хрупкая

 Дождь звенел по ржавым подоконникам, река за окнами облизывала склизкие и грязные глиняные берега, неся вонючие  тлетворные воды вниз к морю. Эти потоки, огибающие гигантские острые камни, казались инвалидами, извращенно извивающимися под прогнившим подвесным мостом. Несезон и пустота. По дороге вдоль потока проплыло старенькое желтое такси, небо гремело, лампочка в комнате помигивала, Анатолий скучал, разглядывая мертвых мух между расслоившимися облупленными рамами окна. Его лучший и единственный Друг, его душа и сердце, его первая и последняя любовь… уехал учиться в Краснодар. А он тут остался, на**й никому не нужный, маленький, худой, бледный и чужой.

 Анатолий очень ждал возвращения Саши, хоть к новому году, но тот не приехал - досдавал сессию. Приехал к лету, но с девкой из своего института, совсем другой, крепкий, взрослый и надменный. Все, что было, рассыпалось и обесцвечивалось…

 А ведь им было классно. Два задохлика - патлача с самодельными цепями на шее, в майках Арея, с Миталом в наушниках и неряшливо раскрашенным языками пламени мотоциклом Урал. Связь между ними была изначально не следствием взаимной любви, а вынужденной мерой против всеобщей внешней неприязни - союзом назло родственникам, друзьям и одноклассникам. Толик обожал Саньку. В начале, вероятно, от того, что больше обожать было просто некого. А потом были япономультики, имиджборды с няшными транссексуалами, джапан-рок, странные картиночки в сетях, и они оба просто подсели на это.
 
 Иногда Толику было жутко от того, во что он втянул и себя и Саню, а иногда безбрежно-приятно, что у него был кто-то, кого можно обнять и поцеловать. Толик любил приткнуться к Сашке, развалившемуся на диванчике в гараже, пока снаружи шел дождь, положить голову ему на колени и отхлебывая портвейн из горла, наблюдать за каскадом капель, пересекающих ржавую крышу, чувствовать как тот гладит его волосы, это была не страсть или похоть, а тихое уютное единство, вера и надежда в сердце. Его опьяняла близость их тел и своя странная красота их чувств. Жизнь казалась такой большой и интересной, он ощущал себя богатым и прелестным трапчиком с ярких отфотожопленных картинок.

 Кончилось все внезапно - Саню родаки отправили учиться, а Толик как сирота и дистрофичный задрот остался дома в дыре. Мотоцикл словил клина, комп сдох, бессмысленные прогулки под дождем по горам приелись и нагоняли желание кинуться в пропасть.

 Толик от безделия выпивал, красился, смотрел аниму и камхорил, он начал постить свои чулочные фото в сетях, красясь косметикой покойной мамки и одевая шмотки сестры. Так он завел себе трипкодик "Наталья". Кроме тонн говна от благодарных соконфетников, также изредка согревался редкими лучами добра.

 Толик очень хотел с**бать наконец из этого ставшего совсем бессмысленным мирка - с тех пор, как мать умерла, а сестра вышла замуж, он жил на 15тр, ежемесячно приходившие от папки из Нефтеюганска, и его здесь уже ничего не держало, кроме собственной энерции, хрупкости и зашуганности.

 И однажды он все же не раздумывая согласился на предложение странного столичного участника трансфорумов по имени Шаурма. Толик, теперь уже Наталья, оделся в весь свой нехитрый унисекс, купил на предпоследние деньги билет и поехал на автобусе в Москву. К человеку, которого он видел на заднем плане трех фотографий. Видимо одиночество настолько нависло над ним, что пересилило страх перед окружающим мирком. Этот глупый молодой жест отчаяния, вероятно, спас его от алкогольного и суицыда.

 Шаурма был некрасивым, угловатым и неадекватным алкоголиком-говнарем, состоявшим из доброй души и различных мерзостей.

 Он редко мылся и стирал одежду, а нижнего белья не носил вообще, его прокисше-потные свитера с протертыми локтями валялись по всей квартире, как и грязные вонючие носки. Он непрерывно врал. Разлагающийся мозг паталогического обдолбыша и неудачника не позволял ему отличать реальность от фантазий, а желаемое от действительного. В состоянии перманентного подпития, все его мысли и желания сворачивались в отвратительный коктель из похоти, лжи и фэнтэзи, на фоне массы подростковых комплексов и отталкивающих свойств характера.

 Наталья походила в кун-моде по окрестным заведениям, в попытках найти работу. Она ох**вала от столицы и не представляла себе, как это делается, и поступала как по наитию, так, как видела в кино. И ей предложили выдавать ключи и номерки в фитнесс-центре, за смешные 10 тысяч в месяц. С батиными деньгами это было неплохо – Наталья жила у Шаурмы, расплачиваясь едой, готовкой и попытками навести хоть-какой порядок в его засранной двушке. Шаурма уже пол-года не работал, переживал, что не такой как все, и сходил с ума, носясь голым по лесам, вообразив себя оборотнем-кровопийцей из книжек для школьников. Наталья уже через месяц знала, что она тут ненадолго, и периодически порывалась убежать из этого дурдома.

 Шаурма прыгал на пришедшую с работы Наталью, когда она готовила им скудный ужин, и завывая своей вонючей гнилой пастью начинал ей вещать что он оборотень и потомок древнего княжеского рода. На второй месяц в столице Шаурма начал таскать Наталью с собой на сходки нищих недотрапов в запущенной, затараканенной квартире-притоне где-то на севре города,  жуткий цирк который Наталья увидела там, поверг ее в ужас, она четко поняла, что от Шаурмы надо сваливать, иначе она станет одним из этих подгнивших, червивых и неадекватных страшнопидоров. А потом ей пришлось везти бухого вслюни Шаурму через весь город домой, а он пытался перемещаться на четвереньках и кричал, что является князем оборотней.

 Мозг Натальи взрывался - после трех знакомых тихо помешанных неформалов в черноморской дыре этот город и эти люди казались ей адом. В остальное время Шаурма был терпим и даже добр, но идея оттрахать Наталью все чаще брала верх над его червивым злокачественным мозгом. Когда похолодало, он перестал выходить на свои вылазки в леса и притоны педерастов, и безумие стало поглащать его целиком.

 Когда он притащил откуда-то домой пластмассовый х*й и стал устраивать после ужина в комнате некий алтарь из черных свечей, толкиенистского меча, бутылки водки с кетчупом и книги о эльфах-меченосцах, терпение у Натальи лопнуло, она сказала, что пойдет за пивом, выклянчила у него пятихатку и тихо ушла прихватив свой чемодан и куртку.

 В ближайшем макдаке она зашла в бесплатный вайфай и удалила все свои аккаунты во всех сетях и форумах, но мерзкий Шаурма с бугристым квадратным рылом, немытыми сальными волосами и вонью из слюнявого рта с пожелтевшими зубами снился ей периодически всю жизнь. 

 Поймав случайного дедушку-бомбилу на бежевой шестерке Наталья познакомилась с людьми, с которыми провела пол-года и называла Дедушкой и Бабушкой. Старички сдали ей комнату в совей хрущевке на берегу холодной, мертвой и серой Москвареки, напротив разрушающегося зловещего завода зил.

 Старички всегда улыбались, не задавали вопросов ни о ее внешности, ни о том что она делает, называя "внучкой" даже когда она была в кун-моде, что безусловно льстило. Женские противозачаточные разрушали потихоньку тело и душу, вынужденная диета в совокупности с врожденной бледностью медленно но верно делали Наташу симпатичной, как по меркам кунов, так и тян, она потихоньку красилась, прикупала шмотки, когда могла, и улучшала себя. Теперь она работала в интернет-магазине, это позволило посмотреть город и больше времени проводить в сети, она подумывала, как найти себе кого-то, чтоб разбавить скуку и одиночество, но откровенной е*ли искать стеснялась, хотя и мечтала об этом иногда.

 Дедушка с бабушкой кончились внезапно. К ним приехала племянница из Воронежа. За чаем племянница улыбалась и подавала сахарницу, а после ужина выкинула вещи Натальи на лестничную клетку сказав "Джиллопидор - уебывай!"

 Наталья поплелась на работу. Она рыдала и дрожала от холода, падал первый снег. Грязь и слякоть раздолбанных мертвых дворов скрылась под белым покрывалом. Разбитые бутылки, окурки, остовы раз**банных машин, опрокинутые урны и проржавевшие мусорные ящики, все это спряталось под чистым белым полотном.

 Наташе опять пришлось утереть сопли и все начинать с нуля. Переночевав почти неделю в подсобка магазина, она нашла комнату на двоих, и поселилась с саратовским кришнаитом в облупившейся засранной трехэтажке между железной дорогой и мкадом, в далеком алкогольно-токсичном углу разлагающейся столицы.

 Дружба с Исаком началась странно. Наталья попала на поле боя футбольных фанатов в день какого-то матча, и получила со спины такой удар по голове, что уже не могла встать с мокрого грязного асфальта на остановке маршрутки. Мимо проезжали машины, моросил мутный холодный дождь а Наталья пыталась встать с колен, кто-то поднял и потащил ее куда-то в многоэтажки. Наталья не сомневалась что ее зарежут или изнасилуют, она просто отключилась, а пришла в себя в зубоврачебном кабинете, где пожилой сгорбленный иудей орал на крепкого арийского скина в футбольном шарфе, что сдаст его в зоопарк для опытов.

 Оказалось что скина звали Исак, суть произошедшего он не мог объяснить все их время знакомства путаясь, заикаясь и говоря что "так получилось по привычке по энерции". Он притащил Наталью с разбитой головой к своему отцу - врачу.

 Кроме легкой тупости Исак неимоверно доставлял своей гомосексуальностью. Бравый парень учился на повара, раньше был хиппи, считал себя патриотом России и жил со своим другом по кличке «Правый». Они ходили с на футбол и Русский Марш, причем отношения практически не скрывались - оказалось что в нац-тусовек такая ситуация почти нормальная - иногда другие скины подтрунивали над Исаком «Флинтом» и «Правым» называя их "петушками фюрера" и "воинами голубой рассы"

 Исак был простым и хорошим, он не имел ни широкой души ни богатого внутреннего мира, но выполнял простые и предсказуемые действия - ходил на работу и на учебу, напивался во время футбольных трансляций, вел ЗОЖ и позиционировал себя как СхЕ, дома пил пивко, давал деньги на хозяйство, лизался со своим бойфрендом, иногда предлагал сделать ЭТО втроем, но Наталья как-то отмазывалась.

 А потом что-то произошло после футбольного матча. Исак не пришел домой. Наталья решила, что бухает с друзьями СхЕ-патриотами, и спокойно ушла на работу. А вечером вместо Исака в квартире под сетчатым кухонным абажуром сидел Израиль Ааронович, пил коньяк из бутылки и кому-то нервно набирал на мобильный.

- Натворил дел Изя… его сейчас ищут мусора, я вынужден в интересах семьи срочно отправить его в Израиль. Извини Наташа, ты симпатичная педовочка, не объясняйся, мой сын конечно мудак, но если он тебе был не безразличен - ты должна была следить за ним… Собирай свои вещи, вот тебе пять тысяч на ночлег, я могу тебя отвезти на вокзал или еще куда..

 Пока Израиль Ааронович вез рыдающую Наталью на огромном гелике на другой конец москвы, он навязчиво нравоучал ее, уговаривая ехать домой: - Бросай ты эту ***ту, взрослый парень, а живешь чулочным пидаром, найди себе бабу, пойди учиться, смой этот лак ****ый и помаду, а лучше возвращайся к своим родителям - ты себе не представляешь, что это такое, когда твой сын педик, да еще и наряжается в бабские шмотки…

 Наталья домой не поехала, просто не к кому и некуда. Переночевав на вокзале, она нашла место в общаге, среди таджиков и украинцев, которые оказались по факту гораздо терпимее и добрее титульных москалей. Она понимала, что не сможет тут провести всю жизнь, как и вечно работать курьером, и попыталась перенять опыт сокамерниц по общежитию – преодолеть омерзение и торгануть собой, или запрыгнуть на мажора с квартирой и деньгами. Наталья была уже достаточно няшна, могла запросто ходить на фулл-тайме, только голос напрягал, да еще отсутствие нормальных документов.

 До самого страшного дело не дошло – на пьяночке у друзей-готов с одной имедж-борды Наталью познакомили с Грегом. Сорокалетний цыган с испанским паспортом, проживающий в Финляндии, приехал на концерт, а заодно прикупить сигарет, которые он барыжил на родине, чем и жил. Грег толком не говорил по-русски, Наталья – на любом другом языке, но внезапно они весело сошлись. Грег был староват, сед, придурковат, но крайне симпатичен и харизматичен, его седые волосы, кавбойская шляпа и безумное веселое выражение лица внушали неимоверное доверие и надежность. И Наталья уехала с ним оттуда на его оранжевом тарахтящем микроавтобусе в гостиницу. Она впервые с момента отъезда Сани из их городка была с мужчиной, и она была безмерно счастлива.

 Грег утащил ее в Финляндию через месяц, он стал сразу и папкой, и мужем и другом – этот пожилой байкер-хиппи-гот-нарк ничего толком от нее не желал и не просил, но она была сама готова дать ему все, и очень старалась. Грег не был ни адмирером, ни извращенцем, ни геем – ему просто уже многое было «все равно», он часто покуривал травку, где-то вымучивал немного денег, возил к таким же постаревшим друзьям готам и металлистам на пьяночки на огромной, старой американской машине-кабриолете, они вдыхали канабис из стеклянного цилиндра, пили вина и абсенты, слушали музыку на граммофоне с виниловыми пластинками… Не смотря на некую свою асоциальность, Грег сделал для Натальи очень много – он отправил ее на курсы финского и английского и в автошколу, купил ей ноутбук и скутер, дал денег на силикон. Жизнь в тихом городке Котка казалась раем на земле, сбылось практически все, о чем можно было мечтать. Наталья ценила эту стеснительную и добрую развалину, его тусовки на харлеях и старых американских машинах, спутанные рассказы про молодость, путешествия по Скандинавии, домашний уют и его декадентство и внутреннюю свободу. Она не всегда понимала его кривоватый говор на смеси языков, но с ним было весело, и Наталья очень старалась для него, она красилась, готовила, следила за весом, именно с Грегом она чувствовала себя настоящей тней. Иногда она начала подумывать о том, что Грег мог бы быть хорошим папкой, а она мамкой, и даже начала готовить его к этому вопросу – усыновть ребенка здесь было несложно. Так прошел год с небольшим…

 Кончилось все опять странно, опять осенью. Грег сидел на своем кресле, со своей бутылкой пива, на проигрывателе вертелась пластинка Пинк Флойд. У дома стояли скорая и полиция. Острая сердечная недостаточность. Наталье все сочувствовали, но повода для продления визы она так и не смогла найти, хотя даже попыталась поступить в институт. Грег не оставил никаких завещаний, и все его имущество отходило к каким-то забытым детям из Будапешта. Наталья перестала пить и есть, она даже не могла плакать, собрав всю найденную в доме наличность и свои пожитки, она вызвала такси и совсем утратив силы сгорбилась на крыльце. Она увезла Грега в совеем сердце – родственники даже не разрешили забрать урну с прахом.

 Наталья ехала на п**датом поезде Лев Толстой домой в рашку и тихо тупила, ненакрашенная, нечесаная, пришибленная и одинокая. Она так и осталась в Поребрии, не найдя сил начать все заново в Москве, сняла квартиру на набережной, чтобы гулять у моря, как они часто гуляли с Грегом, стала более-менее пытаться жить простой женской жизнью. Немного отойдя от всего, что случилось, Наталья занялась фрилансным фотошопом. Это давала достаточно свободы, плюс четырнадцать, пятнадцать, а то и двадцать тысяч в месяц. Она начала фотографировать подаренной Грегом зеркалкой, и когда спустя пару месяцев сочла себя фотографом, решила попробовать подзаработать и этим.

 На почве фотографирования одежды для интернет-магазина Наташа познакомилась с Эриком. Эрик был непонятный и скрытный. Похожий на киноактера Бандераса аристократ, с тоненькими усиками и неврубенным достоинством, подкрепленным несколькими золотыми кредитками. Он щедро платил за совершенно смешную работу, подвозил домой на двухместном серебристом мерседесе, малиновом ягуаре, или ярко-желтом бмв. А перед новым годом после съемок повел в ресторан, а потом не спрашивая повез в небедный домик на приморской дороге.

 Наташа как-то поняла, что сопротивляться не стоит, и предпочла во всем с ним соглашаться. Дальше все было достаточно хорошо – Эрик давал ей денег на еду, нормальную квартиру у Фонтанки, выдал в пользование зеленый фольксваген и не чаще раза в неделю просил фоткать одежду для показов и каталогов. Он ничего не рассказывал о себе, приходил два-три раза в неделю, валился на кровать или залезал в ванну, наливал себе вискаря и включал тягучую средневековую музыку. Иногда водил в рестораны и театр, но никогда не знакомил с друзьями и родственниками – либо их не было, либо он от них тщательно прятался. Эрик был немногословен, иногда доставлял комплименты, мог поддержать разговор о брендах одежды, искусстве и политике, но всегда держался замкнуто.

 Кроме того, Эрик всегда пресекал любые разговоры о себе или своем бизнесе, Наташа поняла, что надо просто помалкивать и быть послушной телкой. Ситуация ее вполне устраивала, и так она провела почти три года, пока однажды совершенно случайно не нашла в кармане шикарного эрикова пиджака наградной пистолет макарова, а в другом – удостоверения: одно на имя Эрика Эдуардовича Шекельберга, полковника ФСБ, второе его же, но функционера партии власти. Наташа промолчала и сделала вид, что ничего не произошло и вообще не ее это дело – Эрик был в ванной и ничего не должен был заметить.

 Все было нормально, но Эрик больше не приходил. На телефонах по месту работы Наташи ее просто игнорировали. Она переживала, искала способ связаться с ним… но Эрик просто испарился, как и вся ее сладкая жизнь.

 Наталья продала кое-что из украшений, сняла квартиру попроще и опять занялась фрилансом, теперь она уже довольно цынично и нагло позиционировала себя фотографом и художником высшего разряда, жила на фулл-тайме и откровенно издеваясь отшивала мимокрокодилов.

 Была опять осень, Наташа сидела в бургер-кинге с ноутом, теперь она решила стать еще и журналисткой и русско-финским переводчиком, по этому в сети приходилось висеть непрерывно. Напротив за пустым столиком сидел женственный мальчик лет шестнадцати, с неряшливо недосмытой подводкой глаз, крашенными прядями и глупыми эмосвкими сережками в ушах. Весь мокрый, тихо всхлипывал и грел руки о стакан чая.

 Наталья пересела к нему: - Как тебя зовут няша? Ты не плачь, все нормально, тебе негде ночевать?
- Родоки… спалили… А ты кто?…
- Не важно. Бери рюкзак свой, поехали ко мне, все нормально, тебе есть чего купить? У меня в машине свитер сухой есть, поехали, все будет хорошо, не плач…
 
 Не дожидаясь согласия мокрого вялого существа, Наталья схватила ее холодную руку и повлекла за собой.