Брат

Брат

Я всегда мечтала иметь старшего брата. Чтобы он мог защитить меня от страхов, навещавших в раннем детстве. От строгих родителей, незаслуженно, как мне тогда казалось, меня  наказывающих. Чтобы я скучала по нему и забрасывала длинными письмами, когда он уезжал. А он привозил бы мне что-нибудь, этакое, особенное, подхватывал на руки, кружил, и я, цепляясь за его шею,  вдыхала бы чудесный и такой родной запах. А  он щекотал бы мое ухо ласковым шепотом: «Привет, сестренка».

 Чтобы он был первым другом, подружкой, которая никогда не предаст и не бросит в трудную минуту. Чтобы, когда подкожный гад с соседнего подъезда помочился в мой свалившийся на землю синий берет, - мой брат, а не я,  заквасил бы ему в глаз.  Я так хотела бы, чтобы он был.

С тех самых пор, как я стала себя ощущать, я помню пожелтевшие, старые фотографии с уже немолодыми бабушкой и дедом,  красивой мамой в крепдешиновом платье,  родственниками, сосредоточенно и неестественно глядящих в объектив, и совершенно чужими лицами, занявших наше семейное пространство в виде большого, тяжелого  альбома, обтянутого красным бархатом.
 Среди прочих была одна, которая вызывала у меня особый интерес, и которую я могла разглядывать часами. На ней -  мама в длинном сером пальто и в черном платке, опираясь на папину руку, горько плакала, глядя на маленького ребеночка, который спокойно спал, лежа в кроватке, похожим на ящик. Красивые белые цветы украшали его подушку, лежали в ногах и даже на груди. Рядом стояло много людей с грустными лицами.  Все смотрели на малыша, похожего на херувимчика.

Мне сказали, что это мой брат, который умер в восьмимесячном возрасте, за два года до моего рождения. Слово «смерть», «умер» для меня пока еще ничего не значили. Но, то, что у меня есть брат, которого я, почему-то , не могу видеть, глубоко врезалось в мое ,еще не развитое, сознание, в котором «есть», или «был» также никакой роли пока не играло.
 Есть! Я всегда о нем помнила. И когда играла в свои нехитрые игры, шепотом разговаривая с ним и нашими общими детьми-куклами, и когда стояла в углу, отказываясь раскаяться в каком-то страшном проступке и мысленно обещая все-все рассказать ему, своему брату.
 
 Я так привыкла, что он всегда был со мной, что позже, когда мой ум достаточно созрел, и я смогла объективно оценить ситуацию и понять не только значение страшных слов «смерть» и «никогда», но и многих других, не столь благочестивых слов и понятий, которые закладывает улица в невинные, детские головки, так вот, позже, после того, как мы так привыкли быть всегда рядом, никакие силы, никакое знание, уже не в силах были нас разлучить.

Я отчетливо представляла его лицо, рот, глаза. У меня были такие же. Ведь мы кровные. Он был рядом. Он был во мне. Кто, как не он, расквасил глаз мальчишке с соседнего подъезда,  обгадившему мой берет? Кто, как не он, раскручивал вокруг себя, держа за хвост, дохлого, закостеневшего кота на школьном дворе, демонстрируя свою удаль?
 Он не позволял мне реветь, но и не давал рассыпаться на мелкие кусочки, когда я, в кровь, до кости, обдирала коленки, руки и другие части тела, неудачно катапультируясь, делая «солнышко» на дворовых качелях, или не вписывалась в поворот, летя с крутой горки на самодельных санках, вниз головой.

Он протягивал мне руку и подбадривал: «Ну, давай, сестренка! Еще немного!» - когда я, теряя силы и все не находя почву под ногами, уже готова была отдаться морской стихии и отправиться на корм подводной фауне.

 Я вырастала со школьных платьев, в мою жизнь врывались новые лица, я становилась разумнее и циничней. И для него оставалось все меньше места. Но в те нередкие минуты, когда так трудно было удерживаться на плаву, когда безжалостная, многоликая взрослость исподтишка наносила свои сокрушительные удары, и мне, разбитой, уничтоженной, казалось, уже не подняться, - он,   кто же еще? – подставлял мне свое плечо и щекотал мое ухо своим шепотом: «Не трусь, сестренка, прорвемся!»

А когда появился тот, кто оказался готов сопровождать меня до «счастливой» старости, и в котором, я, казалось, нашла похожесть или родство душ -  брат покинул меня навсегда. Нет, я конечно, помнила о нем, ведь то, что однажды поселилось в сердце, врастает в него намертво. Но, мы уже не перешептывались, ему не было необходимости козырять передо мной своими подвигами и протягивать мне руку помощи. Я оперилась, заматерела и уже не одинока. А о нем, если вспоминала, то -  с ироничной улыбкой, или с легкой грустью, как о прошедшем детстве, с его запахами, невероятными открытиями и потрясениями.

И вот, оборвав с ним все нити,  которые объединяли нас долгие годы, я вновь его обрела. Зримого, осязаемого, живого. Родного.

Малыш, узнавая, смотрел на меня ясными глазами, и они были так похожи на его глаза, моего старшего брата. Его рот, брови, ладошки… И глубинная, почти болезненная связь, которую уже невозможно было прервать. Прикоснувшись щекой к его бархатной, душистой щечке, я прошептала ему на ушко: « Привет, сынок! Ты узнал меня?» Ему стало щекотно, он  понимающе улыбнулся и чихнул.

 Я буду заботиться о тебе. Я буду тебе матерью, другом, сестрой. Я протяну тебе руку, подставлю плечо. Я буду всегда с тобой рядом.