Размышление о науках, теориях и методологиях

Введение.         
         В начале труд, практика предшествовала теориям, затем теории стали предшествовать практике. Дело в том, что накопление практического опыта и его преемственность потребовали научения. Появились учения. И чем больше их становилось, тем настойчивее становилась потребность в систематизации их и знания вообще. В результате знания сгруппировались, появилось научное знание и ненаучное знание. Ненаучное знание подразделились на антинаучное, псевдонаучное и паранаучное. Научное знание, в свою очередь, подразделилось на эмпирическое и теоретическое. Научное знание производит наука.
         Наука - сфера человеческой деятельности, направленная на выработку и систематизацию объективных знаний о действительности. В самом общем виде наука подразделяется на естественные и гуманитарные науки. Отличает науку от иных способов познания, таких как обыденное, художественное, религиозное, мифологическое, эзотерическое и философское, объективный способ (метод) постижения мира.
         Существуют следующие классификации научных методов:
1. Общенаучные методы и методы частных наук;
2. Эмпирические и теоретические методы;
3. Качественные и количественные методы.
         Так вот, при изучении классификации научного знания, наук и научных методов появляется вопрос, почему общенаучным методам противопоставлены методы частных наук? А также, почему считается, что общая наука - это философия, и наука ли философия, научен ли (объективен ли) её метод?

Основная часть
         
         Разбираясь в том, чем отличаются общие научные методы от частных научных методов, следует обратить внимание на то, что в философии существует парность категорий. Там категория «часть» находится в паре с категорией «целое», а категория «общее» – в паре с категорией «особенное». Так у К.Маркса, в его учении, например, можно встретить, что категория «абстрактно-всеобщее» находится в паре с категорией «конкретно-особенное». Абстрактное связано с конкретным, а всеобщее – с особенным. Думается, и в классификации методов должно использоваться сочетание «общего» с «особенным», а не с «частным».
         Соглашаясь с выше изложенным, можно было бы предложить классификацию, в которой класс общих научных методов  сочетался бы с классом особенных научных методов. Поскольку словосочетание особенные научные методы непривычно для слуха, можно поискать синонимы «особенного», и предложить термины «специальный», или «специфический», «уникальный». Но поскольку смысл специальных наук отличается от смысла частных наук, то и использование словосочетания «специальные методы» в качестве синонима «частные методы» не желательно. Логичнее думать, что в частных науках используются частные научные методы, а в специальных науках – специальные методы.
         В общем, желательно, чтобы классификация наук была правильной и совпадала с классификацией научных методов. Это избавило бы от путаницы. Известно же, что общей наукой считается философия, а все остальные науки, по логике, становятся частными. Из этого вытекает, что общий научный метод – это философский метод. Поскольку синоним философии метафизика, то и общенаучный метод – это метафизический метод, что неприемлемо. Поэтому чаще всего под общенаучным или философским методом понимают дедукцию и индукцию, анализ и синтез.
         Заимствование наукой методов у философии приводит к вопросу, правомочно ли ставить знак равенства между философией и общей наукой? Ведь наука выделена из философии благодаря отличительным особенностям и даже противопоставлена ей. Наука не основывается на спекуляции. Ей присуща объективность.  Кроме того синонимами «общая наука» служат «теоретическая наука», «фундаментальная наука». Если бы мы относили и философию и общую, теоретическую науку к абстрактному знанию, связанному с конкретным знанием, то смогли бы понять, что у философии и теоретической науки есть нечто общее, в частности, некоторые методы – дедукция, индукция, анализ, синтез, формально-логический метод.
         Выделяя в целом объекте научного познания предметы частных наук, следует вспомнить, что предметы эти имеют отличительные особенности. Имеют в этой связи особенности и частные науки. У них есть что-то общее, единое, связывающее их в нечто одно, и есть нечто особенное, позволяющее отличать их друг от друга. Это же касается и научных методов. Поэтому каждая самостоятельная наука ищет свой неповторимый предмет и специфику методологии. Возможно, специфичность той или иной методологии может заключаться в неповторимости набора методов исследования, которыми пользуются многие науки, а не только в использовании какого-то одного специфического метода или методики. Соглашаясь с этим, можно согласиться и с тем, что у политологии нет какой-то специфической методики, но есть специфика у предмета. А вот у социологии есть свой метод, опрос, а предмет её лишён специфичности, так как она претендует на то, чтобы занять место общесоциальной науки, то есть социальной философии.
         Можно, конечно, классифицировать опрос и выделить социологический и политологический классы родового понятия социальный опрос. И таким образом попытаться выйти из затруднительного положения, касающегося специфичности политологического метода. Тогда политологию можно принять за самостоятельную науку. С социологией дело обстоит иначе. Ей нужно найти специфику своего предмета и таким образом отказаться претендовать на роль общесоциальной науки или социальной философии. Тогда социологические, политологические, экономические, культурологические и др. теории станут теориями среднего уровня или специальными теориями.
         С этим можно было бы согласиться, если бы не одно обстоятельство.  Дело в том, что считая только общую науку теоретической наукой, частные науки нужно отнести к эмпирическим наукам. И если сделать так, то и социальные науки – социологию, политологию, экономику, культурологию и др. следует отнести к эмпирическим наукам. Тогда социологические теории среднего уровня нужно будет отнести к социальной философии. Также будет нужно поступить с политологическими, экономическими и др. теориями. Все они станут частными случаями одной общей социальной теории, выстроенной усилиями социальных философов.
         Всё это можно было бы совершить, если признать философию не просто общей наукой, но исключительно теоретической наукой. Ведь философия – это не эмпирическая наука, и она не имеет эмпирической части, как некоторые другие науки, например, социология, имеющая и теоретическую и эмпирическую составляющие. И вообще следовало бы получше разобраться в том, что такое наука, а что такое философия, научный и философский методы. Нужно решить, использует ли философия наблюдение, поскольку считается, что наблюдением то и отличается наука от философии. Наука наблюдает не за объективной реальностью, а за её явлениями. Индуктивно отталкиваясь от наблюдаемых, регистрируемых явлений как объективных фактов, наука обобщает их и строит гипотезы, проверяемые на практике, в эксперименте.
         Философия не может наблюдать так, как это делает наука. Ведь бытие, абстракцию невозможно наблюдать. Поэтому философия занимается не наблюдением, а рефлексией, использует не экстраспекцию, а интроспекцию, не индукцию, а дедукцию. Она приходит не к явлениям бытия, действительности, а к феноменам, ощущениям объективных явлений – конечным дефинициям, принимаемым за первичные идеи. В этой связи хочется сказать, что атомистическое учение, созданное древнегреческими философами Демокритом и Левкиппом, послужило гипотезой для учёных, открывших атом. К атомам античные философы пришли чисто логическим путём, механистически поделив Объект на части, из которых он состоит.
         Таким образом, если считать, что наблюдение как объективный, эмпирический метод противопоставлен философскому спекулятивному методу, то правомочно ли все науки считать эмпирическими и лишь философию – общей, теоретической наукой? Является ли метафизика метанаукой? И вообще, зачем было науку выделять из философии, если это связано с огромной методологической путаницей. Зачем было нужно вооружённый техническими средствами опыт противопоставлять чувственному опыту, конкретное – абстрактному, спекулятивному, наблюдение – созерцанию. Ведь в древности некоторые философы, прежде чем создать своё учение наблюдали невооружённым глазом за текущей действительностью. Так наблюдения за звёздным небом подвигли Гераклита изречь: «Всё течёт и изменяется, космос – это огонь, мерами воспламеняющийся и мерами гаснущий». А вот действия по измерению земли привели к геометрии, и измерение стало эмпирическим методом, а точность – признаком науки, или принципом. Появилось понятие «точная наука».
         Проще говоря, вооружившись техническими средствами, экстраспективное созерцание стало наблюдением. Техника явила науку. Без техники не было бы науки. Технические же средства наблюдения не просто были изобретены, открыты, они были изготовлены, созданы. Пример – микроскоп и телескоп. В свою очередь, с измерением были изобретены мера длины, мера весов, деньги и др. Измерять предметы стали, когда начали их обменивать. Вещный обмен дал толчок развитию науки и техники. Предметы превратились в товары. На смену первобытной общине пришло товарное общество, рабовладельческий строй, вначале.
         Развивалось общество – развивалось знание, его формы. Откровенно бредовые формы знания, такие как анимизм, например, сменялись более логично обоснованными формами. Традиционную логику пыталась использовать философия, пока не пришла к диалектической логике. Если практика, техника дала материальные предпосылки возникновения науки, то философия – интеллектуальные предпосылки её возникновения. Но заявила наука о себе только во время индустриальной, можно сказать, технической революции, повлекшей за собой социальную революцию, смену общественно-политического строя. Вначале заявили о себе естественные науки, затем и социальные. Эволюционистский подход позволил выделить стадии интеллектуального развития: религиозную, философскую и научную.  На смену метафизического и диалектического методов пришёл научный метод познания. Огюст Конт и его последователи попытались противопоставить науку философии. Однако марксисты объявили философию наукой наук. В настоящее время философия – одна из отраслей научного знания. Признав философию наукой, общество учёных признало метафизический метод научным методом. В своё время метафизика привела философию к кризису, выходом из которого послужило открытие диалектического метода.
         И вот теперь, после включения философии в номенклатуру научных специальностей возникает вопрос, действительно ли философия – это наука?
И если соглашаться с тем, что Аристотель превратил традиционную логику в метафизику, то тогда научный метод и метафизический метод как противоположности едины за счёт логической части. Тогда и современный кризис науки, как и когда-то кризис метафизики имеет под собой логическую основу. Дело в том, что наука не приемлет кривой логики, следовательно, диалектики, хотя якобы признаёт её, диалектику,  состоящую из единства кривой и традиционной логики. Кривая логика отрицает закон тождества А есть А и утверждает, что А есть Б, заключает в себе ошибку. Наука же не терпит ошибок, стремясь к максимальной точности. Практика же  допускает неточность, погрешности. И вот в этом месте теория и практика расходятся.
         Почему это происходит? Объяснение лежит в истории. Практика предшествует теории. Практика первоначально была связана с опытом, опытным знанием. Появление орудий труда указывает на то, что опыт был вооружённым. Первые орудия труда – это примитивные технические средства. Накопление вооружённого опыта развивало практическое знание, но оно не было наукой. Вот когда люди стихийно начали пользоваться индукцией, и затем Ф.Бэкон открыл её, вот после этого появилась возможность сформировать понятие эмпирические науки, к которым можно было отнести геометрию, физику, экономику. Индукция открывала путь в сферу абстракций, отвлечённых понятий, из которых формировалось другое, абстрактное знание, непохожее на философию из-за дедуктивного подхода. В философии царствовали дедуктивный подход и формальная логика. Позаимствовав формальную логику, наука получила теоретическую часть. В результате она подразделилась на эмпирическую и теоретическую части. У каждой эмпирической науки появилась своя теория. Благодаря этому появилась возможность создать класс теоретических наук и оторвать его от эмпирических наук, превратив их в отдельный класс.
         В общем, появилось родовое понятие «наука» с его классами эмпирических наук и теоретических наук. Понятие «наука» - это наука вообще, но не общая наука. Понятие «общая наука» формируется при выделении из всех наук нечто общего – единого во многом. Это то, чем науки тождественны друг другу. А тождественны они общими для всех приёмами исследования – общими методами. То есть общая наука – это общенаучная методология. Кроме общенаучных методов у каждой самостоятельной науки есть особенный, выделяющий её из ряда наук метод. Так у рентгенологии, например, это рентгеновский метод. В то же время есть методы, общие не для всех, а для группы наук. Пример – микроскопия. Она возникла с изобретением микроскопа, используемого в цитологии, гистологии и т.д. У этих, пользующихся одним методом наук разные предметы исследования: у цитологии – клетки, у гистологии ткани органов. Поскольку данные науки не имеют своего специфического метода, они не могут называться отдельными, самостоятельными.
         В каждой науке эмпирическая часть отличается от теоретической части. Нахождение нечто общего во множестве теорий разных частных наук позволило сформировать понятие общей теории или метатеории. Общее в теориях – это общетеоретическая методология, тот путь, алгоритм, который должен пройти любой теоретик для построения любой теории. Общая теория не содержит специфики частных теорий, принадлежащих частным наукам, не говоря об авторской  индивидуальности теорий.
         Сформировав понятие общая теория, можно понять, что это не теория вообще. Это понятие, имеющее две стороны, общую, единую и универсальную. Общее, единое в Науке вообще – объект исследования и единая методология. Единую методологию можно представить рядом простого перечисления одной единичной методологии, используемой каждой частной наукой. Универсальная сторона Науки вообще – ряд перечисления особенностей, уникальностей частных наук, их частных предметов и частных методологий. Каждая частная наука, таким образом, имеет свою особенность, неповторимость и нечто общее для всех наук.
         Как известно, наука изучает закономерности явлений, выявляет необходимость, исключая случайность. В философии необходимость и случайность – парные категории. Они раскрывают то, что любое конкретное явление содержит элемент случайности. Так электрон, вращаясь по своей орбите, имеет не одну единственную, идеальную траекторию, а «облако» траекторий. Допущение отклонений от среднестатистической орбиты, принятой за идеальную орбиту – допущение случайностей, ошибок, с точки зрения формальной логики. Из этого следует, что или стопроцентной закономерности в природе нет, или что она есть, в общем. 
         Стопроцентная закономерность и точность есть в мышлении, использующем одну только формальную логику с её законом тождества, приводящую к метафизике, к тому, что мир устроен абсолютно правильно, гармонично, безошибочно. Он всегда один и тот же, не смотря на движение возникновения-исчезновения. Он не подвержен изменчивости, так как постоянно или непрерывно в точности воспроизводит себя. Он соблюдает закон А есть А.
         Наблюдение опровергает эту рациональную точку зрения. Оно позволяет сформировать два альтернативных представления о мире. В первом мир один и тот же, в общем. Мир – это множество миров, связанных единством происхождения и временем. Мир во времени распадается на множество миров или калейдоскопически меняется. При этом из множества миров можно сформировать, так сказать, среднетипический мир – идею мира, скрытую за её кажимостями, явлениями.  Во втором альтернативном представлении явление изменчивости не механистично, в нём имеется идея прогресса. Поэтому мир непрерывно и последовательно изменяется не хаотично, а направленно, в сторону прогресса. За множеством миров открывается идея высшего мира, так сказать, «небесного града».
         Реально мир изменчив в определённых рамках. Это рамки существования. Изменчивость мира теряется вместе с его исчезновением. Изменчивость и неизменность мира - это парадокс, созданный силой мысли. Опыт наблюдения показывает, что мир не только «течёт и изменяется», но совершенствуется, а опирающаяся на формальную логику, правильная, безошибочная – метафизическая  мысль утверждает, что это не так. Мир вечен и неизменен. Это – правило, закон. Остальное – паранойя.
         Соединение двух точек зрения, нойяльной и паранойяльной, ведёт к компромиссу: формированию понятия вечной и неизменной основы, субстанции, пластического начала, способного принимать разные формы. Исследовательская практика опровергает эту точку зрения. Физики находят множество фундаментальных частиц в основе вещества. Сколько их точно, никто пока сказать не может. Нет пока и достоверной информации о вечных и неделимых частицах. И это обстоятельство наводит на мысль, что вопрос о происхождении мира остается открытым.
         В конце хочется сказать, что поскольку практика – критерий истинности, в том числе, теории, то погрешности допустимые практикой искажают её, истину, как в кривом зеркале.  На практике всё кажется не так как в теории. Мы строим коммунизм в соответствии с теорией научного коммунизма, а на практике получаем государственный капитализм. Однако известно, что теории приписывается прогностическая функция. Так благодаря появлению таблицы Менделеева были предсказаны и получены неизвестные до этого химические элементы. А.Фридман создал математическую модель нестационарной Вселенной и предсказал её расширение. Факт «красного смещения в световом спектре удалённых галактик» послужил доказательством гипотезы расширения Вселенной. Данные примеры позволяют предполагать, что теории не расходятся с практикой. Там и там одна логика.
        Тем не менее, в том, что по современным представлениям наблюдаемая сейчас Вселенная возникшая 13 млрд. лет назад из некоторого начального «сингулярного» состояния, представлявшего собой высокооднородную и изотропную среду стала потом состоять из кварк-глюонной плазмы, давшей барионы – протоны и нейтроны: фундаментальные частицы, в этом превращении, так сказать, первоначальной основы, субстанции в частицы, корпускулы просвечивает синтез двух древнегреческих спекулятивных гипотез происхождения Космоса из субстанции и атомов: субстанциальная и атомистическая гипотезы. А представление о том, что фундаментальная частица, с одной стороны, корпускула, а с другой стороны, волна усиливает это подозрение.
         Из выше изложенного следует, что, конечно, хотелось бы, чтобы настоящая теория предвосхищала практику, но может ли такое быть зависит от возможности опережающего мышления, отражения действительности. И эта возможность ещё остаётся под вопросом. Закономерность, каузальность, детерминированность как принцип уступили место многофакторности. В континуитивном мире нашлось место хаосу и беспорядку. Классическое представление о мире сменилось на неклассическое. Пришло время иррационализма, кривой логики. А. Эйнштейн допустил в теории то, что пространство кривое. А.Фридман допустил, что кривизна пространства изменчива. И поскольку в философии пространство – атрибут природы, данное допущение привело к заключению, что природа кривая.
         Вспомнив в этой связи о Г.Гегеле, его учении об отчуждении Абсолютной идеи в природу, нельзя не заметить в её инобытие то, что она стала иной себе – она изменилась или исказилась, можно сказать, искривилась. Нечто подобное встречается и в гностическом учении. В нём Нус, Нойя, решив стать полным, в полноте своей, в последней сфере, Софии  допустил ошибку, в результате которой возник мир архонтов. Открылась паранойяльность Нойи.
         То же можно сказать и о Боге. Одно дело Он как трансцендентальный, потусторонний, непознаваемый, неоткровенный, некажимый и другое дело Он воплощённый. Являясь, Он искажает себя. Он становится подобием Себя.
         Также и теория. До подтверждения на практике она одна (гипотеза), после подтверждения – другая. Подтверждение теории – тоже, что отчуждение её в природу, иррационализация. Из этого может следовать предположение, что нет безошибочных теорий. Все теории ошибочны. Идеальной теории нет. Общая теория – это нечто среднее из всех теорий. Усреднение очищает от отклонений. В результате такого приёма истина оказывается где-то посередине. Но это механистический приём. Он не уводит в прогрессивное будущее, оставляет без прогноза. Настоящая теория должна предсказывать. Такой была и есть элементарная теория Менделеева. Но она ограничена в применении. Теории, которая бы не имела ограничений, в применении нет.
         Её нет, так как проверенная на практике теория, практическая теория – это воплощённая теория. Воплощение ограничивает её во времени, она устаревает и сменяется новой. Пример – марксистская и национал-социалистические теории. Поскольку эти теории воплощались в жизнь в ХХ веке политиками, политическими силами, их можно отнести к политическим теориям. В этой связи можно сказать, что политических теорий много. Их множественность позволяет создать классификацию. Поскольку принято партии подразделять на правые, левые и центристские, то также можно поступить и с их политическими теориями, платформами, основами политических программ.
        Выделив классы политических теорий, логично задаться, как назвать родовое понятие. Назвать его «общей политической теорией», а также и «универсальной политической теорией мы не можем, так как это ведёт к половинчатости. Поэтому можно предложить для всей совокупности политических теорий дать название: «универсально-всеобщая политическая теория». Дать название множеству в единственном числе, наверное, неправильно. Поэтому можно все теории расположить в ряд так, чтобы центристские теории были в центре ряда, правые справа, а левые слева. Тогда самая центристская теория может принять на себя значение идеально средней: всеобще-универсальной, или универсально-всеобщей теории.
         Как известно, левые партии это пролетарские партии, правые – это буржуазные партии, а центристские – партии компромисса, сотрудничества классов. Партии занимаются политикой – распределением власти народа, представленного разными группами, как политическими, так и экономическими, религиозными и т.д. – социальными группами. Левые партии стремятся захватить и удержать власть при помощи вооружённого пролетариата. Буржуазные партии стремятся превратить государство в буржуазный комитет. Центристские партии лавируют между классами, пытаясь стать истинно демократическими партиями. В результате партии перехватывают власть друг у друга и у народа, низов. Источник власти остаётся без власти. Возникает проблема и задача, как сделать, чтобы власть оставалась не только у верхов, но и у низов, чтобы верховная власть оказалась у низов. Нужно суметь решить демократический или политический парадокс. Ведь низы, проявив власть во время революций, почему-то теряют её потом. И так повторяется из раза в раз.
         Политическая теория, решившая политический парадокс может претендовать на универсально-всеобщую политическую теорию. Партия, вооружённая такой теорией по праву назовётся народной, демократической.

Заключение.

         Философия - не наука. Если бы она была наукой, зачем бы тогда науке выделяться из философии во время индустриального перехода. Зачем искать научный метод, его отличительные особенности: объективность, эмпиричность, индуктивность, измерение и точность, практичность? Философию обозвали наукой, так как учёные не смогли построить метанауку. Построить её не смогли от того, что наука идёт от основания, которым является множество фактов свидетельства явлений к вершине абстракций, а не наоборот, как это делает философия, идя от спекулятивной вершины к дефинициям.  Прийти к своей вершине и завершиться наука не может из-за спекулятивности вершины, указывающей на завершённость научного знания и остановку его движения по достижению абсолютности. Это противоречит принципу эмпирии. Не имея вершины, наука не имеет той дедукции, которая нужна для построения метанауки. Вот и остаётся навечно пирамида знания в виде усечённой призмы. Она навечно обречена на бесконечное движение к несуществующей вершине эмпирического знания. Вот поэтому-то и пытаются учёные поставить философскую приамиду на усечённую часть пирамиды научного знания, назвав философию общей наукой, то есть метанаукой.