Successeur. Глава 1

Вторая половина восемнадцатого века. Юг Франции.

Среди светлых лесов, на возвышенности, на берегу Роны, немного южнее Лиона, расположился загородный дом Корина-Матиса Готьера, в котором он провёл не малую часть своей жизни. Будучи ещё ребёнком, аристократ любил приезжать в поместье летом, когда ночи были тёплыми, а воды Роны, где плескалась рыба, так и манили. Он часто убегал из душных комнат, бродил в гордом одиночестве по саду, доходил до леса, через который лентой тянулась небольшая дорога прямиком в Лион. Детство Корина пролетело, словно быстрокрылая ласточка, годы зрелости тянулись назло медленно, не принося с собой ничего, что могло бы взбудоражить застоявшуюся энергию. Молодой Готьер, в отличие от его отца, не любил принимать гостей в своём доме, отошедшем ему после скорой кончины его родителей.
Тишина, спокойное одиночество и размеренность были ему по душе – можно часами сидеть в кабинете, почитывая недавно напечатанную книгу. Корин никогда не погружался в чтение с головой так, чтобы терять грань между реальностью и иллюзией – это был удел молоденьких графинь, по его мнению. Всё же книги не пылились на полках, он брал их в руки, чтобы воспоминания, нападавшие сразу же, давали малую волю его эмоциям, скованным цепями хороших манер когда-то давно.
Иногда у ворот особняка останавливалась небольшая карета, запряжённая четвёркой блестяще-вороных лошадей. Корин сам выходил встречать редкого гостя, друга юности, Марселона-Сириля Бланшара, которому всегда был безумно рад. Коротая длинные вечера у зажжённого камина с бутылкой вина из ещё отцовских запасов, аристократ любил расспрашивать друга о последних событиях, о приёмах и балах.
Марселон, такой же одинокий, как и его старый знакомый, всегда принимал активное участие в светских раутах, был знаком с высокопоставленными особами и никогда не засиживался дома. Слухи, не редко доходившие прямиком до ушей Бланшара, были удивительно нескромными и частенько именно про него. Он всегда улыбался, узнав о себе что-то новое, но не имел привычки доказывать обратное, даже если светские сказки не приходились ему по душе. Марселон прислушивался к общему мнению, однако мысли свои выражал редко даже в кругу близких знакомых.
Друзья не были дурны собой и могли бы даже посоревноваться в привлекательности. Стоило им только вместе появиться на каком-нибудь приёме, внимание дам, замужних и свободных, сразу было приковано к обоим. Они не спешили увлекаться ни юными особами, ни женщинами постарше, их внимание всегда привлекала окружающая обстановка. Оба могли подолгу о чём-то увлеченно говорить в стороне, про них даже кто-то пустил интересный слушок, но тот быстро развеялся, не задержавшись в обществе.
Корин и Марселон ходили рядом, и кто-то поговаривал про них: «словно ночь и день». И действительно, они совершенно противоположны. Готьер ниже своего друга, носил не коротко стриженые каштановые волосы, часто приветливо и нежно улыбался. Он любил пофлиртовать, однако никогда не оставлял надежды дамам, легко и беззаботно относился к жизни, как к своей, так и чужой.
Бланшар же был обладателем длинной, черной, как вороново крыло, шевелюры, его бледная кожа всегда приковывала завистливые взгляды женщин, а глубокий взгляд чёрных глаз вызывал дрожь; он редко улыбался и относился к окружающим серьезно.
Иногда, не имея возможности часто видеться, Корин и Марселон вели переписку, доставляющую обоим удовольствие. Письма не были замысловатыми и часто носили неформальный характер, показывая истинное отношение или мнение о каком-либо предмете или событии. Получив письмо от Марселона, Корин с самого утра садился за стол в кабинете и долго перечитывал его, пожирая взглядом каждую строку, каждое слово. В такие минуты он был счастлив как никогда и, как ребёнок, едва ли не прыгал от счастья, и торопился написать ответ.
Вновь получив письмо, Корин с раннего утра разместился в кабинете, попросив подать ему кофе и завтрак туда позже. Он старательно трудился над ответом, подолгу обдумывая правильность и уместность своих фраз, чтобы они не носили двойственного смысла и были ясными и лаконичными.
Раздался сдержанный стук в дверь, она отворилась с легким скрипом, на пороге показался мужчина в возрасте, носивший парик и одежду придворного.
- Мсье Готьер, - спокойно, чуть высокомерно начал он, после небольшого поклона, - прошу меня простить, но у вас есть неотложные дела.
- Неотложные? – удивлённо посмотрел на него аристократ, отложив бумагу и перо. – Какие это «неотложные»?
- Я имею в виду семью из деревни, что близ вашего особняка. Они прибыли некоторое время назад и…
- Ах, да! – опомнился Корин. – Пусть войдут прямо сюда.
Придворный вышел, а Готьер с сожалением посмотрел на недописанное письмо и отложил его в сторону. Он всегда считал, что ответ нужно писать незамедлительно, ведь чуть позже могут пропасть нужные мысли, к тому же написание письма – дело серьёзное. Он всегда относился к перу и бумаге по-особому, чего не скажешь об остальных представителях аристократии.
Когда дверь вновь отворилась, Корин внимательно посмотрел на людей, вошедших в комнату. Женщина в годах носила голубой чепец, строгое платье тёмно-зелёного цвета и белоснежный фартук. На её тёмном лице сразу можно было узнать о её образе жизни: смуглый цвет кожи – длительное пребывание на солнце, потускневший цвет глаз – возраст, а морщины – не легкая судьба.
Слева от неё скромно стояла молодая девушка с непокрытой головой. Её тёмные волосы заплетены в косу, пара прядей выбилась и обрамляла довольно красивое светлое лицо, взгляд был опущен, а пальцы сцеплены в замок. Она была довольно хороша собой, но не привлекла внимание Корина, собственно, как и многие другие девушки.
Справа от женщины стояли мальчики – её сыновья. Одному на вид было около пятнадцати, а другому и того меньше. Младший особенно выделялся среди всей семьи: светло-русые волосы слегка завивались, любопытный взгляд голубых глаз оглядывал всё вокруг, а светлая кожа притягивала особое внимание. Он не велик ростом и худ, но в его теле не было той детской нескладности, непропорциональности, отчего он казался лёгким, хрупким и изящным.
Его старший брат, темноволосый и на вид очень грубый парень, осматривал обстановку с пренебрежением, как будто намереваясь оскорбить хозяина поместья.
- А в чём, собственно…  - задумался Корин, обратившись к мужчине, стоявшему позади семьи. – Вообще, нельзя было разобраться без моего участия? Разве не всё ясно? Господи, ну сделайте хоть что-то самостоятельно…
Он нервно вздохнул, взял перо и, покрутив его в руке, бросил на стол. Его ужасно раздражала неспокойная домашняя обстановка и то, что ему следовало уже взяться за обычные для него домашние дела.
- Ну что же? – вопросительно посмотрел он на свою прислугу. – Разве не ясно? Женщин - на кухню, мальчиков… куда-нибудь. Ох, разберитесь сами.
Корин положил перед собой недописанное письмо и принялся читать, всем видом показывая, что он очень недоволен и желает остаться один.
- Слушаюсь, мсье Готьер, - поклонился дворецкий и открыл дверь, жестом попросив лишних выйти из комнаты.
- А у вас лошади есть? – по-детски беззаботно спросил светловолосый мальчик, отчего-то радостным взглядом смотря на хозяина особняка.
Корин, не ожидавший каких-либо вопросов вообще, удивленно перевел взгляд на мальчишку и, заглянув в его глаза, даже растерялся.
- Что ты говоришь? – шикнула на него мать, сразу же испугавшись за своего сына. – Простите его, пожалуйста…
Выражение на его лице с радостного изменилось на печальное. Он грустными глазами смотрел на мать, пытаясь поймать её взгляд, и словно задавал немой вопрос: «а что я сделал не так?». Он просто не мог понять, за что она извиняется, распинаясь перед хозяином особняка.
- Нет-нет, подождите, - перебил её Корин, не сводя взгляда с ребенка и останавливая поток слов одним только жестом. – Вы идите, а он пусть останется.
Дворецкий поторопил приехавшую семью, за уходом которой даже не наблюдал самый младший ребенок. Он смотрел прямо на Корина, изучая черты его лица, изредка заглядывал в глаза и ждал, но сам не знал, чего.
- Подойди ко мне, - мягко сказал молодой аристократ и слегка улыбнулся. – Не бойся.
Тот без всякого страха обогнул большой дубовый стол и подошел к нему, сцепив руки за спиной, как самый деловой человек. Это почему-то умилило Готьера, и он улыбнулся шире, развернувшись к ребенку вместе с креслом.
- Как тебя зовут?
- Алэр, мсье, - четко и довольно громко ответил он, как человек уверенный в себе. Он стоял перед аристократом старого рода, в чем не сомневался сам, но держал себя вполне достойно дворянина, а не простого крестьянского мальчика. Осанка у него была ровная, словно его долго муштровали, голову он держал высоко поднятой и без страха смотрел на собеседника.
- Ты любишь лошадей, Алэр? – Корин решил отнестись к нему более серьезно, чем стоило относиться к детям, с которыми он, в общем-то, никогда и не общался.
- Очень люблю, мсье.
- А не хочешь ли ты поработать на моей небольшой конюшне? – поднимаясь со своего места, спросил Корин. – Если ты согласен, то я сейчас же отведу тебя туда и прикажу показать всё.
- Я бы очень хотел! – вся серьезность Алэра мигом испарилась, он снова превратился в радостного ребенка, которому сообщили какую-то хорошую новость.
- Тогда идём, - улыбнулся ему Корин. Он положил руку на его плечо и ласково повел за собой.
Небольшая, по меркам самого Готьера, конюшня на двадцать с небольшим голов располагалась на заднем дворе особняка, почти у самого леса, в который вела неширокая тропинка, усеянная следами от копыт. На площадке перед входом в деревянную постройку мужчина подковывал гнедую кобылу, привязанную к жерди. Недалеко стоял стог сена, за которым постоянно тянулась лошадь и каждый раз вздрагивала, услышав недовольный и резкий оклик конюха.
Корин завел Алэра в конюшню, и мирно обедавшие кони с интересом подняли головы, чтобы посмотреть, кто пришел.
Мальчик с нескрываемым восхищением смотрел на лошадей и даже не знал, к какой подбежать первой, чтобы погладить и поцеловать бархатный нос.
- Какая тебе нравится больше всех? – спросил Корин, потрепав гнедого жеребца.
Алэр не спеша прошел по всей конюшне, заглядывая в каждый денник и внимательно смотря на коней. Он не торопился останавливать свой выбор на светло-сером молодом жеребце, что очень удивило хозяина лошадей – обычно все расхваливали.
- Вот эта, - Алэр остановился у одного приоткрытого денника, показывая на маленькую ростом кобылку кабардинской породы.
- Почему? – удивился Корин, с непониманием посмотрев сначала на ребёнка, а потом на совершенно невзрачную караковую лошадь.
- У неё глаза добрые, - улыбнулся он, ласково погладив её по скуле и шее.
- Что ж! – развел руками Корин и улыбнулся. – За этой лошадью ты будешь ухаживать сам.
- Но я не умею, мсье Готьер, - растерянно посмотрел на него Алэр. – Я никогда не ухаживал и даже не ездил верхом.
- Это не проблема, - отмахнулся тот. – Тебе всё покажут, а ездить я научу тебя сам.
- Вы так добры, мсье, - с восторгом воскликнул объятый счастьем ребёнок.
Он смотрел на Корина как на божество и, казалось, готов был упасть ниц и целовать его ноги, чтобы хоть немного показать ту благодарность, которую он не мог выразить словами.
Корин молча улыбнулся ему, оставил в конюшне и, попросив конюха не нагружать мальчика работой, не касающейся кабардинки, вернулся в свой кабинет, чтобы завершить написание письма.

Поздний вечер застал Корина, старательно пишущего, в его кабинете. Перо царапало желтоватую бумагу, свеча потрескивала в канделябре, украшенном великолепным узором. Тени прыгали на потолке, как маленькие чертенята, и гоняли мысли графа из одного русла в другое. Он пытался сосредоточиться, откидывался в кресле и, грызя кончик пера, смотрел в потолок на тени. Мысли не шли. Вечер был особо утомительным - настолько надоевшим, что у Корина разболелась голова от этой мучительной скуки.
Прислушиваясь к тихому треску свечи, Готьер закрыл глаза, подпер рукой голову и вздохнул. Сон, казалось, был в сговоре с мыслями – в кровать не тянуло. Каким же было мучением для Корина сидеть вот так, ничего не в силах написать, не имея желания заснуть. Он думал о лошадях, о прогулке, на которую собирался отправиться на следующий день, едва только встанет.
Неожиданно в кабинете повисло какое-то мертвое молчание, отчего Корин поежился и открыл глаза. Ему послышался тихий, приглушенный шорох, доносившийся с улицы. Он вдруг тихо поднялся из кресла и бесшумно подошел к окну.
К воротам рысцой подбегала тройка черных, как ночь, лошадей, впряженных в такую же черную карету. Заехав на двор, кучер остановил уставших коней, мотавших головами. Дверь приоткрылась, и со ступенек сошел темноволосый мужчина. Он огляделся вокруг себя, словно был тут впервые, и сразу посмотрел на окна дома, затем уверенно направился к дверям.
- Ах, не может быть! – изумленно воскликнул Корин, наблюдавший из окна. – Бланшар!
Он побежал встречать незваного гостя, как мальчишка побежал бы знойным днем к реке. Граф быстрым шагом вошел в большую залу, освещенную свечами, когда его старый друг говорил что-то дворецкому.
- Марселон! – радостно окликнул его Корин.
Тот обернулся и немного удивился, словно не ожидал увидеть его здесь. В следующую же секунду он улыбнулся и уже шел к нему быстрыми шагами.
Корин крепко обнял друга и расцеловал.
- Как же давно мы не виделись? – как всегда низким, бархатистым голосом спросил Марселон, всматриваясь в знакомые черты лица.
- Почти полгода, - припомнив, ответил ему Корин. – Ты как здесь оказался? По делу? Надолго?
- Я проезжал мимо и не мог не заехать к тебе. Прости, что без приглашения, но уж очень хотелось повидать тебя. Я всего на ночь, завтра мне нужно будет по делам ехать в Лион, где я решил остановиться на некоторое время. Ты получил мое письмо?
- Я хотел отправлять тебе ответ завтра утром, - улыбнулся Корин. – Сегодня я никак не мог заснуть, видимо, знал, что ты приедешь. Если уж ты здесь, то как на счет ужина и разговора у камина со старым другом?
- Всегда поддерживаю, - слегка улыбнулся тот.
Марселону всегда нравился тихий дом Корина, обустроенный ещё его отцом. Сколько он тут проводил дней в детстве, сколько раз приезжал отдохнуть душой – он уже и не вспомнит. Всегда это место вызывало у Марселона сладкое чувство спокойствия, он улыбался только здесь, где мог бродить по всему дому, как по своему собственному. Даже прислуга знала его, и кое-кто даже считал его братом Корина.
Марселон прошел по коридорам, темные стены которых гладили тени, отбрасываемые вазами. Поднимаясь по лестнице, он провел рукой по белому камню перил и с наслаждением прикрыл глаза. Даже в своем доме он не был так расслаблен, как здесь.
Уже через четверть часа Марселон смотрел, как в камине пламя облизывает маленькие поленья. Иногда ему казалось, что в огне пляшут хрупкие феи, способные в любой момент спрыгнуть на ковер и закружиться в новом танце. Пахло вином и фруктами.
- У вина прекрасный вкус, - заметил Марселон, разглядывая напиток, словно искал там что-то интересное. – Только я не могу определить…
- Оно молодое, - улыбнулся Корин, сидящий в кресле по правую руку от него. – Я хотел угостить тебя именно этим. Мне оно очень нравится.
- В выборе напитков я всегда полагался на твой вкус, - припомнил тот и отставил бокал на столик. – Ты давно не выходил в свет, есть причины?
Хозяин дома сделал глоток из своего бокала, задумчиво посмотрел на огонь и вздохнул.
- Я не люблю приемы, ты же знаешь. А что, ходят слухи?
- Кто-то поговаривает, что ты решил остаться неженатым, продать на старости лет дом и уехать.
Корин рассмеялся, откинув назад голову. У него действительно не было ни жены, ни дамы на примете, и он даже не особо задумывался над семейной жизнью.
- Действительно, Корин, ты не думал о женитьбе? – вдруг серьёзно спросил Марселон.
- Ещё не думал, - смеясь, ответил он. – Да, мне уже тридцать два, но это ж не предел. Я не собираюсь умирать завтра.
- Всё-таки…
- Марселон, - Корин прервал его и посмотрел на друга серьёзно, хотя с его губ не сходила улыбка, - ты старше меня на два года. Что ты сам думаешь о женитьбе?
Гость отвел взгляд, посмотрев на огонь. Его губы были напряжены, а пальцы левой руки перебирали складки одежды. Он устало выдохнул и, собираясь с мыслями, прикрыл глаза.
- Речь сейчас не обо мне, - наконец сказал он. – К тому же я часто в отъездах, а ты сидишь годами дома. И я сейчас подыскиваю себе подходящую партию… Кстати, ты слышал о мадам Дюран?
- Дюран? – задумался Корин. – Кажется, нет… или… ах, да, это не та ли Дюран, которая похоронила своего мужа года три назад?
- Да, - кивнул Марселон и хитро улыбнулся. – Она мечтает уже снять вдовий траур и, по секрету, просила меня познакомить вас. И поэтому ты отправишься со мной на следующий прием, который она лично организует. И это не обсуждается.
Корин уже открыл рот, чтобы возразить, но, посмотрев на друга, сразу же вздохнул и улыбнулся, понимая, что это действительно не обсуждается. Он уже представлял, что время могло сделать с когда-то привлекательной женщиной, имени которой он даже не помнил.
Продолжая наслаждаться приятным вечером, друзья не заметили, как в окна заглянули первые лучи солнца, а огонь в камине давно угас.