Русальная неделя. Глава 5. Работа

После всего, что было выпито накануне, проснуться на рассвете, конечно же, не удалось. Спал до десяти. А пробудившись, обнаружил дома не только бабушку, но и дедушку. После завтрака они взяли меня с собой: сажать картошку. Участок наш, как и у большинства жителей Озорнова, был за Пантелеймоновским озером. Поработали до обеда всласть. Участок полностью засадили. Солнце не жарило. И я наслаждался сознанием того, что занимаюсь крестьянским трудом. До армии нас с братом иногда брали только на прополку. Но чаще оставляли дома, а мы и не напрашивались. Теперь я чувствовал прямо-таки голод к такой работе. Сажать картошку - это, конечно, не дело варны кшатриев, но со времён седой древности известно: крестьянская работа очищает от греха пролитой крови.
За работой дед расспрашивал меня о действиях нашей миномётной батареи. Профессионально расспрашивал. Вспоминал и своё. Выходило: за прошедшие между нашими войнами пятьдесят лет артиллерийское ремесло почти не изменилось:
- Нам бы дед с тобой в один миномётный расчёт! – хлопал я его по плечу.
- Да, внуче, навели бы мы с тобой шороху! – соглашался он.
Подошло время обеда, и мы, присев на травку, поели яиц, варёной картошки, солёных огурчиков. Не обошлось и без фронтовых ста грамм.
Возвращались домой немножко сонные:
- Эх, Ванька! Как же мы ждали тебя! – говорил дед. – Я, вон, полжизни атеист, а и мне Бога тут вспомнить пришлось. Молились за тебя всей семьёй.
- Мама-то и в Троице-Сергиеву Лавру съездила за тебя молебен заказать, и до Псковских Печёр добралась, старца тамошнего – к нему, почитай, вся Россия за молитвой ездит – о тебе помолиться просила, - рассказывала бабушка. - И лампадка у них с папой в комнате перед Казанской Божьей Матерью, перед святителем Николаем да Трифоном-мучеником ни на миг не гасла все эти месяцы.
- Вот как, оказывается! – изумился я. – Я-то думал, просто удача. А на деле без небесной помощи не обошлось.
- Да! Всем домом молились, - вздохнул дед. – Так у нас в роду искони: если кто-то на войне, без молитвы не останется. Я сам с Отечественной пришёл цел-невредим. Случайно ли?
Этот разговор сильно запал мне в душу. О молитвенной помощи из дома я и, правда, не задумывался. А могло ли обойтись без неё?

* * *

Я зашёл домой ненадолго. Надо было поспешить исполнить обещание: нанести визит загадочной тёзке нашего стратегического противника.
Улица Крылова находилась недалеко от вокзала, а дом № 45 – совсем рядом с военкоматом. Я забежал в это заведение, быстренько встал на учёт, а потом уж пошёл трудоустраиваться. «Общественное объединение «Семья – Школа – Армия» - так гласила табличка – занимала весь второй этаж старого внушительного краснокирпичного трёхэтажного дома.
Я толкнул массивную деревянную дверь и очутился в приёмной. Тут стояло три глубоких чёрных кожаных дивана. Стены были увешаны портретами полководцев вперемежку с какими-то незнакомыми мне бородачами. Прямо по курсу же за столом сидела молоденькая белокурая секретарша, очень напомнившая мне нашу теннисистку Елену Дементьеву. Девушка, оторвавашись от монитора компьютера, вопросительно подняла на меня свои светлые глаза.
- К Шестопёрову! – сказал я
- Вам назначено?
- Да, - кивнул я и назвался.
Девушка набрала внутренний номер и, получив подтверждение, указала мне на дверь справа от себя.
Александр оказался заместителем председателя организации. В его комнате портретов не было. Зато на стене красовались два дивных пейзажа. Один – северный, лесной, с могучими корабельными соснами. На другом – утро в степи: курганы, ковыль, а над горизонтом встаёт солнце. Прямо над креслом Александра висело огненно-золотое полотнище с чёрным двуглавым орлом. Под знаменем же располагались скрещенные старинные ружья, а ниже нечто вроде булавы. Я сразу заподозрил, что это шестопёр.
- С прибытием! – приветствовал меня Александр, крепко пожимая руку. – Документы при тебе?
- При мне.
- Прекрасно. Садись, побеседуем. Если решишь работать у нас, сразу тебя и оформим. Чаю желаешь?
- Не откажусь, - кивнул я.
- У меня, правда, только зелёный и без сахара. Зато есть чак-чак. Пробовал такое?
Я пожал плечами.
- Оригинальная волжско-булгарская сладость. Есть у меня друг из Казани. Он-то нас этим чак-чаком и снабжает. Вместе в Абхазии воевали.
Я попробовал. Штука оказалась приятная. И чай ей под стать.
- Знаешь, что сказал Бисмарк после того, как Германия победила Францию? – меж тем начал Александр. – Он сказал: прусский учитель победил французского. Слава прусскому учителю! Не солдату, заметь, не генералу, хотя и те, и другие у немцев всегда были очень хороши, а учителю. Слова – отнюдь не пустые. Армия может быть прекрасно вооружена, иметь хорошие боевые навыки, но если у неё нет боевого духа, всё это пойдёт прахом при первом же серьёзном столкновении с достойным противником, когда всерьёз встанет вопрос: жить или умирать. И солдат, и офицер, и генерал должны знать, за что они сражаются, за что, если придётся, они отдадут свои жизни. А это поздно объяснять, когда человек уже в строю. Быстро втолковать не получится, а многим не втолковать совсем: большинство людей с определённого возраста теряют способность слушать любых учителей. Значит, воинский дух в парней должен войти с младых ногтей. И у нас в Союзе, с этой точки зрения, была очень хорошая школа. Я помню, как в нашем классе говорилось о Родине, о патриотизме, о военных подвигах. И учителя, и ученики были искренними, нелицемерными патриотами. А кто мы теперь? - Шестопёров вздохнул, подлил чаю мне и себе. - Растерянные, ни в чём не уверенные люди. Если даже и умеешь держать в руках оружие, десять раз подумаешь, а надо ли его брать в руки? Да и за кого, за что сражаться будем? За свободный рынок? За Газпром? За «Бентли» наших олигархов? Ни гордости у нас теперь, ни великих идей. А учителя... Учитель-патриот сегодня – это храбрый человек, это смелая женщина. За некоторые слова, которые недавно ещё были сами собой разумеющимися, ныне от власти и по шее схлопотать недолго. Раньше учитель был частью мыслящего класса, сегодня, не поверишь, согласно государственным стандартам, он –  обслуживающий персонал. Учитель не вправе воспитывать, не вправе ходить по рядам учеников, не вправе погладить мальчика или девочку по головке. Бисмарков, понимающих значение школы, среди наших правителей нынче нет.         
- Да, - вздохнул я. – Про то, что образование нарочно портят, все говорят.
- Школа погибнет, если мы – движение из народных низов – не поможем ей, а заодно и семье с армией, - Шестопёров встал, зашагал покабинету. - Надеюсь, то, что и армия наша в весьма не блестящем состоянии, и то, что мы довольно быстро вымираем, для тебя тоже не секрет?
- Не секрет, - кивнул я.
- Вот мы и решили: если уж спасать, то спасать всё вместе. Семья – школа – армия. Ребёнок – школьник – солдат. Детство – отрочество – юность. Тут не просто последовательность – жёсткая взаимосвязь. Организация, которая займётся не абстрактной политикой, а решением школьных, семейных и армейских проблем – это то, в чём, действительно, нуждается Россия. Люди, взявшиеся за такое, принесут стране реальную пользу, но одновременно быстро завоюют очень высокий авторитет. К нам нельзя будет не прислушаться. К нам обратятся надежды многих, и, значит, придут сотни активистов.
Шестопёров вкратце обрисовал мне свои планы поддержки и объединения учительского сословия, для того, чтобы обрести в нём опору. Рассказал о том, как его «США» собирается помогать многодетным семьям, матерям-одиночкам, беспризорникам, детским домам и приютам, и здесь тоже завоёвывать сердца сотен сторонников.
- Наконец, армия! – Шестопёров сделал какой-то нетерпеливый жест.     – Мы должны разрушить в умах и сердцах людей тот образ армии, который лепили несколько последних десятилетий враги России. Наши ребята будут считать службу в армии честью, а не наказанием. Никто из них не потеряется, в какой бы дальней части не выпало служить. Никто не впадёт в отчаяние, не застрелится, не окажется под властью дедов. Мы подготовим их ко всему. Мы поднимем в обществе такую нравственную волну, что косить от армии станет позором.
- Для этого нужны своё собственное телевидение завести, - засомневался я.
- Фронт работ - бездонный, - согласился Шестопёров. - Не до высших материй! И в думы разные мы сильно лезть не станем. Цель в другом: люди должны будут узнать о нас везде – в больших городах, в таких маленьких городках, как наш, в деревнях – узнать о нас, как о доброй и бескорыстной силе, к которой можно обратиться за помощью и советом! Как только у нас станут спрашивать совета – дело будет на половину выиграно. А дальше, - он внимательно посмотрел на меня, - количество должно перерасти в качество.
- Качество? – переспросил я.
- Качество, за которым мы гонимся – самоорганизация. Мы, славяне, да и все европейцы, ведь, очень рыхлый народ. Одиночки. За личные свои интересы ещё готовы постоять, а вот как делать общее дело – забыли, хотя когда-то вече на Руси было в каждом городе. И на самом деле, не только в Новгороде и Пскове, но и в любом другом месте, без слова веча, ни один князь и шагу ступить не мог.
- То есть сверхзадача – научить народ действовать сообща? – я смотрел на этого сторонника вечевого права, но с виду-то передо мной был самый настоящий князь.
- И действию сообща, и государственному мышлению! – кивнул он. – Вече ведь – это и есть государство – то самое общенародное государство, о котором при социализме столько говорили. Когда каждый квартал, каждый городок при нашем участии научится отстаивать свои права, обретёт настоящее самоуправление, всё круто поменяется почти автоматически. Но вот этот первый шаг… Отучить людей быть жалкими одиночками, наставить их в коллективном действии – это, брат, потребует истинного подвижничества... Ладно! О теории мы ещё поговорим. А сейчас, раз уж ты всё-таки здесь, и пока я не забыл, хочу сделать тебе одно практическое предложение.
Я согласно кивнул.
- Одно из важных ближайших дел – летний лагерь для школьников. С военным уклоном. Какие классы мы охватим, на сколько человек будет лагерь, скоро прояснится. Но сколько бы мальчишек ни приехало, мы обязаны обеспечить им очень интересную походную жизнь. С одной стороны серьёзная полевая подготовка: палатки, окопы, тактика, стрельбы, ориентирование на местности. С другой – в  лагере обязательно должен присутствовать романтический дух, что-то игровое. Пока мы остановились на скифах, тем более, что в области есть военно-исторический скифский клуб «Акинак».
- Скифы? – подивился я.
- Ну, они там одежды шьют себе соответствующие. На лошадях ездят. Даже скифские мечи куют. Самое главное же: эти люди изучают приёмы, тактику и стратегию «скифской войны». Знаешь, что это такое?
Я покачал головой.
- О! – в голосе Шестопёрова прозвучало разочарование, - тебе придётся быстро освоить кое-какую литературу. Но если в нескольких словах…
И началась историческая лекция. Мой работодатель поведал мне о походе Дария в Скифию, о его бесплодных попытках догнать скифов, сразиться с ними в большом сражении. Об истощении сил, болезнях, о постоянных комариных укусах летучих скифских отрядов, благодаря которым великая персидская армия редела ежечасно. Наконец, об отчаянии, о страхе, о бегстве, и о скифской славе победителей Дария. Скифская война оказалась стратегией, которую впоследствии не раз применяли и русские, потомки скифов. Тот же Кутузов устроил Наполеону прямо-таки классическую скифскую войну. Да и в Великой Отечественной многое напоминало о скифской стратегии удобрения русских полей останками супостатов...    
- Дарий не потерпел ни одного поражения, но война проиграна. Скифы ликуют у своих костров, пляшут, горланят песни, пьют неразбавленное греческое вино, - Шестопёров подводил итоги, а мне невольно представилась ночь, костёр, палатки, внимательно слушающие лица школьников. Да! Такие ночи не забудутся. Прочесть в книжке хорошо, а услышать у костра – в десять раз важнее, да ещё если вокруг та самая степь.
- Здорово, - сказал я. – Я обязательно всё это быстро прочитаю, дайте только список литературы. Но вообще… В Великой Отечественной-то, наверно, ещё можно было поскифствовать. А сейчас, когда тебе на голову томагавки и всякие грады посыпятся, такой номер вряд ли пройдёт. 
 - Ты прав в том, что нынешняя война требует новых приёмов и находок. Вот только о том, на что реально способна наша сегодняшняя армия, можно только гадать. Выдержит ли она первый удар? Сможет ли ответить? В сорок первом, несмотря на все бодрые песни и похвальбы, если помнишь, немцы половину нашей авиации в первые часы прямо на аэродромах уничтожили. Так что готовым надо быть к самому худшему. Уходить от томагавков, да ещё и чем-то отвечать, конечно, сложнее, чем прятаться от конницы Дария. Но на самом деле, янки без своих компьютеров – это, брат, те же румыны или макаронники. Научимся дурить компьютеры, и дело в шляпе. Вон, те же томагавки надувными танками уже дурят. Это начало. Придумаем и ещё что-нибудь. Скифская война нового тысячелетия – это пока, естественно, большой вопрос. Но в любом случае, мудрость предков пригодится скорее, чем какая-нибудь заёмная хитрость. Вот и военный лагерь – место, где над этим можно и нужно будет поразмышлять.   
- Значит, будем размышлять, - развёл я руками.
         Шестопёров принял это, как моё согласие работать в лагере. И я был, действительно, согласен. Задал лишь ещё несколько вопросов.
          Мы вышли в приёмную, и я передал «Елене Дементьевой» мои документы для оформления в строевой части – так мой новоиспечённый шеф называл свой отдел кадров. На прощанье пожал мне руку:
 - С сегодняшнего дня ты у нас работаешь. Вернее, согласно нашему уставу, находишься на испытательном сроке. Это три месяца. К августу мы узнаем друг друга лучше – со всеми втекающими и вытекающими обстоятельствами. Но, в любом случае, с сегодняшнего числа тебе пошла зарплата. Пока что небольшая. С августа прибавим. Но и на работу-то, по-настоящему, ты выйдешь, наверное, не раньше чем через месяц. На твой дембельский отпуск я, конечно, не посягну. И всё равно, не стесняйся, заходи в гости. Только заранее звони. Бывает, я езжу в командировки. Где-нибудь в районе десятого июня зайди за первой получкой.
Я поблагодарил и уже взялся за красивую бронзовую ручку двери, как вдруг Шестопёров остановил меня:
- Кстати, если уж ты теперь наш человек…
- Да, - обернулся я.
- Завтра у нас семинар. Думаю, тебе будет интересно послушать. Заодно и начнёшь вникать в наши дела.
- С удовольствием приду, - отозвался я. – Во сколько и куда?
- В шесть вечера, в железнодорожный техникум. Знаешь, где это?
Я кивнул.
- Предупрежу о тебе. Только не опаздывай. У нас принято всюду являться вовремя, - подмигнул он.
- Явлюсь, - заверил я.
А спускаясь по лестнице подумал: а ведь это хороший начальный воспитательный момент. Всюду быть вовремя – для целей организации и самоорганизации это уже полдела, а, может быть, и самое главное условие.

* * *

Я шёл, напевая артиллерийский марш. Настроение было боевое. Не об этом ли я мечтал?! Не о такой ли работе?! Мои кшатрийские мечты будто начали сбываться! Конечно, легко не будет. Придётся поднапрячь мозги. Но что-нибудь да придумаю. Кшатрий я или кто? Да и отец с дедом – большие фантазёры. Идей поднакидают. А небольшая зарплата в испытательный срок – это нормально. Главное: тут Дело. Дело хорошее и правильное, и оно только зарождается. Прийти в организацию при самом начале её деятельности – дорогого стоит. Надо только хорошо себя показать в этом лагере. А там появятся поручения и посерьёзней...
Я вдруг подумал, что сейчас неплохо бы купить торт и шампанское, принести их домой, отметить моё устройство на работу с семьёй. Очень хорошие торты у нас продавали в кондитерской на улице Красной. Там же был и неплохой винный подвальчик. Улица Красная - в Текстильщиках. Неторопливым шагом направился я в нужную сторону. В голове кипели мысли о «скифской войне». Для того чтобы воспитывать воинов, нужно срочно обогатить свою память знаниями по военной истории. Надо сегодня же посмотреть всё, что у нас дома есть, а завтра записаться в городскую библиотеку. До армии попользоваться её услугами мне не пришлось.
Минут через двадцать я был на улице Козлова. До Красной оставалось совсем немного. Поднялся лёгкий ветерок. Я прибавил шагу. Слева зиял большой овраг. Туда, вниз, петляя в крапивных джунглях, спускалась деревянная лестница. Улица, обходя овраг, делала крутой поворот, и сразу за ним открывался вид на Староверческую церковь.
Я давно не был здесь. Давно не видел эту церковь. До армии, помнится, она была ещё в весьма неустроенном состоянии. Теперь же на меня глядел отреставрированный светлый храм. Стены белые, купола, правда, не золотые, а какие-то тёмно-серые. Захотелось подойти поближе. И тут опять сильно повеяло. Нежданный дерзкий порыв притаившегося в засаде ветра. Оглянулся: с севера шли тёмные облака, похожие на грозовые… И вдруг, шварк! По щеке меня что-то резко ударило. Я дёрнулся. Но у ног моих лежала всего лишь веточка цветущей вишни! А вот и сама вишня. Молоденькая вишенка! Она росла у невысокого забора аккуратного синего домика. Ба! Да я, кажется, знаю этот дом! Дом бабушки Огнецветовой. В отличие от квартиры Огнецветовых в Никольском, гостем здесь я никогда не был. Но раз провожал Таньку до этой калитки. Кстати, она тогда сказала, что бабушка её - староверка… Я поднял веточку, и, повертев её в руках, бережно положил в карман, уже предчувствуя, что отломилась она и угодила в меня не просто так.
- Кого мы видим! – сей миг донёсся до меня знакомый голосок. Такой знакомый и такой обворожительный, что ошибиться было нельзя. Она! Она! Таня Огнецветова!... Таня стояла на крылечке, и её бабушка была рядом с ней.
– Вот это да! – растерянно пролепетал я, но, пожалуй, слова эти хорошо передавали мой восторг от явившегося видения. А Таня, не медля, бросилась мне навстречу, обняла, расцеловала – так же горячо, как в тот вечер, когда меня провожали в армию. Однако было тут и новое, доселе неиспытанное: Таня прижалась ко мне, и я вдруг ощутил её тугой кругленький животик. Два года назад этого не было!... Да ведь она беременна! Юрка же говорил мне.
- Когда приехал-то, Ванечка? – спрашивала Таня, рассматривая меня со счастливой улыбкой.          
    - Да только что, - вздохнул я. - Мы с Петькой и Юркой собирались заглянуть к тебе на днях. А ты вот сама явилась, и не как мимолётное видение... Я, собственно, за тортом шёл – на Красную.
- Пошли вместе. Я ведь теперь тоже в Текстильщиках живу.
- Понятное дело. И не Огнецветова ты теперь, наверно?
- Ну почему? На половину всё-таки Огнецветова. Через чёрточку: Конькова-Огнецветова.
- С такой фамилией быть тебе поэтессой или художницей.
- В ближайшие годы я буду только мамой. Так мы с Олегом решили. 
- Было бы идеально, если бы ты оставалась только мамой всю жизнь.
- А я и не против. Мне дома хорошо. На столицы я уже насмотрелась. У нас в городе, гляжу, с работой не очень-то разбежишься. Так что сосредоточусь на детках. А скучно станет я, вон, бабушкиными делами займусь. Правда, бабушка?
- Дай тебе Бог! – вздохнула бабушка. – Здравствуйте, - сказала она  мне, даже как будто слегка поклонившись. – С возвращеньицем.
- Спасибо! Будьте и вы здоровы! – отвечал я.
- Я к бабушке сейчас каждый день хожу, - щебетала Таня. – Мама с папой всё время работают. Олег тоже постоянно занят. А период у меня, сам понимаешь, ответственный. Единственная отрада – она, - Таня приобняла бабушку. - Заволнуюсь - успокоит, нехорошо станет - полечит. Ну, и я не просто лечусь, запоминаю, смекаю, что к чему. А бабушка меня ещё и к рукоделию приучает.
- Вот оно что! Значит, осваиваешь одновременно и ремесло, и народную медицину?       
- Осваиваю. А знаешь, какие мы с бабушкой поварихи? А певуньи!
- Не хвались в Москву, хвались из Москвы! – шутливо осадила её бабушка. - Пусть сначала тебя похвалят.
- Ну, я думаю скоро похвалят. Праздник грядёт. Там я уж продемонстрирую своё кулинарное искусство. Раньше-то, ты же помнишь, я совсем готовить не умела. Да и не интересовалась этим. Но теперь, благодаря бабушке…
Таня была очень весела и, казалось, беззаботна. В моём представлении беременность для женщины - нелёгкое время. Но Таня, хоть и упомянула о каких-то недомоганиях, похоже, была счастлива и совсем не тяготилась своим интересным положением. 
Весело болтая, мы дошли до Красной улицы. Вместе выбрали торт, купили шампанское. Баба Дуся, а в полном варианте Евдокия Диомидовна – я всё-таки нашёлся спросить её имя-отчество – почти всё это время молчала.
Я проводил дам до новой Таниной квартиры. Мы очень хорошо попрощались. Домой шёл вдохновлённый.
Пожалуй, какая-то ревность в моём сердце в отношении замужества Тани тлела. И всё же, я был за неё очень рад. Всё доармейское время она была нашей прекрасной королевой. Все вместе и по отдельности были в неё влюблены. Но она никого себе так и не выбрала. Со всеми дружила. Всех привечала. Кое-кто мог даже похвастаться её поцелуями… И вот она замужем. Совсем скоро станет мамой. Интересно, каков же он – этот её избранник? Олег… Имя это я слышал впервые. Какого-нибудь осла она, конечно, выбрать не могла. Впрочем, с красавицами это иногда случается. Что ж, Олег так Олег. Будем добрыми друзьями. А моя сказка впереди!
В течение всей этой прогулки мы ни словом не вспомнили Танину сестру. Да и то правда: сразу лезть к ней с такими невесёлыми расспросами было бы глупо.
Дома мои рассказы о новой работе встретили с удивлением. Никто не ожидал, что я так быстро пойду трудоустраиваться. Однако когда я поведал о сути этой работы, папа, дед, да и братец мой, удивились ещё больше. Генка сам изъявил желание побывать в «скифском» лагере. Отец просил держать его в курсе лагерных дел. Если лагерь замышлялся в лесу, помощь и контроль лесничества тут могли быть нелишними.    
Ну а с дедом мы сразу же заговорили о книгах, которые мне надлежало прочесть. Он положил передо мной десяток томов из своего личного книжного шкафа. Половину их составляли его любимые исторические романы: «Чингисхан», «Батый», «Семён Палий», «Брынский лес», «Юрий Милославский», «Князь Серебряный». Всё это он в детстве нам читал. Но я с удовольствием взял эти книжки. Их было приятно перечесть. Кроме них дед дал мне историческое исследование «1812 год», книгу сочинений Дениса Давыдова, толстый том о Севастопольской обороне, какую-то новую книжку про батьку Махно, а также мемуары маршала Рокоссовского.
Но, прежде всего, я решил перечитать «Книгу будущих командиров» Митяева. Там, конечно, всё написано очень просто – для детей. Но не это ли как раз мне и нужно? По крайней мере, надо освежить в памяти военные стратегмы, что даются там после каждого исторического раздела. К сожалению, насколько я помнил, даже в этой прекрасной книге почти ничего не было о скифах…
Перед сном мы уселись играть в карты. Папа, мама, Генка, бабушка, дедушка и я. Сестрёнка ушла на свидание. А у нас вышло три захватывающих партии в козла трое на трое. Я играл вместе с мамой и бабушкой. Нам противостояла чисто мужская компания. В первой партии борьба была очень напряжённой: 10:12. Мы проиграли, но это был «трудовой козёл». Во второй раз для нас всё складывалось крайне неудачно. Мы взяли только четыре очка. Зато в третий раз бабушка почти сразу же поймала дедову крестовую даму шамайкой. Потом мы записали им ещё четыре очка. Ну и додавили до конца 12:6. Спать козлами всё-таки легли они, а не мы.