Самогонщицы

                С А М О Г О Н Щ И Ц Ы

   1.

Самогонный аппарат, почти произведение искусства со стеклянной змейкой, изготовленный некогда бывшим мужем Дианы, частенько «гостил» у её подруг Натальи и Сони. Теперь он был необходим самой Диане по случаю дня рождения нового мужа Владимира, но находился у Сони. У подруги была привычка забывать возвращать позаимствованные вещи без напоминаний.
Диана, после развода и раздела имущества, проживала в однокомнатной квартире с сыном Глебом, но вот уже второй год, как к ним прибился сожитель Володя. Со стороны казалось, что к тесноте они привыкли и никогда не жаловались. Сын, как поздний ребенок, только в этом году закончил девятый класс и устроился сборщиком на мебельную фабрику. Подруги Наталья с Соней бывали у нее часто в гостях или просто так, чтобы сообща красить друг другу так быстро седеющие волосы  и поболтать о новостях. Соня жила одна уже много лет, после двух неудачных попыток создать семью. Детей у неё нет и теперь , ясное дело, никогда не будет. Все они только в прошлом году вышли на пенсию и, совсем еще не старые,  не могли сидеть на скамейке. Возраст им казался особенным, когда более молодые не дружат с ними УЖЕ, а старые – ЕЩЕ не якшаются. Однако, подруги были полны сил и не собирались сдаваться пенсионному возрасту и доказать молодежи, что вполне способны конкурировать с ним, но не считают нужным. Третья подруга, Наталья, так же была из разведенок и так же, как Диана, проживала с сожителем Николаем. У неё тоже был один единственный сын Валера, но уже отслужил в армии.   Когда собирались по вечерам, без мужчин, выпивали по 3 – 4 рюмки домашнего коньяка лишь для того, чтобы «отрываться» и поддержать общее веселье. Рецепт домашнего коньяка, как и аппарат, был один для всех, проверенный временем. Собирались - в основном – у Дианы, которая любила готовить, находя в долгом стоянии у плиты огромное удовольствие. Какие только она не выставляла закуски! Наталья с Соней принимали это как должное, и приносили порой всякие полуфабрикаты, чтобы «порадовать» подругу, и как не очень склонные к полноте, сметали с тарелок все, что  было приготовлено до их прихода. Праздники они всегда справляли вместе, но уже с мужиками. Всегда, будь они одни или в общей компании, отличались тем, что стояло невиданное веселье и хохот. Вспоминали всякие истории, анекдоты или разные казусы, случившиеся во время последней встрече. Любое событие, даже не очень уместное и не совсем , может быть, приличное вспоминалось с иронией.  Теперь приближался новый праздник – день рождения Владимира. Многие знакомые, которые случайно попадали в их застолье, всегда пытались вклиниться и остаться в их кругу. Им было весело и непринужденно, но подруги не собирались расширять круг собутыльников – «нужно держаться от всех на комсомольском расстоянии». У них уже все «должности» распределены между собой. Например, Соня умела так шкодно рассказывать различные истории, Диана готовила и поддерживала всех, чтобы не забывали закусывать, Вова – разъяснял и выступал арбитром всех споров, а основная обязанность лежала на Наталье с Колей. Они были замечательными слушателями. Без них никак нельзя. Наталья, даже приобрела привычку переспрашивать, хотя и слышала, чтобы вызвать интерес. Коля, ее сожитель, во время кивал головой. Пока, конечно, мог кивать, но напивался быстрее всех и засыпал. 
Например, Вова очень находчиво объяснил им, откуда взялось выражение «держать комсомольское расстояние».
- Это, скажу вам, идет со времен третьей пятилетки коммунистической эры. Тогда молодых воспитывали, чтобы не имели привычку обниматься и целоваться в общественных местах. Такая выходка приравнивалась к нецензурной брани. Им предлагали милиционеры и дружинники держать комсомольское расстояние, что было равно длине двух протянутых для пожатия рук между разнополой молодежи. Так было принято выказывать взаимное влечение. Это сейчас сосутся в засос на каждом углу, а рядом одинаково вычурно матерятся седой старик с одноклассником.
Всем было известно, что Коля перешел к Наташе жить, уже имея привычку засыпать быстро и с первого же стакана. По этой же причине ему никто в автомастерской, где он работал,  не наливал. Его отправляли силком домой перед каждой пьянкой, ибо он имел ещё одну нехорошую привычку. Он всегда сидел и пропускал стакан, снующий по кругу,  мимо себя и выпивал в конце лишь один раз, но полный стакан водки. Все соображали, где взять деньгу , чтобы посылать нового гонца в магазин, а его предпочитали укладывать спать. Оставаясь в вертикальном положении, после выпитого стакана, становился агрессивным и всегда ввязывался в драку. Не мог он иначе - только спать или  драться. В то же время , когда трезвый,  от него и плохого слова не услышишь. С Наташей он не дрался, нарвавшись с первого же раза  лбом о сковородку Тефаль, где, как стало ему известно, не только не прогорает яичница, но остается на лбу красное пятно, как от ожога. Не имея друзей, он пил  -в основном-  дома и сразу засыпал, враждебно глядя на сковородку тут же на диване, и Наташа укрывала его пледом.
Компания редко пропускала праздники, чтобы не отметить. Им вместе было весело, и проблемы уходили так далеко и казались, из-за такого расстояния, мелкими.  Веселиться они умели, не ссорились, пьяными в подъезде не валялись. Единственным неудобством был хохот и музыка для ближайших соседей за стенкой. Но праздники заканчивались раньше ночи, а потому особых претензий не поступало. «Опять у Дианы веселье». Еще одной особенностью было то, что у них не принято говорить о политике и портить тем самым нервы. Если кто-либо и начинал говорить про международное положение или о правительстве, то бра слово Вова и прекращал всякие разговоры. Сам он во всем винил лишь «современных буржуев» и чиновников. Выговорил об этом единственный раз во время перекура на балконе Николаю, который еще пропускал и свой стакан не выпил.
- Просто буржуи продолжают нам платить те ж деньги, что и при коммунистах, чтобы хватало только на хлеб с маслом.  Они не берут в расчет, что теперь все услуги платные, а на уплату в ЖКХ нужна еще одна зарплата. А чиновники, которых теперь в 4 раза больше рабочего люда уверены, что получают свою зарплату только за то, что запутают и осложнят любой вопрос, касаемо наших проблем. Им страшно потому, как все эти вопросы разрешаемые, и могут быть решены очень быстро, если их не будет. Вот и боятся потерять работу. Они же ни хрена больше не умеют, и работать не привыкли.
Спорить с Вовой никто не собирался, он уже занял свое место, и дело знал туго. «А и вправду, чего ради праздник портить. Вова же сказал, что все это чешуя не стоит того, чтобы поганить веселье».  А вселились они на славу, рассказывая много такого, что сопровождалось и нецензурной лексикой. Присутствовали только свои, привыкшие к такому отношению, а потому не замечали проскакиваемые выражения, служащие для связки слов. Никаких секретов между ними не было, и они не делились на женские и мужские. То, что выпивать стали часто, тоже говорилось, но тут же забывали. «До мастеров спирта нам еще далеко, но алкоголизм третьей стадии у всех в кармане, хотя мужчины успешно сдают на кандидатский минимум». Такая самокритика, однако,  не мешала продолжать в том же духи. Все были уверены, что при такой жизни необходимо поддержать себя и противостоять бедам сообща всей компанией и не терять бодрость духа.
   
- Привет, подруга. Ты что, Соня, совсем тяму потеряла? Ведь прекрасно знаешь, что совсем скоро нужно отмечать Вовину днюху. Нет, ты мне зубы не заговаривай, - кричала Диана в трубку, - сегодня же привези агрегат. Мне еще нужно время намешать специи, а изделию – время отстояться. Да, не буду я тебя слушать. Некогда мне сейчас. Привезешь когда – тогда и посидим. Все. Давай.
- Ладно, ладно, - отвечала Соня, - мы с Наташей к тебе нагрянем около шести вечера.
 
День рождения Владимира праздновали в тесной кухне, но после перебрались в комнату, где можно было и потанцевать. Танцевали все, и было бы смешно видеть, как дергаются в конвульсиях Вова с Колей. Женщины тоже не отставали. Они все были молоды душой и, тем более, не могли видеть себя со стороны.  В компанию на этот раз хотел пробиться мужчина Андрей, работающий вместе с Вовой. Ему нравилось эта обстановка и он пытался сократить комсомольское расстояние, поддерживая все разговоры и поддакивая вместе с Колей.
После очередной рюмки настала время рассказывать свежие новости Соне.
- Ой, девки, чё сейчас расскажу! Не поверите. Такой ужас, такой ужас! – начала она, захлебываясь смехом, пока, наконец, не обрела возможность говорить членораздельно, чем заинтриговала всех. -   Даже мне стыдно говорить, но уж ладно. На днях бывшая свекровь привела ко мне жениха. Не поверите, решила заняться обустроить мою жизнь, а может просто издевалась. Одним словом, привела своего одинокого соседа. Я – ни слухом, ни духом, и вдруг заявляется с мужиком, и начинает  мне мигать и говорить намеки, чтобы  - значит -  я была ласкова и мила с ним. А жениху, мать его ети, лет под семьдесят, не меньше. Он слегка выпивший, видать, для храбрости и сидит за столом и все время талдычит, что у него в роду все мужчины были долгожителями. Ну, вроде как, тоже намякивает, что с ним я буду жить долго и счастливо.  Сам синий какой-то, плюгавый и морда у него вся в морщинах, как жопа куриная.
Соня смеялась от этих воспоминаний, а подругам не терпелось выяснить, чем все закончилось. Они уставились на Соню и жестами требовали продолжать дальше
- Ну, дык, что дальше? Дальше-то что?
- Так вот, этот жених закосел от трех рюмок домашнего коньяка и, пока я отсчитывал на кухню свекровь, уснул на полу в прихожей и пустил лужу.
На этот раз  этот общий коллективный  хохот был прерван выходкой Коли. Слушая такую интересную историю все, в том числе Наташа, позабыли, что Коля выпил, перед рассказом, свой единственный и полный стакан, но оставался в вертикальном состоянии без присмотра.  Он осмотрелся мутными глазами и , видя, что его никто не укладывает и никакой сковородки рядом нет, привстал и со словами «сиди – не сиди, а начинать надо», заехал кулаком Андрею в ухо. Его, конечно, тут же скрутили и увели на диван спать, только Андрей сидел и виновато улыбался, держась за ухо. Сокращать комсомольское расстояние до такой близости он не собирался.   «Дать сдачи» ему не дали и никто из присутствующих не жалел. Все, прекрасно зная, что Коля ведет себя так, как для него принято, а во всем виновата упустившая момент Наташа, продолжали выпивать дальше.  Только Андрей, не привыкший такому гостеприимству, посидел, молча, выпил на посошок и попрощался. О нем тут же забыли и пошли танцевать.
Когда, перед чаем, решили пропустить по последней, Вова решил вернуться прерванному Колей разговору.
- А, может, ты привередничаешь, Соня?   Может он нормальный мужик, этот женишок? Сейчас бы сидели в полном составе - три полные пары. А то я все один и один. Коля уснет, как всегда, даже покурить не с кем.
Женщины все набросились на него и принялись стыдить и защищать Соню. Больше всех кричала обиженная Соня.
- Ты его видел? Нет? Так какого же рожна решил, будто я до такой степени лохудра, что должна согласиться на любой вариант. Я что ли похожа на такую бабу, которая мечтает лишь бы выскочить, хоть за черта лысого. Не буду больше разговаривать со свекровью. Толи за сына мстит, тли просто поиздеваться решила. Этот жених, он вообще старый и в таком состоянии, что через два-три года будет чаще пукать, чем дышать. Никогда не прощу!
Однако, спорить они долго не привыкли, а потому тут же забыли и решили попить чаю с праздничным тортом, купленным в честь Вовиных именин. Только перед тем, как попрощаться, стала хохотать Наташа. Все теперь окружили её, требуя объяснений. Ответ, конечно, вызвал общий хохот всей честной компании.
- Знаешь, что я подумала, - говорила Наташа, смеясь. – Теперь, Соня,  того, кто на тебя скокнёт , придется искать самой и далеко от дома. Жених-то твой пометил территорию и другим самцам вход в твои хоромы закрыт.
Прощались  - на вид – почти трезвые из-за обилия закусок, но чтобы потом заспать и не помнить некоторые события. Так всегда бывало. Только не забыли назначить и дату следующего сбора гоп-компании. Через две недели значился день рождения Валеры – сына Натальи. 

2.   

    Сколько бы не поддерживал подруг допинг в виде самогона, названного натурпродуктом, или желание украсить жизнь развеселыми днями, судьба находила прорехи этой обороны и не забывала наносить свои удары, переходя от нокдауна к нокауту. Веселье само по себе, как явление временное, приходило и уходило по английский без предупреждения, а проблемы оставались. Всякое похмелье не ограничивалось лишь головной болью и сухостью во рту. Она проявлялось в том, что каждый раз, после всякого веселья,  старые проблемы еще больше осложнялись и появлялись новые.
Сын Дианы, Глеб был избалован, как позднее и единственное чадо.  Едва окончив девять классов, устроился в мебельный цех через знакомого отчима. Мать он совершенно не слушался, а когда Диана, стараясь пристыдить, случайно выронила нецензурное слово, то тут же ответил ответным матом. Ей ничего не оставалось, как промолчать, ибо знала, какая будет реакция. «Я у вас учусь!». Владимир, так же пытался было включиться в воспитание и хотел , при  разговоре один на один, вызвать  к откровенности, но ответ оказался тоже коротким – «Ты мне не отец! Не вмешивайся! Я же тебя не трогаю». Это означало, что ему позволили проживать здесь и спать с матерью, а вот иметь свое мнение, и тем более высказываться,  не моги!  Владимир, с тех пор, молчал. Глеб часто уходил ночевать к знакомому парню Илье, родители которого почти всегда находились в командировке. Иногда отношения были не так натянуты, Глеб рассказывал матери о своих планах, делился мыслями, но заканчивалось тем, что он выпрашивал денег или бутылку самогона, чтобы тут же уйти, не сказав больше ни слова. Диана надеялась, что сын отслужит и вернется другим человеком из армии. Вся надежда держалось на этом.
Отношения Натальи с сыном Валерой сложились не лучшим образом. Валера уже отслужил в армии, на стороне росла дочь, а он продолжал вести холостяцки образ жизни и не желал иметь постоянную работу, перебиваясь подработками и вытягивая деньги у мамы с Николаем.  Жить старался на широкую ногу, любил нравиться девушкам и молодухам, имел иномарку,  взятую на мамин кредит,  и тоже не баловал своим присутствие. Наталье, в добавок к пенсии, приходилась по вечерам мыть два подъезда пятиэтажки, где они проживали, но долг уменьшался очень медленно, ибо денег дома было не многим больше банковского процента. Она привязалась к внучке и часто ездила к ней на другой конец города, покупала гостинцы и детскую одежду. Валера пытался запретить и это, кричал «Не смей к ней ездить. Она – дура и не жена мне!». Наталья отвечала «Устройся на работу и начинай содержать сам. Или хочешь, чтобы тебя посадили за неуплату алиментов?». Сын после этого молчал до следующей ссоры.
Одна Соня не имела такие «головняки» ибо оказалась неспособной к деторождению, из-за чего ушел из семьи ее муж и проживал где-то в Перми с другой семьей.  Свекровь её жалела по своему, поддерживала отношения, пока не поссорились из-за жениха, которого привела к бывшей снохе.  «Взяла бы к себе, если так печется о своем соседе. У них и возраст одинаков, ухаживали бы друг за другом, чтобы не помирать в одиночестве», - думала Соня. Подруги продолжали ездить  друг к дружке, делиться новостями, слегка сплетничали и - малость -  выпивали. Только вот отпраздновать день рождения Валеры не получилось. За несколько дней до этого события умер Николай.
Он отравился паленой водкой. О том, что в небольшом алкомаркете под вывеской «Бахус» часто появляется паленая водка, поговаривали давно. Случаев отравления было много, но до летального исхода не доходило. Хозяин магазина Вячеслов Трапезников продолжал утверждать, что у него водка всегда чистая, ибо отоваривается исключительно в оптовке  ликероводочного завода. И это было чистой правдой. Он несколько раз пытался поймать на этом своих реализаторов, часто заскакивал в самые неурочные часы, рылся в складе, но другую водку не обнаруживал. Дважды приходили полицейские из ОБЭП, брали из разных ящиков бутылки с водкой для экспертизы, но результат был один – отвечает госстандартам. Тогда от Трапезникова отстали, но и денег он не жалел, «поддерживая» некоторые чины полиции по праздничным датам. Никто же до смерти не отравился. А не умирали мужики, скорее всего только потому, что выпивали небольшими дозами под хорошую закусь. Если они тихонечко слепли, от технического пойла с примесями метилового спирта, то этого никто не замечал и не подозревал, что водка отравлена. Организм Николая, «принимающего на грудь» по целому стакану без закуски, не выдержал.
Дыма, как говорится, без огня не бывает. Среди продавцов Трапезникова действительно завелась «крыса» в лице Риты Шуваловой, кстати, ближайшей соседки Дианы, которая больше всех и принародно осуждала соседку за частые пьянки и громкий смех компании. И дело было вовсе не в том, что Диана с компанией мешали ей культурно отдыхать. Она просто знала, что соседка гонит самогон и никогда не покупает у нее водку. «С такими, как она, - решила Рита, - выручку не сделаешь».  Сама Рита, в отличие от хозяина, не умела вести большие дела, крутиться между полицией и вести бухгалтерию для налоговой инспекции тоже бы не смогла, но «хочешь жить – умей вертеться». Ящик с левой водкой, которую искал Трапезников в своем складе, всегда находилась дома, в шкафу у Риты. Брала она на работу всего по две бутылки и держала в сумочке, что висела до покупателя, на гвоздике рядом с верхней одеждой. Всучив их , между делом, полупьяным покупателям, она звонила домой , и дочь-школьница приносила новую парочку бутылок. Трапезников не опускался до такой степени, чтобы проверять сумки своих продавцов, но и на этот случай Рита могла выкрутиться, что брала литру домой для мужа в другом магазине, где водка дешевле.   
После похорон, в доме у Натальи разыгралась очередная    ссора с Валерием, который откровенно смеялся над горем матери.
- Нашла по ком убиваться! Подумаешь, одним алкашом меньше стало! Он только и умел, что на диване пьяным валялся.
- Имей совесть, Валера! Еще могила не остыла, а ты такие слова о покойном говоришь! Ну, нельзя же так.
- Может, прикажешь заплакать! – орал сын. – Он мне не отец и любовь ко мне  тоже не испытывал. Наследства, как тебе известно, нам не оставил!
- Николай работал , зарабатывал больше моей пенсии и кормил не только меня. Сколько раз я тайком отстегивала тебе из его денег. Это ты не привык считать деньги. Может ты стал хорошим отцом своей дочери? Когда ты её последний раз видел?, - Наталья спорила сквозь слезы и готова было сорваться.
- Мне ребята нашли в областном центре  хорошую работу, -  проговорил сын, чуток успокоившись, - передам потом адрес судебным приставам, пусть в бухгалтерии взыскивают. Только вот у меня скоро день рождения, угостить бы ребят. Нагони лучше самогону.
- Не дождешься, -  не выдержала Наталья, - больше ни самогона и ни копейки денег не получишь. И долги твои мне без Коли не вернуть. За его счет, можно сказать, жили.
- Ну и черт с тобой, дура - заорал Валера и ушел захлопнув двери.
Наталья заревела истошно и пала на кровать, где и пролежала до утра, не в силах подняться. Утром к ней пришли подруги и повели к Диане.
- А он и вправду был хорошим человеком, мой Коля. Он ведь сирота с детства, долго мыкался один, и я была для него единственным родным человеком, рассказывала Наташа в кухне у Дианы, -  мы часто разговаривали  с ним вечерами, не включая свет. Ему это шибко нравилось.  А помните, когда я заболела и врачи подозревали пневмонию? Он в те дни не отходил от меня, ухаживал как за ребенком. С работы прибегал с гостинцем, ставил чайник и жарил картошку… Господи, за что же такое наказание!
Подруги пытались её успокоить, но у них получалось плохо.
- Родной сын всю душу вымотал.  Дурой сегодня обозвал. Ни одного доброго слова не нашлось для матери. Как мне жить-то теперь, девки? Хоть на сороковой день самогону нагнать и вас бы домой к себе позвать, а денег, после похорон, даже на сахар не осталось.
- Какой сахар? Какой сахар, Наташа? Даже не думай об этом. Сами нагоним и продуктов наготовим. Все проведем, как надо и обязательно у тебя посидим, где покойничек жил. Прежде, завтра же, все приберем у тебя дома, вычистим. Сегодня переночуйте здесь, завтра с утра и отправимся.
- Ой, нет, девки, - встала Наташа, чтобы уйти, - не могу я оставлять дом пустым. Говорят, что сорок дней, пока душа не улетит в свое измерение, обитает в родных местах. У его души нет  и не было других родных мест. Домой пойду. 
Они помянули еще раз Николая, и Соня решила идти с ней, чтобы переночевать у неё. Подругам не хотелось оставлять Наташу одну.
Дома было пусто, но сохранился относительный порядок, который наводила Соня, в таком состоянии, что плохо помнила. О покойном напоминали  только трюмо в прихожей и зеркало в кухне, занавешенные скатертями. 
Легли рано, оставив свет в кухне. Не спалось. Лежали с открытыми глазами и разговаривали на расстоянии, строя планы на будущее.
- Я вот о чем подумала, Наташа. - заговорила Соня, усевшись на кровати, - Живем мы как-то неправильно и непонятно. Объяснить себе не могу, но думаю об этом часто.  Родился человек – пьем, в радость – пьем, горе приключилось – снова пьем. Вот наступит сорок дней, и мы будем поминать водкой человека, погибшего от той же водки. Почему? Ты извини, я Колю не осуждаю. Я о нас, о живых.
- Пить, что ли бросишь?
- А , может, и брошу, вот только проведем сорок дней, помянем его. Ха-ха-ха. Дура я, правда? Как и все алкаши, которые каждый раз повторяют «Вот только сегодня выпью и начну бросать». Давать спать лучше.
Однако не спалось и теперь разговор начала Наташа, видимо, задумавшись от Сонькиных слов.
- Ты не подумай, Соня, что хочу оправдать всякое пьянство, но как жить без этого, в наше время? Мне ведь так хорошо, когда собираемся вместе. Других радостей у меня нет. Совсем нет, Соня. Иногда становится совсем тошно, и  меня только компания наша поддерживает, чтобы не наложить на себя руки. Бывают  - знаешь-  и такие моменты. Страшно даже задумываться об этом глубоко: себя жаль, сына жаль и Колю вот… 
- Да, понимаю я тебя. Мы в правду создаем себе маленькие праздники, чтобы совсем не зачахнуть, но любой искусственный допинг, он  всегда – наркотик. И мы, пожалуй, подсели на него, что начинаем увеличивать дозу. Мы постареем в один миг и превратимся в немощных больных старух, если не успеем, к тому времени, уйти скоропостижно от передоза.   
- Ну, ты совсем уже, девка… Всякий веселый отдых, если хочешь знать, создается искусственно. Кто-то романы любовные читает, переживая за героев, кто-то сидит на скамейке и кости другим перемывает, а кто и вовсе враждует со всеми, по судам таскается или действительно пьет горькую в одиночку до потери сознания.  Мы же, по сравнению с ними, вовсе – дети малые. Ведь от нас никому никакого вреда нет. Я не представляю себя без вашего общества. Ну, не заняться же нам в нашем городе парашютным спортом.
- Интересно ты сказанула про парашютный спорт. Смешно даже стало. Но, я и сама не знаю, чем заменить наши посиделки. Такое веселье, вряд ли, чем-то еще можно заменить. Только, как мне кажется, смеемся и хохочем  мы без меры. Наверное, чрезмерное веселье приводит к тому, что после него любое горе так же бьет по нам с большей силой. Но мне и самой не хотелось бы, чтобы было – немного горя и немного радости. Без того все кругом серое. Словом, опять двадцать пять и , выходит, что без допинга  нельзя!
- Так ты, Соня, говоришь и рассуждаешь потому, как не имеешь детей. Знала бы, как тяжело с Валерой. Мне невыносимо думать, что он так и не станет человеком, а будет таскать свой крест, который тяжелее моего будет. Была бы я одна, поверь мне, было бы гораздо легче жить.
- Замолчи , Наташа! Извини, но как ты можешь такое говорить?!  Думаешь, моё горе меньше вашего? Как бы, не так. Вы страдаете, что дети вас не любят, а я страдаю от того, что мне самой даже некого любить! Поверь, это гораздо хуже. Вы страдаете, как теперь принято говорить, от менталитета.
- А ты не умничай. Объясняй, как положено, чтобы и я понимала. Может и вправду легче станет.  Я ведь не спорить с тобой хочу, а разобраться. И давай, кофейку попьем, все одно не спится.
- А, давай. Сон и вовсе пропал. Потом отоспимся, Диана разбудет.
Подруги попили кофе, но разговор как-то не удался. Говорить, лежа в темной комнате, было лучше. Легли.
- Ну, давай говори теперь про свой менталитет. Мне даже от разговора полегчало , а вдруг еще  что-то подскажешь, и вовсе успокоишь меня. Одна, я не знаю, чтобы сейчас делала.
- У нас такой менталитет, сели можно говорить привычка и поступки, когда привыкли загрузить себя всем, чем только возможно и страдать от этого всю свою жизнь. Во многих странах к детям сосем другое отношение, чем у нас.
- Не балуют что ли? – перебила ей Наташа. – Так,  другие, кто не балуют, тоже маются с детьми своими.
- Да, нет. Я не о том, Наташа. В Японии вообще балуют детей даже больше нашего. Там детей выпускают, как птенцов – встали на крылья, вот и летайте теперь самостоятельно. Вернее, они и жить могут вместе с детьми, но отношения меняются, и родители уже не отвечают за них. Представляешь, приходит дочь со своим мужем в гости к родителям, а те говорят «Простите, дети, но время обеда вы пропустили. Нельзя так опаздывать», и не кормят их, представляешь?
- Как это? Разве так бывает? Они, что – бездушные такие?
- Так вот у них принято. Менталитет такой. У нас в России как?  У нас принято, что родители всю свою жизнь только и делают, что думают о детях. Мы привыкли отдавать им последнее, недоедая сами. У них такого тоже нет. Ребенок вырос и у него своя жизнь. Конечно, детей там тоже любят, могут и переживать, но всегда скажут «Давай, поправляй свои финансы, сынок родной. Воспитывай нашего внука, показывай ему пример».
- Да-а-а, - проговорила Наташа в ответ, - только как-то не по-нашенски это, не по советский Вернее … Ну ты поняла, что я хотела сказать. Дикость какая-то. Сама-то смогла бы так обращаться с детьми, если бы они были?
Соня долго молчала прежде, чем ответить.
- Не смогла бы, наверное. У меня тоже наш менталитет. Только не суждено мне иметь детей. Мне не приходилось держать в объятиях собственное дитя, баюкать и радоваться его достижениям. Когда провожали на пенсию, все наши бабы , едва выпив рюмочку, стали говорить о своих внуках. Смеялись и тоже радовались, а у меня и внуков не будет. Это ужасно, Наташа! Вы стали, как природой и Богом заложено, матерью, а я будто и не жил получается. Чужое место занимала, выходит,  жрала и пила незаслуженно. Невыносимо это. Хорошо, что хоть вы, подруги, есть.
Теперь плакала Соня.
Уснули девки под утро, пока их не разбудила Диана. Нужно было провести генеральную уборку, чтобы чисто все было и сияло. К тому же надо было сходить за сахаром. Скоро сороковой день, и нужно гнать самогонку.