Зомбиленд

           Гоша Игуменский дочитал книгу и, наконец, сообразил, что автор начал с хамского тона, а закончил похабным. Можно было и не мучиться. Но кто ж знал, вполне себе известный автор.
           Затем Гоша Игуменский почувствовал, как в голове у него бьется мысль, минимум, в триста вольт. Мысль была такая: «А не выучить ли мне венгерский язык?».
           И он начал учить.
           А когда овладел им полностью, то понял смысл жизни. 
           Потому что, когда Гоша шел в магазин, чтобы купить четвертинку ржаного, он всегда был готов к нападению и отпору.
           На венгерском языке.
           И никто уже, как раньше, не мог его безнаказанно оскорбить и унизить.
           Потому что он отвечал обидчику по-венгерски (в примерном переводе): Сам такой… На себя посмотри… Нет не так…
           А к прямым оскорблениям перейти не мог (даже по-венгерски). Трудно ему давались обзывательства и хула вообще. Даже самое простое слово «паскуда» не произносилось. Так, вылетит какое-то сюсюканье изо рта, и все: пась…сь…сь…а…
           Зато у окружающих получалось знатно.
           Например, Василиса Антоновна, соседка сверху, очень четко произносила: Узурпатор! Сатрап! Демагог!
           А Иринка: кыш-кыш, милая, иди отсюда (крысе, живущей в мусоропроводе между вторым и четвертым этажами).
           А крыса смотрела на нее бусинками глаз и внушала чувство острого невыносимого отвращения, через гадливость и страх.
           Такое же примерно чувство внушала повседневная жизнь Гоше Игуменскому.
           До такой степени, что он задумывался об уходе в монастырь. Единственно, его останавливала мысль о том, что монастырь – маленькая модель общества и все негативные моменты усиленны там до невозможности их перенесть.
           Гоша Игуменский страдал.
           И соседка сверху страдала, Василиса Антоновна.
           И Иринка.
           И даже крыса.
           И мусоропровод.
           А потом Гоша Игуменский присмотрелся и понял, что все люди вокруг – зомби (северные мбунду). Поднятые из могил магией гаитянского вуду трупы.
           И ему сразу стало легче.
           Вот как камень с души свалился.