Мама, входи!

         Почувствовав недомогание, баба  Ганна объявила всем, что пришло её время.
- Готовьтесь мол,- скоро её черёд. Родственники не поверили. Выглядела она не как 75 летняя больная баба?  Сноха, медсестра по профессии, хоть и недолюбливала  старуху, но повезла её по знакомым врачам.
- Жить осталось несколько месяцев - метастазы, лимфотическкие узлы воспалены, так что прости, - говорил врач  онколог - Готовьтесь к худшему! Да и возраст?
Узнав результаты анализов,  баба   Ганна,  стала пуще,  крестится;  злее  ругаться с дедом,  вспоминать его прошлые грехи:
- Семенюк, - кричала она, - где моё золото! Куда спрятал? Смахивая с глаза слезинку, шептала:  «Царство,  разделившееся в себе,  не устоит».
 Жили они вдвоём,  но врозь по разным комнатам, отделив сына и дочь от себя. Жили каждый на свои,   в домике, обнесённом высоким каменным забором, купленном здесь после отдыха в Евпатории.
До этого, работал Иван Семенюк в Хмельницкой области начальником карьера. Заворовался. Продал выстроенный огромный дом и сбежал в Крым. Обустроившись, купил запорожец. Соседям  рассказывал: - « Вот повезло, выиграл в лотерею!» Выйдя на пенсию, погуливал с молодухами. Запорожец, поменял на Волгу,  денег Ганне не давал,  работал водителем. Заболел от «любви», бросил работу по настоянию детей, зудил и негодовал по любому поводу.
Вечерами, сиживал на крыльце, уронив крючковатый нос и голубые выцветшие глаза себе под ноги, где чертил какие-то иероглифы концом палки, на которую опирался при ходьбе. В ногах, у порожка, преданно смотрела ему в лицо дворовая овчарка, его любимица, рычащая на прохожих за забором, и иногда  бросающаяся на забор, за которым проходили люди.  Соседи от оглашенного лая переходили на другую сторону улицы. Иван злорадно кривился, подбадривал пса и шёл,  опираясь на палку в сарай, где прятал от бабки свои сбережения и накопленное за жизнь золотишко. Периодически учинял в доме погром, на что Ганна отвечала ему полётом по двору кастрюль и сковородок. Её черные глаза метали огонь, крашенные снохой волосы, вставали дыбом, распяленный в крике рот, как солнце сиял золотом зубов.  Сын Ивана, Дмитрий, регулярно навещал отца, ожидая наследства. Сноха, когда бабка слегла окончательно, готовила им,  убирала и привозила еду, терпела придирки. Последняя ссора стариков произошла из-за того, что дед объявил:   -  Пропали  деньги. Верни Ганна, не бери грех на душу? А, то…
Но, деньги, нашёл Дмитрий в дровнице  сарая, все пятнадцать тысяч гривен, аккуратно свернутые в кругляк продуктового пакета; отсырели, заплесневели и дурно пахли. В это время Украинскую валюту, после  Крымского референдума меняли в - Российскую. Но, из-за запаха плесени, банк отказался принять их к обмену. Дмитрий вынужден был отстирывать налёт, после чего с трудом избавился от них, рассовав по знакомым торгашам. Золотые изделия, монеты царских времён, приобретённые бабкой во время работы завмагом, дед отобрал у бабки и спрятал ещё раньше, да забыл где. Косился на сына и клял бабку, подозревая их в краже, хотя без палочки уже не мог ступить и шага, видел и в очках с трудом, мог заблудиться на своей улице, где его и находил, после звонка  Ганны, сын. За две недели до смерти сноха стала колоть Ганне наркотики от боли, ибо та уже не могла сдержать криков, задыхалась. Дед сидел на крыльце,  опершись на палочку, периодически что-то бормоча лежащей у его ног с преданным взглядом и дрожащим языком собаке. Дмитрий вызвал сестру из Италии, где она ,   досматривала более пяти лет,  каких-то стариков, и так привыкла к их причудам и деньгам, что не собиралась возвращаться домой. Бабка умерла под утро. Сын и дочь Ганны - Полина, занялись похоронами, обсуждая как быть с отцом и с домом? Остановились - дед будет жить у сына, дом продадут. Деньги поделят. Золото, которое всё-таки нашли,  договорились  - останется Дмитрию. Который  имел в городе неплохой бизнес;  согласившийся,    досматривать отца. Невестка надулась на Полину и своего мужа; попросила разок покормить их отца, была занята по бизнесу мужа, но та сказала: - Не сдохнет, потерпит.  И без него дел хватает!
 После похорон и поминок, Полина уже собралась ехать опять в Италию, как снится ей сон, « где мать просит её отворить дверь, стучится,  ну прям,  ломится. А у той сил нет встать».
Утром побежала в церковь поставить свечку. В разговоре с батюшкой, спросила: - К чему всё это, не подскажете? 
-Знаешь, я думаю, что она что-то не успела сделать. Ты, вот, что, помолись за неё.  Возьми свечку, зажги у калитки  и, открыв  её, скажи:   - Мама, входи. И сразу потуши. И мама подскажет, что не успела сделать. Будет тебе примета такая.
Полина так и сделала.  Только забыла помолиться. Зажгла свечу, отварила калитку. Видит,  дед на крыльце стоит в понурой позе, опираясь на палку.  Овчарка с высунутым языком лежит, спокойно; повернула голову,  даже нехотя, рыкнула.
 Говорит шепотом: - Мама входи и тушит свечу. Откуда  нивозмись,  дохнул на двор ветерок, пёс взъерошил шерсть, скакнул, с рыком  бросился на деда. Тот и палку из рук выронил, в крике прикрылся руками. Гвалт, лай, визг Полины, подняли соседей, которым еле удалось отбить искусанного деда. Приехавший Дмитрий, нашёл овчарку скулящей за дровами сарая, отца забинтованного с ног до головы. Вытянул с опаской за ошейник скулящего пса, оглядел толпу соседей.
-Вези её к ветеринарам, надо усыпить, потребовал один из них. Так и поступили…
Полина к попу. А, тот говорит: - «Энергетическая оболочка умершего человека может вселяться в живых людей и животных, овладевая их сознанием. Значит,  баба Ганна не простила мужа, несмотря на то, что её отпели. Видимо  поиздевался он над ней  невыносимо за их жизнь? Молись милая, непростой грех? А, то на Вас либо детей перейдёт!».
 Полина заплакала. «На Украине война. Племянники, прописанные в Виннице, поженились и живут в Крыму и теперь судятся за гражданство с государством. Старики дохнут. Люди злые.  Все мы заняты только одним, добыванием корма!» - Как быть, батюшка, жизнь ли это?
И ей припомнились укоры матери перед отъездом в Италию: - «Царство,  разделившееся в себе, не устоит!»  И она почувствовала смысл этого утраченного единства, заплакала ещё громче. Батюшка обнял ее,  и вымолвил,  похлопывая по спине ладошкой: - Ну!... Ну!