Родина, мать, зовёт

Автор выражает искреннюю благодарность Константину Зарубину за интересную идею и считает необходимым предупредить: заказанные Константином православные дружины им. тов. Рогозина, которые, размахивая тульскими бластерами, носятся по Солнечной системе с целью найти и отстрелять чужих хищников, непременно будут. Но вначале было слово.
И слово это было: Смута.

*****
Зима была мучительно долгой, бесснежной, слякотной, одним словом, нерусской. Лишь иногда, на день-два, без объявления войны, как Гитлер на СССР, ударяли жестокие морозы, делая слякотность и бесснежность этой зимы многажды противнее. Невыносимыми. Зато благодаря редким, но крепким морозам зима почти не воняла трупами, которые не успели или не смогли прибрать похоронные команды. Но всё равно пахла гарью и руинами. А тревожные сирены гудели, орали и завывали почти каждый день. Отнюдь не по распорядку. Не для тренировки бдительности.

Периодически что-нибудь взрывалось на обветшалых заводах, что-то отравляющее выбрасывалось в атмосферу, где-то пожар обещал перекинуться на ближайшие строения и далее, на весь город, присовокупляя вероятность взрыва и отравляющего выброса. Время от времени возомнившая о себе (благо, бесхозных армейских складов осталось от светлого прошлого бессчётно) шпана требовала от города горючего, продовольствия и денег (именно в такой очерёдности) и подкрепляла угрозы миномётным обстрелом наугад. Наконец, безмозглая крыса, шныряя мимо датчиков, могла хвостиком махнуть, контакт замкнуть и дисплеи гражданской обороны алертовали. И тогда взвывали сирены.

Словом, городские убежища пустовали нечасто. Данное конкретное убежище – тоже.

– Знаете, коллеги, я однажды был в стеклодувной мастерской, в университете…

– В университете есть стеклодувная мастерская?

– Есть. То есть, сейчас не знаю, но, во всяком случае, была. При физическом, кажется, факультете. Или химическом. Разные финтифлюшки делали. На подарки и на продажу, но, в основном, конечно, на подарки. Сейчас не знаю, но я о другом. Так вот, коллеги, присутствовал я в этой мастерской при очень любопытном опыте. Плавят стекло, а потом сбрасывают его каплями в воду. Стекло в воде застывает. Капелькой, как маленькая такая груша… грушка с острым как иголочка хвостиком. И держится. Тоненький такой хвостик, чуть заметный, как ниточка, пальцами не сразу даже ухватишь. Но стоит эту самую ниточку, этот самый хвостик обломать, вся стеклянная груша рассыпается прахом. Я, вот, думаю, получается очень уместная аналогия с нашим государством Российским. Покуда был цел тоненький стерженёчек…

– Ваша аналогия, профессор, некорректна. Не благородное стекло это было, а, извиняюсь, помёт на палочке. Палочка разломилась. Или можно так: сломалась разъеденная сифилисом косточка и отвалилось от косточки прогнившее мясо.

Препирательства профессуры Антон подслушивал охотно. Подобное, как известно, к подобному, рыбак, как говорится, рыбака и всё такое, проще говоря, в одном из отсеков убежища очень умные, очень образованные люди коротали тревогу за интеллигентными дискуссиями. Антон был доволен – во избежание паники герметично запертым под землёй людям требуется развлечение, а умные разговоры - развлечение не из худших, это известно с древних времён интеллектуальных телешоу.

Возможность подслушивать происходящее в убежище Антону, который дежурил наверху, за пультом, обеспечивали повсюдные микрофоны. По идее, можно было бы и подсматривать, но электричество приходилось экономить и на всё убежище светили едва ли три тусклые лампочки, так что толку от камер слежения не было.

Антон с удовольствием подслушивал бы одних профессоров, но время от времени, щёлкая тумблером, переключал микрофоны, – прямой обязанностью уполномоченного гражданской обороны является контроль за настроениями и разговорами всех убеженцев, а не только дисциплинированных умников.

– … Вы заметили, что паёк опять урезали? На прошлой неделе ещё выдавали банку шпрот, а сегодня уже нет.

– На днях мы общались по скайпу с шурином, то есть – братом жены, он в Хайшэньвэе. Весь доволен. Принял гражданство КНР, стал полноправным китайцем. Зовёт в гости, рассказывает, что там мир, спокойствие, цены, если на юани, очень снизились, магазины ломятся от товаров. Чиновники и полиция прекрасно владеют русским языком, документы на трёх языках - китайском, английском и русском. Открылся новый русский театр - режиссёр приехал из Харбина. Работают библиотеки, выходят русские газеты, телевидение - по-прежнему на русском. Короче, полная культурная автономия. И все политические права, скоро выборы мэра, уже несколько русских кандидатов заявились. То есть, все китайцы, конечно, граждане КНР, но русские. Там китайцы - все. Что уйгуры, что буряты с якутами, что наши. Единственное, чем шурин недоволен: он раньше в полиции служил, а теперь не может. Право служить в армии и полиции имеют не все китайцы, а только ханьцы. Титульная нация.

– Хайшеньвэй - это, извиняюсь, Владивосток? Разве там не японцы?

– Всё-таки это ужасно, что урезают пайки. Когда закончится тревога, подойду к уполномоченному и спрошу прямо: надолго ещё запасов хватит? Пусть ответит честно!

– Всё по нулям, уже видна дыра Большого Срама…

– Да уж, золотое времечко было, дыра была только видна.

– Надо сохранять оптимизм, товарищи.

– Окститесь, уважаемый! Мы находимся в городе Жэ, сидим в тёмной жэ и всё наше светлое будущее – полная жэ!

Антон знал из штабных сводок и частных коннектов с другими уполномоченными, что в прочих убежищах ситуация хуже. «Его» убежищу повезло, оно было «элитным», во времена Холодной войны строилось для больших начальников и их прислуги, и продовольственные запасы убежища могли прокормить в три раза больше людей, чем находилось под опекой Антона. Но дыра Большого Срама (Антон тоже помнил песню Юры Музыканта) действительно маячила в непосредственной близости. И ситуация была ясна, как у негра в жэ. Как вы яхту назовёте, так она и поплывёт.

Записки из города Ж. Газета «Вечерняя Ж…».  Папа, почему мы живём в Ж...? – Есть такое понятие «Родина». Огромная буква Ж, сооружённая напротив здания железнодорожного вокзала по рекомендации московского дизайнера в качестве креативного символа города, ассоциацию укрепляла. Добро пожаловать в Ж… Редкому гостю, у которого сразу ассоциация не возникала, достаточно было небольшой экскурсии с экскурсоводом из тех местных жителей, кто, подмигивая, говорили с мазохистской гордостью: «Крыша мира – это Памир, а у нас здесь – Ж…».

Антон имел собственную аллюзию, ему казалось, что правильное название города – Жигалас. Вроде бы даже европейщиной отдаёт. Прибалтовством. В полном соответствии с грёзами одного из бывших губернаторов, который намеревался сделать типичный российский миллионник чуть ли не культурной столицей Старого Света.  Однако жигалас литификации не поддаётся. Авантюра не удалась, за попытку никакого «спасибо».

Жигалас – это такая особая грязь. В меру жидкая, с характерной пеной, имеющая определённый запах и цвет и непонятную консистенцию. Настолько вязкая, что, если у вас увяз сапог и вы, прыгая на одной ноге, пытаетесь вытащить его обеими руками, жигалас его (сапог) вам едва ли отдаст, а если и отдаст, то с таким утробным, чавкающим вздохом, что вам ещё стыдно станет. И обидно.

На самом деле не обижаться нужно, радоваться. Что повезло. Что вырвались, не переварил вас жигалас. Как повезло, например, в своё время Гельману – Пермь его выплюнула сама. Как допрежь Гельмана отхаркнула Иванова. Как СССР выблевал Солженицына. Как Российская Федерация – Ходорковского. Радоваться нужно. Тому, что не смог жигалас засосать до физической смерти как Магницкого, до смерти духовной как Мамонтова. Не переварил. Выплюнул. Повезло. Везёт не всем.


– Не понимаю, как правительство такое допустило.

– Вы, уважаемый, о котором из правительств говорите?

– Вот если бы был жив Он…

– Был слух, что Он умер уже давно. Потом его двойники подменяли.

– Так подменяли бы до сих пор, жил бы Он вечно…

– Димке-Невидимке первым стать захотелось, вот последнего двойника и усыпили, как собаку.

– Натовцы не придут, это однозначно. Смею напомнить, наш любимый город Жэ в своё время очень удачно - при вашем, профессор, активном участии - отказался и от строительства АЭС, и от захоронения ядерных отходов. А при вашем, профессор, соучастии была ликвидирована база РВСН, а все баллистические ракеты утилизированы…

– Вы хотели бы сидеть на ядерной бомбе?

– Нет, уважаемый, я о том, что мировой катаклизм отсюда не разразится. Следовательно, у НАТО…

– Говорить про НАТО некорректно, вам прекрасно известно, что они действуют по мандату ООН.

– Китайцы тоже действуют по мандату ООН.

– ООН не давала мандата на аннексию.

– Разве это что-то меняет, коллега? Подумайте о насущном! Мы сидим здесь и ждём, кто придёт раньше - китайцы или пугачёвцы. Вам бы кого хотелось, уважаемый, раньше увидеть? Как у вас с китайским? Или, может, по фене ботаете? С пугачёвцами сумеете объясниться? Прежде, чем они вас посадят на ящик взрывчатки и запустят в космос, к вашим любимым звёздам. Сумеете?

– Вы, кстати, слышали, товарищи? Мне один знакомый шепнул, что по данным Штаба гражданской обороны, на том берегу замечены китайцы,… ну, не китайцы, а ихние боевые роботы. А в районе Вражиловки видели пугачёвцев.

– Вы, милейший, язык-то попридержите. Мало ли кто что болтает. Тревога закончится - сами у уполномоченного спросите. Панику тут наводить незачем, милейший.

Китайцы, японцы или натовцы с мандатами ООН Антона не волновали. В отличие от пугачёвцев. Сеть – спасибо святому Цукербергу, успел-таки накрыть земной шарик доступным интернетом – кровоточила свидетельствами и новостями о бесчинствах пугачёвских свор. Бесчинствах изуверских. Садистских.

– Какие там пугачёвцы? Там что, Пугачёв? Нету там никакого Пугачёва!

– На северо-западе гулеванит банда исторических реконструкторов. То к Архангельску, то к Питеру. Они себя называют «Армия генерала Юденича» и главный у них себя называет «генерал Юденич». Как настоящая фамилия - никто не помнит, только Генерал-Юденич. Так и тут.

– Нет, уважаемые, всё не так. Дело в том, что всё началось в городе, который называется Пугачёвск. Менты задержали уличных драчунов, а может, и не драчунов, а просто менты заскучали, а тут - мужики подвыпившие шли, их и захомутали. Вы же знаете, как оно бывает. А народ возмутился, знаете, ведь, как это бывает. Собралась толпа возле участка. И на штурм пошли. Возглавил их местный авторитет по фамилии Емельянов, а по прозвищу Емеля. Он в Луганде воевал, поэтому местные его героем считали. В общем: Пугачёвск, Емеля во главе - вот вам и Пугачёвщина.

– В самом-то деле. Так просто. А ведь никто помыслить не мог, что всё так просто.

Да-да, подумал Антон, бывали уже Междуреченск, Кондопога, Сагра, был и тёзка - саратовский город Пугачёв. Было – сплыло. Кто мог подумать, что сейчас не уляжется?

Впрочем, кое-кто подумал. Ещё леса и поля не превратились в плацдармы, ещё телерадиогазеты тиражировали в прежнем ритме доносы, ещё наращивали охранительные органы объёмы надоев и обезжиривания, ещё пытались оптимисты угадать, угодить, встроиться, подстроиться, а процесс уже пошёл. Практически сразу, едва обломилась та стеклянная ниточка, поломалась та палочка-косточка, буквально в полгода тысячи, десятки тысяч уехали, улетели, убежали в безвозвратные «отпуска» и «командировки» на кипры-мальты-мальдивы, в черногории-таиланды-германии. Жигалас – субстанция такая, с обострённым инстинктом самосохранения.

Не все, конечно. Жадность – тоже инстинкт, а тупость не лечится. Иные, в немалом количестве застрявшие на первых этажах социального лифта, радовались, когда доходные места освобождались. В Садовом кольце всё спокойно, кто мог роптать – сидит, губернатор слинял – место у кормушки освободилось. Телерадиогазеты, если что, предупредят, а пока в них кулинарные шоу и сериалы про бравых оперов – беспокоиться не о чем. В крайнем случае, столичный ОМОН всюду успеет, вона, как с попытками провинциальных майданов, которые на деньги Госдепа вражеские агенты разожгли, справляются. Броня крепка, омоны наши быстры, и наши судьи мужества полны.

Однако одно дело – тщедушные хипстеры-хомячки с либерастическими идейками про ненасилие и непротивление, другое дело – тот же жигалас. Только не лощёный, поверхностный, который при солнечном свете кажется забавной российской экзотикой, а подлинный, ядрёный, со дна. О существовании которого можно было лишь догадываться по вонючим пузырям, всплывавшим на поверхность, как в Бирюлёво или в Пушкино, или в Перми.

– Вот зря вы так. Емеля использовал опыт Луганды. От кривосудия бегать не стал, как «приморские партизаны», а сам сразу рванул на ближайшую зону строгого режима, вот вам и лихое пополнение. Потом взял соседнюю воинскую часть. Офицеры, кто успел, удрали, а срочники – кто по домам, а кто к Емеле присоединился. Оружие, боеприпасы, люди, сразу всё приобрёл. Военный талант!

– Какой там талант, послали бы вовремя ОМОН, расчихвостил бы за милую душу.

– ОМОН в это время оказывал братскую помощь соседнему губернатору, либерастов на майдане зачищал. Потом вернулся, конечно, зачистил Пугачёвск, люди бают, с лица земли городишко стёрли. Только Емеля со своими братками был уже далеко. И понеслась.

Именно, подумал Антон, так оно и получилось. Эффект карательной операции был обратным. Слово «пугачёвцы» стало нарицательным. Символом. Не правосудного возмездия, а бессудной мести. Не страха перед наказанием, а беспощадного озлобления. Символом того, в какого зверя превращается человек, когда он родится и живёт в жигаласе, как жигалас, под управлением жигаласа.

Перебродивший за десятилетия, набравший близ дна спиртовую крепость, жигалас на пугачёвских дрожжах взошёл стремительно и разлился вширь, повсюду находя и вбирая в себя такие же лужи и лужицы, и самые маленькие капельки.

Ящик Пандоры окончательно открыло телевидение. Сначала местная телекомпания в погоне за сенсацией отправила к Емеле съёмочную группу, Емеля журналюг обласкал, репортаж вышел в эфир. А потом центральный телеканал счёл сюжет подходящим для программы криминальных новостей. Точка.

– Та шо вы лайетэсь, громодяне? Вона у нас, на Ставрополье, батьки; с рамзанами режутся беспрестанно, а колы място, скотына чи людына яка, так то ж законный дуван, шо для цих, шо для цих.

– А я слышал по новостям, что там, в ваших краях регулярные войска порядок обеспечивают. Боевые части, выведенные с Кавказа…

– Тю! Так то ж регуляры! Воны вовсе скаженные, под батьками шансов и то бильше.

Антон машинально погладил лежащий рядом автомат. Взятие города «регулярными» войсками кого-нибудь из «легитимных» правителей было неприятной перспективой – легитимисты мыслили государственно и зверствовали систематично. Знакомый – по через интернет – гошник, чудом выживший в Сарапульской резне, живописал в скайпе, и оснований не верить ему не было.

К счастью, «легитимные» и «законные» правители бодались в Москве и вокруг Москвы, за архитектурные регалии высшей власти. Пугачёвцы на данный момент были актуальнее.

– Розмикровую, громодяне, шо, може, вины до нас ни пойдуть? Пугачёвцы-то? Зима ж, незручно, морозно.

– Я, вот, тоже думаю, что в нашу сторону Емеле двигаться неловко. Очень большой риск встретиться с китайцами. У пугачёвцев только старинное вооружение, а у китайцев, я знаю, боевые роботы.

– Та ежу понятно, посидят до весны в тёплых квартирах, а по весне двинутся баклашить на Москву. Тут им никакого навара не мерещится.

– В той стороне НАТО.

– Оно надо, НАТе той в наши дела влезать? Ещё им проблем с рус-патризан не хватало. Сидят вокруг ядерных объектов, в саму Россию не суются.

– Правильно не суются, я вам скажу. Сунулись, мы бы им наваляли.

– Тю, да вы бы наваляли, я вас умоляю!

– Он не он, а наваляли бы. Русский дух - сильный, никогда не знаешь, от кого чего ожидать. Вот у нас тут, в городе. Добровольная дружина, так? Вместо полиции, так? Полиция разбежалась, так? Ну, вот директор семнадцатой гимназии собрал выпускников, создали отряд для поддержания порядка. Потом к ним другие такие же отряды присоединились. Теперь эта дружина весь город контролирует.

– Не весь. На Набережной…

– Оки, пока не весь. Но вот вам, господин хороший, пример того, как русский народ умеет при необходимости сам себя защищать.

– О це да. Давеча на мине трое наскочили, а тут дружинник выявывся. Так те трое тикалы, як рыса побачив.

Антон каждый день благодарил Бога за то, что семья, отправленная на летний отдых к родственникам, так и осталась в мирном Киеве, недосягаемом ни для российских правительств, ни для бунтующего быдла. Перед Новым годом жена сообщила майлом, что получила статус беженца и право на пособие, на жизнь хватает, Алиска ходит в воскресную школу при гимназии, делает успехи, педагоги спорят, в чей класс её зачислить на будущий учебный год. 

– Представляете, коллеги, вчера получил письмо из Киева. Ходорковский комитет, оказывается, интересуется нашим, как вы говорите, городом Жэ. Не такая уж мы и жэ. Комитет готовит научно-практическую конференцию и попросил меня помочь подготовить некоторые материалы на основе опыта именно нашего города.

– А какова тема конференции, профессор?

– О, коллега, это действительно любопытная тема! Она ещё окончательно не сформулирована, но приблизительно звучит так: «Институты гражданского общества и самоорганизация граждан на путях преодоления кризиса государственности».

– Хм, звучит фантастично.

– Я тоже так сначала так решил и едва не написал им резкий ответ. Но задумался, начал перебирать в уме известные факты. Вот, например, гражданская оборона. Можете сами спросить нашего уважаемого уполномоченного, его зовут, кажется, Антон. Ведь это исключительно волонтёрская структура, всё прежнее начальство разбежалось. А волонтёры работают и, сами видите, хорошо работают. То есть, получается, в условиях распада государственности, в условиях полного разложения и деморализации государственных структур забота о поддержании жизнедеятельности ложится на плечи самих граждан! Граждане вынуждены самоорганизовываться, и граждане самоорганизуются, используя все подручные, если так можно выразиться, средства.

– Нефтеперерабатывающий комбинат.

– Что, простите?

– Я говорю, нефтеперерабатывающий комбинат, профессор. Топ-менеджмент давно удрал, менеджмент - тоже. Они провели собрания по цехам и выбрали Совет трудового коллектива. Теперь там Советская власть. Вместо службы безопасности - отряд самообороны. Активно сотрудничают с дружиной. То самое, о чём вы говорите, профессор.

– Да! Спасибо, коллега, этого примера я не знал. То есть, коллеги, получается, общая идея исследования не так глупа, как кажется на первый взгляд.

На мониторе появилось долгожданное сообщение штаба: «Отбой тревоги».

Антон переключил микрофон и передал по громкой связи в убежище:

– Отбой тревоги, граждане. Традиционная просьба: при выходе не толпиться, первыми выходят мужчины, затем - женщины и дети. Спасибо, что уделили нам время. Приходите к нам ещё. Господь нас уважает.

*****
Весна пришла внезапно. Просто стало вдруг тепло и солнечно. И понятно, что весна. Даже слякоть, никуда, разумеется, не исчезнув, стала другой. Поэт, наверное, смог бы выразить все эмоции и настроения красивыми и точными словами. Актриса Весна после тяжкой болезни снова на сцене… Читает балет о кошмарной любви и прекрасной измене… Танцует стихи о коварстве героев и верности крыс… Плюс один, ноль, плюс два, почернела Зима, напои до пьяна, Весна!

Антон поэтом не был, даже в юности совершил невозможное – не сочинил ни единой рифмы, даже прикол «пакля-шмакля» ему был непонятен, поэтому напевал весенние чувства более компетентного автора, актуальности в данном случае не утратившего.  По большей части. Строчки про Ленинград-Петроградище, конечно, были не в масть – в Северной Пальмире Антон не бывал и петербургский энтузиазм Юры Музыканта оставался ему непонятен. То есть, про существование города на Неве, Петра Первого, Октябрьскую революцию и Блокаду Антон, конечно, знал, а вот что там сейчас, как обошлась с мсье Ленинградом Смута – нет. Не пересекались маршруты его сёрфинга с петербургскими темами, специально же интересоваться было недосуг и нелюбопытно.

Овации улиц раскрасили город священным зелёным…  Нет, Антону совсем не хотелось знать, что там с незнакомым ему, холодным и, говорят, пасмурным городом, который дальше самой Москвы. Слишком хорошее было настроение. Даже сидя в своём тесном боксе, Антон знал – снаружи светит солнышко, щебечут птицы, именно что – щебечут, а не каркают, на деревьях распускается, уже почти распустилась молодая листва, ручьи журчат, и самое главное – сирены молчат.

Совпало – тревожные сирены заткнулись вместе с приходом весны и молчали четвёртый день. Подряд. Вообще, в последние недели тревоги были краткими, многие из постоянных «клиентов» не успевали даже спуститься в убежище, даже дисциплинированная профессура.

Уменьшение напряжения стало заметно после того, как городская дружина дала на окраине бой наскочившей крупной пугачёвской шайке и наголову душегубов разбила. А затем, объединив силы с остатками полицейских подразделений и батальоном мотострелков, отступавшим с занятой китайцами территории (как выяснилось позднее, от самого Благовещенска шли), произвела тотальную зачистку криминала в городе и пригородах. Прошлись вдоль и поперёк, разметав все известные ранее (сами, чай, местные) и подсказанные горожанами (чай, не презренным ментам, а своим же мужикам) притоны, осиные гнёзда, конспиративные клоповники и прочие криминогенные клоаки. На кураже наведались в другие города и посёлки губернии, оказав содействие местным отрядам самообороны и народным дружинам, приунывшим было, почти готовым смириться и разойтись, и воспрянувшим, как только из губернской столицы пришла помощь. Понятно было, что успокоение наступило ненадолго, зато решился вопрос, кто в доме хозяин.

Появление пугачёвской братвы казалось тревожным симптомом – ждали нашествия, укреплялись как могли. Большую роль сыграли мотострелки –  комбат, сумевший удержать свою часть от распада, решил, что люди здесь живут хорошие, и плюнул на поиск вышестоящих штабов и командиров. С самооборонами городов и посёлков договорились о подкреплениях – взамен на клятвенное обещание прислать отряд быстрого реагирования, если смутьяны попробуют пощипать уже их. Не было сомнений, что главную поживу пугачёвцы будут искать в столице губернии, сюда бросят все силы, а с мелкими ватагами местные самообороны должны были справиться (им подкинули оружия и боеприпасов, и мотострелки выделили инструкторов для тренировки бойцов). Но на всякий случай каждая самооборона выторговывала себе крайний срок прихода подмоги. 

Пока готовились защищаться – пришли известия с запада. Сперва смутными рассказами в Сети, от знакомого знакомой бабки в доме, где живёт моя сестра, – их посчитали фейком или намеренной провокацией. Потом появились сообщения, похожие на правду, и, наконец, – очевидцы и подтверждаемая несколькими источниками информация.

Нижегородское ополчение и рязанские десантники (не дивизия, давно растворившаяся на фронтах Смуты, а училище, оставшееся в Рязани единственной реальной силой и, соответственно, властью) скоординировались и нанесли удар по ползущим на Москву пугачёвским ордам. К нижегородцам и рязанцам присоединился танковый полк, который прежде подчинялся одному из московских правительств, но утомился  быть разменным аргументом в играх политиков. Авиаторы Саваслейки забыли про преимущества положения безучастных торговцев керосином и подняли «миги» в воздух. 

Главные силы пугачёвцев, привыкших к лёгким победам и не ожидавших такого отпора, были разбиты. Казанская татарва, выжидательно предоставившая пугачёвцам беспрепятственный проход через свои земли взамен неприкосновенности жизней и имущества (как ни удивительно, пугачёвцы договорённостей почти не нарушили), вмешалась и превратила поражение в разгром.

Самые крупные, просто крупные, достаточно крупные, относительно крупные отряды бунтовщиков были частично уничтожены, частично пленены (увидев нечаянно одну фотографию на казанском форуме, Антон зарёкся от интереса к подробностям об участи пленных), остальные рассеялись. Армия пугачёвцев перестала существовать как серьёзная сила. Судьба Емели была неизвестна.

На восточных рубежах остановили продвижение китайцы. Заблаговременно укрывшиеся в берлинах и нью-йорках сетевые аналитики, которых Антон почитывал, полагали, что Китай удовлетворил пространственный аппетит на ближайшее столетие.

На заводах стало меньше аварий. Кое-какие предприятия просто закрылись за полной ненужностью и перестали представлять угрозу; на других, где мастеров освоения бюджета и презентаций Power Point в управлении сменили грамотные инженеры и опытные работяги, удалось наладить выпуск нужной населению продукции и обеспечить практическую безопасность производства, а не дословное соблюдение санпинов и гостов.
 
Две недели назад – Антон знал из подслушанных разговоров в убежище – металлургический комбинат отправил железной дорогой первую с прошлой осени партию болванок на экспорт. А на прошлой неделе – об этом много говорили в штабе гражданской обороны – в городе появились посланцы от скооперировавшихся в дальнем районе селян. Селяне, готовясь к посевной, интересовались на заводах топливом, запчастями и, если есть, техникой и удобрениями, обещая долю в урожае, и, кажется, со всеми договорились.
Активизировались похоронные команды, составленные, в большинстве, из отловленных дружиной криминалов, а на разборке развалин работали, в основном, добровольцы, организовавшиеся по месту жительства и не отказывавшиеся помочь соседям, если у тех не хватало сил. Город – словно едва не сгнивший от смертельной хвори, пропахший собственными и чужими нечистотами, заросший и лохматый, но всё-таки вопреки приговору врачей выживший, человек, – поднялся с постели и, стоя на слабых ещё ногах, начал приводить себя в порядок.

Умыться. Переодеться. Побриться. Подстричься. Снова умыться. Ничего, что бульончик жиденький, для здоровья так полезнее, а после голодухи и вовсе рекомендуется.

Солнце-генсек мусолит лорнет в императорской ложе… Слово «генсек» Антону было непонятно. Он подозревал, что это никак не связано с гениальным сексом, а скорее всего, анахронизм, как многое в текстах Юры. Было у Юры что-то и про это. Ни строчки, ни вздоха, прощальным костром догорает эпоха, последние песни осыпались летом и мы наблюдаем…  Пожалуй, нет. Хорошая песня, но сейчас не в тему. Эпоха догорела, последние её заунывные песни осыпались не летом, зимой. Работы много, очень много работы, но Господь нас уважает и актриса Весна после тяжкой болезни снова на сцене.

Кстати, об актрисах, спохватился Антон. Светка же обещала сегодня заглянуть! Сразу после смены в своей поликлинике. Примерно – он посмотрел на часы – через два часа. Это будет стыдно принимать её в такой грязище. Всю зиму было не стыдно,  казалось, обоим казалось! – всё нормально, что естественно, то не безобразно, так теплее и уютнее, – а теперь вдруг стало стыдно, неловко, до комка в горле неловко.

Антон решительно поднялся, первым делом схватил заполненную до краёв окурками консервную банку, огляделся в поисках мусорного ведра, которого, конечно же, не было. Он вытащил из-под стола картонную коробку, в которую аккуратно складывал распечатанные  – в соответствии с древней инструкцией МЧС – ежедневные (пока в принтере не закончился картридж) отчёты, чуть подумал и твёрдой рукой вытряхнул окурки прямо на бумаги. Ни строчки, ни вздоха, прощальным костром догорает эпоха. Вынесу всю лабудень на свалку и сожгу, мстительно подумал Антон. Потом подумал, что это он сидит с ключами от запасов гражданской обороны, а простые люди, наверняка, маются без туалетной бумаги.

Просто вынесу и оставлю, решил Антон.

Компьютер переливчато пропищал, извещая о вызове в скайп. Антон, помедлив (очень не хотелось отрываться от только начатого приятного дела), сел к столу, двинул мышкой, вызов принял.

– Есть кто? Алло! - зазвучал из динамиков мужской голос. Окошко видео оставалось тёмным. – Алло!

– На связи, - ответил Антон. Поиграв клавишами и убедившись, что проблема с изображением не у него, добавил. – Вас не видно.

– У нас камера полетела, - сообщил сквозь треск помех человек с той стороны монитора.– Главное, я тебя вижу и слышу, а ты меня слышишь. Привет, зёма, Петербург на связи.

– Кто???

– Петербург, говорю на связи! Ты - Антон?

– Да, - с чувством лёгкого недоумения ответил Антон.

– Антон из гражданской обороны? - вопрос звучал требовательно, человек чувствовал себя вправе.

– Да, а в чём…

– Действующий или бывший? - продолжал настойчивый допрос «Петербург».

– Действующий, а в чём, собственно…

– Какому правительству присягал?

– Да никакому! - взорвался Антон. – Мы сами себе правительство! Чихать мы хотели на ваши разборки, у нас своих дел по горло. А сунетесь к нам - рыло начистим, как пугачёвцам. Понял меня, козёл?!

– Ну слава богу, - помехи не скрыли радостное облегчение в голосе вызывающего абонента. – Петербург тебя беспокоит, Антон из гражданской обороны. Офицер связи городского совета Санкт-Петербурга Иннокентий Геворкян. Можно просто - Кеша, - собеседник хохотнул

Скайп коротко булькнул, окошко видео просветлело и Антон увидел на экране симпатичное, гладко выбритое, молодое улыбающееся лицо.

– Ты извини за допрос, Антоха, - Иннокентий Геворкян подмигнул. – Дело важное, а время смутное. Меры безопасности – мало ли что. Не знаю, что там у вас творится или это поисковики глючат, может, вы чем-то Яндексу не угодили, но ты - единственное должностное лицо в ваших краях, координаты которого я сумел найти. Мы вообще думали, что вас давно уже нет, или вы уже только в Синете сидите, какой-нибудь Сяоней, а может, юденичи вас похоронили. А тут инфа прошла, что вы юденичам задницу надрали. Было такое?

– Юденичам?

– А, извини, у вас же другое. Пугачёвцам, конечно. Было?

– Было. Но давно. Месяц с лишним. С тех пор…

– Не суть, Антоха. Мы кинулись контакты с вами искать, нашли только тебя. Чуть не через Луну, проверенные ребята с киевского форума подсказали твой скайп.

– Есть такое, у меня там…

– Не суть, Антоха! Значит, у вас там самоуправление и справляетесь? Это нам и нужно. Сейчас я с тобой говорю неофициально, скину контакты, ты командирам или кто там у вас, передай, и начнём официальные переговоры. Дело важное, Антоха, и срочное.

– Понял тебя, Кеша. Кидай контакты, сообщу куда надо, ждите обратку. Что хоть за дело?

– Важное дело, Антоха, важное! - теперь голос Кеши звенел энтузиазмом. – Полномочий у меня нет - все карты раскрывать, мало ли что, сам понимаешь. Но так скажу: если посчитать, с кем я установил надёжную связь за последнюю неделю, ты - двухсотый будешь.

– Двухсотый? - Антон поморщился в камеру. – Сплюнь.

– Не, Антоха, это в хорошем смысле. В очень хорошем. Это у меня ты двухсотый, а нас тут двое, так что, сам считай. Со всеми сейчас связываемся, с большими городами, с малыми, даже с посёлками, со всеми, кого найдём. Мы связываемся, а потом уже официальные переговоры. Кроме Петербурга ещё работают хлопцы из Киева, Краснодар плотно задействован, ещё Нижний и Архангельск. Тоже собирают контакты и переговоры ведут. Дальше кумекай, о чём командиры сговариваются. Всё, давай, Антоха, лови контакты. На связи!

– На связи, - успел сказать Антон прежде, чем собеседник прервал коннект.

*****
Настоящие споры начались, когда речь зашла о столице. Не о Москве, о которой никто не заикался. Даже априори солидарные делегаты от Зеленограда, Химок, Балашихи и Арбата, смирившиеся с тем, что их всех несправедливо обзывают «москвичами» и «московцами». Не в том даже было дело, что Москву ещё надо было освободить, а тамошние «легитимные правительства» могли перед лицом общего врага объединиться (вряд ли, но могли), и тогда с ними придётся повозиться. В том было дело, что – надо ли оно в принципе? Людей, конечно, жалко и культурно-исторические ценности жалко, но много ли их там осталось?

Однако же должна же где-то же быть столица же? Неприлично без столицы. Тут споры и начались.

Декларацию прав утвердили единогласно и объявили действующей с момента принятия, а подробную Конституцию единогласно же отложили до окончательного умиротворения и референдума (вопрос «а не восстановить ли нам монархию? конституционную, конечно же, парламентскую, проще говоря, а?» – тоже отложили, хотя сторонников было немало). Координационный Комитет  – с дебатами, но небольшими, ежу понятно, что расстрельная работа, – тоже назначили и утвердили. Казалось бы, можно заняться делом, но заикнулись о столице и началось.

Петербург полагал, что двух мнений быть не может, но иные мнения оказались у Твери, обоих Новгородов - Великого и Нижнего (Нижний, правда, быстро заткнули, сославшись на отсутствие исторической традиции, а пребывание в качестве столица Приволжского федерального округа несчитово), – и даже Рязани. И императоров вспомнили, и великих князей, и Зимний дворец и вечевой колокол.

Киев, хотя только он и обладал главными аргументами – настоящей регулярной армией и признанным международным статусом, многозначительно помалкивал. Во-первых, сами киевские политики сомневались, нужно ли им очередное переформатирование. Во-вторых, на Луганщине, Донетчине и Харьковщине росло недовольство многочисленными беженцами и сопутствующими проблемами, на стенах писали «кацапов геть», а депутаты Рады, учитывая настроения избирателей, всё чаще произносили изоляционистские речи. Сторонники же идеи про «Киев - мать городов русских» были многочисленны, но разобщены и, кроме того, вынуждены были постоянно признавать, мол, да были очень мрачные моменты в недавнем прошлом (позиция «да, но…» вообще очень неубедительна для электората). Словом, киевское посольство молчало, даже если имело что сказать.

Зато Киев предложили, сговорившись, Улан-Удэ, которому Киев прислал на подмогу батальон десантников как городу-побратиму, и Челябинск, в котором украинские транспортники делали посадку для заправки и, по просьбе местного Совета КТОСов, оставили небольшой гарнизон. Обеспеченный при помощи бравых хлопцев порядок лишил Китай оснований воспользоваться мандатом ООН (может, и воспользовались бы втихую, но Украина подняла бы шум в Совете Безопасности и на Генеральной Ассамблее, а кому это надо?), и сейчас обе делегации пылали благодарностью. Сообразив, что Западному Уралу всё равно ничего не светит, а с нижегородцами не сложилось ещё и в досмутные времена, Улан-Удэ и Челябинск поддержала Пермь.

Неожиданно принялся мутить воду Белгород, сделавший сомнительное заявление, что по всем показателям он был и остаётся самым комфортным для проживания городом России, а значит удобен и в качестве столицы.

Посланники корпораций, имевшие по десятку или около того голосов от имени городов и посёлков, где основой самоуправления и жизнеобеспечения оказались градообразующие предприятия, не рассчитывали, конечно, что столицей нарекут один из этих городов, но умело торговались за преференции.

Плюс наблюдатели от Казани, Уфы, Элисты и Нарьян-Мара, которые пока даже не объявили о присоединении к возрождаемой Федерации, и именно поэтому их мнение было важным.

Итого: хотя  в качестве места проведения съезда, конференции, или, как изгалялись в сочинении названий сетевые комментаторы, Великого Земского Собора (термин казался Антону наиболее адекватным) славный город Торжок был избран за другие достоинства, название своё он оправдывал на все сто.

Антон, как миллионы других юзеров (Антон был уверен, что миллионы, к нему самому постоянно напрашивались на «посмотреть» несколько человек, не имевших доступа в Сеть), следил за происходящим в режиме онлайн. Тем паче, помимо общей трансляции, каждый отправившийся в Торжок делегат повсюду ходил с постоянно работающей (за исключением понятных случаев) web-камерой – это условие было оговорено при подготовке Собора. Во избежание закулисных сделок. Нарушение условия влекло дисквалификацию, и тогда делегату можно было на родину не возвращаться.

Поэтому знаменитую Речь в Торжке Антон наблюдал в тот самый момент, когда она произносилась.

– Вот мы тут спорим, - сказал представитель Координационного Комитета, знакомый многим раньше, но славу обретавший лишь теперь. – спорим и спорим… А Родина, она, ведь, мать нам, и она зовёт. Всех нас зовёт, всех детей своих. Да, формально мы здесь вправе. Каждый из нас представляет город, поселение, край, область, корпорацию, короче говоря, сообщество граждан, которые сумели выжить и выстоять в Смутное время. Мы собрались, чтобы отсюда начать возрождение нашей Родины. Той России, в которой нам всем и потомкам нашим жить и понравится жить. Между нами есть нюансы и мы сейчас спорим. А Родина, мать наша, зовёт.

Страна разорена. Десятки тысяч людей погибли в междоусобицах. Сотни тысяч, если не миллионы, погибли от голода и болезней. Сотни тысяч, а наверное, миллионы, бежали. Миллионы остались на территориях, занятых по мандату ООН, и неизвестно, когда и как эти территории к нам вернутся. Не надо шуметь, лично я верю, что вернутся, но когда и как - не может сказать никто.

Надо смотреть правде в лицо. Нас очень немного и мы очень слабы. При всём нашем мужестве, при всей нашей готовности трудиться, не покладая рук, мы чрезвычайно слабы. Гуманитарная помощь - да, она поможет нам не умереть с голоду, но подняться с колен можем только мы сами. Мы можем рассчитывать только на себя. Сорок миллионов наших братьев на Киевской Руси – да, на них мы можем рассчитывать. Но и с ними нас мало, и с ними мы сильнее лишь чуточку.

Между тем, у нас есть мощный союзник, о котором мы забыли. Это десятки миллионов наших соотечественников за рубежом. Я говорю о тех наших соотечественниках, которых наши правительства десятками лет выгоняли, вытесняли, выпирали гражданскими войнами, репрессиями, культурным геноцидом, невыносимыми условиями жизни, кривосудием и коррупцией. О великороссах и белорусах, о татарах и башкирах, о немцах и таджиках, обо всех народах, которые жили в России и были русскими народами. Потому что русские - это мы все. Только все вместе мы - русские. Они, покинув, часто не по своей воле, Россию, вжившись в другие цивилизации и ужившись с другими народами во всех уголках Земли, остались русскими людьми. Они и их потомки - лучшие наши люди, потому что десятилетиями Россию вынуждены были покидать именно лучшие.

Да, Россия перед ними виновата. Сильно виновата. Но Россия - мать. Она долго болела, была не в себе, у неё было помутнение сознания, и она отторгала, изгоняла лучших своих сыновей и дочерей, даже истребляла их. Сейчас наша мать начала выздоравливать. Мы с вами здесь – тому прямое доказательство. И мы можем, мы должны обратиться ко всем нашим соотечественникам за рубежом за помощью.

Мы им скажем: «Братья и сёстры! Наша и ваша мать пришла в себя, начинает оправляться после болезни. Не нам помогайте, помогите нашей матери!».

«Родина-мать зовёт!», - скажем мы им.

Они, я уверен, откликнутся. Ибо каждый ребёнок любит свою мать, какой бы она ни была. Каждый человек придёт на помощь своей матери, если будет уверен, что теперь-то она его не оттолкнёт, не отторгнет.

Но они должны быть уверены. Эту уверенность можем им дать только мы. «Приходите, братья и сёстры! - должны мы им сказать. – Приходите, вместе мы будем решать всё!». Тогда они придут. И вместе мы возродим Россию. А спорить по мелочам - не надо. Надо дело делать.

 Антон аплодировал стоя. Вместе с переполненным залом в Торжке. Вместе с миллионами юзеров, следивших онлайн в Рунете. Вместе со Светкой, которая прискакала, присела тихонько рядом с Антоном и смотрела трансляцию до финала.

*****
Официальный ролик в Youtube «Родина-мать зовёт! Воззвание ко всем русским людям» собрал около 1 000 000 000 просмотров, не считая перепостов.

*****
Ах да… Православные дружины им. тов. Рогозина, которые, размахивая тульскими бластерами, носятся по Солнечной системе с целью найти и отстрелять чужих хищников… Они действительно были. Фантастический фильм с таким сюжетом был позднее снят в Голливуде малоизвестным режиссёром (все помнили лишь, что фамилия какая-то… лошадиная, не то Хлобыстин, не то Холков) по заказу небольшой кинокомпании Рашен Коламбия Пикчерс и провалился в прокате. Жанр альтернативной истории выходил из моды.