Картина

     Что такое "проба пера"? Это поверхностные мазки на чистом листе (пусть будет) ватмана. Здесь художник раскрывается не до конца: он жадно выбирает цвет, потаенно делает в себе наброски, случайным движением поправляет потрепанный убор на голове. Глазной кристаллик фокусирует наиболее дальний, обязательно темный угол обветшалой комнаты. Взгляд мастера бесстрашно отделяет серые тона. Шарканье нахохлившихся голубей по черепичной крыше отвлекает маэстро не более чем изящный и, пожалуй, единственный луч света, прорезавшийся сквозь толщу заколоченных досок. Если бы не вальсирующая пыль, сама жизнь усомнилась бы в своем существовании.
     Но вот голоса босоногих шалопаев, вбежавших во двор, словно оживили художника. Картинно сдвинув брови в кучу, он оглянулся на заколоченное окно. И откуда только этот балаганный ветер?! Человек с кисточкой в руке поежился. Отточенным движением руки он познакомил кисточку с ярко-зеленой краской, коснувшись ее мягкими волосками.
     - К черту дерево… Камнем надо замуровать окно, камнем, - подумал художник. - Камни прочнее...
     Итак, глоток воздуха. Скажу по правде - захватывает. Прошло уже несколько месяцев, как я ничего не писал. Чувствуешь себя никчемным и ничего не умеющим. Но стоит снять пробу в виде написания всего лишь нескольких строк, и о чудо! С чистого листа сам по себе начинает развиваться сюжет. Рождаются мелочи и детали, слова скрепляют формы воедино. И вот ты уже видишь всю картину целиком. Фантастика! Другого слова не подберешь. И как это получается? Откуда? Чьи губы нашептывают в самое ухо сюжетную линию? Ответа нет, но есть предположения.
     В бездейственный промежуток времени меня часто что-то подталкивает. Какая-то невидимая сила назойливо напоминает мне:
     - Пиши, пиши, пиши!
     И ничего не остается делать, как следовать этому совету.
     - Сумасшедший, - махнут рукой одни.
     - Голоса слышит, - усмехнутся другие.
     -Выдумщик, - отвернутся третьи.
     - Это Божий голос, - без тени сомнения воскликнут верующие.
     Вставлю только одно. Способность к оценке имеет каждый человек. Более того, многие  оценят с радостью. А собственно, почему и нет? Что нам, теперь не критиковать?
     - Конечно же, нет, что вы! Критикуйте на здоровье.
     Что касается меня, каждое слово, которое я вывожу на листе бумаги подобно художнику, которого не в силах отвлечь от любимого занятия даже северный ветер, приносит мне массу удовольствия. Каждое написанное слово сравнимо для меня с глотком живительной влаги посреди раскаленной пустыни. И пусть хищные птицы кружат в безоблачном небе, нарушая покой. Пусть оазис чуть дальше линии горизонта. Пока хоть один человек занят чтением череды данных предложений, я живу!
     Наступило время для репетиции, или иначе, жонглирования словами. Подобное уже не раз случалось. Передо мной стоит задача написать роман. В данном случае действие будет происходить во времена Второй мировой войны. Сюжет еще сырой, много неясностей, временных несовпадений и многого другого.
     Для того чтобы не застаиваться, не киснуть подобно квашеной капусте, я решил изобразить некую импровизацию. Как говорил джаз-музыкант Константин в музыкальной комедии "Мы из джаза":
     - Импровизация, - это полет вашей души!
     Предлагаю вместе с душой раннего Пушкарева полететь на остров импровизации - небольшого рассказа, созданного спонтанно. Не стану скрывать, в душе я искренне верю, что нечто случайное порой оказывается гораздо лучше запланированного…
     Последний месяц уходящего года занес меня вместе с редким снегом во Фламандский регион Бельгии, в Антверпен. Так случилось, что город с одним из самых крупных морских портов мира встретил меня совершенно случайно. Еще несколько часов назад я прогуливался по грязно-снежным улицам Москвы. Настроение было не на высоте из-за окружающего смога, дыма и озабоченных лиц, скользящих под сводами метрополитена. Яркий плакат турфирмы привлек внимание прохожего.
     "Сердце Европы приглашает вас!" - плакат был виден со всех сторон.
     Я уныло взглянул на серую массу кричащих автомобилей, уделил пару секунд слившейся в единое целое толпе у входа в метро. Внутри меня что-то рухнуло. И уже в следующую секунду темно-коричневые ботинки уверенно приминали слякоть к асфальту.
     Слушая подземную музыку разгоняющегося метро, я наблюдал за ночью, образовавшейся в окне вагона. В ночи появлялись толстые провода, ведущие в бесконечность. Реже - тускло светящиеся лампочки.
     Меня пригласило само сердце Европы. Разве я имею право отказать?
     Нога закинута на ногу. Овальный мысок ботинок раскачивается в такт с вагоном метро, словно дирижирует всем составом одновременно. Человеческие маски вокруг озабоченно читают газеты, книги, вглядываются в бездыханные экраны планшетов и смартфонов. Кто-то слушает музыку, крепко уцепившись за поручень. Кто-то дремлет сидя напротив. И почему-то только мне одному нет дела до времени. В душе пустота, а вместе с ней и покой. Тишина. Рекламные плакаты расклеены по всему вагону. Каждый стремится что-то продать, преодолеть новую ступеньку на пути к вершине муравейника. Обращаю взгляд на потолок. Беззубые шутки грузчиков в одесском порту – ну хоть небосвод не заслонен картавой речью рекламы.
     - Станция Речной вокзал, - прохрипел в динамике бесстрастный голос.
     Мой выход из-за кулис. И ничего нового на авансцене: та же слякоть, грязь, машины, угрюмые дома, снующие прохожие, и ни одной улыбки на лице.  Даже как-то холодно стало. Галопом в маршрутку.
     Как будто те же люди, что были со мной в вагоне метро, запрыгнули следом в маршрутку. Те же выражения лиц, схожие действия. Только за окном уже не ночь, а какая-то промозглая сырость. Но ничего. Перед глазами все еще маячит рекламный плакат. Сердце Европы! Вы представляете? Оно уж точно меня согреет.
     Ход мысли прервал голос оперного певца - водителя маршрутки.
     - Оплачиваем проезд, - сдвинув на глаза кожаную кепку, пропел водитель.
     И как только он собирается вести машину? Огромная кепка цвета моих уже изрядно поношенных ботинок заслонила ему почти все лицо! Но как говорят в народе и говорят не зря, талант не пропьешь! Не прокуришь. В общем, ничем не испортишь.
     Прямым доказательством этих слов и стал водитель маршрутки - выдвиженец из народных масс.
     Готов поспорить, Фернандо Алонсо, Михаэль Шумахер, и вместе с ними другие представители Формулы 1 уже обреченно прижимают к груди свои награды. Так водить автомобиль может только русский: за кепкой совсем исчезло суровое лицо, кончик дымящейся сигареты еле выглядывает из-под козырька. Бранные слова обрушиваются на каждого встречного водителя в приоткрытом окне. Смачно плюнув под ноги, водитель маршрутки выжал сцепление, переключил передачу и жмет на газ. Мотор рычит из последних сил.
     Все, идем на взлет. Подождите, но разве сбоку маршрутки было написано «Аэрофлот»? Тогда где же крылья, турбины, обходительные и всегда вежливые стюардессы?
     С последней надеждой я взглянул в заляпанное окно. Сам Высоцкий, угадав ход моей мысли, надрывается по радио про какую-то стюардессу, надежную, как весь гражданский флот.
     Но судьба милостива. Как показал вид из окна, водитель гоночного болида в душе лишь мерно обгонял шахматную колокацию автомобилей. Ни о каком взлете и речи быть не могло. Так, периодическое повизгивание износившихся покрышек. И почему тот беззубый старик на меня так пристально уставился? Даже скорее не он, а смачная бородавка на его рыхлом лице. Сам одет, как истасканный трудовыми буднями фермер. Разве таких Смитов еще пускают в самолет? Или он собирается отбить поклон входу в терминал, а затем обратно, на ферму? А впрочем, какая мне разница? Лучше взгляну в окно.
     Но не успел я перевести взгляд, как наш «лайнер мечты» безобразно припарковался у подножия аэропорта Шереметьево, терминал 2. Выйдя из маршрутки, я вздохнул полной грудью. (Не в укор водителю, но благовония в салоне оказались на редкость несовместимы с нормами обоняния.) В следующий момент мне стало интересно, что будет делать старый фермер. Земной поклон и дорога обратно или этот наглец сподобится вступить на территорию свежевымытого аэропорта?
     Однако пошел снег. Он-то, белоснежный, и отвлек меня от наблюдений за стариком. Когда в последний раз мне приходилось согревать в руках такие большие хлопья? Подставив ладонь в замшевой перчатке к свету, я смотрел, как каждая снежинка тает в моей руке, превращаясь в капельку воды.
     Подъехал микроавтобус с делегацией китайских туристов. Как по команде, из дверей посыпались одинаково подстриженные близнецы. Некоторые выделялись шапками-ушанками на голове, другие что-то фотографировали. Даже меня ослепили вспышкой. Что ж, буду стоять зажмуренный, похожий на китайца, в деревянной рамке на полке в квартире, что на окраине многолюдного Пекина.
     Следую за туристами внутрь аэропорта. Теплый воздух приятно обдувает на входе лицо. Полы в аэропорту и впрямь чистые, можно даже разглядеть мое спокойное выражение лица. Не сказать что терминал забит под завязку, однако людей немало. Контингент под сводами этих стен совершенно иной, нежели в столичном метро. Лица вежливее, походки раскрепощеннее, ожидание менее томительное. Кто-то летит на край света в поисках райского уголка, кто-то уже формулирует детали предстоящей деловой встречи, а кто-то лишь следует яркой рекламе.
     Приходится поработать локтями по направлению к кассе. Вымученная улыбка кассирши приветствует меня. И это только первая половина рабочего дня! А что будет дальше? Представьте на миг обрюзгшее женское лицо с мешками под глазами. И без того бесцветная улыбка превратилась в явное недовольство, уголки губ смотрят вниз, пальцы рук нервно отбивают последние минуты очередного рабочего дня. Слава Богу, меня эта пьеса в одном действии обойдет стороной. По крайней мере, сегодня. Не думаю, что в Бельгии меня будет ожидать что-то подобное. Там как-то все по-другому. От чистого сердца и души что ли. Словно человек выполняет свои обязанности не по принуждению, но по желанию.
     Как можно было уже догадаться, я взял билет в Бельгию. Лечу во второй город страны - Антверпен.
     - Почему именно Антверпен? - могла бы спросить женщина средних лет за моей спиной, ожидавшая своей очереди насладиться мученической улыбкой кассирши. Признаюсь, я не оборачивался, чтобы узнать, кто именно находится позади меня. Навязчивый бархат духов подсказал. Таким ароматом может воспользоваться только дама средних лет. Смею предположить, она переживает кризис в личных отношениях. Но не стану далее увиливать от возможного вопроса.
     - Потому что, - ответил бы я деловито, - это ближайший рейс в сердце Европы!
     Билет на самолет вместе с паспортом опустился на самое дно левого кармана пальто. Регистрация на рейс прошла успешно, не считая того, что меня попросили снять обувь и пару раз пройтись под аркой металлоискателя. Некоторых пассажиров жутко возмущала эта процедура. К примеру, передо мной один мужчина лет сорока пяти, спортивного телосложения и с поредевшей копной волос на голове наотрез отказался снимать обувь. Акт возмущения он продемонстрировал, станцевав под сводами металлоискателя ламбаду. Металлоискатель судорожно подпевал весельчаку, издавая попеременный визг.
     Покончив с регистрацией, я присел на одну из многочисленных сидушек в ожидании рейса. Терять было нечего в прямом смысле слова: никакого багажа, из ручной клади только носовой платок и портмоне. Последний предмет с моими инициалами на лицевой стороне мне подарила вчерашняя дама сердца. Хотя где она сейчас, известно только Богу.
     Порядком наскучивший зал ожидания вместил в себя людей разных направлений. Здесь было больше сонных, зевающих представителей разных стран, вокруг которых бегали дети. Их крики будили спящих, но беготня оживляла зал.
     Я решил замаскироваться в Duty free. Импортный алкоголь, сигареты, парфюм, косметика.
Под ненавязчивую музыку я приобрел флакончик Chanel allure homme и направился к выходу. Объявили посадку на рейс 137 Москва - Антверпен. Вперед, в атаку! Я замахнулся флакончиком туалетной воды вместо копья.
     Вскоре узкий коридор привел меня к цели - Airbus А320. Наконец-то на боку железной машины написано «Аэрофлот». А это значит, что я безбоязненно ступаю на борт воздушного судна. Здесь уж точно не встретишь кепковидного водителя маршрутки.
     Компенсирует хлеб-соль на входе манящая улыбка стюардессы.
     - Жанна, - подумал я, ответив слабым подобием улыбки. А вот и нет. На уровне груди девушки покоился золотой бейджик в черном обрамлении с надписью MARIA.
     - Ваш билет, - вторично ослепила воздушная нимфа.
     Я решительно протянул посадочный талон.
     - Вам направо, пожалуйста.
     Бизнес-класс, говорите? Я - за!
     Сделаю небольшое отступление. Как же все-таки здорово писать, как прекрасна выдумка. Полет фантазии, и ты уже в бизнес-классе. Совсем не то, что в реальной жизни.
     В классе для привилегированных меня уже ждала Татьяна - судя по улыбке, сестра Марии. Цвет волос, глаз, средний рост. Готов перепутать здешних красавиц. Хотя в следующую секунду отличительный признак сам бросился в глаза. Тонкая золотая нить обвивала тонкое запястье Татьяны.
     - Изделие из ОАЭ, - определил зоркий глаз. Уж слишком золото блестит.
     Взглянув на посадочный талон, стюардесса безошибочно указала кистью руки на посадочное место сбоку от себя.
     - Ура! - обрадовался проскочивший мимо меня мальчик лет десяти. - Я у окна!
     Интересная деталь: в те несколько минут, что Татьяна рассаживала по местам пассажиров, она успела раз пять поднять согнутую в локте руку и потрясти висевшей на ней цепочкой в разные стороны. Что значили эти действия? Я также успел заметить, что вместе со мной в бизнес-классе находилось только пять мужчин, не считая мальчика. Возможно, это всего лишь совпадение. Или нет?
     Удобное кожаное сиденье синего цвета приятно скрипнуло подо мной. Я направил прохладный поток вентиляции в лицо. В спинке впередистоящего сиденья дремал монитор, ниже из специального отделения выглядывали журналы. Внешнюю сторону иллюминатора облепили хлопья снега. Сквозь них едва просачивался свет многочисленных фонарей, освещавших здание аэропорта. Долой Москву, долой Россию! Хочу вздохнуть полной грудью.
     Рядом со мной опустилась молодая девушка. Белый шерстяной свитер и черная оправа очков интересно контрастировали между собой. Обронив поверхностный взгляд, надув пухлые губки,  милашка поставила на колени ноутбук. Ах, так, предпочла знакомству со мной уединение и уют? Хорошо. Следующим движением я картинно нащупал в спинке сиденья первый попавшийся журнал ("Дилетант"! Отлично, как раз про нее!)  и развернул его во всю ширь. Сжав губки, девушка попыталась отстраниться, давая понять, что я залез на ее территорию. Но не тут-то было. Бедняжка и не подозревала, каким у меня бывает кашель! К тому же я умею громко сморкаться. Но придержим до поры козырь в рукаве.
     Тем временем командир корабля поприветствовал всех присутствующих дежурным голосом. Лед тронулся, уважаемые дамы и господа. Наш айсберг понесло попутным течением на взлетно-посадочную полосу. Остановка. Но вот мощные турбины двигателя взревели на полную мощность. Мальчик, сидящий передо мной, перестал ерзать. Загорелись табло "пристегните ремни" и "не курить". Самолет пошел на взлет.  Невидимая сила прижала меня к сиденью. Снежинки в иллюминаторе на глазах превращались в расплющенные капельки воды. За окном уносились прочь здание аэропорта, припаркованные самолеты, автобусы с пассажирами.
     Airbus A320 оторвался от земли, а вместе с ним и вся возможная тревога. Полет на самолете всегда ассоциируется у меня с какой-то надежностью, радостью и праздником, безмятежностью. Самолет парит, разрезая облака. Вместе с ним и я. Мысли устремляются в вечное светлое будущее, душа засыпает под звуки арфы. Как же прекрасно время полета!
     Вот уже пару дней наш лайнер парит над лесами Европы. (Необходимо пояснение: ровно на два дня автор импровизации-рассказа отрывался от его написания, но тем не менее сюжет не переставал жить в его голове. И вот эти два дня самолет с главным героем не переставал едва касаться белоснежных облаков кончиками крыльев.)
     Засыпавшая под звуки арфы душа предпочла со свистом захрапеть под навязчивый шум турбин. В общем, прохладительные напитки и обед я мирно проспал. Мне снились отрывки из прошлой жизни, удивительным образом слившиеся воедино. Шапочно поприветствовав друг друга, они принялись создавать безумный сценарий. И самое интересное то, что в жизни эти события никоим образом не могли скрестить шпаги. Совершенно разный временной характер, настроенческий подтекст, незнакомые друг другу люди. Словно раскрасили полотно нервными мазками, налепили кучу разных цветов. Абсолютный бред, но что-то все-таки трогает, касается души.
     Так и я проснулся от шелеста плотного пакета. Моя шерстяная соседка пыталась запихнуть скомканный пакет в отделение с журналами. Приоткрыв левый глаз, я сквозь сонный бред взглянул на нее: она женственно поправляла игривые пряди волос. Очков на ней уже не было. Черты лица стали милее, и хоть убей, не знаю почему, мне захотелось ее обнять.
     Но уже в следующую секунду она надменно взглянула на меня. Мол, чего уставился?
     Этот взгляд немедленно разогнал дымку сна, а вместе с ним разорвал и все возможные пути к примирению. Я настойчиво громко кашлянул, ударив пару раз себя в грудь. Милашка брезгливо отвернулась, я удовлетворенно улыбнулся.
     По громкой связи передали, что наш самолет готовится к посадке. Попросили застегнуть ремни безопасности. Самолет прибывает в международный аэропорт Антверпена в один час дня по московскому времени. Температура в Антверпене +5 градусов по Цельсию.
     Пристегнув ремень, я выжидающе скрестил руки на груди. Мимо прошла стюардесса. Золотая нить на ее кисти мерно покачивалась в такт с шагами. Пассажиры в салоне как-то вдруг поникли. И только из впередистоящего ряда доносилась пулеметная стрельба: мальчик играл в очередную игру на планшете. Уши закладывало, приходилось жевать мятную резинку и постоянно сглатывать слюну…
     Порой совершенно невозможно писать. Слова не ложатся на бумагу, мысли гуляют где-то на стороне, настроения нет, как нет и той желанной силы действовать. Бывает, что-то пишешь, и создается впечатление, словно текст набирается сам. В таком случае автор не сомневается в качестве будущих строк. Но стоит этой чудеснейшей силе на миг отступить, как Создатель начинает тонуть в сомнениях. Каков смысл этого творчества, и собственно творчество ли это? Нужно ли это кому-нибудь? Тогда что оно в себе несет? А может, автор напрасно тратит свое время, свою душу налево и направо? Может быть, все это зря?
     Полный граненый флакончик вопросов. Хочется ответить на все разом, но никак не получается. Однако даже при всем разочаровании какая-то внутренняя сила все еще не покидает автора, двигая одно слово за другим. Не важно, наполнена ли красками палитра или нет, настоящий художник продолжит рисовать карандашом, ручкой, кровью, пылью и грязью плодородной земли. Ничто его не сможет остановить. Только такие люди пробиваются к свету, становятся великими…
     В иллюминаторе предстал удивительный вид: полное солнце вдали ласкало немногие облака на фоне глубокого синего неба. Из-за них выглядывали верхушки строений города, широкая река бумерангом примкнула к городу. Сердце тревожно забилось, в душе приятно защемило. Неизвестный, полный приключений город. Что ждет меня? Я готов к любым сюрпризам. Как же хорошо, вот так, спонтанно перебраться из ада в рай. И ни одной мысли о России! Словно меня перебросили на другую планету.
     Звук соприкосновения шасси с ввп заглушили уставшие турбины, самолет слегка тряхнуло, мы приземлились. Судя по мягкой посадке, пилоты посадили лайнер без участия автопилота. Послышались редкие овации со стороны ценителей взлетно-посадочного искусства. Я был в их числе.
     Нас встретил небольшой бельгийский аэропорт с кучей припаркованных желтых джипов. В салоне Airbus А320 наступила весна, запахло ромашками - пассажиры ожили, начали болтать, вставать с мест. Моя соседка последовала их примеру. Встав, она выжидательно посмотрела на меня в упор. В ее глазах я прочитал просьбу. На верхней полке для ручной клади мирно покоилась ее сумочка. Девушка оказалась слишком маленькая для того, чтобы самостоятельно достать ее. Мне выпал шанс изменить поворот событий. Я подскочил с сиденья в надежде, рука потянулась к полке. Но уже через мгновение изящная ручка обогнала меня и буквально выхватила кожаную материю из моих рук. Накинув сумку на плечо, обманщица бросила мне в лицо издевательскую усмешку, в которой сквозило:  А это тебе за твои выходки!
     Долго не задерживаясь, темпераментная женщина направилась  к  выходу.               
     Что я могу сказать о международном аэропорте в Антверпене? Если честно, немного чувствую себя гидом. Довольно светлое и чистое здание, цветочки растут. Людей немного, обстановка спокойная и умиротворенная. Обслуживающий персонал разговаривает на английском, а между собой на нидерландском языке. И тени нет немецкого и французского. А я-то думал:               
     - Полиглоты! На трех языках одновременно говорить умеют!               
     Глядя со стороны на собственное высказывание, мне почему-то становится стыдно. Скорее всего, за манеру думать "по-русски".
     Паспортный контроль, получение багажа и остальные утомительные процедуры остались позади. Я у выхода из аэропорта и на пороге новых открытий. Чувствую себя Дэвидом Ливингстоном, Христофором Колумбом и Джеймсом Куком одновременно. Надеюсь, есть-то меня никто не собирается?
     Я вышел на свежий воздух. Температура была значительно теплее, нежели в Москве, дул теплый ветерок. Голубое небо над головой с радостью пропускало через себя солнечные лучи, согревающие лицо. Я закрыл глаза, позабыв обо всем на свете. Разве не прекрасно порой оказаться там, где тебя не связывают никакие обязанности? Окунуться в мир фантазий, мечты и таинственных ожиданий?
     Заставил мои веки вновь подняться скрип тележки в стороне.
     - Beautiful weather, isn’t it? - первым заметил меня седой старик в униформе. Он сонно катил грузовую тележку по направлению ко мне.
     - Wonderful, - улыбнулся я то ли погоде, то ли грузчику.  Лицо старика оживилось. Он изогнулся в театральном поклоне:
     - Old Mortimer at your service, sir! Where is your luggage?
     В ответ, полуоборотом к зрителям, я развел руками:
     - I haven't got any luggage.
     Мортимер оглядел пришельца с головы до ног. Густые брови сходились и расходились в разные стороны. На морщинистом лбу зрела мысль.
     - But where is your luggage? - старик сценически обвел глазами пределы аэропорта. Я вновь развел руками:
     - My luggage is at home.
     Грузчик почесал затылок.
     - But… maybe...
     Неловкую тишину развеял подъехавший автобус. На красном боку автомобиля застыла реклама c   величественным зданием в полный рост. Вокруг него наклеены на скорую руку миниатюры полотен известных художников.
     Указательный палец руки как-то сам потянулся навстречу рекламе.
     - What is it? - обратился я к Мортимеру.
    Облокотившись на тележку, старик ответил:
     - It's Koninklijk Museum voor Schone Kunsten!
     - What?
     - Royal Museum of Fine Arts! - покачал головой грузчик. Мол, приехал в Бельгию, а о достоянии города не знает.
     - How can I get there? - заинтересовался я.
     - Get on the bus, - прокашлялся седовласый старик в кулак. - Get out to Leopold De Waelplaats.
     Но не успел старик договорить, как, словно по щелчку, из здания аэропорта повалила толпа свеже-прилетевших пассажиров.
     Я поспешил занять свободное место в автобусе. Двери закрылись, и мы тронулись. В чистое окошко мне посчастливилось наблюдать интересную картину: старик Мортимер молодцевато дрейфовал сквозь толпу.
     - Beautiful weather, isn't it? - выкрикивал он каждому, кто появлялся на его пути.
     Ярким комплиментом будет выглядеть легкая ирония. Сколько я ни пытался, не нашел ни единого человека в автобусе, похожего на водителя московской маршрутки или беззубого соседа. Все пассажиры в этом автобусе оказались как на подбор: чистые, свежие, выдержанные. Приятно посмотреть. Водитель опрятно одет, в синем галстуке, в рубашке и безрукавке. На миг я представил его в кожаной кепке цвета моих ботинок и с папиросой в зубах. Еще бы пару наколок на пальцах, и было бы совсем весело…
     Пока образец чистоты - автобус выезжает за пределы аэропорта, хочу поделиться некоторым размышлением. К чему обязан стремиться автор, пишущий книгу? Думаю, сюжетная линия должна литься из его души прекрасной музыкой. Что при этом испытывает читатель? Каждого нового читателя произведение должно цеплять, затрагивать невидимые струны души. Написанная книга, в свою очередь, будет иметь успех только в том случае, если страстные прерывистые дыхания - гладкий сюжет автора и затронутая душа читателя - сольются в страстном поцелуе…
     Кстати, насчет моих ботинок - пыль и грязь капитулировала, словно осознав, что ей не место в чистом городе. Антверпен, как показал переменчивый вид из окна, склонен хранить традиции. Передо мной представали старинные здания в стилях различных эпох, фонтаны, изобразившие историю города, вымощенные тротуары, сохранившие следы свирепых викингов. В открытых кафе оспаривали очередной шахматный ход старики, на столбах были развешаны потертые объявления, вывески магазинов вместе с клетчатым шарфом случайного прохожего раздувал ветер.
     В окне показалось массивное здание с колоннами. Королевский музей изящных искусств будто сошел с рекламы на боку автобуса, избрав Leopold De Waelplaats местом пристанища. Пора выходить. Совсем не хочется покидать пункт наблюдения… так бы и катался весь день. Однако сердце Европы, по всей видимости, именно здесь.
     Автобус высадил меня на ближайшей остановке. Сквозь голые верхушки деревьев за мной наблюдали незнакомые каменные лица из колесниц по разные стороны крыши музея. С каждым шагом я приближался к входу. Тишина, покой и умиротворенность здешних улиц словно слились с голосом моей души. Случайные прохожие дарили мимолетные улыбки, редкий снег стелился тонким покрывалом. Стайка мальчишек с разноцветными рюкзаками за спиной шумно промчалась мимо, нарушив безмятежность.
     Вытерев ноги, я вошел в пожилое здание 19 века, заплатил за вход.  Свои услуги мне предложила девушка-экскурсовод с приятным лицом.
     - No, no. Thank you, - я отрицательно покачал кистью руки. – I’d like to do it myself. To some extent I do guide.
     Девушка вежливо улыбнулась, сложила руки в замок и растворилась.
     Экспозиция музея отразила развитие искусства в Антверпене XVI и XVII вв. Высокие потолки, толстые стены, разнообразие картин и других плодов души человека рождали впечатление, словно я был знатным гостем на балу истинного коллекционера. Я так и ждал, вот-вот он появится из-за угла в золотом пенсне, черном жилете, толстенький, в сопровождении жеманных дам. Коллекционер стал бы показывать мне лучшие на его взгляд картины, сладко причмокивая при этом и потирая толстые пальчики холеных рук. А его дамы - бесстыдницы, громко бы смеялись, обдувая веером огромную грудь, выплывающую из декольте.  Глядя на это торжество женского пола, хозяин дома часто бы отвлекался от меня, сладострастно попискивая.
     Но, слава Богу, я родился в другое время, и все это безобразие осталось далеко в запыленных книгах истории. Хотя кто знает, нравственнее ли нынешняя эпоха, справедливее ли, чище? Быть может, распущенный коллекционер - лишь слабая тень ушедших веков?

     Странно, но посетителей в этот день было немного. Первый взгляд распознал двух пожилых дам, залюбовавшихся Девой Марией у источника Яна ван Эйка. В другом месте до моего слуха донеслись вздохи худощавого мужчины с тонкой бородкой и в абсолютном тряпье. Судя по красной шапочке на голове, человек был художником или по крайней мере слабым его подобием. Хотя, по-моему, он больше походил на сбежавшую марионетку из театра кукол. Представляю, как он, повиснув среди других кукол в темном чулане, изо всех сил пытается порвать прочные нити власти над собой. Интересно, на него уже подали в розыск?
     Моему скользящему по поверхности взгляду попадались работы Жана Фуке, Тициана, Амадео Модильяни и других известных художников.  Молодая пара в противоположном от меня углу, глядя на Мужчину с римской монетой Ганса Мемлинга, пыталась вместить в себя еще что-то кроме безумной влюбленности.
     По какой-то непонятной причине ни одно полотно не заставляло меня остановиться, вглядеться в бережное наслоение мазков, утонуть в рамках увиденного. И как бы я ни тяготел к творчеству одной кисти, найти ту, что заставит замедлить шаг, прекратить стук ботинок о мраморный пол, я никак не мог.
     - Дорогие мои картины, - заговорщически пытался я общаться с полотнами. - А знаете ли вы, сколько времени и сил ушло на ваше создание?
     Хотя, что там время и силы. Душа! Первое, что вложено в вас. Я как неизвестный еще всему миру писатель (а значит, творец и создатель) от лица всех творческих людей смею предположить следующее: процесс создания - это ежедневное настроение и страсть. Без положительного настроя - нахождения на гребне ошалевшей волны, у вас не получится ничего великого. Вспомните бульварное творчество голодных поэтов. А теперь вопрос. Где собственно взять эту волну-настроение на каждый день? Так можно на целый месяц окопаться в прибрежном песке в ожидании подходящей волны.
     - А что, неплохой вариант, - вмешался внутренний голос.  - Шелест пальм, падение кокоса, взмах крыла случайной чайки.
     Конечно, все это неплохо. Но так можно прождать всю жизнь, не оставив ни одного наследия беззубым внукам.
     Другое дело - страсть. Она всегда наготове. Человек страстный свернет горы, покорит Эверест, потушит Килиманджаро. Но без настроения она не способна проснуться. Ведь только на гребне волны человек способен на любой маневр и шаг. Не так ли?
     А теперь пришло время приподнять алый занавес собственного решения. Чтобы не произошло, я пишу каждый день. В один день получается лучше, в другой хуже. Но все же получается.
     - А как же настроение и страсть? - вскинет бровь все тот же голос изнутри.
     Все просто. Душа каждого человека имеет свой собственный голос. Достаточно прислушаться к нему, и появится способность творить удивительные вещи, результатом которых станет книга или картина, любой плод творения.
     Затерявшись в потемках собственных мыслей, я не заметил, как остановился перед картиной Александра Кабанеля "Клеопатра испытывает яд на узниках".
     - Последние часы египетской царицы, - пролепетали засохшие губы.
     Тусклый свет осветил Клеопатру, собирающуюся принять яд. Ее глаза тонко подведены, оголенная грудь не спеша вздымается. На тонкой шее покоится изумрудного цвета ожерелье, в руке несколько сорванных цветков. Бедра царицы полны, профиль лица не совершенен. Ее красота не поражает взгляд, однако прелесть ее поведения: движения, речь, взмах ресниц - неотразимы. Ванны с медом и оливковым маслом сделали кожу царицы идеальной. Яркие губы Клеопатры прикрыты.
     Рядом с ней оперлась на локоть одна из многочисленных служанок - Ирада. Обнаженная спина сильна, взмах руки обдувает царицу веером из перьев. У ног женщин сонно зевает леопард. Неподалеку слышится шуршание платья Хармионы - второй, преданной царице служанки.
     Расписные стены дворца отражают тихую музыку, пальмовые листья услужливо склонились под лучами солнца. Под букет пряных ароматов востока царица внимательно смотрит на заключенных, принявших яд. Ее взгляд вобрал в себя печаль и тоску, в нарочито раскрепощенном теле напряжение и обреченность. Маленькие ноздри насыщают легкие последними порциями кислорода.
     По правую руку от возлежащей царицы корчится в предсмертных муках один из заключенных: трясущиеся руки пытаются разорвать кожу на животе, икры судорожно сжимаются. Умирающий стонет, глаза подняты к небу, чаша неподалеку, хранящая последние капли яда, не спеша поворачивается из стороны в сторону, словно отсчитывает последние секунды жизни.
     Над умирающим брезгливо склонилась служанка. В глазах застыл неподдельный интерес: насколько хорош яд и можно ли его преподнести царице? В руках она сжимает пустую бутылку со смертельным зельем. В стороне двое рабов уносят очередного умерщвленного преступника. Тяжелое тело склоняется к земле, несущие его сочувственно вздыхают. Одно неправильное движение, и их ожидает та же участь.
     Глядя на парад смертей, Клеопатра шевелит пальчиками ног. Ее забавляет этот спектакль. На мгновение она забывает о недавних событиях, на лице сияет легкая усмешка.
     Еще совсем недавно, на ступенях дворца появился осанистый наследник Цезаря - Марк Антоний. Кудрявые волосы покачивал южный ветер, красивая туника украшала могучее тело, глаза метали молнии. Но не успел он появиться на пороге дворца, как слуги, подкупленные сестрой Октавиана Августа - противника и претендента на великое царство, обступили его со всех сторон. На их лицах застыла тревога, лживые уста твердили об ужасной гибели Клеопатры.
     - О мой божественный цветок, -  упал на колени Антоний. - Жизнь без тебя подобна худшим мукам в подземном царстве Орка!
     Произнеся последние слова в жизни, храбрый воин вынул меч из ножен. Сверкнуло острое лезвие, молнии в глазах погасли, изо рта бурным потоком хлынула кровь.
     В этот момент на верхней ступени лестницы появилась Клеопатра во всей своей божественной красе. Ее взгляд обратился вдаль в ожидании возлюбленного.
     Увидев любовь всей своей жизни, Марк Антоний из последних сил протянул к ней руку, издав предсмертный стон.
     - Марк, - вскричала царица, заметив у подножия дворца истекающего в крови возлюбленного.
     Быстрыми шагами она спустилась к умирающему.
     - Марк, мой любимый, - обняла царица умирающего, испачкав кровью свои одежды.
     Крепкое тело билось в конвульсиях, глаза смотрели в никуда. Попытавшись обнять возлюбленную, Марк Антоний умер на ее руках.
     Клеопатра теребила обмякшее тело, пытаясь оживить его. В ее глазах стояли слезы. Впервые она почувствовала полную беспомощность.
     Вдруг послышались шаги. Сотни рук потянулись к царице, желая поднять ее с колен. Туман рассеялся спустя некоторое время. Вытерев слезы испачканной в крови рукой, египетская царица изобразила на лице твердое решение. В ту секунду потеряло значение все: борьба с младшим братом за власть, политическая и военная сила, внебрачный сын от Цезаря - Цезарион…
     Но вернемся к настоящему, к последним часам жизни Клеопатры, изображенным на картине Александра Кабанеля. Мое внимание привлек взгляд царицы. О чем она действительно думала, глядя на отравленных преступников? Смерть за смертью представала перед ней, и только она руководила этим одним взмахом руки. Еще совсем недавно умер человек, имеющий для нее гораздо большее значение, чем все окружающие. Она могла, могла убить всех, но оживить - никого. Смерть дала царице смачную пощечину, воссев с корнями на престол.
     Поклонившись, служанка остановилась у ног Клеопатры. Дрожащие руки держали маленький пузырек со смертельным зельем. Свободное движение левой руки, полуоткрытые влажные губы. Царица выпила все без остатка.
     Ничего не почувствовав, Клеопатра вопросительно вскинула брови, но уже в следующий миг дыхание нарушилось - царица пыталась поймать воздух, словно рыба, оказавшаяся на берегу.
     Цветы упали из правой руки на пол, ожерелье на шее расстегнулось. Позиция тела осталась прежней, прекрасный цветок завял…
     - Археологи ищут дворец Клеопатры под водой, недалеко от портовой зоны современной Александрии, - рядом с моими ботинками темно-коричневого цвета расположилась пара женских туфелек. Образовавшиеся щелочки между пальчиков ног отвлекли меня от картины. Рядом со мной стояла девушка-экскурсовод, решившись, видимо, провести экскурсию бесплатно. Ее руки были по-прежнему сложены в замок.
     - Предположительно около полутора тысяч лет назад, - продолжала экскурсовод, - он оказался на глубине 50 метров после разрушительного землетрясения. В 1998 году из воды вытащили одного из двух гранитных сфинксов, традиционно украшавших вход в покои египетских владык. Кроме того, найдена статуя женщины, которая, по мнению экспертов, имеет портретное сходство с Клеопатрой.
     Я удивленно взглянул на девушку. Она улыбнулась. Подобного удовольствия от работы мне еще не доводилось видеть. Более того, я не понимал или не хотел понять - этот человек по-настоящему чист и открыт внешнему миру? Мне как человеку русскому казалось, что я ей понравился, или таким образом она требует оплаты. Какая-то причина ведь должна быть! Не может же человек вот так просто взять и сделать что-то доброе. Или все-таки может?
     Более того, я был удивлен ее знанию русского языка. Да… чем же еще меня собирается удивить сердце Европы?
     Блеск картинных рамок наблюдал следующую цепочку действий: Инна (так звали экскурсовода) легко перебегала из одного зала в другой, оставляя за собой бурный поток информации. Я еле поспевал за ней. Признаюсь, искусство меня уже мало волновало. Совсем не то, что женственные бедра.
     - А темная юбка - карандаш ей очень к лицу, - промелькнула кавалерийская мысль.
     Ее мощный сосуд лился через край - еще чуть-чуть, и Инна расскажет мне всю историю Земли с момента сотворения. Локон темно-русых волос небрежно лег на маленький лобик. Тонкая ручка поспешила поправить его, медовые щечки едва покраснели при этом. Я замечаю детали. Это похоже на влюбленность. Нет! Только не это и только  не сейчас!
     Дружески пожав ручку, ладонь которой еще хранила чувственный аромат волос, я капитулировал…
     - А зря! - нахмурит лобики женская половина читателей. - Эгоист! Думаешь только о себе. Может быть, ты ей понравился.
     - Но, дамы, дамы, - запротестую я. - Это еще не конец. Совсем не конец!
     С сильно бьющимся сердцем я выбежал на улицу. Тишина и спокойствие. Все тот же редкий снег, изо рта идет пар, глаза рыщут по сторонам. Ага! Нашел!
     Я побежал к цветочному магазину словно школьник с цветным рюкзаком за спиной. Зайдя внутрь, я выждал очередь в три человека. Последней стояла зыбкая дама в шляпе с маленькой собачкой на руках. Собачка чихнула и стала тявкать на меня.
     - Miralda leiser, - с хрипотцой в голосе выдохнула дама. - Wir sind an einem ;ffentlichen Ort. (Тише, Миральда. Мы в общественном месте. - нем.)
     Я состроил рожицу собаке. Миральда отвернулась. Я усмехнулся. Подошла моя очередь.
     - Hello, - улыбнулась мне девушка-флорист с пучком волос на затылке. - Can I help you?
     - Hello. Could you make a bouquet of red, yellow and white roses?
     - Yes, certainly, - потерялась за прилавком девушка.
     Я осмотрел магазинчик. Весь в зелени. Окна залепили витиеватые лианы. Даже пол оказался в зеленой плитке с изображением придорожных растений.
      Из-за широколиственных пальм появилась продавец:
     - Here you are, - девушка держала в руках красивый букет. Сочетание разных цветов роз дарило особый аромат.
     Расплатившись, я вариацией Веберна выбежал на улицу. Скорее! К ней!
     - Инна… этот букет… как бы, - я нелепо репетировал по дороге к музею. - Нет, не то. Инна! Я хотел… хотел… в общем этот букет вам!
     Опять не то! Будь что будет. Я махнул рукой…
     Брошюру раздувал переменившийся ветер. Ее то поднимало к облаком, то опускало на землю. Вероятно, она облетела весь город, прежде чем приземлилась у меня под ногами. Я остановился, снял перчатку. Поднял цветной буклет свободной рукой. На обложке красовались полуголые бразильянки с перьями вокруг головы:
     "Don't miss the amazing Carnival in Rio de Janeiro," - гласила надпись поверх перьев.
     Я оглянулся по сторонам. Ни души. В окружении музея дремали голые деревья. В одной руке красовался озябший букет, другая рука сжимала карнавальную брошюру. На лице застыл вопрос:
     - Ну, разве я могу, разве я смею пропустить карнавал в Бразилии? Меня все-таки приглашают не пропустить его…
     И что еще тут  можно добавить? Вот такой он, русский человек. Если падает в пропасть, то до конца.