До чего доводит любопытство

Каждое утро по дороге в школу, я встречаю одну и ту же женщину. Приблизительно, по возрасту, она мне уже и в бабушки годится, впрочем, этот факт мы опустим. У администрации школы узнала, что зовут ее Елена Ивановна. Она вместе со мной ходит в школу. Нет, вы не подумайте, не в том смысле «ходим вместе в школу». Она ходит в школу, преследуя свои цели, а я потому… потому что так надо. Вот как-то так совпадает, что мы одновременно приходим в назначенное место. Мой школьный день начинается именно со встречи с ней. Утром тяжело изобразить на своем лице улыбку, поэтому всю свою доброжелательность я выражаю мягким тоном при приветствии. Отвечает она мне четким, бодрым (что не характерно для утра) голосом, на этом и расходимся. Должно быть, вы уже успели подумать, что она учитель, но это не так. А вот кто она, об этом чуть позже…
Проснулась, на календаре вторник, выбора нет – надо идти в школу. За окном зима, а идти порядка 1,5 км по сугробам, и от этой мысли еще хуже. Вдруг, оптимист в моей голове попытался уладить ситуацию, сказав, что это очень классно – слышать под ногами хруст снега, вдыхать холодный воздух, встречать по дороге родителей, которые везут своих детей на санках, наслаждаться зимним пейзажем. Перебил рассуждения о зимней романтике реалист, явно подметив, что лучше поспать еще хотя бы 20 минут. Собрав всю волю в кулак, набравшись сил, быстро выбралась из-под одеяла и оделась. Далее, маршрут «душ ; чаепитие ; уборка комнаты» прохожу с закрытыми глазами, ибо все еще надеюсь досмотреть свой сон. Вышла на улицу, выдохнула от бессилия перед ситуацией и поплелась в школу с едва приоткрытыми глазами. И вот наконец-то на горизонте показалось здание школы! Еще всего несколько десятков метров и я буду в тепле. Заходя на территорию школы, так торопилась, что даже не обратила внимание на чье приветствие ответила. Но все же решила оглянуться и посмотреть, с кем поздоровалась, интересно ведь. До чего же я была удивлена, когда увидела перед собой бодрую, полную сил и энергии женщину (ту самую)! Ей что, совсем ничего не стоило вставать по утрам? Какая это неведомая сила могла ее заставить бодрствовать в столь ранний час? Вопросы, конечно, меня очень волновали, но для утра это были слишком тяжелые мысли, поэтому я тут же переключилась на то, чтоб вспомнить, какой у меня первый урок.
Прошел этот тяжелый день, за ним еще один, и еще, так проходили целые недели, а меня все еще не отпускало дикое желание подробнее узнать о той женщине, которую я так часто встречала. Я знала ее имя, фамилию, приблизительный возраст (но об этом не принято толковать вслух), а вот то, зачем она ходила в младший корпус школы каждый день, для меня оставалось загадкой. Несколько раз я собиралась сходить, разузнать все, чтоб успокоить свое задетое любопытство, но все меня что-то отвлекало. Элементарное дело: выделить одну перемену, дойти до младшего корпуса школы (что не более двух минут), подняться на 3й этаж, а там уже ориентироваться по ситуации. Здание, в котором учатся младшие классы, не такое большое, поэтому, путем исключения, я вычислила кабинет, в который ежедневно приходила эта женщина. Как я не старалась, я не могла вспомнить, что находилось в том кабинете. Хоть я училась и на 2м этаже, но все же, отлично знала предназначение каждого кабинета в корпусе. Это еще больше интриговало, у меня не было ни малейших предположений.
Не удивительно, почему во мне проснулся «Шерлок», каждый день я чувствовала острую необходимость как-то разнообразить свою жизнь. Поймите, когда каждый последующий день не очень отличается от предыдущего, это имеет свойство надоедать. Я знала свой день наизусть: знала, как и что мне ответят на вопрос, знала наизусть выражения, которыми пользуются окружающие меня люди, с точностью до слова могла предугадать следующие реплики, которые слышала каждый день, а на определение настроения человека мне было достаточно и тридцати секунд. Чем дальше, тем морально труднее мне было переживать эти пять дней. Казалось, будто один день записали и прокручивают 5 раз, меняя только даты. В какой-то период, мне показалось, что это не закончится никогда, что я начинаю сходить с ума от этого всего, благо, от депрессии меня тогда спасли каникулы. У меня было время отвлечься, набраться сил и ярких впечатлений.
Выйдя с каникул, я дала себе слово на первой же недели во всем разобраться. В понедельник, честно говорю, было вообще не до этого. А вот во вторник я точно решила сходить. Выбрала самое удобное время – на большой перемене, чтоб успеть все разузнать, и вернуться к уроку без опоздания.
Шла в школу по своему обычно графику, с точностью до минуты, и была точно уверенна, что вновь встречу Елену Ивановну утром. Так и случилось.
– Доброе утро! - на удивление мне, она поздоровалась первой.
– Доброе! – улыбнувшись, ответила я.
По привычке, она собралась идти дальше. Возможно, мысленно планировала сегодняшний день и настраивалась на работу (о которой я даже не знала), а может быть, думала о чем-то своем. Но тут я ее окликнула:
– Простите, а…
Елена Ивановнв оглянулась.
– Вы ко мне обращаетесь? – переспросила озадаченная женщина.
– Да. Я хотела бы узнать, до какого времени вы сегодня работаете, и можно ли будет зайти к вам после третьего урока?
Она как-то по-доброму улыбнулась, и у меня сложилось впечатление, что знаю я ее уже много лет и задала слишком официальный вопрос. Было заметно, что она не ожидала этого вопроса, но очень ему обрадовалась.
– Заходи, конечно! Буду рада тебя видеть.
– Спасибо, я приду.
На этом и разошлись. Мне было непонятно, что именно ее так обрадовало, но успокаивала я себя той мыслью, что через несколько часов я получу ответы на все свои вопросы.

И вот я уже перед кабинетом, еще не вошла, но уже все знаю. И все благодаря надписи на двери, которая раскрывает всю тайну в миг: «Комната поэта Троицкого». Теперь мне все ясно – Елена Ивановна оказалась рядовым музейным работником.
«Это и все?» - смутился шерлок в моей голове, от слишком быстрого исхода. «Хотя, с другой стороны, чего такого непредсказуемого я ожидала в своей тихой общеобразовательной школе?» - вдруг я вспомнила о месте своего нахождения. В тот момент я не понимала сама себя: когда передо мной какая-то неясность, я ночей недосыпаю, в стремлении избавится от нее, а когда избавляюсь – мучаюсь от чувства неудовлетворенности. Наверное, от этого я уже никогда не избавлюсь. Вот опять я отвлеклась от сложившейся ситуации.
Начала рассуждать здраво: передо мной уже нет никаких загадок, но войти я была просто обязана, если уж предупредила о своем визите. Скорее всего, она меня ждала и не прийти, было бы неприлично. Оставалось только придумать причину своего прихода. В тот момент я пожалела о том, что вообще предупредила ее о своем приходе, только проблем себе нажила, надо было еще повод придумывать. Но тут решение пришло само собой: я ведь впервые услышала об этом поэте Троицком. Решено было узнать у Елены Ивановны поподробнее о нем, и сказать, что именно интерес к поэзии привел меня к ней, выслушать небольшой объем информации и вернуться со спокойной душой к учебному процессу.
Я вошла. На мое удивление, кабинет был не таким большим, и представлял собой действительно уютную комнату поэта со свойственным ей творческим беспорядком. Эта первая ассоциация, которая пришла мне в голову.
Я была не единственной посетительницей этого мини-музея в тот день. На
диванчике у окна сидели две женщины. Та, что помоложе, была в очках, она обладала таким прожигающим взглядом, что за все время пока я находилась в кабинете, я старалась не смотреть ей в глаза. А вторая – намного старше (о ее преклонном возрасте говорили морщины и седина), она что-то поспешно записывала в свой блокнот. Это все, что я запомнила.
Елена Ивановна сидела за письменным столом слева от двери, они обсуждали какую-то встречу. Эти женщины были коллегами Елены Ивановны и, как мне показалось, давно знали друг друга. При виде меня, их разговор оборвался. Елена Ивановна представила меня этим женщинам и не успела сказать и слова, как на ее телефоне раздался звонок. Звонили ей из какой-то фирмы, сообщили, что привезли заказанную ею мебель для музея и просили спуститься на первый этаж, чтоб принять заказ. Елена Ивановна извинилась и вышла. Сказала только, что если у меня есть желание, то я могу ее дождаться, и добавила, что отлучается на несколько минут. Спешить мне было некуда, и я осталась.
Женщина постарше закрыла свой блокнот и обратилась к своей знакомой:
- Да, Женечка, не часто теперь приходиться наблюдать молодых людей в музеях. Раньше-то целыми компаниями приходили, интересовались, а сейчас… эх! И махнула рукой в мою сторону.
Мне стало неловко, ведь в действительности меня привело в музей мое разыгравшееся любопытство, а не та тяга, на которую понадеялась это милая женщина. На это обращение Женечка (с моей стороны было бы правильнее называть ее Евгенией) ответила:
- Антонина Павловна, мне кажется, что и раньше в этот музей приходили исключительно из сострадания к нашей общей знакомой. Время прошло, чувство сострадания потеряло свою силу, а Елена Ивановна оказалась единственным человеком, кто держится за этот музей.
- Нет, Женечка, ты ошибаешься. Андрюша был чудесным человеком, любил и уважал свою мать, был мягок, приветлив, добр, никогда и мухи не обидит. По первому же зову мчался на помощь к друзьям, поэтому они считали своим долгом помочь убитой горем матери после потери единственного сына. Они же и помогли ей создать этот музей, собрали всю его поэзию, оборудовали кабинет, сами собрали все необходимые документы, чтоб у несчастной женщины был хоть какой-то стимул продолжать свою жизнь. Друзья его тоже любили и уважали, а приходили не для того чтоб жалеть его старую одинокую мать, а чтобы чтить его светлую память.
От услышанного, я нечаянно выронила свою сумку из рук. Евгения и Антонина Павловна обратили на меня свое внимание, по их глазам я поняла, что они забыли обо мне. Точнее, о том, что кто-то еще находился в кабинете и мог их слышать. Я моментально покраснела, будто подслушивала. О волнения начали трястись руки, потеть ладони и сел голос. Я прохрипела:
- Простите.
Евгения ухмыльнулась. Я осмелилась переспросить:
- Так Елена Ивановна мать поэта Троицкого?
Этот вопрос я адресовала Антонине Павловне, но взялась мне на него отвечать Евгения:
- Да, милочка. И как вы могли об этом не знать, обучаясь в этой школе? Об этом же даже все городские газеты писали! В ее голосе звучал явный укор.
От стыда я готова была сквозь землю провалиться. Мне было стыдно, что я задала этот глупый вопрос, что придумала повод своего прихода, вместо того, чтоб сказать правду, и что оказалась невольным слушателем состоявшегося диалога. Я опустила голову, будто нашкодивший маленький ребенок. В мою защиту высказалась Антонина Павловна:
- Женечка, ну нельзя же так сразу на людей набрасываться с обвинениями. Осмелюсь вам напомнить, что до недавнего времени вы сами были не осведомлены. Хорошо уже то, что девочка интересуется, а вы своими резкими замечаниями можете отбить у нее эту охоту.
Евгения демонстративно отвернулась, а Антонина Павловна обратилась ко мне:
- Как тебя зовут?
Мне все еще стыдно было поднять голову, и я чуть слышно ответила:
- Алиса.
- Алисочка, помимо того, что Антонина Павловна мать поэта Троицкого, она еще и одна из основательниц этой комнаты поэта.
- Расскажите мне, пожалуйста, подробнее, мне интересно. – Попросила я.
- Если тебе действительно интересно, то слушай. Мы с Еленой Ивановной знакомы со студенческих лет. Сколько ее знаю, она всегда была тихим, спокойным, доверчивым человеком. Именно доверчивостью воспользовался ее муж, который, наобещал ей золотые горы и бросил ее с маленьким ребенком на руках. Тогда Леночка и получила первый удар жизни. Много еще неприятных ситуаций ей предстояло как матери-одиночке, но она мужественно со всем справлялась. Я всегда восхищалась ее стойкости, даже в самых трудных ситуациях она могла сохранять спокойствие и улыбку. Она работала ночами, и все ради своего единственного мужчины – сына Андрюши. Она окружила его заботой и вниманием, всю свою материнскую любовь отдавала ему без остатка, а он всячески ее поддерживал. Какой это был чудесный ребенок! В 14 лет он был уже абсолютно самостоятельным человеком: хорошо учился в школе, стал настоящим другом, был вежлив и обходителен со стариками, взял на себя весь быт – золото, а не ребенок! Андрюша с самого детства все свои достижения посвящал матери, и подарки ей делал изумительные, сделанные своими руками. Часто со мной советовался, что маме подарить. Я до сих пор помню его большие выразительные глаза, в которых читалась вся душа этого малыша. Чистая, непорочная душа. А в 16 лет стал кормильцем семьи и заставил мать бросить вторую работу. Уже по-взрослому разговаривал и совершал настоящие мужские поступки.
Нелегко складывалась их жизнь, но они смогли сохранить самое дорогое – тепло и любовь. Они понимали друг друга с полуслова и были настоящей крепкой семьей. Держались друг за друга, ведь больше у них никого на этом свете не осталось. А через месяц после того, как Андрюше исполнилось 25, Бог его забрал. Мне и до сих пор не верится, что мир потерял его. Такого теплого и доброго, с улыбкой матери. Верно говорят, что лучшие всегда уходят первыми.
Его сбила машина вблизи дома. Врачи сказали, что он не чувствовал боли и расстался с жизнью за считанные секунды. Честно говоря, мы думали, что Леночка не переживет этого удара. Она долго не разговаривала, все плакала. Угасала на глазах, видно было, что она хочет к сыну, хоть и не говорила этого. Мы с Андрюшиными друзьями по очереди ночевали у Леночки, ни на минуту не оставляли одну, чтоб она не наделала глупостей. Долгое время мы ничем не могли ей помочь, она ни с кем не разговаривала, почти не ела и потеряла интерес к жизни.
После почти месячного молчания, она попросила отвести ее в церковь. Как мы узнали позже, впервые за месяц Леночке приснился Андрей, и во сне попросил ее, как она сама говорила, «прийти к Богу». Мы исполнили ее желание по первому требованию. Она разговаривала со священнослужителем около пяти часов и вернулась совершенно другим человеком. В тот день она впервые полноценно поела. Для нас до сих пор загадка, что он ей такого сказал, что вернул к жизни. Мы месяц бесполезно за нее боролись, а он в несколько часов добился потрясающего результата. Через неделю Леночка собрала Андрюшиных друзей, чтоб они помогли ей перебрать его вещи. Именно тогда она и наткнулась на его дневник и тетради со стихами. Это находка не давала покоя Николаю – лучшему другу Андрюши, и он подал идею создать комнату поэта в школе, в которой Андрей учился и немало для нее сделал. Тем более, стихи очень хорошие, светлые, может и детворе будет интересно. Директор школы знал Андрея лично, поэтому с радостью пошел нам навстречу. Скоро будет двадцать лет, как Елена Ивановна живет светлой памятью о сыне.
На моих глазах навернулись слезы, мне трудно было говорить, но дрожащим голосом я выдавила из себя фразу:
- Я пойду, уже звонок на урок...
Я так и не договорила, резко повернулась, чтоб женщины не видели скатившихся по моему лицу слез, и вышла. Наверное, они и так все поняли. Ни на какие уроки я больше не собиралась идти, просто мне нужен был предлог, чтобы уйти. Закрыв за собой дверь кабинета, я уже точно знала куда пойду. Я вдруг почувствовала, что мне срочно надо домой, к маме, в тот момент я хотела ее видеть как никогда.
Я очень быстро добралась домой и всю дорогу торопилась. Зайдя в дом, бросила сумку у порога, подошла к маме, обняла, будто не видела несколько лет, и из последних сил прошептала: «Я буду самой лучшей, мам». Не объясняя больше ничего, легла спать.
С того момента немного изменилось мое восприятие мира, за что я благодарна своему любопытству.

(Анастасия Ковалева)