Были-небылицы. Унитаз

   Незавидной была судьба унитаза: всю жизнь поглощать зловонные нечистоты и отходы. Другие вещи тоже пачкались, в грязь попадали, но  у них тёмная полоса сменялась светлой, и они вознаграждали себя хоть на время благоденствием в чистоте и порядке. А унитазу доставались только пакости и унижения, ничего другого ему не предназначалось. Зато по части мерзостей он был непревзойдённым специалистом, всё видел, всё испытал, через всё прошёл.                Бывали дни, когда глотк; свежего воздуха не мог вдохнуть, одна за другой его широкое отверстие закрывали отвратительные задницы – то тощие и костлявые, то пухлые и раскормленные. На светло-голубой фаянс вываливалось дерьмо всех оттенков и запахов, градом летели окровавленные затычки и скользкие наконечники, всевозможные рожи отхаркивали горловые пробки, сморкались, спускали в перерывах между затяжками вонючую слюну. «Откуда в них столько гадости? – удивлялся унитаз. – Хоть бы одна чистая капля попалась». Он содрогался, когда к нему подползало невразумительное существо и, разинув пасть, изрыгало на блестящую поверхность серую и вязкую блевотину. Особенно возмущало то, что эти существа не просто облегчали утробу, а старались получить удовольствие: они намеренно обливали всю внутренность и края посудины, и фаянс принимал отталкивающий болотный цвет.
  Впрочем, случались и отрадные минуты. Иногда в туалет забегали разгорячённые люди и водой из унитаза наскоро освежали физиономию. К таким старый добряк относился снисходительно, ведь они обращались к нему лицом и пользовались его водой по прямому назначению.
Во время отдыха унитаз позволял себе философские обобщения. «Вот говорят, ихние учёные написали тыщи книг по психологии, изучают и описывают характер людей и всё не могут докопаться до сути, уверяют, что человек – очень сложное устройство. Чудаки, спросили бы меня, я бы им все тайны открыл. Передо мной люди сами раздеваются, весь характер наружу.  Порассказать, что со мной вытворяют, чем занимаются, так не поверите. Вчера, например, верзила вломился, вытащил свой пистолет и начал меня поливать, чуть я не захлебнулся.      А в субботу какой-то лысенький уселся и давай ёрзать, как будто под ним не стульчак, а седло. Есть любители – часами сидят, кайф ловят. Поставят рядом выпивку с закуской, принимают и тут же опорожняются; прямо кишка передаточная, а не человек. А женщины, женщины…Нет, чтобы сесть как положено и аккуратно справить нужду. Расставят ноги и хлыщут, как коровы, да ещё мимо. Есть, правда, и чистюли: тряпочку достанут, оботрут, а потом садятся. Да, – заключил свои наблюдения унитаз, – все видят людей с лица, а я – с противоположной стороны и скажу без обиняков: тяжёлое это зрелище». И унитаз в очередной раз спустил воду.
   Рядом сверкала белизной просторная ванна. Она вынужденно мирилась с оскорбительным соседством и время от времени высокомерно журчала: «Кто придумал поставить меня рядом с этим безобразным отхожим местом? Между нами ничего общего. Я всегда белоснежная и благоухаю ароматами, я образец девственности и чистоты». Унитазу надоело слушать заносчивую соседку, и он обрезал её: «Ты чиста, потому что тебя без устали чистят и моют. Если бы в тебя сливали столько грязи, ты давно забыла бы свой первоначальный цвет. А я каким был, таким и остаюсь, ко мне не пристала ни одна соринка». И ванна умолкла, ей нечего было возразить.