новая заповедь

Люди говорят: любят не «за то, что», а «потому что». Любят, и все тут…. По каким-то, часто не ясным для разума, признакам человек узнает свою любовь….

Открою старую полузабытую истину – любовь сострадательна, бережна, жертвенна, безсребренна, безгранична и даже безсмертна… в способности любить проявляется богоподобие человека. Любовь лишена эгоизма. Своей любви человек способен отдать все и самую жизнь, не требуя взамен ничего. Главное для нее, чтобы ее объект был счастлив…, будь то родители, братья, сестры, родина, друзья… будь то любовь мужчины к женщине, женщины к мужчине….

«На нее необязательно и отвечать; она сама по себе счастье; и того, кто томится от безответной любви, все же должно считать счастливым. Там, где она начинается, кончается равнодушие, вялость, рассеянность, скука. … Начинается новая интенсивная жизнь; скрытая внутренняя сила, творческая власть действуют в его душе уже по собственному побуждению. … От такой любви рождаются великие поэты: Хафиз, Овидий, Петрарка, Шелли, Гете; люди, для которых каждый цветок раскрывается по-особенному, каждая пташка поет по-другому, каждый солнечный луч приносит откровение, каждое человеческое сердце открывает свои тайны, – люди любовного, бескорыстного созерцания» (И.А. Ильин)          

И все-таки, что же такое любовь? Наверное, у многих найдется свой ответ на этот вопрос. Русский мыслитель Иван Александрович Ильин утверждал, что любовь вообще не надо определять, что достаточно однажды по-настоящему пережить ее. Но все же рискну предложить свое понимание любви. Любовь – глубокое чувство родства. Родства не по крови, не по мировоззрению даже, не по вере..., родства по внутреннему духовному строю, который виден только внутренним духовным оком…. Люди называют своих любимых «родная моя», «родной мой».

Сходны ли – любовь к женщине и любовь к родным: к матери, к отцу…? Безусловно! В результате обоюдной любви между мужчиной и женщиной создается семья. Рождаются дети по образу и подобию родителей. А можно ли сравнить любовь к семье с любовью к Родине? А что же такое Родина, как не большая семья, общность людей, связанных узами братства, связанных узами стремления сохранить свою целостность, свою особость? Сходны ли – любовь к женщине и любовь к Родине…? Природа, Родина, родник… добавим этот ряд – родить, роженица, жена, женщина… не она ли призвана исполнять одну из важнейших задач Родины – рожать сыновей и дочерей…?

В народе говорят – любовь зла…. Да, человек, особенно русский человек, часто обманывается, он способен принимать за истину то, чего на самом деле нет. Это происходит от особого душевного склада, тяготеющего к идеалу, жаждущего идеала, жаждущего любить. Но даже и такой самообман очищает и возвышает человеческую душу, хотя разочаровываться в своей любви крайне тяжко…. Кажется, что рухнул весь мир, потому что некого любить…. Человеку, особенно русскому человеку, любить необходимо, – в любви для него смысл жизни, даже если он этого и не осознает разумом.

Совершенно прав наш русский философ, утверждая, что любовь ответа не требует, что она уже сама по себе счастье. Любящий говорит в сердце своем предмету своей любви: живи, будь счастлив, мне нужно, чтобы ты был, потому что через тебя сияют краски всего мира, и мир прекрасен, раз ты в нем есть…. 

Нам могут возразить, что любовь приносит и несчастья, приносит горе, из-за любви люди идут на всякие безумства, домогаются своих возлюбленных, делают их несчастными, питают мстительные замыслы, идут на убийства, на самоубийства…. Да, но не любовь тому виной, тому виной – страсть…. Жажда владеть объектом любви – не любовь, а страсть. Все любовные трагедии – трагедии страсти. Страсть – страдание… страдание ущемленной гордыни, плотское страдание, вожделение. Увы, в отношениях мужчины и женщины любовь хитро переплетена со страстью. И в этом хитросплетении происходит страшная борьба – отсюда и муки….

Любовь – мудра, страсть – безумна…. Любовь часто слепа поверхностным зрением, но зряча зрением внутренним. Страсть за внешним образом своего вожделения не видит ничего. Любовь милостива и всепрощающа, страсть – жестока и не знает сострадания. Любовь самоотверженна, самозабвенна, страсть – эгоистична. Любовь чиста и непорочна, страсть жаждет удовлетворения.

Убоявшись этой борьбы, этих душевных мук, современный человек счел за благо вовсе отказаться от любви, от идеалов, оставляя себе одно только стремление – удовлетворение страстей…, но страсть без любви имеет совсем другое имя – похоть.

Замечательный русский философ XIX века Петр Евгеньевич Астафьев писал: «Далеко разойдясь и с чисто политическим идеалом клас¬сической древности, и с религиозно-нравственным христианским идеалом высочайшего развития духовной личности в служении бе-зусловным, самим по себе ценным духовным задачам, европейское общество XIX века совершило за вторую половину его один из грандиознейших и поучительнейших опытов, когда-либо предпри-нятых историей. Это опыт прожить вовсе без всякого идеала, сто-ящего выше благополучия особи, подчиняющего себе ее задачи, вытекающие из этого благополучия, и требующего для себя ее слу-жения. Задача жизни человека второй половины нашего века уже определяется не охранением и любовным совершенствованием той наличной действительности, среди которой он родился, сознал себя и призван действовать. Определяется для него эта задача и не его понятиями о том, что должно быть безусловно и безотносительно, должно быть само для себя, ради собственной ценности и правды, независимо от отношения к его личному благополучию, личной похоти и произволу. И действительность, «то, что есть», бывшая высшим руководящим началом жизни классического человека, и идеал, «то, что безусловно, само для себя должно быть», направ-лявший духовную жизнь человека нового, христианского мира, для него утратили свое значение руководящих начал и критериев жизни. На место того и другого он поставил то, что должно быть для его благополучия, а не ради собственной внутренней ценности, то есть желательное. Не действительность и не безусловный идеал царят в его духовном мире и направляют отныне его деятельность, опреде¬ляя и ценность для него жизни и мира, событий и людей, но желательное для него как особи, то есть нечто в одинаковой мере не принадлежащее ни к области наличной действительности, ни к области идеалов».

Увы, для современного человека этот опыт не стал поучительным. Более того, – он стал для него новой заповедью. «Скрижали» ее мы наблюдаем сегодня везде и повсюду: в виде гигантских рекламных «проповедников» новых идеалов, закрывающих от человеческого взора действительную картину мира; в виде цветастых журнальчиков, обещающих человеку небывалые наслаждения; в виде телеэкранов, экстатически нашептывающих человеку с утра и до утра, что он достоин этих наслаждений; в виде моды на голые пупки и прочее, и прочее. Они, эти «скрижали», пронизывают насквозь человеческий мозг и душу, выжигая в них без остатка всякое представление об идеале, всякое стремление любить. И разжигая в нем одну страсть – удовлетворение своих похотей.   

«Но удовлетворенное, известно, только развивает потребность, делает ее еще требовательнее, труднее удовлетворимой; и этот чудовищный рост желания, потребности, как столь же известно, пределов не имеет: достаточно напомнить только о стяжательности, скупости, честолюбии, славолюбии. Не удовлетворенное же никогда желание, представляющееся наконец уже и неудовлетворимым, обессиливает волю, притупляет чувство, приводит постепенно (скорее или мед¬леннее – смотря по обстоятельствам) к утомлению, скуке и отчая¬нию» (П.Е. Астафьев)

Каким образом Петр Евгеньевич в далеком и, в сравнении с сегодняшним веком, благополучном для России XIX веке прозрел наш сегодняшний день? Каким образом он увидел, что – «буржуазия победила, а с ней вместе победил и тот единственный, неистори-ческий и ненациональный, но социальный идеал личного права, интереса и их гарантий, которым она жила, вырабатывая его в себе все яснее и все глубже проникаясь им в течение ряда исторических веков», что – «победив бессильное государство и овладев государственной властью, она и эту последнюю подчинила своему социальному, неисторическому и ненародному идеалу, посвятила ее служению задачам развития частного права и интереса», что – «только их гарантией должны были отныне быть и высшие государственные учреждения; только в обеспечении личных прав и интересов и должна была состоять отныне задача государства, очевидно ничего общего с ис¬торически-национальной задачей не имеющая»?

Слова эти пишутся во время царствования одного из величайших правителей самодержавного периода русской истории, который сделал Россию самым сильным государством мира, и тем завоевал непререкаемый авторитет перед европейскими государствами, правитель, который мог позволить себе сказать: «Пока русский царь удит рыбу, Европа может подождать».         

Но не буду мистифицировать читателя. Астафьев писал о Европе, имея в виду Третью французскую буржуазную революцию 1870 года. Революцию, которая наконец-то завершила выведение «курицы», несущей для буржуазии «золотые яйца» – среднестатистического стандартного гражданина, обеспечив ему защиту личных прав и интересов, сведя эти права и интересы до минимума – до удовлетворения его похотей, назвав сие гуманизмом. Отныне вся цивилизация и прогресс работают только на это. Все для человека! Только плати!

«Этот строй, не знающий исто¬рии, не знающий ни национальности, ни государственности, не знающий и никакого другого идеала, кроме мирно благополучной, сытой и посредственной особи, живущей только собой и для себя, есть одичание» – писал, заканчивая свой труд «Из итогов века», Петр Евгеньевич Астафьев.

Как ни прискорбно, подобное одичание ждет и Россию…  и дождётся, если мы навсегда отучимся любить, если мы навсегда откажемся от наших, выстраданных веками идеалов, если мы смиренно примем образ мирно благополучной, сытой и посредственной особи.

И все же… и все же не верится, что русский человек способен вот так, «за понюх забугорного табаку», предать свое самое сокровенное, предать то, что составляет его особость, что составляет особость его Родины, предать то, что сближает с Богом. Нет, не сможет он не любить, потому что душа его хранит глубокую убежденность в том, что суть всего, что есть свято на Руси, запечатлена в новой заповеди Христа:

«Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга».

И, верю, убежденность эту не выжечь из православного русского человека никаким новейшим «скрижалям».