ПАПА 2

Мой папа был учёный, физик, кандидат наук, работал в ИФА АН СССР (Институте физики атмосферы Академии Наук СССР). Он занимался турбулентностью. На эту тему он и написал свою диссертацию. В шестидесятые годы физика была очень модной специальностью. Тогда, все молодые мужчины хотели был или физиками, или поэтами. В обществе шло обсуждение темы «Физики-Лирики». Кто больше востребован в обществе? За какой специальностью будущее? Что должно изменить мир? Поэзия или наука? Папа был на взлёте научно-технической революции.

Но мой папа был диссидент-подписант. Когда «хрущёвская оттепель» закончилась, был известный суд над Даниэлем и Синявским. Всё общество было в шоке. Тогда учёные Академии Наук написали открытое письмо в ЦК КПСС. Ученые даже не требовали освободить писателей, они только просили сделать судебный процесс открытым, гласным. Мой папа тоже подписал это письмо. Но в результате письмом занялся Комитет. Комитет действовал скрытно и осторожно, всё-таки письмо подписали известные люди, академики. На Лубянку подписантов стали вызывать по одиночке, и предлагали отказаться от своей подписи. Тогда обещали амнистию. Мой папа не стал отказываться от своей подписи и попал в чёрный список. Его перестали выпускать за границу. До, этого он только один раз на научном судне проплыл по Средиземному морю. Наука – это такая сфера деятельности людей, которая требует международных контактов. Учёные, чтобы продуктивно работать, должны обмениваться информацией, опытом, результатами экспериментов, мыслями, идеями… Наука не знает границ. Моему отцу присылали приглашения по работе со всех концов света, из Европы, из Канады, из Японии, и даже из Австралии. Даже Жак Ив Кусто прислал моему папе персональное приглашение на свой средиземноморский буй. Папа работал, а с результатами его работы ездили другие люди. Папа только переписывался двадцать лет с мировыми учёными. И только во время перестройки папу реабилитировали, и он поехал первый раз на работу в Америку…

Теперь немного о грустном.
После окончания института я по распределению попал на стройку, где отработал три года. Стройка находилась в Замоскворечье, напротив Кремля. Там же в Замоскворечье находился папин институт. Я иногда заходил к папе на работу. Однажды, у меня ехала крыша, но я решил сходить к папе в гости. Я даже не стал переодеваться в цивильную одежду, а так в строительной робе и пошёл. Папа ошалел, когда я пришёл к нему. Я был в маниакале, громко разговаривал, жестикулировал. Папа посмотрел на меня, вышел со мной в коридор и сказал: «Ваня, приходи ко мне домой, а на работу лучше в таком состоянии не приходи». Я вышел на улицу, подошёл к какому-то углу, уткнулся носом и горько заплакал. «Мой отец меня стыдится! Но я же не виноват, что я – шизофреник!»