Вот и он

После очередных не совсем понятных дней в его жизни он задумался о том что происходит вокруг и внутри него. Он  упорно отсеивал то, что делало его слабее и останавливало на пути к достижению поставленных целей. Не раз он начинал всё сначала и ещё не раз начнет. Это его не останавливало, как не остановило бы любого здравомыслящего человека. И всё же иногда он уходил в настолько дремучие дебри, в которых ему было сложно самому найти  себя. И не стоило даже заикаться о проводнике, опытном и все ведающем аборигене, могущем указать путь наружу. Увлёкшись учением Будды он был близок к тому чтобы окончательно потерять себя, что было впрочем, полным соответствием дхарме. Ну, что ж, настала пора вернуться к тому в каком говне оказался он на сей раз.
 
 Кровь стекала из рассеченных бровей и лба, капала с переломанного носа и ударялась яркими алыми всплесками об бетонный пол заброшенного недостроенного здания. Вздымались небольшие фонтанчики пыли. Эхом раздавалось его хриплое дыхание, с трудом вырывавшееся из переломанной груди, разносившееся по пустому, морозному этажу. Осознано или невольно он впускал в свою гудящую от похмелья и увечий голову мысли о скором конце. А палачей всё не было видно.
И когда кровавая адская пелена боли разочарования застилала его сознание, он выпускал своих скелетов из шкафа...

 Звонки на мобильный не могли разбудить его, лишь настойчивая трель домофона сумела пробудить его. На неверных, непослушных ногах он поднялся с кровати. Хотелось воткнуть нож в человека, что столь грубо позволил себя прервать его путешествие. Всё изменилось, когда он поднёс ватными руками трубку к своему уху.

 - Привет! Проснулся? - услышал он.

 - Аааа! Настёна! - ответил он как можно доброжелательней, ведь он был рад услышать её голос и увидеть первой в начале очередного, возможно, вновь бессмысленного дня. Её одну, единственную, занявшую всё свободное пространство в его дурной голове.

 Нажав кнопку домофона, он впустил своё счастье.

 Увидев её на пороге, он растерялся. Она была невообразимо прекрасна, мила, обворожительна и потеряна. Робея как подросток, он не смел прикоснуться к ней. Изобразив из себя сонного дебила, вместо того чтобы обнять, пригласил её войти. Начал суетиться, истошно пытаясь привести себя в порядок и при этом ничем не выдать своего волнения.

 " Я самый счастливый мудак на свете " - подумалось ему.

 Здесь мы позволим себе согласиться с нашим героем. Редко кому в этой жизни выпадает шанс быть разбуженным своей музой. Она как всегда дарила ему свою неповторимую улыбку, наполняя его силой и внушая иллюзию всемогущества.

 Боль стегнула плёткой надсмотрщика. Он вновь увидел перед собой бетон и ухмыляющиеся рожи его врагов. Ему было жаль. Жаль, что не успеет много в этой жизни, в очередной вехе, на очередном повороте колеса сансары. А он так хотел так многое попробовать и многому научиться. Играть на саксофоне, побывать в раю на островах, быть собой. В сердце щемило и хотелось плакать и выть. Вместо слез текла кровь, вместо крика хрипы.

 - Пришел в себя, мудила? - хохоча как гиена, обратился к нёму самый лысый и здоровый из них.

 - Отсоси у слона - смеясь и плюя кровью, выдал он.

 Жесткий удар по лицу погрузил его в бездну...


 Солнце ярко светило, заливались местные алкоголики и птицы на деревьях недавно одевшихся в зелёные, полнящиеся жизнью и весной наряды.

 - Папа! Папа! Давай! - радостно приглашал его сын присоединиться к своим проказам.

 Его маленькое счастье, смысл его жизни. Сейчас, глядя в глаза костлявой старухе, он был безнадёжно потерян. Как он мог так глупо всё просрать? Похоже, как-то мог.

 Говорят каждому воздаться по заслугам его, каждому свое.

 " Интересно, - размышлял он - а как бы себя вёл его отец? ".

Его отец. Он был настолько же потерян и нереализован в этой гребаной игре под названием жизнь, как и он сам. И ему его было не в чем винить. Порой...
Родителей не выбирают, сказал кто-то и был прав. Он очень хотел быть лучшим отцом для своего сына, чем был для него отец. Хотел, но не успел. И где же жизнь, что должна была пронестись перед глазами???

 - Что-то хочешь сказать на прощание? - спросил его на этот раз честный и спокойный голос одного из убийц.

 - Будьте сами собой...

 Выстрел раздался громким хлопком, взгоношив ворон на берёзах. Кровь и мозги вытекли на пол. После похорон, спустя буквально две недели, о нем забыли все кроме его безутешной матери. И его душа наконец была свободна, её не мог опечалить тот факт, что о нем вспоминало меньше десятка людей раз в пять лет приходя на его могилу.