывается во власти случайностей. Переход от истерики к безразличию,  погоня за мечтой, в результате приводит к ослаблению и умиранию душевных сил нарушающих цикл жизни.
   Опасность Иры заключалась в том, что неизвестно было, что она выкинет в следующую минуту. Теперь, когда в её жизни появился Толик, её личная жизнь сделалась более осмысленной, и в один из приступов безумства, она вдруг ясно осознала, что убьёт Свету, если та не перестанет домогаться её Толика!
22
    На следующий день, объяснив Валентине ситуацию, Толик попросил взаймы денег, но она денег не дала, а сказала, что сама поедет с Ирой в магазин и купит всю необходимую оргтехнику.
   - Это будет мой свадебный подарок! – отрезала она. На такое благородство, Толику нечем было возразить!
   И опять Толик задумался над тем, что же так крепко связывает этих двух женщин, если Валентина принимает самое горячее участие в её судьбе?  Он уже не сомневался в том, что существует какая-то тайна между ними. Блестящая во всех отношениях, Валентина, и замухрышка Ира, так контрастировали друг с другом, что эти две противоположности просто не могли встретиться случайно.
   За фасадом внешнего лоска Валентины скрывалось  какое-то порочное прошлое, которое не позволяло бросить Иру на произвол судьбы, и возиться с ней, невзирая на денежные затраты. Ведь одна только оплата коммунальных услуг за квартиру Иры, стоила ей немалых денег! И, вот сегодня, она поехала с Ирой в город, и купила на свои деньги не только дорогую  оргтехнику, но ещё и шубу Ире, сапоги, туфли и всякую другую одежду.
   Может быть, делая такие дорогие подарки, Валентина хотела заткнуть рот Ире, которая в припадке очередного безумства проговорится и раскроет их тайну? Тогда для чего она познакомила Иру с ним? Ведь она может однажды излить душу Толику, так как невозможно долго держать в себе мучительную тайну, разрушившую её мозг. Или он приставлен к ней охранником? Пусть она лучше ему расскажет, своему однокласснику, чем кому-то постороннему?
   Толик вешал новые занавески на окна. В квартире был наведён такой лоск, что аж глаза резало от блестящей чистоты. Иру, будто подменили, - она оживлённо руководила Толиком, не советовала, а приказывала сделать то-то и так-то! Толик беспрекословно подчинялся всем её приказам, боясь каким либо возражением, сбить её с толку и тем самым, вызвать у неё истерику. Наконец занавески были повешены, мусор и всякое старьё выброшены на помойку. Сели ужинать.
   На столе, в тарелках лежали дорогие, аппетитные деликатесы. Довольная улыбка не сходила с худого лица Иры.
   - Ну, как ужин? – сверкая своими серыми глазами, восторженно спросила она.
   - Высший класс! – ответил Толик.
   - То ли ещё будет! – неожиданно прошипела она, и её тонкие,  губы, сложились в  ниточку. – Заживём, Толик! Ох, как заживём!
   Толик не стал расспрашивать Иру о причине такой щедрости Валентины, опасаясь вызвать у неё обратную реакцию. Ира сама показала ему новые вещи, купленные для неё Валентиной.
   - Я сама выбирала! – хвасталась она, - Не успею показать пальцем, а Валентина бежит уже к кассе! Правда, у меня хороший вкус?
  - Безусловно! – Толик вскинул большой палец правой руки вверх. – Молодчина ты у меня! Я в восторге!
   - А то! Вот, теперь я женщина! Как мне всего этого не хватало! Правда, ты меня не бросишь? – она пристально посмотрела на него.
   - Никогда! –  Толик произнёс это слово, так искренне и убедительно, что Ира радостно бросилась к нему, крепко обхватила руками его голову, и поцеловала в губы.
   - Я тебя никому не отдам! – тихо произнесла она, прижавшись к нему всем телом. – А, давай поженимся! Представляешь, на какие подарки раскошелится Валентина, на нашу свадьбу!
   - Я, за! – сказал Толик, - Завтра же подам заявление на развод!
   - Ты, правда, меня любишь?
   - Правда!
   А, что ему ещё оставалось? Опасаясь за её здоровье, он вынужден был согласиться с этим неожиданным предложением. Моральные особенности её рассудка, не оставили ему ни единого шанса вильнуть в сторону. Ну, такая пришла ей в голову химера, теперь что, испоганить этот день своей нерешительностью? Да и какая разница? Они взрослые люди, и штамп в паспорте не играет никакой роли. Придётся и в дальнейшем подчиняться её капризам, потому что её разум не отличатся постоянством. Странное дело, у него на душе сделалось легко, но как только он подумал, что придётся объясняться со Светой, - он запаниковал. Но решение принято, слово дано и путей к отступлению не осталось. Действительно; «если тронуть страсти в человеке, то конечно правды не найдёшь».
   Когда, на следующий день, Толик сказал Валентине, что они с Ирой решили пожениться, Валентина почему-то насторожилась, и повела себя совсем не так, как предполагал Толик.
   - Вы что, с ума сошли?! – взорвалась она, - Ты на какие шиши её содержать будешь?  Она неработоспособная, у тебя мизерная зарплата, половина которой уйдёт на коммуналку! Ты чем думал!
   - Валя, успокойся, - Толик сидел на стуле, напротив Валентины, - У неё вчера было такое хорошее настроение, что прояви я неуверенность, она закатила бы истерику!
   - Ну, и хрен с ней! Мало ли чего она захотела! – Валентина злилась, но Толику непонятно было; что он не так сделал, вызвав у неё неприкрытую агрессию? – Я не для того тебя пристроила к ней, чтобы замуж выходить! Ишь ты, какая! Дура дурой, а туда же – мужа ей подавай!
   - Но разве ты не этого хотела? – удивился Толик, - И какая разница, поженимся мы или просто живём?
   - Разница огромная! – Валентина кинула на стол ручку, которую в процессе разговора, вертела в руках, - Брак убивает романтику! Брак навязывает обязательства, а с её здоровьем ни о каком браке речи быть не может!
   - Кстати, здоровье у неё в порядке. И не нужно преувеличивать! Брак это стабильность – прежде всего! А тебе что, хочется, чтобы она исчезла, а я бы приложил к этому руку?
   У Толика вырвался этот намёк, как-то сам собой, и он быстро пожалел о своей несдержанности.
   - Ты что, самый умный!? – Валентина сильно ударила кулачком по столу, - Ты на что намекаешь, мать твою! Ты за кого меня принимаешь?  Да если бы она мне мешала, я бы сгноила её в дурдоме!
   - Но что-то пошло не так! – Толик потерял контроль над собой, - Что-то не сложилось, и она выкарабкалась!  А теперь, ты своими подарками пытаешься создать себе алиби, на всякий случай…Я не спрашиваю, какой случай свёл вас, и заставил тебя потакать её капризам. Но то, что ты боишься её живой, это очевидно! Ты боишься, что она однажды расскажет мне, то чего мне не следует знать! Ты хотела, чтобы я доканал её, а ты снова упрятала бы её в дурдом, и невинной овечкой пришла на похороны!
   - Ты в чём меня обвиняешь? Ты что, себе позволяешь?  А не пошёл бы ты…в одно место…- Валентина устала, ей сделалось плохо. Она побледнела, схватилась за сердце и обмякла в кресле. Пришлось вызывать  «скорую помощь». Врач сделал ей укол, и настоял на том, чтобы отвезти её в больницу. Валентина была слишком известной фигурой в городке, чтобы не оказать ей должного внимание. Придя в себя, уже усаживаясь в «скорую», она сказала Толику:
   - Машину отгонишь к себе… Ключи в столе… Вальку не звони, не то ещё забухает… на радостях…Завтра приедешь… в больницу…
23
      Толик не стал пересказывать Ире весь свой разговор с Валентиной, сказал лишь, что ей сделалось плохо и теперь она в больнице.
   - Сучка! Сучка! – торжествовала Ира, - Туда ей и дорога! Миллионерша  хренова! Меня в дурдом упрятала, чтобы…- она осеклась, пристально посмотрела на Толика, пытаясь понять, - не сболтнула ли чего лишнего? Не заметив в его в глазах ничего подозрительного, она, как ни в чём не бывало, принялась рассказывать о том, как она успешно провела этот день.
   И уборку в квартире сделала, и в магазины сходила, и новый чайник, сковородку, кастрюлю купила, и с подругами пообщалась. Что бы женщина ни делала, она всегда и прежде всего женщина. Тот потенциал, который заложен в ней  природой, невозможно ни растратить, ни убить! По существу невидимый, он проявляется в эмоциях, порой переходя все границы здравого смысла. Можно прожить с женщиной годы, но так и не понять её сущности!
   Сильная и властная Валентина, сломалась, как только почувствовала угрозу своей стабильности. Забитая и психически неуровновешанная  Ира, воспрянула духом, когда, как из рога изобилия, на неё посыпались благодеяния Валентины. И, напрасно она так бурно радовалась болезни своей кормилицы, потому, что случись  с ней  что-то серьёзное, Ира осталась бы без средств, к существованию, и скатилась бы в нищету, откуда ей уже не выбраться. Сколько же было в ней злости и обиды на Валентину, что она даже не пыталась скрыть от Толика свою глубокую неприязнь к ней!
   Но почему, умная и образованная Валентина, не в силах была справиться с недалёкой, но алчной Ириной? А потому, что они стояли на разных ступенях социального развития. Человеку легче и проще договориться со своим сословием, чем с теми, цивилизация которых заканчивается на уровне основного инстинкта. Красиво жить не запретишь, даже если для этого придётся усмирить свою гордыню и пойти на сговор со своей совестью.
   Нужно, наконец, понять,- никогда, ни при какой цивилизации, ни при каком общественном строе, невозможно равенство между высшими и низшими особями человеческой породы. Это самая печальная иллюзия научного коммунизма,  озвученная в трудах основоположников  марксизма-ленинизма.
   На следующий день, Толик навестил Валентину в больнице, – она уже пришла в себя и чувствовала себя хорошо. Она настояла на амбулаторном лечении, и её выписали, правда, взяв с неё расписку, что врачи никакой ответственности за её здоровье, вне стен лечебного заведения, не несут, и что это её добровольное решение. Толик отвёз её домой.
   - Я тебе позвоню, когда за мной приехать, - сказала она, выходя из машины возле подъезда.
   - Хорошо, - ответил Толик, и поехал на работу.
   Он созвонился со Светой и договорился о встрече. Место встречи – их трёхкомнатная квартира. Хотя магазин и работал до десяти вечера, но рабочий день у Толика, заканчивался в семь. В восемь он был у Светы. Его бывшая квартира сияла новеньким ремонтом. У него создалось такое впечатление, будто он оказался на чужой территории, в незнакомой обстановке, у незнакомой женщины.
   Света встретила его в зелённом брючном костюме.  Под пиджаком была надета белая блуза со стоячим воротником. Волосы густые, выкрашенные в каштановый цвет, были аккуратно уложены феном. Лицо свежее, глаза зелённые. Весь её облик излучал покой и смысл. Среднего роста, очень стройная – особенно если учесть, что она произвела на свет двоих детей. Её большие зелённые глаза отличались выразительностью, но были грустны. Попробуй, не соблазнись такой женщиной, вызывающей определённые чувства, особенно когда эта женщина сама кидается тебе на шею! Но если он сейчас начнёт разговор о разводе, тогда эта красота взорвётся такой желчью, что было бы лучше не затевать весь этот сыр-бор!
   - Хорошо выглядишь, - произнёс Толик банальную фразу.
   - Да ладно тебе, - зарделась Света, - Садись, я чай сделаю.
   Сидели в гостиной, за низким журнальным столиком, и пили чай.
   - Как дети? – спросил Толик.
   - Нормально дети, - ответила Света, - У них своя жизнь. Взрослая. Не о детях речь, а о нас с тобой. Ты, что решил?
   - Ты знаешь, что случилось с Валей? – ушёл от ответа Толик.
   - Ещё бы! Весь городок гудит! В салоне только и разговоров о ней! А ну, расскажи, что там, в действительности произошло! Ты же особа приближённая!
   - Что произошло… - задумался Толик, - Ты не в курсе, что связывает её и Иру?
   - Это с твоей новой? – уколола его Света, - Слухи всякие тёмные…Говорят, будто это Валька её до такого состояния довела…А тебе-то что?
   - Завалила Валентина эту Иру подарками, причём, дорогими. Телевизор, видик, шубу, сапоги, ну и всякое такое…И денег дала…
   - Ни финта себе! Вот это новость! Что-то тут нечисто, а что, понять не могу…Ты знаешь, кто рассказал мне о том, что ты снюхался с этой Ирой?
   - Валя?
   - Нет! В том-то и дело! Она слишком хитрая, чтобы напрямую сказать мне об этом! Одна из ваших продавщиц!
   - Ну, и что? – пожал плечами Толик.
   - А то! Откуда продавщица узнала о том, чего ты сам ещё не знал?
   - Не понял…- Толик был заинтригован.
   - Я узнала об этом, тридцатого. Сам знаешь, в предновогодние дни у нас аншлаг! Тебя, когда познакомили с ней?
   - Тридцать первого, в квартире у Валентины нас познакомили…
   - Вот! Ты ещё ничего не подозревал, а мне уже шепнули! Догоняешь?
   - А смысл? – Толик никак не мог уловить связь между тем, о чём рассказывала Света, и какое отношение имеет к их знакомству, Ира?
   - Ты знаешь, к кому мой-то ушёл?
   - Нет…Оно мне надо?
   - К этой-то продавщице и ушёл! Она же молоденькая! Сыкуха! Я же ему всё дала! Одела, обула, чуть машину не купила! – Света осеклась, сообразив, что сболтнула лишнего!
   - Получается, что Валентина всё это и подстроила? – не обращая на последние слова Светы внимания, сказал Толик, - но для чего?
   - Для чего…Значит, есть какой-то мотив, если она так умело, стравила нас…
   - Но в чём её выгода?
   - Да всё очень просто! Ты живёшь с этой Ирой,- она долбанутая! Ты подпадаешь под влияние её постоянных истерик, начинаешь бухать! Втравливаешь,  в это дело её, вы оба подыхаете, и всё шито-крыто! Даже, если ты узнаешь, что там между ними когда-то произошло, никто тебе не поверит! А подсунуть вам бутылку палённой водки, ей не составит никакого труда!
   - Тогда зачем она опекает её, дарит подарки, обустраивает жизнь? Где логика?
   - Я сама ничего не понимала, пока не сопоставила факты! Ты о существование этой Иры, знать не знаешь, а продавщица, знает! Мой уходит к этой сыкухе, я напиваюсь, прихожу к тебе, устраиваю скандал, твоя убегает, приезжает Валя и делает вид, будто принимает участие в моей судьбе! Но, когда я пришла в себя, сопоставила факты, я поняла, что всё это неспроста! А подарки?  Это прикрытие! Типа, вот какая она заботливая и благородная!
   -  Нам нужен мотив! – сказал Толик.
   - Мотив! – покачала головой Света, - Нет, Толик! До мотива можно и не дожить! Теперь нам нужно держаться вместе! Я не удивлюсь, если мой салон сгорит, а ты со своей однажды не проснёшься!
   - Ну, прямо дворцовые страсти! – рассмеялся Толик, - Ты не преувеличиваешь?
   - Когда дело касается твоей собственной жизни, можно и преувеличить! Ты не заметил, что и мы с тобой начали сходить с ума? Что и требовалось доказать!
   - Вот, теперь я могу сказать, зачем пришёл сюда, - сказал Толик, - Выслушай меня спокойно, не то мы не доберёмся до мотива.
   - Обещаю произвести скандал, после твоих объяснений! – торжественно заявила Света. 
   Толик обрисовал Свете весь день, который предшествовал желанию Иры, вступить с ним в брак. Рассказал, как на это отреагировала, Валя, возможно инсценировав сердечный приступ.
   - Так…- задумалась Света, - Значит, и меня она хочет извести…
   - А, тебя зачем? – не понял Толик.
   - На тот случай, если ты успеешь сообщить мне, то о чём расскажет тебе Ира.
   - А, где гарантия, что ты не успеешь рассказать ещё кому-то?
   - Гарантии никакой, но это будет уже из десятых уст. И концы в воду! Слухи так и останутся слухами! Мне наплевать! Я не собираюсь вытаскивать её на чистую воду. Лишь бы она оставила нас в покое!
   - Каким образом, она оставит нас в покое, если мы для неё, камень преткновения?
   - Это вопрос…Знаешь, что, - с сарказмом начала она, - Ты, завтра подаёшь заявление на развод! Я закатываю скандал! Прихожу к Вале, пью её дорогой коньячок, плачу в жилетку. Главное убедить её в том, что я такая несчастная! И, между делом, примусь обрабатывать Валька!
   - А, Валёк, причём? – опешил Толик.
    Света подняла указательный палец правой руки, - Нужно сбить Валька с толку. Сломать его шоколадную жизнь! И пусть, потом Валюха возится с ним! Я уж, найду способ соблазнить его!
   - Ты что, в постель его уложишь?
   - Не хами!  Ты у своей, выуди всё, что сможешь! Только не нахрапом!  Лаской!  Угождай! Пресмыкайся, но найди какую-нибудь зацепку! Держи меня в курсе. Она задумала поссорить нас, а мы поссорим их!  Видишь, как она занервинчала, когда ты намекнул на её козни! Если у нас получится, Валюха возьмёт тайм-аут, а мы сможем трезво оценить обстановку. Главное, выиграть время!
   Такой план пришёлся Толику по душе. Во-первых, не придётся обманывать Иру, чтоб не усугублять её болезнь. Во-вторых, Света как бы официально, дала ему добро, - жить с Ирой. В-третьих, Света сделалась его союзницей в деле разоблачения Валентины. Теперь нужно перетянуть на свою сторону Иру. А это непростая задача, учитывая то обстоятельство, что она в любой момент может сойти с катушек.
   Попрощавшись со Светой, Толик поехал к Ире.
24
      Относительно легко составлять планы, однако нужно обладать недюжинными способностями и средствами, чтобы реализовать их. Дело в том, что, казалось бы, продумав свои действия до мельчайших подробностей, ты вдруг сталкиваешься с такой реальностью, что приходиться на ходу, либо вносить коррективы, либо менять весь план. Но если план проработан до самых фантастических нюансов, тогда его легко скорректировать в нужную тебе сторону.
   Ира болтала о всякой чепухе, но, ни словом не обмолвилась о своих непростых отношениях с Валентиной. Её серые глаза излучали такое победное довольство, что она на какое-то время забылась, но не утратила чувства самосохранения.
   Она прыгала от радости, кинулась ему на шею, когда он сказал, что подал заявление на развод и, что через месяц они поженятся. Она восторженно рассказывала ему о своих планах на их жизнь после свадьбы, нисколько не сомневаясь в призрачности своей мечты.
   Ей и в голову не приходила простая мысль о том, каким образом всё так удачно сложилось? Почему агрессивная и обиженная Света, не пришла к ней и не устроила скандал? Почему Валентина, вместо того, чтобы радоваться её счастью, советовала  не торопиться, ссылаясь на то, что они с Толиком не очень хорошо знают друг друга? Нужно пожить годик, другой, советовала Валентина, - притереться. Почему, наконец, Толик потакал всем её бредовым капризам, и никогда, не выговаривал ей, когда очередная её затея рушилась из-за своей несостоятельности?
   Свадебное платье? Пожалуйста! Пол городка собрать на голову? Не вопрос! Кортеж автомобилей, с кольцами, разноцветными шарами и ленточками? Будет! Но все её розовые мечты, рухнули, как карточный домик, когда Валентина категорично отказалась оплачивать эту дорогостоящую прихоть! Сошлись на скромном мероприятии, в кругу самых близких людей, одном автомобиле, но без куклы, колец и ленточек.
   Свадьба прошла, как нельзя лучше; с пьяными криками: «горько!», с дракой, и всякими другими, подобающими случаю, «прелестями».
   Света обхаживала Валька. Валентина пребывала в прострации, подсчитывая убытки. Первый этап плана, - брак, - прошёл успешно. Второй, охмурение Валька, также, видимо не дал сбоев. Нужно было, разговорить Иру по существу вопроса, а это требовало времени и осторожности. Но времени не осталось. Валентина, узнав о шашнях Валька со Светой, пошла в атаку! Но не Света стала объектом её преследований, а Толик!
   В конце концов, что ей Валёк? Отработанный материал. Когда они жили в бедности, он обеспечивал семью. А теперь, когда она при деньгах? Зачем ей нужен этот обрюзгший, с неприлично выпирающим животом, беспринципный тип, с тонкими, кривыми ногами, которого она когда-то спасла от пьянки, ради себя и детей? И, как это Светка, не брезгует ложиться с ним в одну постель? Слишком всё это нелепо, и не похоже на Светку. Красивая женщина, стройная, ухоженная, не терпящая ни малейшей грязи, и вдруг такой адюльтер!
   В этой части плана, схема не сработала. Валентина уже давно не обращала должного внимания на Валька, - она его просто презирала. Но, как и любая женщина, расстроилась из-за того, что Валёк изменил ей, пусть даже она была не уверенна в том, что Света зашла в своих заигрываниях слишком далеко.
   На очередной тайной вечере со Светой, у себя на даче, Толик спросил:
   - Как успехи?
   - Пустой номер! – сказала Света, - Валёк ничего не знает. Как я его ни крутила, - бесполезно!
   - Ты спала с ним? – в лоб спросил Толик?
   - Тебе-то что?! – обозлилась Света, - Спала…не спала…Не спала! Заигрывала, и только! Ты что, ревнуешь?! – расхохоталась она.
   - Ревную!
   - Ну, ты и фрукт! Из-за какой-то ерунды, меня бросил, и туда же!
   - Ладно, не начинай…Не время выяснять отношения. Валентина уже разволновалась, но не по поводу твоего охмурения Валька. Она что-то заподозрила. Ведь, не простушка  же она! И козе понятно, что такой женщине, как ты, Валёк нужен для других целей. Споить его тоже не получается?
   - Куда там! Он всё моё элитное кофе сожрал! Взбадривается!
   - Ну и, как? – рассмеялся Толик, вспомнив, как Валёк взбадривается.
   - Что как? – не поняла Света.
   - Взбодрился?
   - У тебя одни пошлости на уме! – обиделась Света, - У него такой страх перед Валентиной, что, по-моему, у него всё падает, как только он представит её в образе мегеры!  Дохлый номер этот Валёк!
   - Слушай! – Толик вскочил с дивана, вспомнив одну историю, - Помнишь, много лет назад пропала близкая подруга Валентины? Её так и не нашли. Исчезла без следа!
   - Ты думаешь, что к этому причастна Валюха?
   - Вполне возможно.  Если она своего Валька чуть не зарубила, значит, есть у неё такая наклонность. К тебе в салон приходят, чуть ли не все женщины района. Среди них, наверняка, и жёны ментов. Вот кого нужно крутить!
   - Действительно. Я как-то не подумала об этом. Есть! Есть! В то время, её муж был простым лейтенантом, а теперь заведует уголовным розыском! Фу! Как вспомню этого Валька, недоноска, как он всё моё элитное кофе слопал!
  - Ладно, не расстраивайся. Кофе не главное. Важно, что Валентина выбита из колеи!
   - А я, не выбита? Ты сейчас поедешь к своей, будешь крутить с ней любовь-морковь, а мне в четырёх стенных, опять одной куковать! Надоело! – она заплакала.
   Толик растерялся. Можно было ожидать от уверенной в себе Светы, чего угодно, но не слёз. Впрочем, слёзы самое древнее и убедительное оружие женщин.
   План проваливался. Ёщё не окончательно, но дал трещину. Не всё поддаётся логике. Света назвала Валентину, «мегерой», а мегера, это богиня мщения. Под маской добродетели, скрывалась злая женщина, способная, без всяких сомнений, втоптать в грязь любого, кто посягнёт на её интересы.
   Валентине потребовалось долгое время, чтобы подняться на высокую ступень общественной жизни, но для того, чтобы упасть в пропасть, иногда нужно очень короткое время. Обладая устойчивыми психологическими качествами, проанализировав создавшуюся ситуацию, она пришла к выводу, что безмозглая Ирина, опаснее, чем Толик и Света, которых она видела насквозь.
   Легче «расколоть», людей считающих себя интеллектуалами, склонных к разглагольствованиям, чем людей тупых и упёртых. Ира была совершенно иного психического склада, чем Света. Её низкий умственный уровень, мог скрывать таинственные силы, уходящие своими корнями в необозримую древность. Вот эти скрытые силы могли, при незначительном толчке извне, проявиться и обрести руководство к действию.
Иру нельзя было сбрасывать со счетов, из-за её непредсказуемости и полного отсутствия логики.
   Какой - либо просвет в аллеях её тёмного мозга, мог доставить Валентине большие неприятности. Если, действительно, Валентина была замешана в каком-нибудь преступлении, тогда ей придётся изолировать  Иру. Если считать, что психушка, в которой Ирина «лечилась» три месяца – дело рук Валентины, тогда следовало ждать от неё ещё более изощрённых интриг. Нет, не банального убийства, а ювелирной  ликвидации.  Доведение Иры до состояния полного сумасшествия, когда уже невозможно поверить индивиду,  потерявшему  человеческий облик, одна из форм убийства, пусть и морального.
   В наши дни смерть сделалась до того обыденным явлением, что исчезновение сознательной личности, в известном направлении, не вызывает сильных эмоций или великой скорби, как это было в недавнем прошлом, когда чувства были обострены. Впрочем, по правде говоря, исчезновение сознательной личности, в той или иной форме, не может повлиять на ход существования иной личности, постольку, поскольку оставшиеся в живых, довольны уже тем, что живы. Редко кто дорожит своей жизнью до тех пор, пока какая-нибудь тяжёлая болезнь не прикуёт их к смертному одру. Только тогда начинаешь осознавать всю прелесть бездарно растраченной жизни, хотя, честно говоря, - какая разница в том, как ты её растратил, если между мечтой и реализацией этой мечты – пропасть?
25
       Толику иногда казалось, что он перестаёт быть самим собой, и делает всё на автомате, не сообразуясь со своим разумом. Ничего изнуряющего в его труде, - погрузка-разгрузка, не было, но он не мог не подпасть под влияние Валентины.
Во-первых, потому что она была женщиной красивой и обаятельной, и, во-вторых, её бурное участие в его совместной жизни с Ирой, делало его зависимым от неё, в том  плане, что невозможно было не подпасть под её влияние, когда она, по правде говоря, содержала их за свой счёт. Противоречить ей, Толику было как-то неловко, хотя её великодушие могло внезапно перейти к кровожадной жестокости.
   Свете, в этом отношении, было легче - свободная от каких либо обязательств перед Валентиной, независимая в финансовом плане, имеющая огромный блат, как среди администрации района, так и среди жён влиятельных особ, она могла позволить себе вести независимое расследование в рамках своего общественного положения. Однако никакой личный интерес, не мог подавить в ней чувства самосохранения, которое более присуще  женщинам, чем мужчинам. 
   Профессия стилистки, обязывающая вести себя с клиентками, тактично и предупреждающе, так выгладило её, некогда несносный характер, что людям  знавшим её с детства, приходилось удивляться поразительным преобразованиям,  которые произошли в ней, вследствие взросления и обретения опыта.
   Внезапно сделавшись популярной, она не «заболела звёздной болезнью», по той простой причине, что работа сделалась доходным местом, которое позволяло ей жить достойно и не отказывать себе ни в чём. Если бы не глупость Толика, ушедшего из семьи, чтобы не портить ей жизнь, она так и жила бы счастливой жизнью, без сильных встрясок, зная о невзгодах чужой жизни со слов своих клиенток, как бы со стороны.
   Необычная лёгкость, с которой женщины тратили деньги в салоне для того, чтобы выглядеть привлекательно и красиво, обеспечили ей безбедную жизнь, которую, опять же, Толик втоптал в грязь! Теперь же, пытаясь разобраться в перипетиях тех взаимоотношений, которые сложились между Валентиной и Ириной, она имела свою выгоду, можно сказать, свой процент. Личный её интерес, заключался в том, чтобы вернуть себе мужа, даже если при этом придётся уничтожить Ирину. Всякое неожиданное препятствие будет сметено ею со свойственной ей стремительностью! Но при этом, нужно скрывать свою ярость, которая переполняла её при одной мысли о близости Ирины с Толиком! А то, что она сама изменяла Толику с молодым любовником, её как-то не волновало, так как на тот период, он был для неё конченым человеком! И не её вина в том, что так случилось. Во всём виноват Толик – в этом она нисколько не сомневалась!
   Человеческий организм устроен так, чтобы удовлетворять свои потребности. Неправдоподобные мнения о том, что женщина может смириться с нанесённой ей глубокой обидой, это всего лишь легенды, выдуманные самими же женщинами. Этим и объясняется та необычайная лёгкость, с которой чрезвычайно легковерные мужчины проглатывают очередной миф. Женщины ничего и никогда не забывают, даже молекулярную мелочь столетней давности, которую они выливают на голову мужчине, стоит лишь тому в очередной раз проштрафиться! Невероятное для неё не существует, и это надо помнить, если ты оказался среди трёх неоднозначных женщин, ведь можно и заблудиться, как в трёх соснах.
   Для некоторых женщин любовь становится счастьем, для некоторых – трагедией всей жизни. Любили ли Валентина Валька, Света Толика, а Ирина того же Толика?  То, что любовь недолговечна, как естество, было известно ещё до нашей эры. Быть футбольным мячом в играх трёх женщин, Толику совсем не улыбалось. Его метало, как песчинку вздымаемую ветром, от одной женщины к другой, а от другой к третьей. Он ощущал себя игральной картой среди козырных дам. Прикинувшись валетом, он со всё возрастающей тревогой, гадал – какая же из этих козырных дам возьмёт его в свой прикуп?
   Валентина никогда не любила Валька. Вышла замуж за него, во-первых, потому, что им легко было управлять, во-вторых – Валёк в молодости был крепким, сильным, хотя и туповатым парнем. Умной женщине не нужен муж с интеллектом Карла Маркса. Валёк был счастлив уже оттого, что женился на красивой девушке. Он и не подозревал, что Валентина считала его умственно отсталым. Сделавшись  владелицей сети магазинов, она держала Валька возле себя, во-первых, иметь мужа всегда престижно, и, во-вторых, из-за жалости к нему. Он вызывал у неё брезгливое презрение одним лишь своим животным существованием. Не блиставший умом, к сорока годам растолстевший и обрюзгший, Валёк стал для Валентины обузой. Поэтому она и устроила его на вахту, чтобы он, хотя бы пятнадцать дней не мозолил ей глаза. Был ли у Валентины любовник? Был! Старше неё на двадцать лет, из её же делового круга.
   Любила ли Света Толика?  Если бы любила, то не бросила его на произвол судьбы и не завела молодого любовника. Но хоть что-то в Толике было, когда она выходила за него замуж? Что-то такое симпатичное было в нём, если она решила выбрать его в мужья? Ибо не мужчина выбирает женщину, а женщина мужчину. Какие бы ни были чувства у Светы к Толику, характерными их чертами являлись односторонность и преувеличение. В этом отношении, Света ничем другим не отличалась от многих других женщин.
    Мужчина обязан обеспечить женщину всем необходимым, чтобы она была счастлива с ним в браке. Если плоды любви – дети, это неотъемлемая часть счастья, пока они не повзрослели, то деньги, особенно большие деньги, могут сыграть, как стабилизирующую роль, так и явиться яблоком раздора, даже между мужем и женой. Деньги, это возбудители всего тёмного и пошлого, что, до поры до времени, скрыто в недрах человеческого естества.
   Света обеспечила себе безбедную жизнь сама, и считала, что она имеет полное моральное право вести себя так, как ей это хочется. Любовник стал для неё смыслом жизни, но когда тот исчез, переметнувшись к более молоденькой, тогда она задумалась над внезапными поворотами своей судьбы. Это событие, осложнившее её жизнь, заставило вернуться на исходную позицию, то есть, к Толику. Незачем обращаться к призрачному будущему, заводить нового любовника, когда есть героическое прошлое, в лице Толика! Нужно бороться и победить, чтобы не остаться одной на старости лет, проклиная себя за минутную слабость!
   Любила ли Ирина Толика? Трудно сказать. Кто знает, что творится в голове, у женщины,  побывавшей в психушке, которая начисто лишена всяких критических способностей? Её медикаментозно промытые мозги, неспособность видеть правильно то, что происходит в реальности, когда на место фактов заступили галлюцинации, не могли трезво оценить сложившуюся ситуацию. Толик стал для неё той стеной, за которой можно было спрятаться и переждать надвигающуюся бурю. Но о том, что скоро грянет буря, она и не догадывалась. Занятая мелкими бытовыми проблемами, она не видела туч, сгустившихся над нею.
26
     Толик лежал на диване у себя в хижине – читал Конфуция «Суждения и беседы». Мурка устроилась в кресле, а Джек на паласе возле дивана. Дрова в растопленной печке лениво потрескивали, и им троим было уютно и комфортно в этой, почти первобытной, благодати.
   Втянутый, какой-то неведомой силой, в водоворот  событий, Толик, пытался серьёзным чтением подавить  нарастающую в душе тревогу, которая, вот уже две недели преследовала его. Он знал, что женщины всегда впадают в крайности, и они не ведают ни колебаний, ни сомнений, когда кто-то посягает на их чувства. Это были уже не мелкие семейные дрязги, которые улаживаются тем или иным способом.
   Одного факта участия женщины в твоей судьбе, достаточно для того, чтобы призадуматься над вопросом: С какого-такого перепугу, такое пристальное внимание к твоей незначительной персоне? Не было в нём ни значительного интеллектуального уровня, он не был публичным человеком, не имел ни денег, ни  жилья.  Да, он прописан в квартире у Светы, но он не претендует на квадратные метры. Более всего, он хотел, чтобы его оставили в покое! Преувеличивать свою значимость, было не в его характере. Никогда не пытаться доказывать что-нибудь рассуждениями, особенно женщине, вот золотое правило спокойной жизни.
   Джек насторожился, встал на ноги, весело завилял хвостом, и с визгом кинулся к двери. Толик отложил книгу и поднялся с дивана. Пришла Ира, - холодная с мороза, любимица Джека. Поставила на кухонный стол большой пакет, потрепала Джека за холку, смачно поцеловала его влажный, холодный нос, прошла в комнату, и скинула шубу на диван. Заночевать сегодня в хижине они уговорились ещё накануне. В пакете оказалась всякая вкусная снедь, не забыла она и про Джека и Мурку, копчённый куриный окорочок , - Джеку, ливерную колбасу, - Мурке.
   Животные всегда чувствуют хорошего человека. Не потому, что он их кормит, бывает и домашний пёс, набрасывается на хозяина, а кошка до крови царапает руки и лицо хозяйки, нет - первобытные инстинкты, не затронутые цивилизацией, скорее всего, преобладали в поведение Иры, что и способствовали таким дружеским отношениям Джека и Мурки к ней.
   - Валентина сегодня двадцатку мне занесла! – Ира улыбнулась и подмигнула Толику.
   - К нам, что ли приходила? – удивился Толик.
   - К нам! Не мне же ходить за её подаяниями!
   - Ничего себе подаяния! Мне полтора месяца надо работать, чтоб такие деньги заработать!
   - Будешь зарабатывать больше! – она подняла указательный палец правой руки вверх, -
С завтрашнего дня будешь у неё водителем, а грузчика она уже приняла! Получать будешь тридцатку. Я с ней  договорились!
   - И я об этом узнаю последним! – возмутился Толик, - Опять комиссию проходить!
   - Не волнуйся, родной! У неё же всё схвачено! Справки  готовы. Завтра пойдёшь в поликлинику и заберёшь.
   - Как это у тебя получается – непонятно, - сказал Толик, - К ней люди ходят на поклон, чтобы выклянчить денег для бедных и обездоленных, а тебе она сама приносит… Странно как-то…
    - Уметь надо! – торжествовала Ира, - Мы с ней одной верёвочкой повязаны.
   - Только не говори, что ты её внебрачная дочь! – рассмеялся Толик.
   - Хуже, Толик, хуже…- она побледнела, - ну, да ладно…Будем ужинать!  Джек иди сюда!
   Джеку не нужно было подходить к ней, так как он всё это время вертелся у неё под  ногами.
   - Сидеть! – приказала Ира Джеку, - Тот сел и уставился преданными глазами на неё. Ира подбросила копчённый окорочок вверх, Джек подпрыгнул, схватил деликатес на лету, отошёл в угол комнаты, лёг на пол, и, зажав добычу между передними  лапами, принялся смаковать! Мурке она нарезала несколько кружочков ливерной колбасы, и положила в миску.
   - Кушай, Мурочка, кушай моё солнышко, - она погладила Мурку по темечку. Мурка утробно урчала и ела колбасу.
   - Ириша, ты знаешь, что это за работа, развозить товар по магазинам? Ни выходных, никакой личной жизни!
   - Щас! А то я не знаю! Будешь у неё личным водителем! Джип, вот твоя работа! В город съездишь, по области, по району, ничего сложного. Да, кстати, ты знаешь, что у неё в городе есть любовник?
   - Догадываюсь, - усмехнулся Толик, - Это что, ждать её, пока она с ним натешится?
   - Согласись, что это лучше, чем приходить домой в час ночи, и почти не иметь выходных.
   - Никогда не думал, что окажусь в роли сводника!
   - Ну, какой сводник, Толик? У них отношения завязались ещё до тебя. Ты будешь у неё чем-то вроде доверенного лица.
   - А, если Валёк узнает?
   - Надеюсь, не от тебя?
   - Нет, конечно. Дело тут вот в чём. Предположим, Валёк узнает, тогда я первым окажусь у неё на подозрении. А, если она сама устроит утечку информации?
   - С неё станется! – Ира задумалась, - Нужно как-то оградить тебя от этой грязи.
   - Как?
   - А я знаю? – Она задумалась, - Но с другой стороны, не вечно же, тебе вкалывать за гроши!
   - Не нравится мне всё это, - сказал Толик, -  Подумай, зачем Валентине личный водитель, когда она сама прекрасно водит машину?
   - Для престижа! – зло проговорила Ира, - Вечно ты чем-то недоволен! Я ему блатную работу, а он ещё артачится!
   - Дело не в работе, - спокойно сказал Толик, - Подозрение, если оно зародилось, превращается в очевидное доказательство, даже, если нет фактов. Таким, как Валёк, факты не нужны! Достаточно того, что я катаю его жену!
   - Ты боишься Валька, мой милый? –  На её худом лице промелькнула презрительная улыбка.
   - Никого я не боюсь! – обиделся Толик, - Я своё отбоялся!
   - Не ври! – Запахло скандалом. Джек сидел у ног Иры, и удивлённо переводил глаза, с Толика на Иру и обратно, - Я сама так думала до недавнего времени! Я теперь жить хочу! И ты такой же! Когда тебе терять нечего, смерть лучший выход! А теперь, когда жизнь налаживается, я не хочу умирать, и ты тоже! Не ври!
   - Тогда скажи, - осторожно начал Толик, - почему Валентина потакает тебе во всём?
   - Не твоё дело! – Она вскочила со стула, схватила шубу, и кинулась к дверям. Пока она возилась с засовом, Толик успел опередить её и преградил путь к отступлению.
   - Ира, успокойся! – он вырвал шубу из её рук, оттолкнул от дверей, - Вернись на место! Или я или она! Хватит играть комедию!
   Джек прыгал возле них, лаял, и вдруг вырвал шубу из рук Толика и потащил волоком в комнату. Ира ошалело смотрела ему вслед, потом кинулась за ним, выхватила шубу из зубов Джека, и внимательно стала разглядывать, - не порвал ли он эту дамскую драгоценность? Не успел!
   - И ты, Джек, против меня? – прохрипела она. Джек подпрыгнул, лизнул её в лицо, что-то собачье пролаял, будто призывая её остаться и не делать глупостей. Ира кинула шубу на пол, рухнула на диван, зарыдала, закрыв лицо ладонями. Джек положил голову ей на колени и завыл.
   «Собачий вой, это к смерти, или к пожару», - подумал Толик. Он хотел было присесть на диван возле Иры, но Джек неожиданно оскалился и злобно зарычал на него. Пришлось пересесть в кресло, взяв Мурку на руки. Ира рыдала взахлёб, её узкие плечи вздрагивали, а слёзы капали на голову Джека.  Джек то лаял, то выл, - в хижине нависла угроза чего-то тяжёлого и неотвратимого.
   Что было делать Толику в такой ситуации? Выжидать. Сейчас говорить Ире что-нибудь, успокаивать – бесполезно. Джек явно не одобрял произошедшее, что и вызвало у него свирепую ненависть не столько к Толику, сколько к надвигающейся опасности.
   Джек, который ещё полгода назад, находился на грани между жизнью и смертью, своим древним, собачьим инстинктом остро ощутил приближающийся раскол между Ирой и Толиком. Но терять вновь обретённых хозяев, он не желал! Джек хотел видеть в своих спасителях героев, а не расхлябанную размазню! Насколько была сильна в нём воля к жизни, настолько он не переносил деспотичную власть одного индивида над другим! Так всегда бывает с собаками, верными друзьями человека,  которые руководствуются инстинктами, а не заумными рассуждениями.
   А что, Мурка? Мурка тоже была напугана, но в отличие от Джека, не лаяла и не мяукала, а ёрзала, пытаясь вырваться из рук Толика. Она лежала у него на коленях и с опаской прислушивалась к лаю и вою Джека. Мурка, как и любая кошка, не доверяла собакам, этим вечно преследующих их предсказуемых мучителей. Но Джеку она доверяла, возможно, оттого, что видела того некогда бессильным и беспомощным.
   Подпав под влияние грозной опасности, Мурка, вырвалась из рук Толика, вскочила на шкаф, и ощетинилась! Зубы у неё оскалились, усики взлетели вверх! Таким образом, Толик остался один, даже друзья-животные оказались не на его стороне!
   Как это часто случается у обиженных женщин, Ира, отплакав, обернулась к Толику и твёрдо, с металлом в голосе, сказала:
   - Никогда не спрашивай меня о моих отношениях с Валентиной! Никогда! Слышишь? Когда придёт время, я сама расскажу обо всём! Слышишь?
   - Хорошо, - ответил Толик, - Больше не буду. – Он встал с кресла, сел на диван рядом с Ирой, обнял её. Ира уткнулась лицом ему в грудь, и Толик понял, что гроза на сей раз, миновала.
   Джек, почувствовав разрядку напряжённости, с чувством глубокого удовлетворения, устало прилёг на палас у ног Толика. Мурка покинула стратегическую высоту, - шкаф, с которого наблюдала за сражением местного значения, и вернулась в кресло. Наступило зыбкое перемирие, которое могло взорваться от очередного неосторожного слова!
   Парламентёры, Джек и Мурка, которые тоже подверглись опасности быть брошенными на произвол судьбы, из-за свары между хозяевами, всё ещё пребывали в жутком напряжении, реагируя на каждый шорох ночи, не доверяя ни одной из сторон недавнего конфликта.
   Образовались, как бы две партии – радикальные, Ира и Джек, и колеблющаяся Мурка, в конце концов, примкнувшая к Толику. Ни у кого из них не было чёткой партийной линии, но каждая из сторон готова была пойти на крайние меры, если примирение всё - таки не состоится.
   Кто-то должен будет уступить пальму первенства, засунуть свою гордость в одно место, уничтожить все свои права, и ощутить на себе железную хватку другого, если этого не произойдёт, -  все, без исключения, Толик, Ира, Джек и Мурка, вновь оказались бы выброшенными на обочину жизни. Стоила ли борьба за эфемерные принципы таких кардинальных жертв? Наверное, нет. Но кому-то придётся пойти на поклон к другому, чтобы не разрушить уже создавшиеся реальные условия своего существования. Компромисс не капитуляция, а всего лишь повод отступить и собраться с силами, - трезво оценить ситуацию.
   А за стенами хижины разыгралась метель, как будто вой Джека, хоть и с запозданием, передался непогоде. Ветер рвал провода, с треском ломались сухие ветви лиственниц, протяжно скрипела плохо закрытая дверь сарая. Толику нужно было выйти во двор, закрыть дверь, чтобы больше не слышать удручающий скрежет несмазанных петель. Но он не мог даже пошевельнуться, чтобы не потревожить Иру, уткнувшуюся лицом ему в грудь.
   Он вдруг почувствовал тяжёлую усталость. Ещё недавно, не испытывая никаких сомнений относительно того, что представляет из себя Ира, он понял своё заблуждение, когда она сегодня вдруг проявила свою авторитарность и нетерпимость. Малейшее прекословие с его стороны, немедленно вызвало в ней яростные крики и бурные ругательства, которые остались, по понятным причинам, за полями воспроизведённого текста.
   Больше он не будет настаивать на своём, иначе и его жизнь, и жизнь Иры, подвергнется опасности. Когда человек устаёт от самого себя, он перестаёт бурно реагировать даже на самые животрепещущие темы. Толик устал. Его уже мало волновало то обстоятельство, каким образом умная Валентина оказалась в зависимости от недалёкой Иры?
   Как он был слеп, относясь к Ире снисходительно, без должного пиетета! Он только сегодня, сейчас осознал, что его доброта, мало её трогает, вероятно, потому, что для неё это одна из форм слабости. Но и сатрапия не выход из создавшейся ситуации. Непредсказуемость её больной натуры не поддавалась никакой, даже самой изощрённой логике. Предоставленная самой себе в течение долгого времени, она утеряла контроль над реальной жизнью, и обитала в мире собственных иллюзий и несбыточных мечтаний.
  Верить в преобладание разума над инстинктами – это значит не знать её психологии. Она слишком управляется бессознательным, чтобы можно было, хоть как-то повлиять на её поведение. Беспорядок, который царит в её головном мозгу, мог подчиниться только тирании с его стороны, но никак не разъяснению. Её кажущуюся гордость нужно подавить своей непререкаемостью и железной волей, иначе эти вспышки возмущения будут продолжаться до бесконечности.
27
       Нежданно - негаданно, Толик вернулся к своей основной профессии, сел за руль джипа, катая Валентину по деловым сходкам, областным заседаниям, и, конечно же, к любовнику, которого Валентина не очень-то и скрывала.
   Жизнь делового человека не может зациклиться только на решении коммерческих проблем. Нужна разрядка. Каждый расслабляется по своему усмотрению, в меру своих же моральных качеств. Какое бы священное уважение ни вызывал тот или иной деловой человек, у обывателя, но его самого охватывает бессознательный ужас при одной мысли, что всё созданное им «непосильным трудом», может в одночасье рухнуть, если зарвавшись в своих претензиях на исключительность своего высокого положения в обществе, утеряешь контроль над ситуацией.
   Если жизнь простого человека, проходит, в основном, в пустых разговорах, в выстраивании несбыточных мечтаний, то деловой человек живёт в постоянном стрессе, и использует любую возможность для того, чтобы хоть на час забыться в объятиях  любимой.
   Обыватель зачастую возмущается, несправедливостью своего жизненного положения, однако в сравнении с тем, на что он готов, в своих разговорах, пойти ради своего благополучия, деловой человек должен бы показаться очень невинным, так как, деловому человеку, незачем идти на крайние меры, чтобы доказать свою значимость. Возможно, прошлое и преследует его в кошмарных снах, но даже потомственные негодяи, иногда проникаются самыми строгими принципами морали.
   Возможно, Валентина, в прошлом совершила какое-то преступление, но теперь-то она один из столпов общества! Заседает в советах разного уровня, занимается благотворительностью, пытаясь тем самым, загладить грехи молодости, ибо нет человека без греха.
   Не следует думать, будто какое-либо преступление производит сильное впечатление, даже на сентиментальных людей, если доказана справедливость наказания. Легко убедиться в этом, наблюдая, как мало действуют эти самые «непреложные доказательства» на большинство людей.
   Нужно иметь очень сильную психику, чтобы, вопреки, разъедающему твой мозг, ужасу совершённого  кровавого деяния, не оказаться под влиянием минутной слабости, и не пойти, куда следует - с повинной. Когда у тебя сложилась своя точка зрения на те, или иные события прошлого, тогда очень трудно сдерживать свою совесть от поползновений морали. Невозможно молчать, так как в этом случае, молчание не золото, а разрушающие мозг и душу вирусы, которые поедают тебя изнутри. Выходов два; либо сойти с ума от противоречивых импульсов совести, либо спиться. Неизвестно ещё, что лучше, - первое или второе…
   Толик пил чай в своей бывшей квартире, а Света рассказывала о том, что ей удалось выяснить в биографии Валентины у своей клиентки.
   - Ничего такого криминального, чтобы было за что зацепиться, - говорила Света, глядя своими зелёнными глазами куда-то в пространство, - Однажды, десять лет назад у неё угнали машину, вот и всё. Но, именно, в тот же, день, пропала её близкая подруга. Машину нашли в глубоком обрыве, в лесу. Никаких посторонних следов, кроме отпечатков пальцев Валентины, Валька, подруги и твоей Ирины. Вроде бы, ничего необычного, - отпечатки пальцев мужа, жены и подруги, - это естественно. Только с какого боку тут Ира, - непонятно. Понимаешь, в чём дело, никаких отпечатков пальцев угонщиков. Хотя в салоне нашли три бутылки из-под дорогого коньяка, но и на них нет посторонних следов. Но и это ещё не всё! На бутылках нет отпечатков пальцев Валька! Валёк в тот день был ещё на вахте!
   - И дело закрыли? – спросил Толик.
   - Дело закрыли, хотя и было предположение, что они сами пьяные улетели в обрыв, а потом, выбравшись, на попутке добрались до дому, а утром заявили об угоне. Машину нашли, вернули хозяйке, что и требовалось доказать.
   - А, как же пропавшая подруга?
   - А причём тут подруга? Её с ними не было. Так, во всяком случае, они сказали следователю.
   - А отпечатки пальцев подруги на бутылке?
   - Мало ли что… - задумалась Света, - Даже если Валентина причастна к её исчезновению, - доказательств никаких…
   - А, кто такая эта подруга? Ты её знаешь?
   - Конечно! Надежда Волович, моя клиентка. Она накануне взяла в банке кредит на миллион долларов под залог трёхкомнатной квартиры в Москве. Взяла наличными! Но следов этих денег не нашли. Пропали деньги! Исчезли! Она хотела расширить свой бизнес, открыть сеть магазинов по области, однако сеть магазинов открыла почему-то Валентина, через полгода!
   - И никто, ничего не заподозрил?
   - Толик, милый, она что – дура? Она тоже взяла кредит в миллион долларов, и давно рассчиталась с банком!
   - Но, если Валентина использовала деньги Волович, её легко можно было вычислить по номерам купюр. Наверняка в банке есть эти номера. Она же, как-то использовала этот миллион.
   - Это при нашем-то бардаке? Проснись, милый!  Я не знаю, каким образом Валентина причастна к этому делу, но то, что она хитрая и подлая стерва – нисколько не сомневаюсь! Нужно искать подругу или её труп!
   - Через десять лет? – засомневался Толик. – Да, и где мы его искать будем?
   - Там, где нашли машину, и будем искать!
   - Каким образом? Там уже, наверное, такие заросли, что никакой экскаватор не поможет! Это, во-первых.  Во-вторых, Светик, сейчас зима, а снег в лесу растает в июне.
   - И, что у нас в остатке?
   - Чистосердечное признание! – серьёзно ответил Толик.
   - Щас! Разбежалась она! Ты что бредишь?!
   - Нисколько! – Толик поднял указательный палец правой руки вверх, - Вот, что я заметил, когда возил её по городу. Я два раза видел её выходящей из церкви!
   - Ну, и что? – пожала плечами Света.
   - А то, что вылезала она из машины в другом месте, далеко от церкви, а меня отправляла в автосервис, хотя джип в прекрасном состоянии!
   - И ты следовал её приказу?
   - Конечно! Я же ей чеки привозил за обслугу. Всё по-честному!
   - Я же говорю, что она хитрая мразь! И, что из этого твоего предположения следует? Мода такая, Толик, - в церковь ходить!
   - Но ты же, не ходишь…
   - Ходила… - засмущалась Света, - Когда ты ушёл, а я осталась одна, - ходила…
   - И свечки ставила?
   - Ставила…
   - За упокой?
   - Кретин!
   - Согласен!
   - Так, что делать дальше будем? – спросила Света. – Детективы из нас никудышние!  А твоя, всё истерит, говоришь? Смотри, Толик, как бы она тебя не зарезала в постели!
   - Слушай, - рассмеялся Толик,- а это идея! Она меня зарежет, её арестуют, и она расколется! Ты только своей клиентке намекни, про то давнее дело. Пусть муж её поднимет то дело!
   - Я же говорю – кретин! Ты что, серьёзно?
   - Да нет, на всякий случай. А вдруг, действительно зарежет?
   - У тебя что, крыша поехала? Кто такими вещами шутит? Сам же когда-то говорил, что в каждой шутке, есть доля смерти.
  - А, если инсценировать?
   - Что?
   - Прогулку на тот свет!
   - Идиот!
   - Не согласен! Представляешь, она просыпается, я весь в крови, то есть в кетчупе, ты на стрёме, звонишь в полицию и дело раскрыто! Начальнику звёздочка, повышение по службе, операм искренняя благодарность!
   - Толик, ты садист! Так издеваться над больным человеком!  Ты, серьёзно?
   - Светик, а что делать? Разве это не вариант?
   - Контрольная по математике твой вариант!  Как я узнаю, что тебя уже зарезали? Как?!
  - Очень просто. Я буду держать мобилу под одеялом, и как только она запаникует, нажму на кнопку!
   - А я позвоню в полицию, они приедут и разоблачат тебя! Чушь какая-то!
   - А если договориться с полицией через твою клиентку?
   - Толик, у меня голова разболелась от твоих фантазий! Убирайся к своей убийце, и придумай что-нибудь убедительное!
   - Хорошо! Я сейчас уйду, но обязательно вернусь с фактами на руках!
   - Отваливай!
28
     Если ты человеку что-то обещал, вселил в него надежду, не отнимай её у него, сославшись на непредвиденные обстоятельства. Прежде чем брать на себя ответственность за какое-то решение, подумай о том, что можно кого-то обидеть так, что человек просто угаснет, потеряет интерес к жизни. Нужно просчитывать свои действия на три шага вперёд, прежде чем объявлять свой вердикт. Самая простая и категоричная форма внушения, легко проникает в мозговые сосуды, при условии её адаптации к текущему моменту. Облегчённая от словесного изобилия мысль, способна привлечь на твою сторону, даже твоих недругов. Не нужно никакой логической цепочки, никакой последовательности, - лишь самую суть, в двух словах.
   Бытует мнение, будто высшее образование позволяет сглаживать несносный характер, однако если человек хам, никакое, даже самые академические знания, не в состояние восполнить жуткие пробелы в воспитании.
   И то, и другое относится к подлой сущности человеческой натуры. Но был ли Толик подлым человеком? Казалось бы, высказал нелепую мысль, спровоцировать Иру на признание, всего-то и делов. Однако эта идея возникла в его голове, и какие бы благие намерения он ни преследовал, поступать, таким образом, с больным человеком, мягко говоря, некорректно. Слово не воробей, вылетит, не поймаешь, гласит народная мудрость. Как сказал поэт: «Строчки с кровью, убивают».
   Нельзя утверждать абсолютным образом, будто у Толика нет сострадания к Ирине, но подчинившись своим рассуждениям, охваченный азартом ищейки, он не заметил, как забрался в такие дебри своего разума, что заблудился, попытавшись больную фантазию претворить в реальность. Любую, даже самую глупую мысль, можно облечь в шутку, однако такой словесный блуд, не снимает с тебя ответственности за необдуманное слово, высказанное в пылу азарта.
   Толик, приютивший умирающего Джека и бездомную Мурку, по определению не мог быть плохим человеком. Толик, который сам умирал, ещё полгода назад, обязанный своим выздоровлением не только Лёхе и Валентине, но тем же, Джеку и Мурке, ибо мы ответственны за тех которых приручили, высказал глупость, и теперь мучился от этой своей опрометчивости.
   Легко заставить себя пожертвовать своей жизнью, ради благой цели, когда твоя жизнь ничего не стоит, в конце концов, это твоё личное дело. Но подставить под угрозу жизнь близкого тебе человека, это верх подлости! Чувство вины перед Ириной так овладело им, что он ходил за ней по пятам, угождая во всём. Он звонил ей, когда бывал в городе, подробно расспрашивал о её текущих делах, клялся в любви и преданности.
   Каждый раз, возвращаясь из города, он привозил Ирине какой-нибудь подарок, и она, как ребёнок, радовалась каждой безделушке. Чувство вины можно лишь загладить, но неприятный осадок, который образовался у него в душе, не давал ему покоя.
   С недавних пор, Валентина с каким-то зловещим пристрастием, стала расспрашивать его о здоровье Иры. Она советовала ему определить Иру в лечебницу и, даже бралась похлопотать в таком «благородном» деле. Толик понимал, что Валентине требовалось любым способом изолировать Иру от общества вообще, и от него лично, в частности. Видимо, Валентина ощущала себя сидящей на пороховой бочке, фитиль которой может загореться от одного неосторожного слова своёй подопечной.
   Как-то, вернувшись из города ночью, Валентина попросила Толика отвезти её не на квартиру, как это было всегда, а в офис. В офисе она достала из бара бутылку дорогого коньяка, протянула бутылку Толику, чтобы он её открыл и налил волшебный напиток в изящный фужер. Сделав приличный глоток, и закусив обломком шоколада, она, хищно улыбаясь, сказала:
   - Неужели, тебе не хочется выпить?
   - Хочется, - честно признался Толик, - иногда мне снятся сны, в которых я выпиваю. Просыпаюсь в ужасе, в холодном поту…кошмар! Оказывается, пить водку во сне – к тревоге и нужде в доме.
   - А коньяк? – рассмеялась Валентина.
   - Что коньяк? – не понял Толик.
   - Коньяк, когда снится – что означает?
   - Надо вспомнить…- Толик задумался, припоминая, что говорится о коньяке в «Соннике», - Вспомнил! Пить во сне коньяк – причинять вред своему здоровью. 
   - А Ирине ничего такого не снится? - хитро улыбаясь, спросила Валя.
   - Она не рассказывала, а я не спрашивал, - ответил Толик.
   - А ты спроси!
   «Я тебе сейчас спрошу! – подумал Толик,- Я тебе такого нафантазирую, что мало не покажется!».
   - А ты знаешь, - почему-то шёпотом, начал Толик, - как-то она рассказывала, что видела себя во сне в лесу. Ночь, она заблудилась, потеряла всякую надежду на спасение, и вдруг видение! – Толик сделал паузу.
   - Какое видение? – хрипло спросила Валентина.
   - Женщина! Представляешь, женщина, в испачканном  землёй платье, с прилипшими к лицу листьями, подошла к ней и сказала: «Я была живая, а вы меня похоронили. Я умоляю тебя, похороните меня по-человечески, иначе не будет мне покоя!».
   - Не может быть! – воскликнула Валентина, взяла дрожащей рукой бутылку, налила почти полный фужер коньяка и выпила до дна.
   - Что не может быть? – нарочно сделав глупое лицо, спросил Толик.
   - Бред! Бред! – она тяжело дышала, обернулась себе за спину, будто кто-то стоял у неё за спиной.
   - Да, всё нормально, Валя, - это всего лишь сон. Мало ли какая чепуха приснится. Вот в армии со мной случай был…
   - Какая армия? Причём тут армия?
  - Нет, ты послушай, Валя, - он взял бутылку и налил ей полфужера коньяка, - Отвёз я командира домой, это тридцать километров от нашей воинской части. Зима, метель, не видать ни зги. Еду обратно, и километров за пять до части машина сломалась. Ночь, вьюга, а до части пять километров топать. Бросил я машину на дороге, мобильников тогда не было, чтобы позвонить в гараж и вызвать помощь. И пошёл я пешком по сопкам, в темноте. Приблизительно, я знал, в каком направлении идти. Но как всегда, бывает в таких случаях, сбился с пути и заплутал! Ничего не видно, и вдруг огонёк! Мгновенно, в долю секунды блеснул огонёк, я сориентировался, и через час дошёл до части! Но фишка заключалась в том, что в части не было света! Ветер оборвал провода, когда я ещё не доехал до дома командира. Я-то подумал, что это сквозь метель пробился луч прожектора, но полная темень, которая окутала месторасположение нашего батальона, заставила меня поверить в путеводную звезду! Я до сих пор не могу разобраться в этой мистике! Но, ведь, что-то же, было, что указало мне путь!?
   - Слушай, Толик, неужели ты веришь в эту чушь? Может самолет пролетел, может вертолёт… - её ещё била нервная дрожь, несмотря на то, что она уже выпила больше полбутылки коньяка.
   - Погода была нелётная, а вертолёты в метель не летают, - быстро ответил Толик. – А тебе какие сны снятся? Наверное, золотые?
   - Не твоё дело! И часто ей этот сон снится? – осторожно спросила она.
   - Почти каждую ночь! Она уже вся извелась!
   - Вот, видишь, - Валентина ожила, успокоилась, взяла фужер с коньяком, и сделала небольшой глоток. – Я же тебе говорила – её лечить надо!
   - Я её лучшее лекарство!
   - И тебя вместе с ней!
   - Да, хоть куда! Но только с ней!
   - Любишь?
   - Люблю!
   - А, как же Света? Неужели разлюбил? Такая женщина! И на кого ты её променял? На психопатку!  Ни кожи, ни рожи…Чем она лучше Светы? Колись!
   - Во-первых, ты мне её подсунула. Во-вторых, как сказал поэт: Никогда не возвращайся в прежние места. И, в-третьих, совесть не позволяет мне, поступить с ней по-скотски.
   - А, где была твоя совесть, когда ты начал бухать, и бросил Светку? Где была твоя совесть, когда ты вшивый и грязный валялся под забором? Где была твоя совесть, когда детей, при живом отце, сделал сиротами? Чуть что, сразу совесть у него просыпается!
   - Вот только, не нужно спекулировать детьми! Чуть что, сразу – бедные дети! Да, у них у самих уже свои дети!
   - Нарожаете кучу детей, а потом бежите ко мне – помогите Валентина Ивановна! Не дайте погибнуть деткам от голода! Зачем рожали столько? Не пойму! Зачем плодить нищету?
   - Валя, опомнись! – Толику сделалось не по себе от такого неприкрытого цинизма Валентины, - Ты ничего не понимаешь! Если все будут с высшим образованием, сидеть в офисах, кто же будет вас обслуживать? Откуда возьмутся строители, сантехники, электрики и другая рабсила? Ваши детки – белоручки! Они и гвоздя забить не могут! Вы, как те два генерала у Салтыкова-Щедрина, которые подохли бы с голоду, если бы не мужик, который их накормил! А пушечное мясо? Ты своих детей,  что ли пошлёшь умирать за Родину? Да вы в Америку сбежите, а ещё рассуждаешь! 
   - А, если так, тогда, знай своё место! – зло сказала Валентина, - Умный какой! Только и мечтаете о том, как бы нас уничтожить! Да вы без нас – никто и имя ваше – никак!
   - Но и ты помни имя своё! – обозлился Толик, - Вспомни из какой грязи ты выкарбкалась!
   - Ладно, не наглей! Отвези меня домой, и иди к своей психопатке!
   На этот её последний выпад, Толик не ответил. Он отвёз её домой и поехал к Ире.
29
      «Завтра же Валентина кинется к Ире, - думал Толик - и устроит допрос с пристрастием. Для Иры, неспособной ни к размышлению, ни к рассуждению, эта его фантазия о несуществующем сне, может обернуться катастрофой! Этот его экспромт, ускорит развязку, и, возможно окончательно сведёт Иру с ума, а Валентина пристроит её в лечебницу для душевнобольных. И будет у неё своя палата номер шесть, где она и проведёт остаток жизни. И виноват в этом будет он, Толик, который придумал невероятную легенду, до того чрезвычайно живую, что Валентина проглотила наживку, и даже не поморщилась!».
   Первое, о чём спросил Толик Иру, когда вошёл в квартиру, было:
   - Валентина не звонила?
   - Звонила. Предложила прокатиться с ней в одно место.
   - Какое ещё место? – Толик похолодел, при мысли о том, что Валентина завтра расправиться с Ирой.
   - В город, на обследование, - наивно ответила Ира, - Она хочет взять меня к себе продавщицей в один из своих магазинов – нужно пройти комиссию.
   - А у нас в поликлинике нельзя? У неё же всё схвачено!
   - У нас в поликлинике ремонт. Врачи ютятся в стоматологии.
   - Какая разница, где они ютятся! Сляпать бумажку, можно хоть где! Ну, ладно. Я вас повезу, и буду ждать тебя во всех коридорах всех поликлиник!
   - Ничего подобного. Ты нас не повезёшь. Валентина сама будет за рулём. У тебя завтра отгул. Заодно посмотришь плиту, что-то большая конфорка плохо греет.
   - Какая плита? О чём ты говоришь!  Зачем ты согласилась на эту работу?
   - А, что мне было делать? Сижу в четырёх стенах, ты приходишь ночами. Мы почти не видимся! А так, хоть общение, новые люди. Ты не хочешь, чтобы я работала?
   - Не хочу! Во всяком случае, не у неё!
   - А, где ещё? – на глаза у Иры навернулись слёзы, - С моим прошлым, меня даже уборщицей не возьмут…
   - Хорошо, езжай, - Толик уже знал, что ему нужно предпринять, чтобы помешать коварству Валентины. – Во сколько выезжаете?
   - В девять утра. Ты подвезёшь меня к её подъезду, она будет ждать. Придёшь домой, не забудь про плиту.
   - Не забуду! – кивнул Толик.
   В шесть часов утра, он осторожно, чтобы не потревожить Иру, встал с кровати и прошёл в ванную. Позвонил по мобиле Свете, сказал, что нужно срочно встретиться.
   Почему Валентина позвонила Ире? Знала же, наверняка, что Ира об их разговоре сообщит Толику, а он что-нибудь придумает, чтобы не пустить Иру в город. Что это;  чёрный юмор, злой умысел или жестокая шутка? Если бы Толик начал отговаривать Иру от этой поездке, тогда мог случиться скандал, а это чревато было нервным расстройством. Болезнь Иры проявилась бы с новой силой и, тогда её действительно нужно было укладывать в лечебницу. Возможно, такого исхода и добивалась хитрая Валентина. Она что, поиздеваться захотела над ним, типа; вот, ты какой тупой – попробуй, переиграй меня! Было бы забавно, если не так опасно.
   К девяти часам утра, Толик подогнал джип к подъезду Валентины. Она уже ждала. Толик уступил ей место за рулём, помахал рукой им вслед, и пошёл к Лёхе. Лёха ждал его возле своего гаража, и прогревал мотор стареньких «жигулей».
   - Машина, - зверь! – сказал Лёха, - Только не газуй сильно, не то развалится.
   - Спасибо, Лёха, - Толик сел за руль и поехал к Свете.
   Выслушав Толика, Света неожиданно запаниковала, засуетилась.
   - Нужно ехать за ними! Немедленно!
   - Едем! – сказал Толик, - Карета подана!
   Увидев «карету», Света чуть не упала в обморок.
   - Ты бы ещё велосипед притащил! – удручённо сказала она.
   - Что есть, то есть, - сказал Толик, - Машина, - зверь!
    Лечебница находилась не в городе, а за его чертой. Двадцать километров, если ехать из города, и шестьдесят от районного центра..  Они доехали за сорок минут. Джипа, возле лечебницы не оказалось.
   - Может, пойти глянуть? – спросила Света.
   - Не пустят, - ответил Толик, - Это закрытый объект. Посторонним вход воспрещён.
   - Только не для меня! – Света достала из сумочки дорогой телефон, отыскала требуемый номер и позвонила.
   - Таня, привет. Как дела? И у меня всё нормально. Слушай, у вас сегодня не было вновь поступивших?  Не было…Прямо тюрьма какая-то… Сюда легко войти, трудно выйти…Понятно…Если что, позвони обязательно. Пока.
   - Наши действия? – спросила Света, кинув мобильник в сумочку.
   - Я идиот! – хлопнул себя по лбу ладонью, Толик.
   - Кто бы сомневался! – рассмеялась Света.
   - На каком километре была та авария?
   - На сороковом.
   - Едем на сороковой! – не вступая в разъяснения, сказал Толик, и развернул машину в обратном направлении.
   Через пятнадцать минут они подъехали к предполагаемому месту аварии, которая случилась десять лет назад. Остановив «жигули» на обочине дороги, они вышли из машины, и подошли к краю глубокого обрыва. Крутой склон, молодые, стройные лиственницы и глубокий снег. Никаких свежих следов, ни на обочине, ни там, внизу.
   - Едем в город! – сказал Толик.
   - У тебя что, крыша поехала? - возмутилась Света, - Мы так и будем метаться по трассе, туда-сюда и обратно?
   - Если их нет в дурдоме – нужно искать в городе.
   - В городе, так в городе, - устало сказала Света.
   Но и в городе их не оказалось,- ни в поликлинике, ни в наркологии.
   Телефоны обеих пропавших дам, - не отвечали. Они исчезли, испарились, а вместе с ними и огромный, крутой джип. Была ещё надежда, что они объявятся по месту жительства. Но Иры дома не оказалось, а Валентина с утра не появлялась в офисе. Выходило, что последним, кто их видел сегодня, был Толик. Ничего хорошего ему это не сулило, если начнётся официальное расследование. Бог с ней, с Ирой, её пропажу можно спустить на тормозах, но Валентина, столп общества, а это уже серьёзно!
   Заявлять в полицию об исчезновении двух женщин, было ещё рано. Во всяком случае, нужно ждать до утра. А вдруг, объявятся?
   - А, поехали к нам, - предложила Света, - Покушаем, чаю попьём…
   - Светик, ты что, не понимаешь ситуацию, в которой мы оказались? Мы оба уже на подозрение. Одним только участием в их поиске, мы навлекли на себя столько подозрения, что придётся отвечать на вопросы следователя.
   - Не нужно паниковать! – резко возразила Света, - Я считаю, что мы сделали всё правильно! Это станет очевидным, когда мы установим связь между их исчезновением, и той давней аварией.
   - Мотив, Светик, мотив. У нас с тобой есть мотив. Он до того ясно проступает, что и к бабке не ходи!
   - Да пропади всё пропадом! То, что я хочу вернуть себе мужа, это что, преступление?  То, что эти две стервозы замешаны в каком-то преступлении, - не факт? Следовательно, одно преступление может быть более другого! Преступников нашли, твою мать! Что происходит, Толик?
   - Ещё ничего не происходит, - ответил Толик, - а если происходит, то не на грани уголовного кодекса, а просто происходит. Может быть, уже произошло, но нам неизвестно.
   - И, что нам теперь делать? Сидеть в этих вшивых «жигулях», и гадать?
   - Как поют у нас ребята в лагерях, не кататься нам уж больше в «жигулях». – с сарказмом произнёс Толик.
   - Ты, чего пугаешь, сволочь такая?! Я и так вся на нервах!
   - Успокойся, Светик. Поехали к Джеку и Мурке. Протопим печку, покормим животных, успокоимся и подумаем…Сейчас самое главное, обрести здравомыслие и душевное равновесие, чтобы самим не сойти с ума.
   - Делай, как знаешь…- Света до того устала от сегодняшнего сумасшедшего дня, что утеряла способность к сопротивлению.
   Приехали на дачу, вошли в калитку. Джек кинулся к Толику, положил передние лапы ему на грудь – тревожно залаял, будто вопрошая; где же его любимица, Ира? Но Иры не было. Рядом с Толиком стояла Света, которую Джек недолюбливал. Света боялась рыжего Джека, в странном, чудаковатом поведении которого, ей мерещилось отклонение от нормы.
   Судя по всему, Джек инстинктивно ненавидел её, и она ощущала потребность в том, что смогло бы сгладить противоречия между ней и Джеком. В детстве её напугала такая же рыжая собака, как Джек, от которой она, убегая, споткнулась, упала навзничь, закрыла голову руками, и с нарастающим ужасом ждала, когда же эта рыжая псина, её загрызёт. Но та собака, только обнюхала её, лизнула руки, и ушла восвояси. Но с тех пор, при виде, даже самой невзрачной дворняжки, её охватывал такой страх, такая паника, что у неё подкашивались ноги, и она входила в ступор.
   Но сейчас ей было не до выяснения отношений между ней и Джеком. Если к утру не объявятся Валентина и Ира, её спокойная, гламурная жизнь, даст трещину, и неизвестно, чем всё это обернётся. В этой, туманной, грядущей действительности, во всей полноте проявились новые вершины женского духа. Готовая пожертвовать, непонятно чем, ради нормальной женской доли, стараясь не вступать с Толиком в стычки, она просто не ожидала такого развития событий. Теперь ей хотелось перенестись из этой мистической ситуации, в обыденный мир, и укрыться в болтовне с клиентками, в творческой работе стилистки, где она была и царицей, и богиней для лучшей половины человечества.
   Света пила чай, хотя она более любила элитный кофе, однако, кофе никакого у Толика не водилось, во-первых, потому, что оно стоило дорого, а во-вторых, он предпочитал пить чай в пакетиках, - удобно и без хлопот.
   Джек лежал на паласе, возле ног Толика, Мурка дремала в кресле. В печке резко трескались сухие дрова. Тишь, благодать, идиллия, если бы не нависшая над их маленьким, ничтожным  мирком угроза быть перемолотыми государственной машиной – равнодушной и беспощадной - в прах.
   Экскурсы в глубины ума сопряжены с огромным риском, так как таящиеся в  подсознании страхи, способен выдержать не каждый. Невозможно долго мыслить логически, потому, что мысль фрагментарна, скачкообразна, рвётся, пропадает, и возникает вновь в ином измерении. Закон физики: Отражение всегда сопровождается поглощением.
   Сколько бы Света и Толик ни обсуждали создавшуюся ситуацию, в выстроенной ими логической цепочке, отсутствовали главные звенья их рассуждений –пропавшие женщины. Пытаясь, хоть как-то успокоить себя, они лишь обостряли свои расстройства. К своему ужасу, они вынуждены были признать, что приведённые ими аргументы, также несостоятельны и не умещаются в голове, поскольку рассудок просто перестал реагировать на всякие фантастические умозаключения. Обескураженные своим бессилием перед  давящей неопределённостью, они со страхом ожидали завтрашнего дня, который, возможно, убьёт в них последнюю надежду на исцеление.
   Сама попытка сделать это немедленно убедила их в полной бессмысленности такой затеи, как погоня за двумя таинственными женщинами. Толику нужно было дома заняться сломанной электрической плитой, а Свете наводить лоск на головах и лицах своих клиенток в салоне красоты. Они просто занялись не своим делом, и по этой причине оказались на краю пропасти, на дне которой бурлит, пенится отчаянная речка, готовая унести их в неведомую обитель, если они рухнут в неё с высоты своей никчёмной жизни!
   Ещё сегодня утром у них была нормальная, вялотекущая жизнь, в которой были свои планы и мечты, а теперь они пребывали в состоянии выше всех человеческих понятий. Возможно, жизнь Валентины и Иры не содержит никаких тайных сведений, а воспалённый мозг Толика, в приступе шизофрении, не нашёл ничего лучшего, как вообразить себе какую-то несуществующую тайну от разгадки которой, будто бы зависела дальнейшая его с Ирой жизнь.
   Но сегодня две женщины, бальзаковского возраста, внезапно исчезли, и это событие, как заставляют предположить кое-какие пугающие умозаключения Толика и Светы, вызвали у них бурный прилив страха. Они утопали в бездонном чувстве вины, которую, по их мнению, не простит ни Бог, ни царь и не герой.
30
     Они лежали в чистой постели, на широком диване, и впервые за последние полтора года, ощущали неистовое блаженство, оттого, что они вновь вместе. Света, то разражалась смехом, хотя из глаз её градом катились слёзы, и тут же раздавались безутешные рыдания.
   Очевидно, столь бурные проявления чувств решительно отличались от её некогда спокойного самообладания, которое считается признаком настоящей просветлённости в минуты отчаяния. Стремление стряхнуть с себя гнёт сегодняшнего сумасшедшего дня, примирившись с реальностью греха, она, очутившись на самом верху телесного блаженства, осознала, что, так называемый грех, - вещь надлежащая и в чём-то необходимая. Эта жаркая ночь запомнится ей надолго, и дай Бог, чтобы Ира не вернулась, а Толик остался с ней навсегда!
   Света готова была своими руками удушить эту Иру и пойти в тюрьму с чувством выполненного долга. Такое сложное явление, как одержимая некой чувственной идеей женщина, имеет, несомненно, далеко не одну причину. Искушение связать свою жизнь с тем, кого любишь, может толкнуть её на преднамеренное убийство с той изощрённостью, на которое способны только женщины и агенты спецслужб.
   Если необходимость ликвидации, со стороны спецслужб, мотивируется национальной безопасностью, то влюблённую женщину можно заподозрить в отдельных случаях в душевном расстройстве. Она без сомнения удовлетворяла некую духовную потребность, некую социальную несправедливость, которые при неблагоприятном исходе, приведут к сомнительному нищенскому образу жизни.
   Так случилось с Толиком, когда он вознамерился восстановить перевернутую им буровую не за свой счёт, а по справедливости. Суматошная идея не дать внушить себе чувство вины, чуть было не довела его преждевременно до могилы.
   Между мужчиной и женщиной, кроме полового различия, существует ещё одно неоспоримое различие, а именно, - поведенческий.  Далеко не каждый мужчина может постичь абстракции, возникающие в голове у женщины. Однако не каждая женщина в состоянии принять самовозвеличение мужчины признающего лишь власть Разума.
   Если естественный грех ненадолго сближает мужчину и женщину, то в повседневном бытовом плане, разногласия, по поводу и без повода, способны разрушить отношения устоявшиеся годами совместной жизни. Телесный грех не какой-то светлый поступок, а неким образом таинственное состояние, тёмная сторона человека, с помощью которой он пытается заглянуть во внутренний мир своей души.
   Просветление, которое озарило Свету изнутри, не передалось Толику по той простой причине, что он являлся тем субъектом, который непосредственно общался и с Ирой, и с Валентиной. Этим обстоятельством он пренебрегать не мог. Толик не сомневался в том, что исчезновение этих двух женщин неслучайно. Даже имея связи  в администрации области и района, Валентина, не осмелилась бы ликвидировать Иру без неприятных для себя последствий, а потом явиться, как ни в чём, ни бывало на свет божий. Возможно, Ира попала случайно в какой-то деловой замес Валентины и погибла вместе с ней.
   У мужчин всегда так – они перебирают в уме всякие кошмарные варианты, самую трагическую развязку, в глубине души надеясь на благоприятный исход. Ужас сменяется восторгом от собственных приятных умозаключений. Но затем, они опять оказываются в пучинах отчаяния, потому, что трудно сохранить душевное равновесие, когда впереди чёрная неизвестность.
   Вспышка страсти лишь на несколько минут отвлекла его от тяжёлых дум, потому что он знал это «благое» общество, в котором жил, которое, не раздумывая, назначит его виноватым. Опыт соприкосновения с этим обществом, когда не было почти надежды на счастье, показал ему, что спасение утопающих, дело рук самих утопающих. Его новое рождение вызвало в нём тягу к прекрасному полу, причём ощущения эти, весьма отличались от тех естественных чувств, когда он жил со Светой. А теперь, короткая экзальтация сменилась безысходностью, толкавшей его на самоубийство.
   Ира ушла также внезапно, как появилась, её место, совершенно в буквальном смысле, заняла – Света. И вдруг, у него мелькнула почти фантастическая мысль: А не Света ли устроила эту провокацию? Ведь он звонил ей в шесть утра и сделал несколько намёков. Нет, невозможно за три часа подготовить перемещение, если только она заранее не сделала это.  (Перемещение на языке спецслужб, означает убийство, ликвидация). Глупые, глупые мысли…маниакальные…
   Толик понял, что сходит с ума. Он забылся тревожным, вздрагивающим сном в объятиях Светы, - сломленный и жалкий.
   На следующее утро он пошёл в офис, но Валентины там не оказалось. Магазины работали в обычном режиме.
   Он пришёл на квартиру Иры, открыл своим ключом дверь. Осмотрел комнаты, ванную, туалет, кладовку, кухню, – бесполезно. Последняя, зыбкая надежда испарилась, как сон. В голове ощущение утерянной картинки, зуд попытки вспомнить что-то важное.
   Толик позвонил своему однокласснику Диме, который работал в полиции в чине майора, и договорился о встрече.
   Дима встретил его у входа в полицию, и они прошли в его кабинет. Дима был пышущий здоровьем мужчина, сорока двух лет, атлетического телосложения с округлым добродушным лицом. Это он несколько раз устраивал Толика в наркологию, пытался спасти его. Это он искал его по подвалам, привозил к себе домой, отмывал, одевал во всё чистое, и, несмотря на недовольство жены, оставлял жить по нескольку дней у себя на квартире. А, когда жена выдвинула ультиматум – или я или он, - отмыв, привёз его в отделение полиции и закрыл в одиночной камере. Это он кормил в камере, Толика горячим, наваристым супом с ложечки, выводил гулять по окрестностям городка, пока тот не оклемался. И сегодня он, радушно встретив Толика, был рад, что тот жив и здоров, всё-таки и он приложил к этому руку – не дал Толику погибнуть преждевременно.
   Толик рассказал Диме всё, - ничего не утаивая. Дима выслушал его очень внимательно, и когда тот закончил, после недолгой паузы, спросил:
   - Зачем ты со Светкой кинулся в погоню? Неужели ты не понимал, что этого не следовало делать, хотя бы, исходя из того, что ты лицо заинтересованное? Ведь если их тела летом обнаружат в лесу грибники или ягодники, тебе придётся отвечать по-взрослому!
   - Откуда я мог знать, что они исчезнут? – пожал плечами Толик.
   - Ладно, оставим упрёки, - сказал Дима. – Ни в психушке, ни в наркологии их нет. А морг, аэропорт? Проехал мимо?
   - Мне и в голову не пришло…морг…аэропорт…
   - Я сейчас, при тебе, обзвоню эти стратегически важные объекты, может быть, что-нибудь прояснится.
   В морге, слава Богу, Иры не оказалось, но аэропорт дал положительный ответ. Да, вчера две женщины с такими адресными данными действительно днём вылетели в Москву, а билеты были куплены утром.
   - Почему в Москву? – удивился Толик.
   - Мало ли в Москве сумасшедших домов! – непроизвольно вырвалось у Димы, - Извини, я не хотел тебя обидеть…
   - Да ладно…сейчас не до обид…Как же их там найти?
   - Искать не нужно. Через день-два, Валентина объявится здесь, и ты сам спросишь у неё.
   - Так она и скажет мне!
   - Скажет! Ты ведь, законный супруг! Другое дело, что без твоего согласия, Иру не могли положить в такую лечебницу. Но, вероятно, Валентине как-то такой финт удался!
   - Ты всё-таки подними то старое дело, должна быть какая-то связь.
   - Подниму, - ответил Дима, - Я помню то дело, сам выезжал десять лет назад на сороковой километр. На первый взгляд, обыкновенный угон. Но! Валентина, Ира и эта Волович, гуляли в тот день во весь рост! Видимо обмывали какую-то сделку. Есть свидетели. Во всяком случае, были. Однако утром, когда Валя заявила об угоне, он была спокойна, что в принципе, тоже подозрительно. В таких случаях пострадавшие ведут себя неадекватно, - суетятся, истерят, а Валя была спокойна и уверенна в себе! О том, что Волович пропала, мы узнали через три дня, когда тревогу поднял её муж. Но связать аварию на сороковом километре с исчезновением Волович, нам и в голову не приходило.
   - А, как же свидетели? Они же видели эту тройку вместе в тот день.
   - Видели женщину в двенадцать ночи, похожую на Волович. Они втроём входили в подъезд Валентины. Видели, как они втроём, не очень трезвые, выходили из Валиной машины, которую Валя припарковала в своём дворе.
   - И больше не выезжали?
   - Нет никаких сведений на этот счёт. Никто не видел, чтобы, позже, кто-то сел в машину и уехал на ней.
   - Однако машина исчезла со двора! Исчезла, но каким образом - непонятно! Ты считаешь, что это был угон?
   - Толик, десять лет назад, когда в стране был бардак, когда в подъездах воровали даже лампочки и картошку из ящиков, какое могло быть объективное расследование? Машину нашли? Нашли! Значит, дело закрыто!
   - А Волович?
   - А Волович, это отдельное производство. Я тебе ещё раз повторяю, - связывать угон и исчезновение Волович, никому в голову не приходило.
   - Неужели никто не интересовался пропавшим миллионом?
   - Ещё как интересовался!  Вся милиция на ушах стояла! Если бы нашли тело, тогда можно было, что-нибудь раскопать. А миллион зелёных, это лишь мотив, но для кого? Валентина через полгода тоже взяла в банке миллион зелёных, и как проследить, где миллион Волович и её? Ты мне скажешь – купюры! Но они так нигде  не всплыли!
   - Ты хочешь сказать, что они до сих пор у Валентины?
   - Не знаю. Я знаю, что ничего не знаю. Всё может быть. Валя не такая простая, чтобы хранить такую улику при себе. Вот что я тебе скажу – если я накопаю что-нибудь стоящее, я отдам все материалы дела тебе, и ты сможешь припереть её к стенке. Но никто не должен знать о моём участие в этом деле. Только ты и я!
   - Димон! Но ведь это шантаж! Я прихожу к ней, как частное лицо к частному лицу, показываю ей материалы дела, а она идёт в ФСБ, и нам с тобой крышка! Если же ты вызовешь её на допрос, официально, тогда другое дело. В чём твой интерес, Димон?
   - Мой интерес, спасти тебя и Свету от необоснованных обвинений! – обиделся Димон, - А ты, о чём подумал?
   - Извини, Димон, мысли всякие про оборотней в погонах…извини…
   - Ладно, проехали… Слушай дальше – я буду держать тебя в курсе, а ты, когда придёшь на днях к Валентине, сделай вид, будто тебя устраивает перемещение Иры. Сделай вид будто, ты доволен, вернись к Свете. Сходите к Валентине в гости. Радуйся жизни! Только не переиграй! Валька женщина ушлая, поймёт, если заподозрит тебя в неискренности. По логике вещей, тебя должно устраивать исчезновение Иры. Я не прав?
   - Прав… Может быть права Валентины, что решила изолировать её? В конце концов, я не вижу в этом ничего криминального, если, конечно, Ира жива.
   - Вот видишь, всё сложилось как нельзя лучше! Ты меня извини, Толян, за цинизм, но для всех вас, это благо. Вернись к Свете, и забудь, как страшный сон эти несколько месяцев, которые ты прожил с Ирой.
   - Так-то оно так. Но, если Валентина начала убирать свидетелей, она и меня не оставит в покое.
   - Какой ты свидетель? Даже, если Ира тебе, что-то рассказала, подтвердить она это уже не сможет. Сам говоришь, что она гонит. Её показания не могут быть адекватны. Любой адвокат в пять минут докажет, что она, ты меня извини, - сумасшедшая. А медицинское заключение? Даже, если состоится суд, Валентина выйдет сухой из воды!
   - А то, как Валентина отреагировала на мою фантазию, насчёт Ириного видения, это как?
   - Ну, это психологический момент. К делу не пришьёшь.
   - Что же делать?
   - Терпение и время, друг мой. Не будем торопить события. Даже, если найдём труп Волович, не факт, что Валентина причастна к её гибели. Прошло десять лет, улики давно сгнили, свидетелей нет. Мы в тупике.
   - Пойду я, Димон, - Толик встал со стула, на котором сидел, протянул руку Димону, тот крепко её пожал. Попрощались тепло, и Толик вышел из кабинета.
   Он сходил к Ире на квартиру, починил плиту, потом пошёл на дачу, покормил Джека и Мурку – растопил печку. Включил телевизор с пульта, выключил звук и лёг на диван.
   Он не столько хотел найти двух исчезнувших женщин, сколько отвести подозрения от Светы и от себя.
   Все врут, думал Толик, и никто ничего не хочет делать. После года беспросветной жизни, изгнания из сообщества людей и лишений, он испытал душевное облегчение и освобождение, сходное со слезами первой любви. Однако теперь ощущение свободы сменилось иссушающей душу тревогой. Жизнь он прожил напрасно, хоть и было у него двое детей и внучка. Ира явилась для него искуплением, которое превратилось из смутных мечтаний о грядущем во вполне реальное и сознаваемое настоящее.
   Спасение было так близко! Но столь внезапная перемена обстоятельств, ввергла его в глубочайший пессимизм! Чудовищная проделка Валентины, только усугубила отчаяние. Он вновь впал в очередной приступ депрессии.
   Возродить былое единство с обществом, которое антиинтеллектуально  по своей сути, как и он сам, не составляло большого труда, если учесть, что он продукт этого общества. Новое общество поддерживали все сословия – бедные и богатые, невежественные и образованные.  Более или менее начитанный, став перед труднейшим выбором – забыть о вновь обретённой надежде или признать своё поражение и смириться с горькой правдой об абсурдности и бессмысленности жизни, ничего кроме уныния, ему не сулило.
   Ира – искупление, а Света – награда за страдания?  Но разве можно пожертвовать жизнью одного человека, для приобретения счастья с другим? Вправе ли он отказаться от Иры ради Светы? И не приведёт ли это к кощунственному, на первый взгляд, возмездию за отступничество?
  Ощущение разделенности, отчуждённости, уничтожение эго новшествами общества, вело его к чувству растворения в необъятной и неизъяснимой реальности. Это состояние уничтоженности,  стало преобладающим фактором в его сознании. Сколько бы он ни уговаривал себя в том, что Ира всего лишь случайность в его жизни, - легче от этого не становилось.
   Естественные свойства человека нужно не уничтожать, а совершенствовать. Нужно избавиться от замутняющего ум эгоизма, чтобы в глубине души перейти затем к обострённому самосознанию и самоконтролю. Иными словами, нужно быть человеком, а не свиньёй. Это положит конец преждевременной скорби.
   Ира не отдельная внешняя реальность, не равнодушный судья; она неким образом связана с основой его естества. Интуиция подсказывала ему, что истина где-то рядом – на расстоянии вытянутой руки. Зная Валентину с детских лет, он начинал сомневаться в её причастности к исчезновению Волович. Однако то, что Валя и Ира уехали сегодня вместе в город, и не вернулись, это неоспоримый факт, который вновь вверг его в пучину догадок и логических построений. Где искать Иру, когда её местонахождение – тайна покрытая мраком? И, как Валентина преподнесёт своё участие в судьбе Ирины?  Как вынужденную меру, для того, чтобы удалить Иру от него? Как благо для него и Светы? На эти вопросы он не мог пока найти ответов. Но на каждый вопрос должен быть ответ, каким бы горьким он, ни был
31
      Валентина прилетела через неделю, в субботу, и сразу вызвала его к себе в офис, позвонив по телефону. Даже не отдохнув с дороги, уставшая, осунувшаяся, но при блестящем макияже и новомодной кофте, она смотрелась восхитительно!
   - Присаживайся, дружок, - приветливо сказала она, когда Толик вошёл в кабинет.
Толик сел в удобное кресло и выжидающе уставился на неё.
   - Я избавила тебя от твоей сумасшедшей, - без предисловий начала она, - Вот выписка из лечебницы, - Она протянула ему через стол лист бумаги с печатью.
   Толик прочёл резюме, внимательно разглядел печать, и молча, вернул бумагу Валентине.
   - Доволен? – спросила она.
   - Чем?
   - Свободой! – зло сказала она.
   - У меня был выбор?
   - Не смеши меня! Здесь выбираю я! Ты, кто такой, чтобы что-то решать? Тебя уже давно нет! Ты умер мученической смертью! Ты влачишь жалкое существование со своей собакой и кошкой лишь по моей милости! Я тебя вытащила из грязи и утоплю в ней же, без сожаления, если потребуется! Так что, прими реальность, как должное, и не возникай!
  - Я не возникаю, Валентина Ивановна, - осознав всю важность текущего момента, сказал Толик. Он нарочно назвал её по отчеству, с одной стороны как бы дистанцируясь от неё, с другой, чтобы дать понять свою покорность. В Валентине он увидел себя, как в зеркале, в которой не укрыться ни единой морщинки. Она вытащила наружу его сокровенное, и он не в силах был этому противостоять.
   - Что с тобой произошло, дружок? - продолжила Валентина, - Ты, потерявший человеческий облик, едва выздоровев, посмел пойти против меня? И я, тоже хороша! Вспомнила школьные годы, пригрела его, а он вот, каким неблагодарным оказался! Я тебе свою жизнь доверила, взяла личным водителем, доверила некоторые тайны, а ты начал следствие против меня!
   «Неужели Димон ей всё рассказал?» - мелькнуло в голове у Толика.
   - Чего молчишь, как нашкодивший школьник? – строго спросила она.
   - Я вас внимательно слушаю, Валентина Ивановна. Не смею перечить вашей искренности.
   - Ах, ты ещё издеваешься!
   - Нисколько! Я очень благодарен вам за участие в моей судьбе. А за то, что избавили меня от сумасшедшей Иры, моё двойное мерси! Теперь я могу смело налаживать жизнь со Светой! Осмелюсь предложить вам, вместе с супругом посетить наше скромное жилище и обмыть наше воссоединение.
   - Ну, ты фрукт! – искренне восхитилась Валентина, - Приглашение принимается! Скажем, в следующую субботу. Успеете подготовиться?
   - Безусловно! – ответил Толик.
   - Вот и хорошо. Пойди, займись машиной, мне работать нужно. Аудиенция окончена! Да, кстати, с этого дня я повышаю твою зарплату вдвое! Доволен?
   - Несказанно вам благодарен, Валентина Ивановна! – Толик встал с кресла, картинно поклонился в пояс, развернулся и пошёл к выходу из кабинета.
   Зарплату она мне повысила, думал Толик, сидя за рулём джипа. – Неспроста. Неужели Димон меня подставил? Или она сама догадалась? Неужели мои опасения по поводу оборотней в погонах, были вполне обоснованными? И мне ещё придётся на собственной шкуре убедиться, чем всё это обернётся. Избавившись от Иры, Валентина теперь примется за меня. Потом за Свету.
   Правда и то, что либеральный гуманизм Валентины возник не сам по себе. Видимо, мне в одиночку придётся разбираться в перипетиях этого умопомрачения, котороё неизвестно до чего доведёт. Валентина может быть, как жёсткой, так и добродушной, вот и сегодня она приняла его, как друга.
   Очень вероятно, что Димон открылся Валентине, видимо потому, что ему очень хочется стать обладателем исчезнувшего десять лет назад, миллиона. Возможно, Валентина с ним поделится, когда он её прижмёт к стенке.  Подобными эпизодами изобилует вся история человечества, начиная с сотворения мира. Никто и ничто не в силах повернуть вспять заложенную в человеческой натуре, страсть к наживе. Такая практичность всегда оставалась важным фактором в истории человечества. Многие люди до сих пор придерживаются тех или иных представлений о своей исключительности не потому, что те научно обоснованы, а из соображений практической выгоды. И не ему, Толику, с подмоченной репутацией, искать истину в последней инстанции.
32
     Света восторженно приняла благую весть, о его примирении с Валентиной, и стала готовиться к приёму дорогих гостей. Естественно, она подробно расспросила Толика о его разговоре с Валентиной. Но более всего Свету возмутило предательство Димона!  Хотя никаких весомых аргументов, у неё не было.
   Переполненная ощущением чудесности в благоприятном исходе этого тёмного дела, которое ещё несколько дней назад чуть не довело её до инфаркта, Света махнула рукой на очевидные нестыковки в поведение Валентины, и готова была поверить в сверхъестественные силы, которые уберегли их от гнева сильных мира сего! Позднее она раскается в своей недальновидности и опрометчивости, ощутив привкус горечи оттого, что ненадолго утратила нить этого щепетильного дела.
   Собрались в субботу, вечером, в восемь часов у Светы на квартире; Валентина, Валёк, Света и Толик. Ели, пили, болтали о том, о сём, никаких заумных разговоров.
   Женщины пили дорогой коньяк – мужчины апельсиновый сок. С недавних пор, Толика раздражал его вынужденный отказ от алкоголя. Валёк не был ему примером. Валёк был патентованным алкоголиком, который от выпитой капли водки мог забухать на всю оставшуюся жизнь. Закодированный Валёк, до того был тупой, до того отстал в своём развитии от своих сверстников, что Толику делалось не по себе, когда он представлял Валентину в одной постели с Вальком!
   Нет ничего удивительного в том, что многие девочки и мальчики, знакомые с детства, составляют семейные пары, заводят детей, живут размеренной семейной жизнью, но позже, став представительней и умнее, отрекаются от объекта ранней любви, и не важно, мужчина идёт на такоё крайний шаг или женщина. Тут дело вот в чём:
   Девушка, со временем оформившись в красивую женщину, удивляется своему выбору, глядя на своего обрюзгшего и недалёкого мужа. Возможно, она также не блещет умом, однако, как известно, красота – страшная сила, способная притянуть к ноге любого мужчину. Такая женщина относит себя к иному, высшему разряду и может требовать чего захочет. Обеспеченная красотой, она вовсе не желает разделять бытовые тяготы и не нуждается в поддержке со стороны недееспособного мужа.
   История, конечно, общеизвестная: Сегодня молодые девушки гоняются за богатыми «папиками», в надежде с помощью молодости, красоты жить в холе и неге. В этих случаях мораль не играет абсолютно никакой роли, - главное могучий достаток. Как бы отвратительно ни выглядел «клюнувший» на молодость и свежесть «папик», но погружаться в непроглядную тьму ради любви настоящим охотницам на «папиков» не с руки.
   Когда, вопреки природе приносятся такие, с позволения сказать, человеческие жертвоприношения, ставшие обычным делом, - факт жестокий, но имеющий логическое объяснение. Зачем красивой женщине всю жизнь биться, как рыба об лёд, погрязнув в бытовых проблемах, преждевременно стареть, утратив шарм молодости, когда, если повезёт, можно своими прелестями заработать красивую и сытую жизнь?
   «Шутка», конечно, горькая, так как затем потребуется страшная плата: Обитать в золотой клетке и выполнять всякие гадкие прихоти законного супруга. Поистине, такая жертва лишена всякого смысла, потому, что даже самой раскрасивой охотнице делается страшно противно от оказываемых плотских услуг вменённых ей в обязанность в оплату за гламурную жизнь. Потому что, со временем, становится очевидным, что поползновения её были не умозрительные, но метафизические и сообразовывались не правильными представлениями об идеале, а мелкой, узконаправленной, замкнутой, к несчастью, на странностях новой эпохи.
   Во времена «развитого социализма», такого массового психоза, как охота на «папиков» не существовало по одной простой причине; число «папиков» было сильно ограниченно тюремными посадками и беспощадными расстрелами. Однако, справедливости ради, нужно заметить, что удачное замужество, было, есть и будет, невзирая ни на какие эпохи!
   Об Ире в течение вечера, не было сказано ни слова. Ира сделалась запретной темой, хотя в атмосфере комнаты, смешанным с ароматом дорогого коньяка и эксклюзивных дамских духов, ощущалось её невидимое присутствие. Но напряжённости в разговорах не было – женщины говорили о своём, мужчины выходили на лестничную площадку, курили, вяло перебрасывались словами.
   Гости ушли в двенадцатом часу ночи. Света убрала со стола, вымыла посуду, включила чайник – она была большая любительница кофе.
   - Как тебе вечер? – спросила Света, когда Толик сел в кресло, напротив неё.
   - Так себе, - ответил он, - Ты заметила, как обаятельно выглядела Валентина? Как она ласковым, проникновенным голосом, очаровывала нас?
   - Только лицо у неё иногда делалось поразительно грустным, - сказала Света, - Поверь мне, - лицо женщины, это моя профессия. Совесть её мучает, хотя, как можно соразмерить её действия с совестью, мне непонятно. Ты видел, как она пила коньяк, Валёк с трудом успевал наполнять её бокал!
   - У неё это уже вошло в привычку, - сказал Толик, - Как что не так, она хватается за бутылку. Сопьётся наша Валя, и я останусь без работы.
   - А следом за ней сопьется и Валёк! Вот будет умора! Тот факт, что она часто стала прикладываться к бутылке, делает её уязвимой. Неужели она этого не понимает?
   - Валя сильная женщина, она прекрасно владеет собой, у неё целый арсенал доводов и убеждений. Но водку ещё никто не победил!  Таким образом, твоё предположение о её уязвимости, может оказаться тем фактом, от которого трудно увернуться.
   - Но, что это нам даст? Какая нам польза оттого, когда Валентина потеряет человеческий облик?  По-моему, у неё ломается психика. Сначала Волович, теперь твоя Ира. Такое не проходит бесследно. Она существенно изменилась с тех пор, как разбогатела. Вначале она извлекла твою Иру из пустоты, а затем поддерживала в ней жизнь. Когда она сделалась опасной, Валя упрятала её в лечебницу. Таким образом, она обезопасила себя со всех сторон.
   - Нет, не со всех, - сказал Толик, - есть ещё ты и я.
   - Да, брось ты! У нас одни предположения. Выбрось из головы свои логические изыскания, и живи спокойно! Мы и так вознаграждены тем, что снова вместе! И в этом прямая заслуга Валентины!
   - Мы не можем избежать уничтожения, поверив на слово Валентине. Ира её творение, и где она теперь? Точно так же мы рискуем соскользнуть в небытие.
   - Ты меня пугаешь! Зачем Валентине убивать нас? Она что, маньячка?
   - Понимаешь, Светик, человек, единожды вкусивший крови, оставшись безнаказанным, ни перед чем не остановится. Она свыклась с мыслью о своей исключительности, и ей будет трудновато переубедить себя в обратном.
   - Обоснуй!
   - Она не как мы. Есть мы и они. Им всё позволено! Они сподобились божественности, видя в себе образец безупречности, совершенным созданием. В нас они видят врождённую недолговечность: мы появились из ничего, и в ту же пустоту низвергнемся! Им нет до нас никакого дела, постольку, поскольку мы тень, отражение чего-то эфемерного. Почти в каждом человеку изначально присутствует преступное начало. Особенно это «преступное начало» проявляется в нём в смутные времена. Вспомни лихие девяностые: Никаких сдерживающих факторов! Ни моральных, ни нравственных! Человек в толпе повинуется инстинктам толпы, и это неоспоримо! «Все бегут, и я бегу!» - ответил мне сержант Суриков, когда я спросил его: «Куда все бегут?».
   - Говоришь ты как-то замысловато, друг мой. Ты случаем стихов в юности не сочинял?
   - Был такой грех, - рассмеялся Толик, - Как говорил мой армейский друг – кто же в юности не писал стихов! Так или иначе, они необычные создания, во всяком случае, таковыми они себя считают.
   - Толик, пожалуйста, не умничай! Нам удалось вернуть благосклонность Валентины, и такое стечение обстоятельств, не может не радовать!
   - Радоваться рано, Светик. Спорным остаётся, в частности, понятие нашей безопасности. Мы не можем придерживаться некой середины между противостоящими взглядами. Мы и они очень серьёзная категория, чтобы вот так просто, без критического разбора, пустить нашу судьбу на самотёк.
   - Но судьба к нам благосклонна, - игриво заметила Света, -  Мы снова вместе, и не нужно преувеличивать и гадать на кофейной гуще!
-  Я не гадаю и не преувеличиваю, - отрезал Толик, - Мы с тобой до того осмелели, что отказываемся верить в нависшую над нами угрозу!
   - Чепуха всё это! Пойдём спать! Поздно уже.
   - Пойдем, - сказал Толик, - утро вечера мудренее.
33
     Воскресенье прошло, как обычно; Толик сходил на дачу, покормил Джека и Мурку, растопил печку. Неожиданно позвонил Димон, и предложил встретиться. Толик сказал, что находится на даче, и если Димону нетрудно, пусть приходит сюда.
   - Не вопрос, - ответил Димон, - сейчас подъеду.
   Как ни странно, но Джек при появлении Димона, вяло, для приличия полаял, весело завилял пышным хвостом, как старому знакомому.
   - А я знаю эту собаку, - сказал Димон.
   - Она что, у тебя по делу проходила? – подколол его Толик.
   - Она жила у нас во дворе и пацаны её кормили. И я подкармливал, особенно зимой. Как ты его назвал?
   - Джеком!
   - Удивительно! И мы его прозвали Джеком! Раз рыжий – значит Джек!
   Они прошли в хижину. Димон сел в кресло, Толик на диван.
   - Тут вот какое дело, - начал Димон, - Ты, наверное, уже сам догадался, что я взялся за это дело из-за миллиона долларов. Миллион – это главное звено в цепочке, ведущей к раскрытию преступления. Если, конечно, оно было.
   - А ты, сомневаешься?
   - Толик, там, где миллион, сомневаться не приходится. Такие деньги не исчезают сами по себе. Это не бабушкина пенсия, украденная внуком из кошелька.
   - А что, бывает и такое?
   - Толик, я такого насмотрелся за время работы в милиции-полиции, что впору разочароваться в людях! Я двадцать лет сражаюсь с демонами рода человеческого, и никак не могу привыкнуть к их подлости! По-прежнему не могу взять в толк, почему жена убивает мужа, с которым прожила двадцать лет! Ну, разведись, уйди в монастырь, в конце концов! Нет! Она его жестоко и хладнокровно убивает, и приходит в полицию сдаваться! Я её спрашиваю; Зачем вы так сделали? Она говорит: Не знаю. Мне её жалко, но есть закон! Лепишь состояние аффекта, чтобы суд проявил снисходительность! Для неё убийство собственного мужа, явилось основным средством спасения, а десять лет строгого режима, так, - детский срок! Планета наша, Толик – это обиталище демонов!
   - Да ты, Димон, мистик! – покачал головой Толик, - Не могу поверить! Ты же всегда был реалистом!
   - А реальность, Толик, такова. Волович действительно брала кредит в банке. Валя, Ира и Волович действительно гуляли в тот день вместе. Машину никто не угонял. Они, пьяные, улетели в обрыв, и Волович погибла. Они скинули тело в яму и присыпали листьями. Потом, Валя и Ира на попутке вернулись домой, а днём Валя заявила об угоне. Главный свидетель, Ира, спрятана в лечебнице. Я летал в Москву, и говорил с ней. Она вполне вменяема, и дала показания под протокол. Я ещё и на диктофон записал весь наш с ней разговор. Деньги взяла Валентина, и отмыла через оффшор, правда, не сразу, а через год. Во всяком случае, я так думаю. Но! Но предъявить мне ей нечего. Я официальное лицо. Шантаж дело тухлое. Валентина слишком известный человек, чтобы я вызвал её к себе в отдел и прокрутил запись допроса Иры. Я тебе уже говорил, что даже если состоится суд, то главным аргументом в пользу Валентины, будет психическое состояние Иры. Но до суда дело не дойдёт, потому что, я не вызову её к себе, и не буду допрашивать. Мне светит пост начальника полиции, и я не хочу идти на конфронтацию с властью.
   - Но ты же, сам власть!
   - Надо мною тоже есть высокое начальство.
   - А, как же – миллион?
   - Пропади он пропадом! Я дам тебе запись, и делай с ней что хочешь.
   - Привет! Да, если Валентина узнает, что эта запись находится у меня, она меня самого отправит в сумасшедший дом! Нет, Димон, я только жить начал, и мне эта головная боль ни к чему! Сам подумай, ты летал в Москву, где-то брал разрешение на  допрос Иры. Ты уже засветился. В лечебнице у Валентины всё схвачено. Я читал справку из лечебницы. Наверняка Валентине уже сообщили о твоём визите к Ире. Ты лицо официальное, тебя государство защитит. А Света, а я?
  - Нет, ну нормально, да? – Димон возмущённый вскочил с кресла, - Я оформляю липовую командировку в Москву, совершаю должностное преступление, а какая-то баба, сорока с лишним лет, держит нас в страхе! Как там у нашего любимого Есенина? «Послушай, да ведь это ж позор, чтобы мы этим поганым харям не смогли отомстить до сих пор? Разве это когда прощается, чтоб с престола какая-то ****ь протягивала солдат, как пальцы, непокорную чернь умервщлять!». Не могу!
   - Ну, какая ты чернь, Димон? Ты при должности, и не маленькой. Чернь это я, а ты из их сословия! То, чего можешь ты – мне не по силам. Если ты пошёл на папятную, то мне сам Бог велел!
   - Толик, Толик, - Димон рухнул в кресло, - что я могу? Ловить мелких воришек для галочки? Расследовать бытовое преступление, которое и так, как на ладони?  Серьёзные дела не мой уровень. Мы ослеплены их сиянием, мы воспринимаем их, как богов, и смиряемся со своим позором, лишь бы они нас не трогали! Философия не то же самое, что медицина, однако мне не хочется сделаться объектом медицины! Каждый думает в меру своей испорченности! Раньше – меньше работать – больше получать, - сегодня новая концепция, - ничего не делать – получать очень больше!
 -  Вот, о чём я подумал, Димон, - раздумчиво начал Толик, - а не могло случиться так, что после аварии, они все были живы?
   - То есть? – не понял Димон.
   - Они перевернулись, пьяные, а пьяным, как известно, везёт. Может быть, Волович просто потеряла сознание, а они посчитали её мёртвой. Представь себе; осень, ночь холодная, полнолуние, они в растерянности. Недалеко яма, они оттаскивают Волович в эту яму, закидывают тело листьями, карабкаются по крутому обрыву к трассе, тормозят попутку и едут восвояси. А Волович, через какое-то время пришла в себя, выбралась из ямы, и также на попутке добралась до дома. Умылась, переоделась, привела себя в порядок, и ночью пошла к Валентине за миллионом. И всё бы ничего, если бы Валентина вернула ей деньги. Но они уже прикипели к ней, и она не могла с ними расстаться. Между ними произошёл кровавый конфликт, и тогда Волович исчезла! Ведь никто из ваших не был на квартире у Валентины, не проводил обыск. Может быть, труп ещё несколько дней лежал у неё под кроватью, пока она от него не избавилась?
  - А, как же показания Иры?
   - Показания Иры,- липа, причём тонкая, и, хорошо отрепетированная.
   - Тогда, почему она рассказала о том, что они закинули Волович в яму и присыпали листьями?
   - А потому и рассказала, что это несчастный случай. Женщины просто были в шоке, и не ведали, что творят.
   - А, почему она рассказала про миллион, который присвоила Валентина?
   - Чтоб отомстить Валентине, за всё хорошее. Ведь миллион взяла Валентина, но не Ира. Чтоб отвести от себя подозрения в соучастии в убийстве на квартире Валентины, они и придумали эту историю с ямой. Хотя, и придумывать ничего не нужно было. Всё так и было, но появление Волович на квартире у Валентины, стало для них неожиданностью. Теперь дальше. Волович пришла в свою квартиру, привела себя в порядок и пошла к Валентине. Вот почему свидетели, в своих показаниях  утверждают, что видели Волович уже после аварии. Вот почему, исчезновение Волович и авария никак не связываются. Ведь, яма, в которой заживо была похоронена Волович, находится в двух метрах от места, куда упала машина. Ты говоришь, что сам выезжал на место аварии, но ничего криминального не заметил. Не заметил, потому что в яме никого уже не было!
   - Действительно, труп, наспех присыпанный листьями, трудно было бы не заметить. Как я сам до этого не додумался?
   - Димон, десять лет назад, у тебя был только факт аварии, и ничего более. Муж Волович, заявил о пропаже жены лишь через три дня. Скажи честно, муж был на подозрении?
   - В первую очередь! Но мы его быстро оставили в покое. Забитый такой мужичок, весь во власти жены. Не пил, не курил, прекрасный семьянин. Мечта женщины!
   - А мечта мужчины? – усмехнулся Толик.
   - Мечта мужчины, - рачительная домохозяйка, без капризов и претензий. Желательно, умственно отсталая. Без рассудочного, логического построения ума, так сказать, образная парадигма, не смущающая мои мозги.
   - Ну, ты, Димон – голова! Откуда в тебе столько философского цинизма?
   - Ну, во-первых, у меня высшее образование, юридическое. Во-вторых, учителя были хорошие. И, в-третьих, работа у меня такая – никому не верить! Ладно, оставим это. Что нам делать?
   - Выжидать! – ответил Толик, - Наверняка, Валентина уже знает о твоём визите к Ире. Должна же она что-то предпринять!  Кстати, как она там?
   - Так себе. Обстановка не курортная. Ты был в сумасшедшем доме?
   - Был. Товарищ поймал «белочку», и я посетил его один раз. Мало чем отличается от дурдома здесь. Только они там взаперти, а мы, как бы на воле. Им колют успокоительные, а мы всё больше на водку налегаем. Со временем, они считают, что так должно быть и было всегда, а мы здесь думаем, что ведём достойную, содержательную и плодотворную жизнь. Как ты думаешь, какое самое сокровенное желание человека?
   - Трудно сказать…- ответил Димон, - У каждого свой скелет в шкафу. Стать богатым? Приобрести уважение? Быть в авторитете?
   - Нет! Самая сокровенная мечта человека, о которой он и не подозревает, - это присутствовать на собственных похоронах! Вот, когда он узнает, кто есть ху!
   - Тонкое наблюдение человека, который один раз посетил дурдом!
   - Спасибо тебе, Димон, за всё, что ты сделал для меня. Когда вытаскивал меня из подвалов, возвращал человеческий облик. Я тоже мог оказаться там, если бы не ты.
   - Да, ладно тебе. От меня ничего не зависело. Ты сам пришёл к пониманию того, что надо бросать пить. Я тут не при делах. Это твой триумф, твоя победа над собой.
   - Но вот, что удивительно, Димон. Стоило мне избавиться от пагубной привычки, как от внутреннего врага, последовали новые злоключения. Зародилась новая опасность. И хоть, я вернулся к Свете, благополучной нашу жизнь не назовёшь. Первая же проблема, которую нужно незамедлительно решить, явилась в лице Валентины. Иногда я готов поверить, что есть судьба, которая в недавнем прошлом позволила мне выжить. Спрашивается; для чего? Какие новые испытания приготовила мне судьба, если зачем-то вытащила из грязи? Что я обязан сделать, чтобы заслужить её дальнейшую благосклонность? Она предоставила мне определённую свободу, закрыв один путь лишь для того, чтобы открыть иной. У тебя, Димон, опыт, высшее образование – объясни!
   - Не преувеличивай мои познания в философии, - рассмеялся Димон, - Если в человеке всё подчинено генам, тогда гены и являются той судьбой, о которой на протяжении тысячелетий говорит человечество.  Помнишь у Шпаликова: «По несчастью или к счастью, истина проста; никогда не возвращайся в прежние места». Мы стали копаться в прошлом Валентины и угодили в болото! Ты, рождённый заново, поверил в судьбу, и доверился ей, как высшей силе. Склонность человека к дурному,  способна подорвать его изнутри и заполнить пробелы в его познаниях. Именно  дурное становится порой источником тех внешних изысканий, которые приводят  к положительному результату. Пусть это попахивает уголовщиной, однако цель достигнута, и беспочвенные упрёки бессмысленны. Если вовремя не подорвать движущийся на твой окоп танк, он раздавит тебя! Побежишь – свалят из пулемёта! Времена переменились, взгляды реконструировали, - это просто выбор, который сознательно становится насущной необходимостью. Высокие чувства сделались смешными на фоне повального воровства. Они никогда не сойдут с ума, утратив ощущение спасительной благодати, его отсутствие  для них не знак осуждения на вечные муки!
   - По твоему, выходит, что Валентину бес попутал? – спросил Толик.
   - То, что она взяла деньги, подумав, будто Волович погибла – точно бес попутал! Представь себя на её месте – дармовые деньги лежат у неё в машине, хозяйка этих денег лежит мёртвая, это великое искушение!
   - Но это слишком высокая плата за те страдания, беспросветную жизнь, которая была у неё до неожиданно свалившегося на неё миллиона! Убеждённость в том, что всё, в конце концов, устроится, потянула за собой ещё два преступления – ликвидация Волович, втягивание Иры в свои дела и последующая её изоляция.
   - К сожалению это аксиома, Толик,- одно преступление тянет за собой другое. Если первое преступление произошло случайно, то второе – это уже заведомо осознанные действия. Да, она не ожидала, что Волович придёт к ней ночью на квартиру. Для неё было шоком, когда она, открыв дверь, увидела её живой и невредимой! Ожидание счастья, которое никогда не придёт к тебе, если не имеешь много денег, вырвало из неведомых уголков её подсознания тот древний инстинкт самозащиты, который был присущ первобытным людям, знающим один способ самосохранения – убийство!
   - И вот, этим древним законом первобытных людей, её можно оправдать?
  - Важен не закон первобытных людей, важно – терзается ли она содеянным. Когда в девяностые в массы был брошен негласный призыв – спасайся, кто, как может, брошенные государством на произвол судьбы люди, ощутив свою заброшенность – кинулись во все тяжкие! Высшим смыслом жизни сделались большие деньги, и тут было не до утончённых сомнений! Те, которым не удалось, тем или иным способом, заработать на достойную жизнь, злятся на свою нерадивость и предлагают самые радикальные меры – отнять и поделить! Но в нашей истории такое уже было. Пока народ на улицах возводит баррикады, верха делят власть и привилегии!  Во всяком случае, этому нас в школе учили.
   - Но ответь мне честно – ты её оправдываешь? Хотя бы по закону первобытных людей, хотя бы в глубине подсознания?
   - Мне теперь что, рыдать по поводу безвременной кончины неизвестной мне женщины, которую я в глаза не видел?!
   - Но ты же, представитель закона! Это входит в твои должностные инструкции!
   - Как входит, так и выходит! – обиделся Димон, - Я живой человек. У меня семья. Прежде всего, я должен думать о жене и своих детях! Если меня закроют за ненужную ретивость, ты что ли, голь перекатная, будешь заботиться о моей семье? Я достиг определённых высот, и не хочу из-за незримой справедливости, оказаться на дне! Вспомни своё недавнее прошлое! Ты чуть не погиб из-за конфликта с недостойным тебя типом! Прикажешь и мне пойти по твоим стопам?
   - Боже упаси, Димон! – покраснел Толик, - Насилие над собой не приносит ничего кроме разрухи! Ты на меня не обижайся, это не я сказал, а отголоски советского воспитания. Многое безнадёжно устарело, кругом царят суеверия и невежество.
   - Ты тоже на меня не обижайся, - прерывающимся от волнения голосом, сказал Димон, - В, конце концов, в споре рождается истина. А истина такова – мы бессильны против Валентины что-либо предпринять, не нанеся тем самым себе ущерба! Извини, если я тебя обидел каким-то необдуманным словом…
   - Да ладно тебе…Мне ли на тебя обижаться…
   Димон отдал Толику флешку с записью допроса Иры и протокол.
   - Это копии, - сказал Димон, - Оригиналы  в надёжном месте. Используй их лишь, в крайнем случае. Поехали, я отвезу тебя домой.
   Димон подвёз Толика до дома Светы, и они расстались.
34
      - Ко мне в салон сегодня пришли из санэпидемстанции, - сказала Света, когда Толик, сняв куртку в прихожей, прошёл в гостиную, - Пряча глаза, проверяющая составила акт о будто бы царящей в салоне антисанитарии. Никогда такого не было!
   - То ли ещё будет! – сказал Толик, - Это происки Валентины!
   - Что ей нужно от меня? Не понимаю…
   - Ей нужно взорвать нашу жизнь! Вот, что ей нужно!
   - Но зачем?
   - А затем, что по её представлениям, мы знаем о ней что-то такое, чего нам не следовало знать.
   - Господи! Что мы знаем? Одни догадки. Я сейчас же пойду к ней, и скажу, что она ошибается!
   - Не поможет. Она считает себя исключительной и презирает нас. Сегодняшний приход в салон проверяющей, доказывает, что она тебя ни во что не ставит. Завтра жди ещё пожарных!
   - Таким образом, она хочет, чтобы я пришла к ней на поклон! И пойду!
   - Иди, - спокойно сказал Толик, - Мы у неё на подозрение, а этого достаточно, чтобы уничтожить нас.
   - Но почему? Что мы ей сделали? Кто она такая? Торгашка!
   - Светик, в «Горе от ума», есть такие строки: «Что станет говорить княгиня Марья Алексевна?». Это финиш! Последние строки пьесы. Не император, не губернатор, а княгиня Марья Алексевна! У нас такая же ситуация. Важны не глава администрации, не правоохранительные органы, а владелица сети магазинов, Валентина Ивановна! Она их благодетель. Её слово – закон! У неё лишь одни блистательные победы, и никаких трагических коллизий! У неё слава благодетельницы. Она оказывает серьёзное влияние на власть!  А мы, кто мы такие? Мы на грани краха. Похоже, мы скоро станем наглядным свидетельством того, что мы не хозяева собственной судьбы, а марионетки в руках одарённых одиночек!
   - Ты что, смирился? Отдался ей на милость? Вот до чего тебя пьянка довела! Совсем мозги пропил! – Света была не в себе, и как любая женщина в такой взрывоопасной ситуации, припомнила все грехи Толика за совместную двадцатилетнюю жизнь, выплеснула на него накопившиеся у неё в душе помои своего распалённого гнева! Ум зашёл за разум – остались одни, пусть и обоснованные, - упрёки, готовые воплотиться во взаимные оскорбления!
   Толик, который знал больше о Валентине, чем Света, терпеливо слушал её губительную предвзятость. Он не поддался соблазну припомнить ей молодого любовника и то, что она также, в какой-то мере, виновата в его падении. Обладая важной информацией полученной от Димона, он чувствовал своё превосходство над этой разбушевавшейся женщиной. В таких случаях самое действенное оружие – молчание. Не возражать, дать ей выговориться, а затем, вескими, но простыми доводами попробовать сгладить, возникшую из ничего, - ситуацию.
   Наконец, Света выдохлась, рухнула в кресло и, закрыв лицо ладонями, разрыдалась. Толик выждал пока рыдания не перешли во всхлипы, а всхлипы в пошмыгивание её чудесным носиком, и лишь затем, когда она более или менее, пришла в себя, сказал:
   - У меня есть факты, от которых Валентине не отвертеться. Это единственное средство, которое позволит поставить её на место.
   - Какие факты? – встрепенулась Света. Слёзы мгновенно высохли, голос окреп, как-будто не было недавней истерики!
   Толик встал с дивана, взял с полки книжного шкафа планшет, вставил в гнездо переходник, затем флешку – включил.
   Они слушали допрос Иры, молча и сосредоточенно. Когда запись закончилась, Толик выключил планшет, вынул из переходника флешку и засунул в карман джинсов.
   - Ты что, долбанулся?! – опять взорвалась Света, - Хочешь нас по миру пустить? Это не доказательство, а клевета! Вот за клевету она тебя точно посадит!
   - Не посадит, - спокойно сказал Толик, - она не станет такое афишировать. Любая утечка информации – это пятно на её репутации. Ей придётся пойти на компромисс, иначе я закину запись в интернет, а дальше – будь что будет!
   - Мне всё это не нравится, - покачала головой Света, - Я сама разберусь и с эпидемиологами и с пожарными. Не нужно ворошить прошлое, оно нас догонит и уничтожит! Тебе что, надоело жить по-человечески?
   - Лучше голодная свобода, чем сытое рабство, - ответил Толик,- Официально мы с тобой разведены, так что, тебя не сильно заденет эта огласка. Они, как тараканы боятся света. Я не вижу другого выхода, кроме как взорвать ситуацию, если Валентина не пойдёт на компромисс. Вопрос должна решить она. Всё зависит оттого, как она воспримет информацию.
   - А ты не понимаешь, что прокрутив запись, ты подставишь Димона?
   - Димон уже сам подставился. Я больше чем уверен, что Валентине уже сообщили о посещение  Димоном Иры в лечебнице.
   - Твой Димон – идиот! Он что, не понимал, к каким последствиям приведёт его командировка в Москву!? Он засветился по полной программе! Ему-то, зачем это нужно было?
   - Из спортивного интереса.
   - Прямо! Я так и поверила! Миллион ему нужен, а не спортивный интерес! Есть неписаные  запретительные законы, и его минутное умопомрачение до добра не доведёт! Он ещё пожалеет о том, что ввязался в погоню за эфемерным миллионом!
   - Почему, эфемерным? – не понял Толик, - Волович брала миллион в банке? Брала! Волович пропала, пропал и миллион! У кого он может быть, кроме как у Валентины!
   - А, может она их потеряла?! – нервно рассмеялась Света.
   - Светик, пойдём спать! У нас уже ум за разум заходит!
35
     Огромный чёрный джип мчался по ночной трассе в сторону города. Джип вёл Толик – рядом, на переднем сиденье, в умопомрачительной  шубе расположилась Валентина с початой бутылкой дорогого коньяка. Она прихлёбывала коньяк из горлышка, и с любопытством поглядывала на Толика, заинтригованная его предложением поехать, зачем-то, ночью, проветриться после тяжёлого трудового дня.
   Толик остановил джип на сороковом километре основной трассы.
   - Выходи! – нагло приказал он Валентине. Ничего не понимая, она вышла из джипа, держа в правой руке бутылку.
   - Узнаёшь? – Толик схватил её за плечо и подвёл к обрыву.
   - Отпусти! – взвизгнула Валентина, - Придурок! Я высоты боюсь! Ты, зачем меня сюда привёз?
   - Узнаёшь? – зло спросил Толик.
   - Ничего не понимаю…Чего тебе надобно, старче? – Валентина веселилась, как перед смертью.
   - Здесь вы попали в аварию?
   - Вроде здесь…Когда это было! Ну и что?
   - Пошла в машину! – Толик взял её за плечи, развернул, и подтолкнул к джипу. Грубо усадив её на переднее сиденье, он захлопнул двери, обошёл джип, и сел на место водителя. Вытащил из кармана джинсов флешку, вставил в автомагнитолу, и включил.
   Толик смотрел на Валентину, не отрывая взгляда, пока шла запись допроса Иры. У неё на лице, как-будто было написано любопытство, но никак не страх. Толика такое самообладание Валентины, удивило.
   - Ничего не понимаю…Нельзя было это сделать у меня в офисе?
   - Что скажешь?
   - Ничего! Идиот! Никакого миллиона я не брала! – она поднесла бутылку с остатками коньяка к губам, и сделала большой глоток. – Да, мы перевернулись. Да, мы закидали Волович листьями. Думали, что она погибла. Мы испугались, Толик! Я слабая женщина, но не убийца! Я испугалась, Толик! Я испугалась! – Валентина заплакала, и Толику на мгновение стало её жалко. Но он взял себя в руки, и спросил:
   - Где ты спрятала труп?
   - Какой труп? Господи! Я никого не убивала! Чего ты от меня хочешь?
   - Чистосердечного признания!
   - В чём?
   - В убийстве Волович!
   - Толик…милый…- запинаясь, сквозь слёзы, сказала Валентина, - Я никого не убивала…Всё, что у меня есть, я заработала своей шкурой…Ты ничего не понимаешь…Я слабая женщина…У меня муж – идиот! – здесь она почему-то хихикнула, - Он у меня телок, но долбанутый! Я никого не убивала…Толик, милый…мои миллионы – это миф!
   - Ничего себе – миф! – возмутился Толик, - Вон ты как упакована! И крутой джип, и шубы эксклюзивные! Это что, нажито неутомимым трудом, или Валёк с вахты привёз? Или любовник подарил?
   - Любовник…- горько усмехнулась она, - Я бы его давно на хрен послала, если бы не его высокое положение…Он на двадцать лет старше меня! Такой противный…потеет всё время…даже зимой…Он моя крыша, а без этого никак…Жирный, мерзкий  пакостник…сволочь!
   Толик вдруг ясно осознал, что всё, о чём говорит Валя, – правда!
   - А, как же эти показания? – он притронулся рукой к флешке.
   - Наговаривает, сучка! – Валентина посмотрела на бутылку, убедилась, что коньяк выпит до дна, открыла окошко джипа и выбросила бутылку на обочину. – Я её из грязи вытащила, а она начала шантажировать меня той аварией…Я хотела, чтобы всё было по-честному, а она настояла на том, чтобы мы спрятали труп…Я не знаю  куда девалась Волович, но когда ты рассказал про сон Иры…вообщем, наделала я глупостей…Нужно было идти в полицию, и всё рассказать. Но престиж! Слухи всякие пошли бы…Поверь мне, Толик, - я никого не убивала!
   И Толик поверил. Ему сделалось легко на душе, когда его злобные умозаключения разбились об примитивность Валиных  душеизлияний. Его главная цель заключалась в том, чтобы обойти рассудок и напомнить себе, что ни слова, ни концепции не могут определять реальность, на которую указывает всё сегодняшнее поведение Валентины.
   Тайна, которой уже было десять лет, могла бы оказаться обычным дорожно-транспортным происшествием, если бы Валентина, запаниковав, не поддалась настойчивости Иры. Да, со стороны жизнь Валентины казалась весьма благополучной, однако в душе она мучилась оттого, что десять лет назад бросила Волович подыхать в яме. Опасное восхождение по лестнице пронизывающей почти все структуры власти, оказалось миражом. Если душа человека, неспокойна, мечется во тьме, пытаясь выйти к свету, - никакой дорогой коньяк не поможет, а лишь усугубит  душевную боль.
   Толику нужно было создать у предполагаемого преступника психологическую неустойчивость. С этой задачей он справился, но вопрос: Куда испарилась Волович? – встал с новой силой. Толику не нужен был её миллион – к деньгам он относился постольку, поскольку. Разумеется, подобные мысли не следовало воспринимать буквально; нет сомнений и в том, что деньги самое главное зло придуманное человеком себе в ущерб. Деньги предназначены лишь для того, чтобы настраивать душу на определённый лад, вызывать, при их наличии, ощущение чудесности и благоговения. Однако, слепое поклонение золотому тельцу настолько затмевает рассудок, основная единица измерения которого неисчислима, что разум перестаёт реагировать на бедность и ущербность других.
   Сегодня ночью, на сороковом километре основной трассы, Валентина раскрылась Толику с новой стороны. Рядом с ним сидела обыкновенная слабая женщина, которую мучила давняя душевная боль от совершённого ею неблаговидного проступка. Относительно богатая женщина, вхожая почти во все структуры власти, в сущности, осталась той Валей, которую он знал со школьной скамьи. Да, деньги подпортили её, но никакое богатство не могло убить в ней добропорядочность и внимательное отношение к людям бедным и обиженным судьбой.
   Пробравшись сквозь царство мерзости, достигнув высшей точки своего взлёта, она оказалась у разбитого корыта, невзирая на свою материальную обеспеченность. Ибо её издёрганная душа не в силах была подтолкнуть её дальше, так как душа пребывает вне пространства, времени и обычных знаний.
   Двигатель джипа работал на холостых оборотах. С неба освещала салон джипа полная, близкая луна. Электронный термометр показывал тридцать семь градусов ниже нуля за пределами машины. В салоне было тепло и уютно.  Долгое молчание нарушила Валентина:
   - Я завтра пойду в полицию и обо всём расскажу.
   - Уже сегодня, - сказал Толик, кивнув на светящийся циферблат автомобильных часов, - Третий час ночи…или утра…Я позвоню Димону, предупрежу его. Может быть, за сроком давности, он спустит это дело на тормозах…
   - Толик, Толик…какой на хрен срок давности, когда на душе черным-черно! Мне ночами является Волович, и просит похоронить её по-человечески. Когда ты рассказал мне о видениях Иры во сне, меня всю затрясло! Я боюсь, уснуть…Я пью коньяк, пытаюсь утонуть в нём, но не помогает. Её образ преследует меня уже много лет, а ведь она была моей лучшей подругой!  Я хочу умереть! – Она заплакала и уткнулась в его плечо.
   Любое высказывание имеет начало, середину и конец, но облегчив душу своей исповедью, Валентина не смогла отрешиться от реальности, которая вот уже многие годы преследовало её истерзанную душу. За непроницаемой завесой тьмы – ещё более мучительной, чем реальная жизнь, терзали её душу тревожными переживаниями мысли о своём подлом поступке. Каких мук и усилий потребовалось ей, чтобы все эти десять лет делать вид, будто она процветающая деловая женщина, знала только она. Нужно быть окончательно конченным человеком, чтобы пребывая в роскоши и обилии, сознательно успокоить себя тем, что ничего страшного не произошло – никто не застрахован от аварий и ошибок, ну…так получилось, и не нужно из этого делать трагедию.
   - Ты в церковь из-за того случая начала ходить? – спросил Толик, когда Валя немного успокоилась.
   - Да…- всхлипнула она.
   - Ты веришь в Бога?
   - Не знаю…Куда мне было ещё идти? Церковь единственное место, где чувствуешь себя защищённой от внешнего мира. Я каждое утро дома молюсь…
   - Помогает?
   - Не очень…
   - Почему?
   - Не знаю…Может-быть, потому, что мы воспитаны в атеизме…Я Библию начала читать десять лет назад, после того случая…
   - И, как тебе Спаситель?
   - Пожалуйста, не иронизируй. Для меня вера в Него последняя надежда обрести душевный покой.
   - Покоя нет, - сказал Толик, - Покой нам только снится. Реальность выше всего мыслимого. Путь к Богу пролегает через чувство вины. Ты плачешь, ты раскаялась, значит, у тебя есть чувство вины.
   - Но душа моя бродит в потёмках, Толик. Что Волович в моих молитвах, когда я даже не знаю, похоронена ли она…Мне не у Бога нужно прощения просить, а у неё! Что с того, что я внутри вся истерзанная, ночами плачу…спиваюсь…Если бы я тогда не смалодушничала! Всё было бы по-другому! Я человека убила! Ты, хоть это понимаешь?!
   - Это был несчастный случай, - сказал Толик.
   - Несчастный случай для протокола, но не для меня. Я видела смерть! Близко!
   - Какая смерть? Волович не оказалось в яме, значит, она выбралась и куда-то ушла.
   - Она приходит ночами и просит похоронить. Я боюсь потушить свет. Я вздрагиваю от каждого шороха. Я отдам всё своё состояние, я построю храм, если вдруг окажется, что Волович жива!
   - А будет ли тебе облегчением, если выяснится вдруг, что Волович убил кто-то другой, чтобы завладеть её миллионом?
   - Толик! Если бы я её здесь не бросила, тогда другое дело. Но она приходит ко мне ночами, значит, я виновата перед ней. Предположим, - она была жива, после аварии. Если бы я вызвала «скорую», полицию, тогда всё было бы по-другому! Она бы вложила этот миллион в дело, и жизнь была бы песней! А я бросила её в яму! Но она выбралась и пришла не ко мне, а к кому-то другому. Тот, убил её! Возможно, у этого мистера Икса, она оставила на хранение свой миллион. Тот соблазнился, ликвидировал её, избавился от тела! Юридически, моя вина состоит в том, что я оставила её в опасности, не оказала помощь. Но, куда девать мои душевные терзания? Если она приходит ко мне ночами, значит, я виновата! И не будет мне прощения! Неким таинственным образом, она присутствует в моей жизни! В определённом смысле, мы вступаем с ней в прямое отношение! Я скоро сойду с ума! Даже, если Димон спустит это дело на тормозах – мне не будет покоя!
   - Мне страшно подумать…- раздумчиво начал Толик, - мне кажется, я знаю, кто убийца…
   - Кто?! – Валя крепко схватила его за руку, - Кто?
   - Не скажу!
   - Ну, хоть намекни!
   - Нет! Нет уверенности, есть лишь предположения. Я не стану наговаривать на человека, только оттого, что меня осенило. Поехали домой.
   Толик развернул машину, и они поехали в сторону городка.
36
     В пять утра, телефонным звонком, Толик разбудил Димона и попросил выйти к подъезду. Не откладывая дело в долгий ящик, Толик не сказав ни слова Валентине, подогнал джип к дому Димона. Глупо было ложиться спать в пять часов утра.
   Димон вышел через несколько минут, молча сел на заднее сиденье, и они поехали к Валентине.
   Сидели за низким журнальным столиком, пили кофе, а Валентина рассказывала о случае десятилетней давности, ничего не скрывая.
   - Я тебе верю, - внимательно выслушав Валентину, сказал Димон, - В принципе, дело закрыто, и ворошить его официально не имеет никакого смысла. Как я понимаю, об этом деле знают пять человек – ты, Валя, Толик, Света, Ира и я. Извини меня Валя, но для чего тебе всё это нужно?
   - Я хочу найти убийцу, и хоть как-то обрести душевный покой.
   - Ещё раз извини меня за цинизм – тебе нужен миллион?
   - Пропади он пропадом!
   - Никому не нужен! Ни Толику, ни Свете, ни мне, а Ира – вне игры! Зачем же тогда, возбуждать уголовное дело – заведомо тухлое?
   - Ну, хотя бы, неофициально…- Валентина умоляюще смотрела на Димона.
   - Валя, это дело случая. Бывает, человек проходит по мелкому делу, а потом колется, ни с того, ни сего, в крупном преступлении. Нервы не выдерживают. Я тебе обещаю, сделать всё, что в моих силах. А ты пока начни строить часовню, может это принесёт тебе успокоение.
   - Часовню я построю! – сказала Валентина, - Пусть Толик скажет, кто у него ещё на подозрении!
   Димон непонимающе посмотрел на Толика.
   - Не скажу! – ответил Толик, - Пока не скажу.
   - Вот что, ребята, - сказал Димон, - Хватит играть в детективов! Займитесь своими делами. Наслаждайтесь жизнью, ведь она так коротка! Толик, отвези меня домой. Никакой семейной жизни с этой работой!
   - Можешь не выходить сегодня на работу, - сказала Валя, обращаясь к Толику, - Я выпью снотворного и буду спать, как убитая.
   - Кто у тебя на примете? – спросил Димон, когда они сели в джип.
   - Не спрашивай…
   - Как хочешь…
   Толик подвёз Димона до дому, и поехал к Свете.
   - Ты убила Волович? – спросил Толик Свету, едва переступив порог квартиры.
   - Т...ты… знаешь…- Света схватилась за сердце, и сползла на пол прямо в прихожей. Толик поднял её, взял на руки и отнёс в спальню. Она была без сознания. Пришлось вызывать «скорую помощь». Врач сделала укол, сказала – обыкновенный обморок, ничего серьёзного.
   Света пребывала в глубоком наркотическом сне. Толик сидел на пуфике, возле кровати, смотрел ей в лицо и проклинал себя за поспешность. Ещё не хватало, чтобы она окунулась в кому, а потом возись с ней до конца жизни!
   Встрепенувшись, он вскочил с пуфика, и кинулся искать миллион. Где, обычно женщина прячет деньги? В шифоньере. Но миллион не положишь под простыни и пододеяльники. Под ванной, в кладовке, на антресолях! Вот они – кровавые деньги! В самом углу кладовки, за ненужным хламом! Избавиться от них – немедленно! Он взял большой целлофановый пакет с деньгами, спустился к джипу, сел за руль, и поехал на дачу.
   Джек встретил его радостным лаем, а передними лапами упёрся ему в грудь.
   - Пошли, Джек, родной ты мой, - Толик потрепал его по холке. Он открыл дверь, и вошёл в хижину – Джек следом за ним.
   Мурка встретила их утробным, довольным мурлыканьем. На столе лежала растерзанная крыса. Джек кинулся к Мурке, обнюхал её и лизнул в лоб. Толик натянул на ладони китайские перчатки, взял маленький, прозрачный целлофановый пакет, сунул в него мёртвую крысу, вышел во двор и швырнул пакет с крысой за забор – под сопку. Вернулся в хижину, протёр смоченной в бензине тряпкой стол, растопил печку, кинув в топку тряпку и перчатки, покормил Мурку и Джека.
   Толик включил с пульта телевизор, выключил звук и лёг на диван. Джек, расправившись с едой, расположился на паласе – Мурка в своём любимом кресле. Пакет с миллионом стоял на столе, на котором ещё недавно лежала удушенная Муркой крыса. В комнате пахло бензином и дымом.
   Зачем ей миллион, если она им не воспользовалась? – думал Толик.- Кровавые, кровавые деньги! Избавиться от них! Кинуть в печку и дело с концом! А, как же Валя? Позвонить ей, позвать сюда – может это её как-то успокоит? Нет, Светку засвечивать нельзя. Но, ведь десять лет назад он жил с ней. Они были мужем и женой. Как же он проморгал? Десять лет он жил с убийцей, ел из её рук, и ни о чём не догадывался. Конечно, задним числом можно подвести научную базу под её поведение, вспомнить всякие мелочи, но это лишь игры разума. Она одурачила его по полной программе! Вернуться домой, поговорить с ней? Может она умерла?
   То, что он за двадцать лет совместной жизни со Светой, не разглядел в ней склонности к преступлению, следует отнести на счёт слабости человеческой натуры, которая легко впадает в ошибки.  Какому мужу придёт в голову подозревать собственную жену в дурных наклонностях? Никакому. Мало ли у кого какие недостатки, будь ты хоть психологом самой высшей квалификации – тебе не дано столько разума, чтобы постичь скрытые в недрах подсознания те первобытные инстинкты, о которых говорил Димон.
   «Семейные ценности» попраны, а деньги старая форма идолопоклонства. Культ золотого тельца сделал людей несправедливыми и чёрствыми. Неужели счастье можно найти только в безднах падения? Но ведь, совершение тяжкого преступления, это полное бесстыдство и добровольное самоуничижение. А она все эти годы жила, как ни в чём, ни бывало! Налицо тревожная тенденция падения морали и обожествление золотого тельца.
   Ощущение мрачных воззрений с веяниями новых времён заставило приспособиться её к удручающим условиям современного мира. Вероятно, защитная реакция сработала у Светы, когда Волович отдала ей на хранение миллион. Она на мгновение увидела свет в конце туннеля, который завёл её в тупик. Концепция  «личного счастья», оказалась ложной.
   Попытка объяснить своё грехопадение рациональными концепциями – довело её до преступления. Высшая мера «социальной справедливости» - ликвидация, - разрушила её психику. Ибо невозможно оставаться нормальным человеком, уже в момент совершения убийства. Никакими психотерапевтическими приёмами не избавиться от глубокой тревоги в ожидании возмездия  содеянного. Необратимое разложение собственного разума, неминуемо уничтожит твоё тело – этот кладезь порока!
   Счастлив тот, у кого развитие ума остановилось на уровне переходного возраста. Счастлив тот, кто ещё не родился, потому что в этом мире жестоком и злом есть опасность – пойти напролом. Света пошла «напролом», убила Волович, завладела её деньгами, и даже не поморщилась!
   Всякое преступление терзает душу того, кто поддался дьявольскому наущению. Все мы, родившись, оказались в психиатрической лечебнице, имя которой – Земля. С недавних пор Толик понял это, и ему не было никакого дела до других, возможно, ещё не осознавших в какое болото они угодили. Нетерпимость людей к ближнему своему приведут к катастрофическим последствиям – в этом Толик нисколько не сомневался. Если даже его любимая, с которой он прожил двадцать лет, оказалась морально неблагопристойной, алчной – как тут не стать пессимистом?
   Джек насторожился, вскочил с паласа, и злобно лая, кинулся к дверям хижины. Толик встал с дивана, и пошёл открывать дверь. Он не сомневался в том, что пришла Света. Оттащив Джека за ошейник, он открыл дверь, и Света вошла в хижину. Не обращая внимания на рычащего Джека, она прошла в комнату. Толик вытолкнул Джека во двор, закрыл дверь, и вошёл в комнату.
   Света, раскрыв пакет, разглядывала его содержимое. Уверившись в том, что деньги на месте, она вышвырнула Мурку с кресла, рухнула в него, прижав пакет с деньгами к груди. Мурка обиженно замяукала, запрыгнула на шкаф, и грозно ощетинившись, рыкнула на Свету. Впрочем, Мурка быстро успокоилась – отошла вглубь своего убежища и затихла.
   - Вор! – взвизгнула Света, - Сволочь! Ты меня чуть до инфаркта не довёл, когда я не нашла денег в кладовке!
   - Это что, чистосердечное признание? – съязвил Толик.
   - Ты не прокурор, а я не подследственная! – зло сказала Света, - Ты что, меня заложишь? – затревожилась она.
   - Это не в моих правилах, - твёрдо сказал Толик, - Делай, как знаешь. Если эти кровавые деньги греют тебе душу, живи с ними до скончания века. Куда ты дела труп Волович?
   - А, угадай! – игриво ответила Света.
   - Эти деньги палённые, - сказал Толик, - Тебе не отмыть их. Не надо искушать судьбу! Кинь их в печку, и проживи счастливо остаток жизни.
   - А, почему ты сам их не сжёг? – поинтересовалась Света, - Рука не поднялась? Жалко стало? Или присвоить захотел?
   - Мне не нужны деньги, на которых кровь! А не сжёг, потому что тебя рядом не было. Мы должны сделать это вместе! Согласна?
   Света долго молчала, видимо, что-то важное обдумывая для себя. Толик встал с дивана, прошёл на кухню, и, открыв дверцу печки – подбросил дров. Огонь весело и безжалостно принял новую порцию топлива – затрещали объятые красным пламенем дрова. Толик закрыл дверцу, и вернулся в комнату.
   - Вот что, милый, - обдумывая каждое слово, начала Света, - Есть одно условие. Если ты меня не бросишь, если мы вновь поженимся, я сама брошу эти деньги в огонь! Подумай, сможешь ли ты жить с убийцей? Не взорвёт ли такой благородный шаг твои моральные принципы? – она явно издевалась над ним, - Вернись ко мне, ешь из моих рук, живи со мной, и я при тебе избавлюсь от этих денег!
   - Нужно похоронить Волович, - сказал Толик.
   - А без этого никак нельзя?
   - Нельзя! Она является ночами Валентине, и просит похоронить себя по-человечески. Валя в последнее время стала налегать на алкоголь и уже сходит с ума.
   - А не надо было бросать в яму! – взвилась Света, - Это твоя Валя во всём виновата! Зачем она бросила её подыхать в яме? Ничего бы не было, если б не её подлость! Волович пришла ко мне и всё рассказала! И, как они гуляли, и всё, всё!
   - Нужно похоронить Волович, - тупо повторил Толик.
   - Милый! Ты в своём уме? – рассмеялась Света, -  Как ты это себе представляешь? Будешь хоронить с музыкой и поминками?
   - Предоставим этот ритуал Валентине, пусть она занимается похоронами. Наше дело – найти тело! Ты помнишь место?
   - Чего тут помнить, - пожала плечами Света, - В этой хижине, в подполе…
   - Что? – подскочил Толик. – Здесь нет подпола!
   - Сейчас нет, а тогда был. Я скинула туда тело, и засыпала землёй. Через несколько дней нашла людей, и они залили весь пол цементом. Это на кухне, в углу, под столом.
   Толик выскочил на кухню. Потрескавшийся от времени цементный пол, печка, кухонный стол, полка для посуды – никаких следов лаза в подпол.
   - Люк под столом, - донёсся из комнаты звонкий голосок Светы. Толик машинально заглянул под стол – никаких следов! И немудрено – прошло десять лет – пыль, грязь, время надёжно скрыли от любопытных глаз место захоронения Волович.
   - Дорогой, ты ещё жив? – издевалась Света из комнаты, - Иди сюда, поговорим.
   Толик вернулся в комнату и без сил рухнул на диван.
   - Как ты себя чувствуешь, милый? – продолжала издеваться Света, - Десять лет назад ты был моим мужем, и как ты докажешь, что не участвовал в погребение? Никто не поверит, что хрупкая женщина могла, одна сотворить такое - стать землекопом и бетонщиком! Ах, да! Ты тогда был в командировке! А, если я скажу, что дождалась тебя, и ты мне помог, даже проявил инициативу? Звони Димону, звони Валентине, бей в колокола – пусть все узнают твою подлую сущность! Что скажешь, милый?
   Толик молчал, убитый признаниями и цинизмом Светы. Он испугался. Зная, не понаслышке, равнодушие правосудия, безразличие судей к судьбам подсудимых, он вдруг ясно осознал, что перестал быть сам себе хозяином, хотя и не верил всерьёз, что Света исполнит свою угрозу. Ему хотелось одного: «духовного средоточия», которое стало бы для него единственным спасением – от чего? – он не знал.
   Душа человека – порождение естественной среды. Ему, как никогда, захотелось ясности, глубины бескрайнего чистого неба, хотелось просто жить, кормить Джека и Мурку, гулять с Джеком в лесу, сажать весной картошку, укроп, петрушку у себя на огороде. Труд на огороде вызывал у него мистическое ощущение нового рождения, счастья чего-то потустороннего, вечного. И всё это может закончиться в один миг, а небо покажется с овчинку!
   - Истина проста, - сказал, наконец, Толик, - никогда не возвращайся в прежние места…
   - Ты о чём? – насторожилась Света.
   - Лучше бы я погиб… - сказал Толик.
   - Никогда не поздно! – с сарказмом сказала Света, - Выйди во двор и повесься на дереве. Только без меня. Я не желаю быть соучастницей твоей глупости!  Давай кинем деньги в печку, выйдем во двор, и будем смотреть на клубы чёрного дыма, который унесёт в небо наши грехи! В этом огне навсегда сгорит наше прошлое, и мы заживём счастливо и умрём в один час! Как тебе такая перспектива? – Света продолжала издеваться над ним, пытаясь этим своим поведением заставить его принять какое-то разумное решение, или это проявления нервного шока?
   - А, если поставить крест на том месте, где ты её захоронила? – предложил Толик.
   - Ты опять о своей Валентине! – возмутилась Света, - Пусть лучше ей снится убиенная ею лучшая подруга, чем я пойду на Голгофу!
   - Может съездить в город, спросить у батюшки, или в инете посмотреть?
   - Я в этом ничего не смыслю, - сказала Света, - Как это будет выглядеть? Исповедоваться я не собираюсь! Достаточно того, что ты обо всём знаешь! И потом, зайдёт сюда Димон, увидит крест и начнёт подозревать! Нет, но вы, мужики – олухи! Ты ещё образа там повесь! Зажги свечи, лампаду, молись день, и ночь о спасении моей души! Очнись, Толик! Ты в каком мире живёшь? Ты хочешь обратить в прах нашу жизнь, лишь для того, чтобы какая-то ****ь, видела счастливые сны и поверила в свою безнаказанность! Это она, она во всём виновата! Я жертва обстоятельств, которые она сотворила! Я жертва, а не убийца! Пусть мучается и она! Ты думаешь, мне не снится Волович?! Снится!  Она танцует и зовёт меня за собой! – Света заплакала, закрыла лицо ладонями – пакет с деньгами упал на пол.
   Не давая Свете опомниться, понимая, что это с его стороны жестоко, он спросил:
   - Ты, зачем это сделала?
   - Не знаю…- сквозь слёзы ответила Света, - Это её фазенда…Мы сидели с ней вот за этим столом…пили коньяк, а потом ей сделалось плохо…она встала из-за стола…упала и стукнулась виском об угол этого дивана…Потом её стало рвать и она захлебнулась в собственной рвоте…Я её не убивала…Это был несчастный случай… Она отравилась…
   - Чем? – Толик не поверил ни одному слову Светы, - Перегидролью? Лаком для волос? Ландоколором? Почему ты не вызвала «скорую» и милицию? Ты ничего не сделала, чтобы вернуть её к жизни! Перевернула бы её на живот, помогла бы избавиться от блевотины.
   - Я испугалась…Я не врач-реаниматор…Я ничего в этом не смыслю. Меня охватил такой ужас, что я застыла в столбняке не в силах ничего предпринять…
   - Ну, хорошо. А деньги, зачем присвоила? У тебя что, дети голодные были? Ты плохо зарабатывала? Мы плохо жили? – Он продолжал добивать её безжалостно и с пристрастием.
   - Не знаю…- Света судорожно всхлипнула, оторвала ладони от лица, вскинула голову и невидящим взглядом уставилась на Толика, - Нашло что-то…Я…я не знаю…
   - Должна быть причина, Светик, - ласковым, вкрадчивым голосом сказал Толик, - Не бывает следствия без причины.
   - Я не могу себя простить, - Света вытерла слёзы тыльной стороной ладони, размазав косметику по всему лицу, - Я надеялась, что ты меня защитишь, а ты палач! Сейчас для меня настало ужасное время! Ты жесток ко мне! Почему? Что я тебе сделала? Я хотела, чтобы ты услышал меня, понял, а ты меня убиваешь! Я не могу за себя отвечать! Я доверилась тебе, а ты сделался моим главным обвинителем! Зачем тебе знать причину, когда следствие перед тобой?! Защити меня, Толик!
   - От кого?
   - От меня! Кроме тебя у меня никого нет. Некому за меня ответить… Я не могу за себя отвечать…
   - Почему я должен отвечать за твоё преступление?
   - Потому что ты – мужчина!
   - Аргумент! – вспылил Толик, - Но, когда ты собиралась делать то, что сделала, ты не думала о последствиях! Разве не так? И, теперь я должен отвечать за тебя, потому, что я, видите ли, - мужчина! Ты будешь здесь наслаждаться жизнью с молодым любовником, а я гнить в зоне? Ты будешь хохотать над моим благородством, а я…
   - Хватит! – не дала договорить ему Света, - Разве не я советовала тебе сойти с опасного пути и отойти от людей толкающих тебя на дно? Разве не так?
   - Что мне твои советы, когда я сам не ведал что творю!
   - Вот и я, не ведала, что творю! – подхватила Света.
   - Светик, не нужно уходить от темы! – вспылил Толик, - Мы говорим о том, что ты сотворила десять лет назад, а не о моём падении. Я осознал свою вину, а ты? Я спрашиваю – зачем ты сделала это, а ты – нашло что-то! Так не бывает! Деньги Волович находились у тебя несколько дней, и вдруг такое стечение обстоятельств! Волович приходит к тебе и рассказывает об аварии, о том, что Валя и Ира кинули её в яму, посчитав погибшей! У тебя не было плана, как присвоить чужие деньги, а тут такой подарок! Две пьяные женщины, не ведая, что творят, заживо похоронили твою доверительницу! А теперь ты хочешь, чтобы я искупил твою вину!
   - Я не собираюсь ни перед кем виниться! – твёрдо сказала Света, - Ты такой простой! Искупление? Перед кем? Перед теми, кто страну разворовал? Да плевать я хотела на них! В чём я виновата? В том, что не сообщила куда следует и присвоила чужие деньги? В том, что я, слабая женщина, испугалась, скинула тело в подпол, а  потом мучилась все эти десять лет?
   Наступило тяжёлое, гнетущее молчание. Слышно было, как Мурка храпела где-то на шкафу, как в печке потрескивали дрова, шуршали по трассе шинами проезжающие автомобили.
   - Ты помнишь историю Марго и Шурика? – нарушила молчание Света.
   - Ты на что намекаешь? – похолодел Толик.
   - А ты вспомни! – глаза её заблестели, размазанное расплывшейся косметикой лицо, насмешливо-иронический голос, напомнили ему о том, что, невзирая на  проникновенную исповедь, Света не утеряла контроль над собой.
   Толик хорошо знал ту историю. В те давние, давние годы, когда в СССР не хватало всего и вся, Марго спекулировала дефицитными продуктами. Чтобы достойно отпраздновать свадьбу, или похоронить близкого человека, люди шли к Марго за исчезнувшими из магазинов деликатесами. Марго, добродушная, полная женщина, невзирая на жестокую статью уголовного кодекса, смело торговала дефицитом прямо у себя на дому. Муж её, Шурик, худой, среднего роста мужчина, куривший одну сигарету за другой, уже отсидел один срок за пристрастие своей жены к подпольной торговле. И, вот однажды поступил «заказ».
   Дело тут вот в чём: Естественно милиция «кормилась» от таких подпольных «точек», и обо всём знала. Но, когда поступал «заказ» с самого верха – упрятать очередного подрывника социалистической торговли и морали в места не столь отдалённые, блюстителям законности, приходилось подчиняться.
   Днём, после обеда пришли к Марго государевы люди – обыскали, изъяли дефицит, но арестовывать Марго не стали. С извинениями, беспомощно разводя руками, тыча указательным пальцем куда-то в потолок, хорошо знакомый Шурику и Марго капитан, сказал:
   - Ничего, Шурик, - отсидишь, а мы за Марго присмотрим.
   Всё было чин-чинарём: протокол об изъятии, протокол первичного допроса. Шурик всё взял на себя. Единственное, о чём он попросил капитана, - дать ему время  собраться и явится в отделение милиции самому, без конвоя. Капитан был не против, тем более, что они не раз выпивали вместе.
   Оперативники уехали, а Шурик, сказал Марго, что идёт в ванную искупаться перед тем, как отправиться в милицию сдаваться.  Пока на кухне, Марго подсчитывала убытки, ей и в голову не приходило; куда же девался Шурик? Почему его так долго нет? Наконец, вспомнив, что он пошёл принять ванну, она  встала, подошла к дверям ванной комнаты, несколько раз окликнула своего мужа, потом машинально, взявшись правой рукой за ручку двери, дёрнула её на себя - двери открылись. Перед её глазами предстала жуткая картина:  Кроваво-красная вода в ванне, её Шурик без признаков жизни, с перерезанными венами на левой руке. Позже, кто-то из родственников, нахлынувших поддержать Марго в связи безвозвратной потерей любимого мужа, увидел записку, которая лежала на стиральной машинке. В записке была только одна фраза: «Я в зону больше не пойду», и подпись: Шурик.
    На его похоронах Марго поклялась, что не будет больше заниматься подпольным бизнесом. Но не прошло и года, как она принялась за старое.
   Намёк Светы был понятен Толику с самого начала. Пожертвовав собой, Шурик спас Марго не только от тюрьмы, но и от больших расходов на его содержание в колонии. Однако Марго, невзирая на то, что у неё было трое детей, которые при её аресте могли остаться сиротами, нарушила клятву. Поднимать одной троих детей на нищенскую зарплату уборщицы, ей совсем не улыбалось. Приходилось рисковать. Возможно, она не представляла себе, что такое тюрьма и колония. Шурик знал, поэтому и покончил с собой.
   Самое интересное заключалось в том, что человек, достойно отсидевший в советской тюрьме, пользовался у окружающих  большим авторитетом. А суицид учинённый Шуриком над собой сделал его в глазах людей, хоть и посмертно – героем! Никто его не осуждал. В принципе, тихий Шурик  поступил по-мужски – спас жену и детей, потому, что детям лучше быть при матери, чем с отцом, который плохо разбирается в бытовых проблемах – приготовить еду, обстирать, обуть, одеть.
   Света предлагала Толику поступить как Шурик, - взять её вину на себя, тем самым спасти от тюрьмы. Если верить Свете, что она не убивала Волович, а та просто захлебнулась в собственной блевотине, тогда криминала нет. С другой стороны, труп, тайно захоронённый уже криминал. Толик не собирался  закладывать Свету, а Димон, занятый своей карьерой, не желал ворошить  старое дело. Валентина была на подозрении, а связываться с ней – себе дороже!
   Чего боялась Света? Неужели, если вместо неё пойдёт в колонию строгого режима Толик, у неё в душе ничего не шевельнётся? Неужели за десять лет прошедших со времени несчастного случая с Волович, душа её зачерствела – покрылась коростой безразличия к судьбам других? Неужели так бывает?
   Даже если ты хочешь знать причину смерти, ты не получишь ничего, кроме вранья! Зачем тебе чистосердечное признание? Оставь мысль о постижении чужой души, и смирись со своим положением. Отступи от своего решения познать душу той, с которой прожил двадцать лет. Если ты за это время ничего не понял, как ты сможешь найти в ней что-то объясняющее её преступление? Волович не вернёшь. Света слабая женщина, которая, не желая связываться с властями, скрыла факт смерти Волович, и в принципе, похоронила её, пусть не на кладбище, а в подполе этой хижины. Вы живы, - радуйтесь жизни!
   Деньги – мотив, но не причина. Причина кроется в дебрях подсознании.  Когда страх  перестал быть сдерживающим фактором в совершении неблаговидных деяний, когда неотвратимость наказания угасла, как утренняя звезда - даже солнце не в силах растопить лёд равнодушия к судьбе ближнего своего. Нет ни смирения, ни раскаяния, ни сострадания. Наказание перестало быть заслуженным, так как в душе у тебя черным-черно, а обращаться к разуму за помощью – бесполезно. Твоя сущность всегда была склонна исполнять волю твоих низменных сил, а мысль о прощении, хотя бы в самом себе – тебе незнакома. Потеряв страх, люди перестали быть людьми. Конфуций сказал: «Не беспокойся о том, что тебя люди не знают, а беспокойся о том, что ты не знаешь  людей».
 
   И тут в душе у Толика раздался голос: « Пусть всё останется, как есть». Действительно, подумал он, какое мне дело до душевных терзаний Валентины?  Ей противно ложится под ненавидимого ею любовника, однако она это делает! Ей жалко Ирину, однако она упекла её в сумасшедший дом! Она платит своим работникам мизерную зарплату, однако собирается построить храм! Она бросила живую ещё Волович в яму, а обвиняет в этом Иру! Она возомнила себя пупом земли, однако, как только запахло жаренным – прикинулась слабой женщиной! Какое мне дело до вас до всех, а вам до меня? – вспомнил он слова из песни.
   Толик решительно встал с дивана, поднял с пола пакет с деньгами, твёрдым голосом сказал, обращаясь к Свете:
   - Пошли! – он казался спокойным, только был смертельно бледен, - Сожжём это - он потряс пакетом, - и начнём жить по-новому!
   Света тяжело поднялась с кресла, и, не вытирая лицо с подтёками косметики, нерешительно пошла вслед за ним на кухню.
   Толик сдвинул кочергой конфорку в сторону, вынул из пакета пачку долларов, протянул Свете, и сказал:
   - Бросай!
   Света растерянно смотрела на Толика, не прикасаясь к деньгам.
   - Я… не могу…- пролепетала она. Лицо её от расплывшейся косметики сделалось беспомощным. Лишь теперь Толик заметил, как она постарела за эти несколько тревожных дней. Рядом с ним, у пышущей жаром печки, стояла сломленная, незнакомая, постаревшая за одну ночь, женщина, которая когда-то была восхитительной, прекрасной Светланой, в присутствии которой терялись даже самые интеллектуальные мужчины.
   Толик сам кинул первую пачку долларов в печку, дождался, когда огонь весело и с треском начал пожирать самое главное зло человечества, вывалил остальное содержимое пакета в огонь, следом бросил пакет. Потом налил из железной канистры литровую кружку солярки, вылил  её поверх долларов, задвинул кочергой конфорку на место, и, взяв Свету под руку, вывел во двор. Джек подбежал к ним, весело виляя своим пышным хвостом, взвизгнул, подпрыгнул и лизнул Свету в лицо.
   Они отошли вглубь двора и оттуда наблюдали, как чёрным дымом уходила в небо их тайна.
   Считать деньги даже частной сущностью – настоящее идолопоклонство и признак примитивного мышления. Так думал Толик.
   Валентина в три года построила храм. Она забрала Иру из сумасшедшего дома и пристроила в церкви прислужницей. Ира стала покорной, молчаливой, носила на голове, повязанный на подбородке чёрный платок, и часто тихо плакала стоя в храме на коленях перед образами.
   Свету свалил инсульт, и она тихо умерла через семь дней после освещения храма. Валентина разорилась, тронулась умом, бродила по городку во всём черном, в старом китайском пуховике. Если у женщины нет ни шубы, ни дублёнки, ни пихоры,  а лишь повседневный китайский пуховик, это признак бедности.  Каждый день, в одном и том же одеянии, Валентина ходила в церковь и тихо молила Бога о чём-то своём. Они жили на зарплату Валька, который сильно похудел от переживаний и нежданно свалившейся на них нищеты. В сравнении с тем, как они жили раньше – ни в чём себе не отказывая, нынешнее их существование тянуло на нищету. Теперь уже Валёк заботился о Валентине, так как она сама неспособна была даже ухаживать за собой. Валёк кормил её, чуть ли не с ложечки, купал, стирал, готовил еду, укладывал спать. Когда Валёк уезжал на вахту, за Валей присматривала Ира.
   Толик оставил квартиру своим детям, вернулся на прежнюю работу водителем. За то время, пока Толик бичевал, потом – разбирался со своими женщинами, Юрий Петрович стал директором предприятия, и он без всякого морализаторства, ни в чём, не упрекая Толика, принял его на работу. Как обычно, будто Толик всего три дня отсутствовал на работе, а не несколько лет, он спросил:
   - Выздоровели?
   - Выздоровел! - бодро ответил Толик.
   Вернувшись на работу, где все знали друг друга по двадцать и по тридцать лет, Толик ещё раз убедился в том, что, как говорил Виктор – действительно, всё было, как всегда, как обычно. Все оставались на своих местах и при своих сложившихся с годами традициях. Виктор каждый квартал злоупотреблял, и даже за два дня до очередного Нового Года – сломал ногу. Его очередной «оправданный риск» сыграл с ним злую шутку, нет, как настоящий автолюбитель, Виктор никогда не пил за рулём, разве что – иногда, однако он споткнулся на ровном месте, пытаясь догнать очередную свою пассию, которая, напившись, закатила истерику на пустом месте!
   Лёха по-прежнему был в авторитете, и ему было негласно позволено то, за что другого просто бы уволили. Поликарп по утрам восстанавливал равновесие вестибулярного аппарата, при этом умудрялся не пьянеть и работать. На время отпуска мастера его назначали на эту собачью должность. Впрочем, он никогда никого не притеснял, и по-честному, поровну делил заработанные на «шабашках» деньги между участниками «левого» заработка.
   Даже завгаром, Серёга, когда-то спасённый Лёхой, отставив в сторонку свою патологическую жадность, купил дорогие конфеты и торт, когда Толик вернулся на работу. Он попытался таким образом загладить свою вину перед ним за то, что когда-то  необоснованно подтолкнул Толика к увольнению. Видимо, всё это время, пока Толик отсутствовал, чувство вины не покидало Серёгу. Своёй жадностью, вечным поиском, где бы, чего урвать, он загнал себя до такой степени в грязь презрения со стороны водителей, что биохимический процесс в его головном мозгу привёл к распаду его, как личности. Но что-то человеческое в нём ещё оставалось, если он, таким образом, покупкой дорогих конфет и торта, пытался загладить свою вину перед Толиком. Не словами извинения, а символами!
   Они пили чай, а Серёга говорил, говорил, говорил! Он будто оправдывался перед Толиком. Говорил о том, как тяжело ему на этой должности, как вышестоящее начальство наседает на него, подсовывая заведомо завышенные требования. Жаловался, что нет запчастей, что он из кожи вон лезет, чтобы обеспечить выход машин на линию. И всё это – обиженным голосом, чуть ли не со слезами на глазах. Суетливый, заполошный он выглядел до того смешным в глазах всего штата предприятия, что почти никто на него никогда не обижался.
   Толик слушал его враньё, и ему вдруг стало жаль этого нерадивого Серёгу, в сущности безобидного малого, с которым маленькая власть сыграла злую шутку, вывалив наружу все тёмные стороны его натуры. Он так ничего и не понял – остался тем, кем и был всегда; скупым, изворотливым, шумным. Это было примирение, только и всего. Чтобы работать, необязательно уважать начальника. На время работы, личные обиды нужно оставлять дома.
   Толика всегда интересовал вопрос:  Как человек, проработавший с тобой на одном предприятии  десять лет простым водителем, став начальником, превращается в курву? В чём причина? В повышенной зарплате? Во власти, пусть и мизерной? От чего начинается психоз - от неожиданного взлёта? Или он всегда был таким, а ты не обращал внимания на его невежество и безумную глупость? Дело даже не в том; «что вышли мы все из народа». Никакое образование, ни среднее, ни высшее  неспособно преодолеть умственную отсталость, если в человеке нет природного такта.
   Нужно увязывать характер человека с его мировоззрением – с тем, чему он обучался. С тем, в какой среде он вырос. С тем, какие книги он читал – с какими людьми общался. Мировоззрение не формируется ниоткуда. За взлётом неизбежно следует падение, но падение не повод для отчаяния. Когда душа ещё хочет, а тело уже не может, когда случайная догадка осветила твой ум, тогда есть надежда на выздоровление.
   Это же надо до такой степени презирать тот социальный слой, из которого тебе удалось выскочить, что скудность твоего ума возводится тобой в степень необходимого зла! Конфуций сказал: «Я не видал человека, который мог бы замечать свои погрешности и внутренне осуждать за них себя».
   Не имело никакого значения – вернулся бы Толик на прежнее рабочее место или нет, - жизнь продолжалась – с рутинными буднями и незамысловатым досугом. Толику иногда казалось, будто он вернулся в родную среду с другой, агрессивной планеты, на которой смыслом жизни было беспощадное утопление конкурентов.
   Там, в другом мире, он весь дрожал и трепетал, как если бы оказался во власти незримых сил. Здесь, среди родных ему людей, он понял то, чего раньше не замечал; - как ни странно, но тяжёлый труд помог воспитать в них дух веселья, доброты и благожелательного отношения друг к другу, и такое произошло во времена, когда озлобленность и стыд ввергли многих людей в пучины отчаяния и неверия. Мрачная сторона прошлой жизни, безнадежно отдаляющая и умертвляющая всякий интерес к ближнему своему – осталась где-то там, в глубинах подсознания, пугающая его временным, загадочным и таинственным затишьем.
   Толик обитал в хижине скромно, тихо – заботясь о Мурке и Джеке. Толик всё-таки поставил крест на месте захоронения незнакомой ему, женщины. Крест внутри огороженного места означает – выйти из затруднительного положения.
   Он не стал спрашивать у Валентины – перестала ли посещать её мёртвая Волович, просто он сделал то, что, как ему казалось, поможет Вале избавиться от ночных кошмаров.
   Димон получил очередное офицерское звания – подполковника, и его назначили  начальником полиции. Он перестал заходить к Толику в хижину, - не тот уровень.
   Джек постарел, стал плохо видеть, плохо слышать, лежал на паласе, тяжело вздыхал и из его помутневших, усталых и печальных глаз катились на пол слёзы.
   Мурка бегала в лес, ловила мышей, приносила их в зубах Джеку, тот только обнюхивал муркину  добычу, но не ел.  Она ложилась на палас, рядом со спасённой ею когда-то собакой, с тоской наблюдая за постаревшим Джеком. В этот раз она ничем не могла ему помочь.
   Эту история я записал со слов Толика, слегка отредактировав её. Некоторые эпизоды я не стал включать в повествование, чтобы не утяжелять структуру рассказа. Главное – как Толик избавился от своего недуга, и не сломался от выпавших на его долю передряг.
   Я иногда захожу к нему в хижину, мы пьём чай и беседуем на самые разные темы. Возможно, в следующий раз, я продолжу рассказ о людях, которых Судьба однажды вознесла до небес, а затем, уронила на земную твердь. Как известно, с высоты больней падать. Такое происходит оттого, что раз оказавшись на вершине жизни, не следует пренебрежительно относиться к тем, с кем ты когда-то ел, пил – делил кусок хлеба.
   Все мы одиноки в этом мире, и каждый в страхе блуждает среди безликой толпы. Избавиться от этого страха и безликости возможно лишь тогда, когда Судьба даст нам шанс достичь всей полноты самосознания. Толику такой шанс выпал – он один из нас и мы не вправе рассуждать о нём, как о ком-то постороннем.  Конфуций сказал: «Кто не признаёт судьбы, тот не может сделаться благородным мужем».
   С каждым может произойти то, что случилось с Толиком – никто не застрахован от превратностей Судьбы. Нельзя просто сидеть и ждать, будто тебе кто-то поможет – пришло время самим  спасать себя, ибо: «Человек одинокий, и другого нет; ни сына, ни брата нет у него; а всем трудам его нет конца, и глаз его не насыщается богатством. «Для кого же я тружусь, и лишаю душу мою блага?». Однако не следует забывать и о том, что «горе одному, когда упадёт, а другого нет, который поднял бы его» (Екклесиаст, 4:8, 10).
               
КОНЕЦ.
 Март 2013 г. -   март 2014 г.