Любимая паутина

— Что, снова? — спросил Глеб, рассматривая синяки на руках сестры.

Вера кивнула, опустив взгляд вниз.

Все тело болело от побоев опекуна. На руках еще не успели зажить старые синяки и ссадины, как появились новые.

— Хочешь, мы убежим? — спросил он, убирая неровно подстриженные волосы девочки с лица, чтобы рассмотреть ссадины девочки на скулах.

— И куда мы с тобой пойдем? — вопросом на вопрос ответила она, изо всех сил сдерживая слезы. — Кому мы будем нужны?

Глеб молчал. Просто не знал, что ответить младшей сестре.

Он должен настраивать ее на лучшее, но сама Вера в лучшее верить наотрез отказывалась. Да и возможно ли верить в лучшее, когда каждый день ты терпишь побои и домогательства, унижаясь физически и морально?

Вот и Вера не верила. Лишь опускала взгляд, разговаривая с братом, стыдясь своей слабости.

После гибели родителей они были вынуждены жить с опекуном.

Мужчина, который так добро обходился с ними при родителях, мгновенно превратился в тирана, словно показывая тогда еще детям, кто здесь главный.

И даже некому было рассказать об этом…

Кто поверит подросткам, а не почитаемому в городе человеку?

Вот и приходилось терпеть. Сжав зубы от боли и пытаясь сдержать слезы.

У Веры уже не оставалось сил ни кричать, ни плакать. Достаточно натерпевшись, она понимала, что сделает плачем и криком только хуже.

И каждый день так.

Можно было бы давно привыкнуть, но, пожалуй, это не то, к чему вообще возможно привыкнуть.

<center>* * *</center>

— Мразь! — опекун ударил Веру по щеке.

Девочка поморщилась от боли, схватилась за щеку, но не издала ни звука.

Белоснежные стены с репродукциями картин в массивных деревянных рамках на стенах давили на мозги. С этой комнатой связаны не самые приятные воспоминания.

В комнате витал запах алкоголя. Этот запах с детства вызывал у Веры приступ тошноты. Но сейчас все ощущения внутри были перебиты подсознательным животным страхом.

— Знала бы ты, — он грубо схватил ее за волосы, отчего девочка еле слышно всхлипнула, — Как я тебя ненавижу, малолетняя шлюшка. Мне бы так хотелось избавиться от тебя и от твоего брата, — он вновь отвесил ей пощечину и, отпустив волосы, откинул хрупкое тело на пол.

От соприкосновения с твердой поверхностью на глазах Веры выступили слезы, но девочка тут же откинула голову назад, чтобы опекун не увидел ее слез.

— Как я тебя ненавижу… — вновь прошипел он, сильно сжимая ее запястье.

А Вера надеялась, что ее брат не услышит криков.

<center>* * *</center>

— Я слышал крики. Что произошло?

Но Вера молчала, поджав под себя ноги и уткнувшись в колени. Тело вновь болело, на руках багровели новые синяки, а в душе затаилось чувство обиды и опустошенности.

— Не трогай меня, пожалуйста, — со слезами в голосе попросила она. — Я хочу побыть одна.

Глеб не послушал ее, наоборот, подошел почти вплотную к сестре и взял ее за руку.

— Он снова…?

Вера кивнула и разрыдалась. Отвернувшись к стене, она вытирала стекающие по щекам слезы.

Она не должна показывать свою слабость.

Тем более, при нем.

Глеб впервые промолчал. Если раньше он успокаивал и обнимал ее, то теперь ответом ей была лишь равнодушная тишина.

Вера сейчас была даже рада тому, что он не видит ее слез, что «излить душу» она может лишь белоснежной стене.

Когда она успокоилась, Глеба уже рядом не было.

<center>* * *</center>

Девочка не знала, где ее брат. Вряд ли бы он отправился на улицу, оставив ее в таком состоянии.

Глеба не было ни в одной из комнат, по которым они могли свободно ходить.

Вера уже хотела было вернуть назад, в свою комнату, как из кабинета опекуна услышала странные звуки. Девочка, преодолевая страх, слегка приоткрыла деревянную дверь.

— Это тебе за то, что ты трахал мою сестру, — голос Глеба? Но… как?.. Неужели он… ?

Рука Веры еще сильнее сжала дверную ручку. Ее переполняли различные эмоции. От страха до удовлетворения. Странного, немного пугающего, но удовлетворения.

— Ты… ты убил его?..  — голос Веры дрожал от многочисленных эмоций.

Их опекун, с перерезанным горлом лежал на ковре, который уже успел пропитаться кровью. Окровавленный кухонный нож валялся неподалеку.

— Я не хотел… Я не знаю, как это вышло… —  Глеб, казалось, едва сдерживает слезы. — Я просто не хотел, чтобы он еще раз причинил тебе боль… Я  не хотел… — едва ли не кричал он, опустившись на колени. — Я не знаю, что на меня нашло… Он был пьян, поэтому я так легко справился с ним…  Беги от меня, Вера. Я убийца. И кто знает, кого я убью следующим. Возможно, это будешь ты. Беги от меня, пока не поздно.

— Он… Мертв?..

— Да.

Сейчас все чувства Веры смешались воедино. И страх о том, что будет дальше, и отвращение к мертвому телу. Все смешались в одном чувстве — удовлетворение. Не будет больше побоев, не будет больше издевательств…

Все кончено?..

Раз и навсегда.

— Мы теперь… свободны?..

— Ты свободна. — Голос Глеба был тверд, как камень. — А я уже не стану свободным никогда. Вскоре начнут искать убийцу и обнаружат, что это я. Так что беги, пока есть возможность. Со мной ты сгниешь.

— Но почему мы не сможем сбежать вместе? Неужели ты бросишь меня совсем одну? — внутри у Веры все сжалось.

К черту, что у ее ног лежит мертвец!

К черту, что ее брат убийца!

К черту такую свободу!


Раз они не могут сбежать вместе, то почему проблемы окружающего мира должны ее волновать?..
 
Слезы хлынули из глаз девочки непрерывным потоком. Никогда, даже когда ее избивали, она не плакала так, как сейчас.  Словно все терзания, что поселились в юной душе решили вырваться наружу.

— Вера, что с тобой? — Глеб обнял ее. —  Ну-ну, пожалуйста, перестань…

— Почему ты не можешь сбежать вместе со мной? Я же ни на что не способна без тебя!..
У меня нет никого кроме тебя! А ты хочешь лишить меня и этого… — Вера продолжала плакать, прижимаясь к нему.

Почему, когда, казалось бы, такое хрупкое счастье у тебя в руках, его кто-то рушит?..

— Я пойду с тобой, хорошо. Только, пожалуйста, перестань плакать.

<center>* * *</center>

Глеб заливал комнату бензином из канистры, найденной в гараже. Вера нервно теребила в руках коробок спичек.

— Мы должны успеть выбежать раньше, чем кто-то заметит пожар, — сказал Глеб, откидывая пустую канистру в сторону. — Поджигай.

Вера кивнула и, достав спичку из коробка, чиркнула ею по боковой стороне коробочки.

Руки девочки дрожали и даже такое, казалось бы, простое действие у нее вышло не сразу.

Но, как только на спичке появился огонек, она кинула ее на пол и, немедля ни секунды, вдвоем они выбежали из дома.

Бежать решили налегке, и даже переодеться они не смогли — уж слишком мало было времени. Она так и осталась в легком домашнем платье, которое ни коем образом не согреет холодной ночью, и, вдобавок, подол которого разорвал опекун. А на нем были рубашка и брюки, перепачканные чужой кровью. Кровь была и на его руках, и на лице, и в волосах.

Но им было все равно.

Будь, что будет.

— Так вот, какой он… — Вера глубоко вдохнула.

— Кто?

— Запах свободы. Никогда бы не подумала, что он пахнет бензином и дымом.

Ночь уже сменяла день. Ветер шевелил верхушки деревьев. Где-то вдалеке горели их мосты, освещая путь впереди.

— Нам теперь придется скрываться всю жизнь. Нам придется забыть свои имена… — начал говорить он, но тут же был прерван.

— Ну и пусть. Зато теперь мы вместе. Я люблю тебя, братик.

— И я тебя, сестренка.





Этим двоим в эту ночь, которой они доверили свои самые сокровенные секреты, при этом не боясь быть раскрытыми, было плевать, что в их сердцах зародилась отнюдь не братская любовь.