Солнечный день в Славонии

1942 г.

Полыни зной нипочём: знай, тянись жилистыми стеблями к выцветшему небу. Всё поле заросло – только и остаётся брести по колено в траве, глотая разлитую в воздухе горечь.
Гимнастёрка прилипла к спине, давно спеклась корка крови на лбу. Даже волосы не отдерёшь.
Хоть бы самую малость смочить горло. Хоть бы глоток. А что там впереди, за ивами, не деревня ли?
В дома, вообще-то, соваться опасно. Вместо своих там могут оказаться красные – как раз и угостят тебя пулей на обед. Но единственный ручеёк, на который удалось набрести, давным-давно пересох до дна.
Уж лучше рискнуть, чем и дальше жариться, как на адской сковородке. Вон она, ограда, а прямо за ней – сруб колодца. Невысокая женщина в цветастом платье через силу крутит ворот.
Худая больно, но ноги девически-стройные, и плечи ещё не потеряли нежной округлости. Ниже пояса змейкой спускается смоляная коса.
- Эй, красотка, напиться не подашь ли?
Она вздрогнула всем телом – вода, плеснувшая через край, окатила босые ноги. Вишнёво-тёмные глаза затравленно скользнули по белым лилиям у него на погонах.
- Сейчас, - потянулась, вновь опуская бадью. Его ладонь легла на тёплые доски сруба, накрывая тонкое смуглое запястье. Молодая женщина попыталась отдёрнуть руку, под чёрными ресницами сверкнули искры досады:
- Шли бы вы своей дорогой.
- А не слишком ли ты смела на хорватской земле? – усмехнулся он, крепче, до алых отметин сжимая её кожу.
- Земля такая же наша, как и ваша, - процедила она сквозь зубы. – А может, вас тут и вообще быть не должно.
За такие слова полагалось по меньшей мере наставить синяков. Но уж слишком хотелось пить, и он жадно глотнул прямо из бадьи.
Блаженная прохлада обдала иссушенную глотку. Но этого было мало, совсем мало. Он пил и пил, едва отрываясь, чтобы вдохнуть. Сербиянка могла бы уже давно убежать, но она стояла в тени ивы, насмешливо поглядывая на него.
Наконец он утерся рукавом. За шиворот сползала струйка воды, приятно щекоча кожу.
С беззлобной ухмылкой он протянул девушке бадью:
- Будешь?
- Я уже напилась.
- Как зовут-то тебя, язву такую?
Она передёрнула плечами:
- Анастасия Мачка.
Мачка… Маленький, по-кошачьи приплюснутый нос, угловатое неправильное личико, едва приметная ямочка у подбородка… Огромные, брызжущие светом глаза-вишни…
- Стана! – выдохнул он. – Стана из красного дома!
Её брови изумлённо приподнялись:
- Простите?
- Да разве ты не помнишь меня? – мозолистые пальцы вновь стиснули её руку. – Ну, я же тебя из гимназии встречал! По Саве мы ночью катались, лодку чуть не перевернули! А ещё я тебе конфеты…
- Славен? – она прижала ладонь к щеке. – Неужели правда ты?
- Так и я тебя сперва не узнал! Была-то пуговичкой совсем, вот такусенькой была.
- Сам-то мне до макушки не доставал, - фыркнула она. – Надо мной все девочки смеялись: тоже, нашла кавалера.
- Это только из-за твоих каблуков. – Славен состроил нарочито обиженную физиономию, и она тихонько хихикнула.
Присев на край сруба, он подвинулся, давая место ей.
- Мне и в голову не приходило, что я здесь тебя найду.
- Да уж, свалился с неба. Как тогда, в первый раз.
- А, - его глаза блеснули, - когда я в ветках яблони сидел и смотрел, как ты домой идёшь из гимназии? Здорово я приложился о мостовую.
- Ох, я-то как напугалась!
- Визжала так, что прохожие решили: светопреставление началось.
- Я не визжала, - строго поправила его Стана. – Я всего-навсего вскрикнула.
Он покаянно наклонил голову:
- Прости, Стана. Забыл, что барышни не визжат.
- Тоже мне, нашёл барышню, - вздохнула она. – Я давно уже здесь живу, в деревне.
- Поди, и жених есть?
Стана мотнула головой:
- Усташи* убили.
Славен опустил подбородок на руки, провёл носком сапога по примятой полыни.
- Не жалей меня, - быстро сказала она, обхватывая пальцами его ладонь. – Я сама не из жалостливых. У тебя-то есть невеста?
Слабая улыбка коснулась его губ:
- Так никого и не нашёл, чтоб походила на тебя.
- Зачем же ты к усташам пошёл? – она досадливо скривила губы. – Повластвовать захотелось, покуражиться?
- Вообще-то, - буркнул Славен, - это долг каждого – защищать свой народ.
- Свой народ? – Тёмные глаза полыхнули гневом. – Да какая же выгода хорватам от фашизма? Отличную приманку сделал для вас Гитлер: скажи вам только «Свобода!» - и вы броситесь под огонь.
- Стана, ты не понимаешь…
- Это ты не понимаешь ни черта, - она сердито отвернулась. – Погоди: он перебьёт нас вашими руками и пустит в расход вас самих.
- Стана…
- А мы? Разве мы ваши враги? Мы всего лишь защищаемся.
- Надо было потолковать об этом с парнем, который поджёг мой дом, - хмыкнул Славен. – Может, он и не хотел ничего плохого? А я-то, дурень, снёс ему башку.
Стана сцепила пальцы на коленях.
- Славен, у меня уже голова кругом идёт. Свои, чужие, немцы, хорваты, четники, партизаны… Кому улыбаться, кому угождать, а от кого в погребе прятаться – не понимаю. А помнишь, как было раньше?
Протянув руку, он осторожно коснулся густых сплетённых прядей.
- Раньше у тебя косички едва до плеч доставали.
- А ты так и норовил с ними поиграться, - с губ Станы сорвался слабый вздох. – Зачем ты уехал в Загреб? Я до самого лета думала, вернёшься.
- Я и хотел вернуться, - пробормотал он, отводя взгляд. – А потом завертелось как-то…
- Ладно, - она поднялась, пыльный ветер тяжело захлопал подолом ситцевой юбки. – Иди. Тебе, наверное, торопиться надо.
- Успею. Вот что, Стана…
Проведя ребром ладони по лбу, он выдохнул:
- Завтра здесь будет карательный отряд. В этом квадрате партизан ищут.
- Зря ищут, - хмыкнула Стана. – Мы сами-то не каждый день обедаем – не хватало ещё красных содержать.
- Короче, я сказал, а ты услышала. Дальше уж дело твоё.
Поднявшись, он хлопнул ладонью по тёплым доскам.
- Спасибо за воду. На всю жизнь, кажется, напился.
Она через силу улыбнулась:
- Не за что. Далеко тебе идти?
- Надеюсь, что нет. Умаялся что-то по жаре. Дойду до рощи, - он махнул рукой в сторону березняка, - сосну чуток.
- Хорошо, - она наклонила голову.
- Поцеловать-то тебя можно напоследок? – в уголках жёсткого рта мелькнула мальчишески-несмелая улыбка.
Поколебавшись секунду, Стана шагнула к нему. Приподнялась на цыпочки, закинула руки ему на плечи, прижимаясь ртом к горьким, пахнущим полынью губам.

***

- Чего он хотел-то от тебя? – брат, а по совместительству командир отряда тревожно вглядывается в её лицо.
- Водички попить, - пожимает она плечами. – Полведра выхлестал.
- И поделом ему, крыса усташская. Но вот что: как бы тела его не нашли до завтра.
- Не должны, - роняет Стана, - яд действует около трёх часов. Завтра сюда придут каратели, и вот тогда…
- …мы их напоим от души, - посмеивается брат. – В домах-то все водой запаслись?
- Я вчера предупредила.
Хлопнув её по плечу, он направляется в дом. Тихо шуршит под ногами высохшая трава.
Стана сидит у крыльца, уткнувшись лбом в колени. Бьётся, жужжит в висках одна-единственная мысль: почему на погоны смотрела, не на лицо?
Вот такусенькая была, пуговичка… а ты ещё ниже был… а потом взяли и выросли. Как-то вдруг. Неожиданно.


------------------------
*Усташи - члены фашистской организации, находившейся у власти в Хорватии в 1941-1945 гг. Союзники А. Гитлера.