Крылья. 7- Влюблённый бог

«Когда Дукдауб была ещё в утробе матери, в её тело проникло священное вещество из света пламени  алтарного огня,  ночь её рождения озарилась светом.
Огонь в очаге вспыхивал, как солнце, приветствуя подрастающую  девочку.  Входя в комнату, Дукдауб освещала её.
 Силы зла наслали на деревню, в которой жила пятнадцатилетняя девушка многие беды, а сельчанам внушили, что Дукдауб -  колдунья, наворожившая эти беды. « Я не знаю, почему она светится, но колдунья так сиять не может»,  сказал  её  отец  разъярённой толпе, и покинул деревню. Семья Дукдауб ушла в страну Спитамы и сделала святой эту землю. Дукдауб родила Заратуштру.
За три дня до рождения пророка, небесным светом озарилось селение, мир ликовал, а птицы и звери рассказывали друг другу о грядущем рождении. Благие творения Ахура - Мазды окружили роженицу, и силы зла не смогли приблизиться к дому.
Когда Заратуштра родился,  Благая  Мысль вошла в его разум и,  младенец засмеялся, а не заплакал. Потом малыш заговорил, произнеся слова главной молитвы нового учения. Своё первое откровение Заратуштра получил в возрасте 30 лет.
Желая набрать самой чистой воды для приготовления священного напитка, он вошёл в реку, стремясь достигнуть середины потока. Вдруг он увидел идущего по берегу, прекрасного, осиянного божественной славой мужчину, похожего на небожителя. Это был один из Бессмертных Святых -   Благой  Помысел, повелевший Заратуштре следовать за ним на собрание Святых. Когда Заратуштра приблизился к ним, то не увидел собственной тени на земле, столь ярким было их сияние».
… Жаркие руки обняли меня сзади и притянули к почти забытому телу. Поцелуи клеймили  шею, затылок и плечи.
«Оксанка, как я соскучился! Никуда больше тебя не отпущу!  Всё сделаю так, как тебе хочется.  Поставлю терем на  берегу Срединного Моря. Высокий, бревенчатый. После  влажной уборки он  наполнится садовой сладостью. Терем будет светел и чист. Ты любишь тепло.  Он будет жарок….. Я  развешу для сушки лекарственные травы, ягоды и грибы. К этому пряному,  пьянящему запаху добавлю  ароматы первых опавших листьев и хвои.
Ты любишь ходить босиком. Пол в сенцах выстелю тёплой, летней кашицей из пыли после дождя.  В коридорах ты по щиколотку увязнешь  в горячем, разноцветном пляжном песке.  В залах пойдёшь по колени в тополином пуху. Он будет разлетаться от твоих шагов, кружиться, стирать грани и очертания. Ты, незаметно для себя, окажешься в спальне.  Там пол  выложу своими поцелуями. Они омоют твои ножки. Ложе застелю своим полуденным маревом -   желанием. В изголовье поставлю свой влюблённый шёпот.
Просыпаться будешь под пение зарянки, а засыпать, под стрёкот  цикад и сверчков.  Ночью дом уплывёт  на  жасминовых и соловьиных  волнах.  К завтраку муравьи и божьи коровки соберут клубнику, ежевику и смородину. К обеду синички доставят клюкву и кедровые орешки. На ужин,  мой посланник принесёт сладкие, зрелые персики. Они будут такими спелыми, что есть их, придётся,   только, целиком втягивая сочную мякоть…
Боги будут толпиться в гостиной, ожидая приёма в твоей лечебнице. Они принесут  на суд твоего дара свои, погрызенные перьеедами  крылья и сандалии. В конец заштамповавшиеся  в своих песнях волшебные птицы, прилетят к тебе за новыми сказками».  «Что я сейчас читала», засмеялась я и повернулась к Яру.
- Мои воспоминания о тебе, маленькой.
- И в какой жизни я родила Заратуштру?
- Что? Ах, это.  Я сочиняю новую веру, которую скоро будет исповедовать крупнейшая империя.
-  И я вызываю у тебя мысли о вечном или религиозный экстаз.
- Нет, Заратуштра, полная твоя противоположность. «Владелец старого верблюда»  проживёт всего 70 лет и 40 дней. Все эти годы он будет ждать, когда его убьёт мелкий злодей, а последние 40 дней проведёт в молитве, тщетно ожидая избавления от пророчества.
- Почему ты не сделаешь его бессмертным?
- Потому, что тогда надо будет сделать бессмертным и его убийцу. И тогда не состоится конечное очищение мира от Зла. Будущее существование для праведников станет невозможно. Да- да, я придумал идею посмертного существования души и воздаяния за содеянное при жизни.
- Дурь, какая.
- Аксинья, ты зачем меня отвлекаешь?  Я так тщательно собирал в памяти все мелочи, которые ты любишь. Я посадил у твоего крыльца лимонник и заставил его виться по перилам дома.  Он добрался до стен и переплёлся там с девичьим виноградом. Твой  двор зарос сиренью, жасмином,  виолой, ирисами и флоксами. В саду буйствуют вишня, яблоня и смородина. Та, которая цветёт жёлтыми цветами и сладко- сладко пахнет. Я поставил качели, на которых ты будешь «взлетать»  выше, выросших в человеческий рост георгинов.
- Но ты сам сказал…
-К тебе я буду прилетать… и сходить с твоего ложа только тогда, когда ты устанешь. Я припаду к тебе и буду пить, пить…  Бордовые  пионы, услышавшие тебя в те дни, станут  особенно пунцовы, томны и глубоки в своём цвете.  Аромат белых пионов будет таким же неумолимым и яростным, как я.  Вселенная,  внимая нам,  постарается тысячи и тысячи раз повторить  нас.  Приливы и отливы, вскрики ночных птиц, переплетающиеся корни деревьев, гаснущие от сладострастия, глаза закатов.
А потом ночные мотыльки и сонные шмели  будут  собирать бисеринки пота над твоими губами и твою сладость с моих губ для духов, какой- нибудь затейницы -  богини. Наши тела истекут  сиянием удовлетворённого желания.
Судорога предвкушения  перехватила горло говорящего. «Оксана, я люблю тебя!  Соглашайся. « Его руки были так настойчивы, а губы - так требовательны. У меня закружилась голова. Зачем Яр всё это говорит? Я итак его. Знаю, что  создал меня именно он, тщательно высчитывая соотношения и пропорции своих ладоней и моих грудей, моих и своих бёдер, мою глубину и свой напор, мою выносливость и свои желания.
Было - тихо- тихо вокруг дольмена, в котором писал  Яр.  Многочисленные свечи - свидетельницы отбрасывали на стены наши тени.  Вдруг,  Яр встал на колени, долго всматривался в меня, молча шевеля губами.
«Есть на свете страна - степь.  Травостой, в котором может затеряться всадник на лошади,  перемежается там с бескрайностями  ковыля и чабреца. Как он пахнет, Оксанка! Я переплету в стены высоченные, многолетние травы и поставлю тебе шатёр.  Постелю тебе степь. В ноги брошу ковёр из клевера, чабреца и чернобыльника. Стены из донника  и  мальвы украшу цветущими шишечками чертополоха.  Вокруг шатра наставлю стога из свежескошенного, чуть привяленного сена.  Повсюду развешу паутинки Бабьего лета. И над всем этим будет петь жаворонок. А ещё выше я развешу свои  покрова. В твоём шатре будут цвести травы и навсегда поселится, немного задумавшееся лето.
… Мой конь, раздвигая могучей грудью заросли травы…Ах,  Оксанка, там можно потеряться и проплутать в поисках человека целые недели, просто спрыгнув с коня. Я найду тебя, путаясь, как стреноженный конь, в стелющихся горошке и вьюнах.  Перепела зададут нам темп, а бабочки или стрекозы кокетливо прикроют нашу желанную и желающую наготу. Нет. Мне понадобятся менее трепетные создания. Жуки - бронзовики, огромные, фиолетовые шмели.  Жжжжжжжжжжжжж…., высокое, полуденное солнце, пение цикады, густой аромат  донника и чернобрывцев, наше желание,  пальцы, встретившиеся в самых нежных и ждущих  местах…
А потом мы поедем к твоим подопечным. Ты будешь повитухой. Примешь и обмоешь младенца Атея. Могучего царя скифов, который в сто лет вместе  со своими войсками,  встанет на пути    Филиппа Македонского. При Атее  скифы обретут государственность, жаль, ненадолго.  Скифы  не дают  покоя никому, начиная со времён Древних Царств Месопотамии. Я горжусь ими. Их царь достоин твоих рук.
Ты будешь первой, кого встретит и покорит Аттила.  Мы поедем в степи гуннов по специальному приглашению их провидцев. Слава о твоих счастливых и лёгких руках дойдёт и до их шатров. Аттила  будет смел и дерзок умопомрачительно. Шутка ли,  собрать самые разные племена в единый кулак, пройти  огромное расстояние, разделяющее Приуралье  и Византию. Он возьмёт Константинополь, обладающий самыми последними достижениями  городской обороны, имея в распоряжении всего лишь кочевников,  взбаламутит  застоявшуюся кровь Европы и перекроит  её карту на века,  сотрёт её в пыль.   Для того чтобы похоронить Аттилу, соплеменники перекроют реку. В её дне  соорудят могильный курган, затопят его, и имя Аттилы станет легендой, ветром, страхом, струящимся в венах.
Я покажу тебе Даль Бескрайнюю.  Мы выберемся из постели затемно. Сядем на коней и полетим. Сначала - над ковылями скифов. Потом перемахнём через древние леса племён, которые создадут Душу. Такую же широкую, необузданную, щедрую, непредсказуемую, великую, как та река, которую я хочу тебе показать. Её длинна, ширина, мощь впечатляют даже меня. Красота её берегов, по достоинству будет тобой оценена. Ты  ослепнешь от  отражения  неба в водах этой реки! Мы полетим вдоль неё к степям Арала.   Тюльпаны. От  Восхода до Заката. Маки, маки, МАКИ. И ветер. Он поможет нам добраться до монгольских степей. Там носят обувь,  с загнутыми вверх   носками для того, чтобы не поранить и не осквернить землю. В этих степях ты примешь Тимучина.  Он пройдёт огромный путь от,  почти рабского положения до создателя империи, раскинувшейся от родных степей до Рейна.  Его имя будет пугать и вдохновлять.  Спустя века его военные изобретения будут изучаться  военными новейших империй, а сказочники дадут своим страшным вымыслам на летающих конях черты и крики атакующих монголов.
Яр давно уже стоял на постели. Теперь он  поднял правую руку вверх так, как будто готов дать сигнал,  ведомым им войскам. Левую  прижал  к груди, держа воображаемый щит. Он уже не видел меня. За его спиной,  выйдя  из мрака дольмена, встали  бесчисленные орды. Дождавшись докладов от своих темников,  Воин резко опустил вниз правую руку, а левой « толкнул « себя со щитом вперёд. От этого движения погасли свечи, но Яр сам пылал, как головня, готовая поджечь какой- нибудь город.
Я переполошилась.   Он сейчас, прямо так, нагишом отправится в поход и не поставит мне ни терема, ни шатра. Прильнула похолодевшим, дрожащим телом к своему воеводе и прошептала   первое, что пришло в голову.
« Оденешься или так поедешь?» Яр  вздрогнул, « вернулся « и захохотал, запрокинув голову к потолку дольмена. Ответ его был таким же неожиданным, как и мой вопрос: « Да.   Я  без тебя - ничто. Пуст и скучен. Тоскую по тебе. Каждое мгновение без тебя - напрасно. Люблю тебя. Нуждаюсь в тебе. Я - счастлив,  что ты есть у меня,   что тебя и не надо искать!  Я точно знаю, что ты - есть, что ты - моя, что мне другой женщины  не надо. Люблю тебя! Соглашайся…
Руки, тело, губы, слова Яра превратили  меня в пылающую, безумную мечту.