Погоня за королевскими штанами гл. 4, 5

Глава четвертая
НОЧНОЕ ПОКУШЕНИЕ

Смешно до полного омерзения. Второй день пошел после того, как я обещала, что найду бриллиантовое исподнее убиенной революционерами Франции королевы.
Бедная женщина. Она просто хотела жить. Быть счастливой. И не с толстяком Луи. Не удовлетворял он страстную, огненную любительницу носить на голове по десять кило искусственных волос с вплетенными кораблями, корзинками цветов и прочими извращениями.
Историки пишут, что французская Маша -Аня была отвратительной женой, плохой мамой, лживой подругой. Но кто знает, велика ли в том правда?
Обо мне  тоже говорили, что я бросила мужа.
А это он был несостоятелен, как супруг. Изображал из себя ребенка. Даже сюсюкал порой:
- Стеллочка, муженька хочет пельмешек по-сибирски в постельку.
Пельмени мама научила делать. Готовила. А то как?
В постельку?
На кухню, дорогуша. 
Через полгода – не сошлись характерами, и привет.
Вдруг, супруга Шестнадцатого тоже в постельку там всякого кофею подавать не желала? Не мне ее судить. Срубили несчастной головушку. И надо же, кто-то стянул с нее панталончики и продал собирателю личных вещей царственных особ.
- Стелла!
- Слушаю вас, Вера Степановна.
- Меня ночью хотели убить.
- Звучит, как в мексиканском сериале.
- Смеетесь?
- Нет, что вы. Так, вырвалось.
- Ладно, я немного успела с вами познакомиться, буду снисходительнее.
- Премного благодарна.
- Стелла!
- Спасибо, вы меня тоже нервируете.
- Извините.
- Да ради Бога.
- Вы получили деньги на расходы?
Накануне на мой счет пришла  сумма в пятьдесят тысяч рублей.
- Банк сообщил.
- У меня есть сведения о Мастерской Люси. Мои панталоны  там, уверена.
- На все сто?
- На все триста. Не могли бы вы приехать? 
- Через час.
- Буду ждать.
В час я не уложилась. Застряла в пробке и потеряла на дорогу полтора.
Моя красавица в возрасте была растрепана, несчастна. Она оказалась в компании с Павлом. Вид у него был тоже не ахти.
- Еще что-то случилось?
Павел, как и его «тетя» не слышал о выражении «Краткость – сестра таланта». Начал издалека, хотя все мы понимали, что время не ждет.
Итак…
Накануне он переехал в квартиру отца. Еще раньше перевез вещи. Галина оставалась в больнице, после операции дня три-четыре полежать придется. Поэтому детей ее он взял с собой. С ними – их скороспелую няньку-гувернантку, которую предложила Галя, когда легла в больницу. Звали женщину Зоя Горевская. Она подвернулась случайно. Разина устраивалась на место выписывающейся  пациентки. Разговорились.
Зоя пожаловалась, что трудно ей придется. От мужа давно ушла, лучшего не нашла. Не нашла и лучшей доли, бросив работу в школе. Учила она детей раньше  русскому и литературе, подрабатывала по вечерам тренером по фитнесу в спортивном клубе. Не густо было. А муж, бывший офицер, получал копейки, начал пить. Ей удалось устроиться парикмахером по протекции подруги. Вроде бы наладилось. От супруга сбежала, комнату сняла.  Вдруг закрыли салон красоты, где она надеялась закрепиться надолго. А теперь?! Ни протекции, ни места хорошего, ни-че-го. В школу снова не кайф. Придется к матери уехать в Целину, но так не хочется пустой возвращаться. Сбережений нет, все на оплату жилья да на шмотки тратила. Разве что на блошатник идти, вещи свои распродавать.
Не успела Зоя из палаты выйти, как Галя с будущим мужем по телефону договорилась: возьмем приличную женщину, педагога на пару недель за детьми присмотреть, а там она найдет себе работу. Павел только «за», не ему же бросать дело и за ребятами глядеть…
В общем, понравилась Зоя Мельковскому не меньше, чем Гале: красивая, обаятельная, скромная. Прописку показала, дипломы: один университетский, другой пединститута. Ничего личного, для дела подходящий человек.
Итак, переехал вчера Павел в отчий дом, помогала перевозить самые необходимые вещи Зоя. Он остался ночевать, женщину отправил к детям. А сегодня утром поехал за ней, Костей и Мартой.
Дети сказали, что Зоя не возвращалась. Ночевали они одни.
Это было очень странно, потому что все прошлые дни нянька исправно выполняла обязанности, ухаживая за своими подопечными. И дети к ней быстро привязались.
Павел заподозрил неладное. Погрузил ребят в машину, заехал домой, где жил с Розой и с Лидой, находившихся в обществе  сиделки и домработницы. Он хотел взять быка за рога и забрать к себе Лиду. Еще раньше намекал на совместное житье без матери. Но девочка отказалась. Отца любила, но с матерью расставаться не хотела, жалела ее.
Короче, Павел пока не говорил им, что отныне будет жить в родовом гнезде.
Собирался  решительно поставить точки над и почему-то именно сейчас.
Он больше не хотел возвращаться в опостылевший дом.
Но Дина сказала, что Лидочка будет в школе до самого вечера: кружок, тренировка. А Розе с самого утра неможется. Вызывали «Скорую».
Павел отложил исполнение приговора.
После этого поехал к себе. В квартире погрома не наблюдалось. Но то, что там были чужие, новый хозяин понял сразу.
Он протянул мне носовой платок. Не слишком чистый. Не удержалась, поморщилась. Мужчина извинился:
- Я нашел это в прихожей. Вчера, когда мы с Зоей уезжали, она в машине достала этот платок и вытерла лицо.
- Зачем?
- Снежинка попала в глаз… Значит, это она возвращалась сегодня в мою квартиру, уронила платок…
- Мало ли таких? Носовичок –то ширпотребовский, таких в любом лотке навалом.
- Помада…
- Что, помада?
- Она у нее весьма оригинальная. Вот, на платке осталась, видите?
Действительно, наблюдалось пятнышко. При всем желании я не могла определить его цвета. Однако было неприятно.
- Вы уверены, что это платок Зои?
- Стопроцентно.
- И вы от этого так возбудились?
Павел схватился за голову и чуть ли не завыл:
- Пропали деньги, полученные налом от заказчика. Я не успел отвезти их в банк.
Здесь пришла пора возмутиться мне:
- Вы что, бросили их в квартире?
- Да! Я привез их вчера, дурак набитый и положил в сейф. И не закрыл его! Идиот! Кретин!
- Зоя видела это?
- Нет. Она на кухне была, мы устали, собирая вещи, целый день ничего не ели. Зоя предложила приготовить омлет…
- Интересно, откуда в пустой квартире яйца, масло, мука?
Вера Степановна глубоко вздохнула:
- Да я их уже ждала, заполнила холодильник, чтобы чем-то помочь при переезде.
- А у вас что случилось? Рассказывайте.
Вера Степановна отчаянно помотала головой:
- Вы не поверите, Стелла… Боюсь, только посмеетесь над старухой.
- Ну, до старухи вам далеко… А раз вы еще пытаетесь кокетничать в такой ситуации, то все, наверняка, не так страшно.
Обухова поднялась, повела меня в спальню. Надо сказать, квартира ее была лишь немногим меньше соседской, а обставлена ничуть не хуже. Антиквариат, картины, дорогие вазы.
В спальне же оказалось довольно скромно. Более того – почти келья.  Не узкая, но и не широкая железная кровать с простым убранством, в настоящем неприбранным. Возле нее – тумбочка, низкая, с одним ящиком. Старинный комод, жесткое кресло. В углу – иконы. На полу коричневый, в тон всей мебели, палас.
Я сразу заметила следы от мокрых подошв обуви. Они вели к балконной двери. Были беспорядочны. Присмотрелась. Они шли от балконной двери до кровати и обратно.
Вера Степановна указала на край тумбочки. Он был отбит.
- Я не видела, кто это был. Темно. Проснулась внезапно, хотя никакого шума не слышала. Жутко страшно. Закричала. Увернулась от удара, едва увидела мелькнувшее надо мной что-то похожее на гантель, упала на пол, потеряла сознание. Когда очнулась, светало. Возле меня лежал деревянный уголок. Видно, преступник обронил свое орудие.
- Вы не нашли его?
- Нет. 
- Дверь на балкон была открыта?
- Плотно прикрыта, хотя я всегда немного приоткрываю ее на ночь в любое время года. Накидываю крючок и подставляю колышек. Кстати, на балконе тоже остались следы.
Точно. Четкие, не такие, как в комнате, где тепло размыло отпечатки.
Балкон больше напоминал террасу.
Он тянулся вдоль всей стены, был разделен низенькими перегородками.
Накануне вечером шел снег. Я легла в половине одиннадцатого. Он еще не прекращался. 
Я попросила Веру Степановну и Павла, последовавшего за нами, оставаться на месте и прошлась по террасе, перешагивая перегородки.
Человек, проникший в спальню Веры Степановны, очевидно, поднялся на второй этаж по черной лестнице, которой до революции пользовалась прислуга  Мельковских. Прошел мимо двух квартир.
Забрался в спальню. Потом так же удалился. Вокруг дома следов не было. Дворник успел очистить дорожки от снега.
- Павел, я просила подождать в комнате.
- Стелла, я знаю эти следы!
- Да?!
- Я их наблюдал вчера довольно долго. Такой рисунок на подошве сапог Горевской.
- А размерчик приличный, да и форма больше мужская.
- Горевская вашего роста.
Мужчина критически оглядел мою обувь:
- У вас 40-41?
- Увы, но здесь, похоже, не меньше 42-го.
- Так и есть. Зоя говорила, что у нее  когда-то была обморожена нога. После этого она всегда покупает обувь на два размера больше, чтобы можно было надеть под сапоги или кроссовки пару шерстяных носков.         
Что-то мне не нравилось в речи Павла.
Мы вернулись в комнату.
- Вера Степановна у вас что-то пропало?
- В этой тумбочке я хранила оставшиеся после отца ценности. Но, как я вам сказала, последнюю отдала на реставрацию Люсьене. Немногим раньше я продала  перчатки Анны Павловой. Сейчас в этом импровизированном сейфе хранится ерунда, вещицы, ценные лишь для меня.
- Что это, если не секрет?
- Бабушкина библия, ее бархотка с рубином, пелерина кружевная, пенсне. Память…
- Павел, а вы пытались разыскать Горевскую?
- Конечно. Мобильник не отвечает. А собственного жилья у нее нет. От квартиры она отказалась, жила у Галины. Сейчас дети пытаются до нее дозвониться. Но думаю, бесполезно.
- А вам не кажется странным, что женщина, совершенно не знакомая с Верой Степановной, проникла к ней в спальню, знала, что дверь не закрывается, в темноте нашла тумбочку, да еще зачем-то пыталась убить хозяйку?
У меня по этому поводу мысли в кучку не собираются.
Павел внимательно посмотрел на меня, поправил чубчик и с горькой усмешкой спросил:
- Вы подозреваете, что это инсценировка? Что я сам у себя украл деньги?  Да еще пытался в сапожках Зои, неизвестно как изъятые у нее, убить тетю Веру, которую люблю, как мать? Кстати, она мне все рассказала… Так, может, я замаскировался под отца, нанял убийцу для мачехи, которая могла бы стать моей женой? И тем самым довел его до смерти?
- Знаете, Павел, мне нравится детский анекдот…
- Анекдот?..
Они оба посмотрели на меня с великим удивлением.
- Да, анекдот. Мать забирает дочку из детского садика  и спрашивает ее: «Как  кушала сегодня? как спала днем? ни с кем не ссорилась? платьице не испачкала?»  Крошка качает головкой и говорит: «Воспитательница бы сказала, мамочка, что ты слишком много болтаешь». Это, извините, Павел, про вас. Вы несете ерунду. Я ни в чем вас не подозреваю…
- Пока?
- Пока. Но мне надо понять, разобраться. Согласитесь, очень много сомнительного в отношении Зои. Платок и отпечатки подошвы – улики… Не лучше ли вам обратиться в милицию? Думаю, мне нужно вернуть вам деньги, Вера Степановна.
Павел промолчал. А Обухова стала возражать. Уверяла, что доверяет мне, полагается на мою компетентность. Просила  ничего не рассказывать Оленику. Убеждала, что больше не опасается за свою жизнь, так как потенциальный убийца удостоверился, что у нее ничего нет.
- В  тумбочке.
- Что, в тумбочке?
- В тумбочке нет раритетов. Не уверена, что не будет попытки проверить все закоулочки, полочки, шкафчики в квартире.
Вера Степановна задумалась, но все же настаивала на своем:
- Стелла, считайте, что у вас прибавилось работы. И нужно сделать ее как можно быстрее.
Павел решился заговорить:
- Я тоже прошу вас, Стелла, заняться этим делом. Найдите того, кто под видом моего отца нанял Лотырева. Найдите Горевскую или того, кто за всем этим стоит. И драгоценности моей семьи. Обещаю, что хорошо заплачу. И буду во всем помогать.
Раздался звонок. Обухова пожала плечами, мол, никого не жду. Но пошла открывать дверь.
В квартиру влетела полненькая девочка с белокурыми кудряшками.
- Дядя Паша, возьмите. Он уже третий раз телебунькает.

Глава пятая
МОЛИТВА В ЦЫГАНСКОМ  СКЛЕПЕ

Это была Марта. Она протягивала будущему отчиму телефон.
Мельковский ответил.
Звонили из милиции. Некий старлей Волынцев обзванивал всех, кто записан в телефонной  книжке некой Зои Аркадьевны Горевской-Лотыревой. Никто не отвечал. Впервые  дозвонился.
- Кто вы будете Горевской-Лотыревой?
Павел с трудом справился с голосовыми связками:
- Она работает у меня. Почему вы спрашиваете? С ней что-то случилось?
- Увы.
- Что с ней?
- Скажите, как связаться с ее родными? В паспорте – прописка в Целине.
- Да, она оттуда. Но я никого не знаю. Муж ее в тюрьме. Да скажите же, что с ней?!
Волынцев оказался упертым типом. Он настоятельно попросил, чтобы Мельковский приехал в отделение. Естественно с ним поехала и я.
Вере Степановне посоветовала запереться в квартире до моего возвращения, выпить успокоительного и постараться заснуть.
Только по дороге я вспомнила, что не выяснила самое главное: почему она так уверена, что панталоны находятся в Мастерской? Какие получила сведения? И странно, она сама об этом не заговорила.
Я чуть отстала от Павла и заметила, что со спины он – копия отца. Такой же разворот плеч, короткая шея, те же завитки темных волос на затылке. И лицо его… Такие же густые брови, нос с горбинкой, узкая верхняя губа. Усиков, правда, нет, но немного грима и на некотором расстоянии его можно не отличить от Александра Павловича.
Соседа с первого этажа Павел мог и не знать или не помнить, он давно уехал от отца.  И посчитал, что хромать совсем не обязательно. Нет, Павел бы об этом не забыл. А вот пешком он вполне мог идти, не хотел светить машину. Нет, мне совсем не нравилась такая версия. Мужчина держался вполне естественно. Он не скрывал своей неприязни к отцу, отбившему у него любимую девушку. Но по нему не похоже, что он решился бы на жестокую месть. Сердце у него, видно, доброе. Пожалел и полюбил непривлекательную женщину с двумя детьми-подростками. Не мог до сих пор бросить больную жену, содержал для нее сиделку. Беспокоился о дочке. Считался, советовался, не забывал женщину, заменившую ему мать.
Павел вызывал у меня симпатию с первых минут знакомства. И я хотела, но не могла исключить его из числа подозреваемых. Тем более, что мотив у него был самый серьезный из всех мотивов: наследство. Он не только приобретал имущество, банковский вклад, которого просто не могло не быть. Сын получал и бизнес отца, так как был его единственным родственником. Дело у Мельковского -  весьма и весьма приличное. Его можно с прибылью продать.
Стоп, Стелла, стоп!
- Стелла, поспешите!
Я и не заметила, как стала топтаться на месте. Павел  садился в машину. Он явно нервничал. Я  устроилась на заднем сидении, с водителем в таком состоянии там безопаснее. Мне было некомфортно.
И Господь меня услышал. «Рено» проехал сто метров и прочно встал.  Водитель чертыхнулся, условно сплюнул и предложил взять такси.
В отделении МВД одного из крупнейших районов города, куда мы добрались сравнительно быстро, нас провели прямо к старшему следователю, капитану Евгению Павловичу Малинину. Там находился старший лейтенант Волынцев. И то, что мы услышали, было ужасно.
Зою Аркадьевну  рано утром нашли на кладбище, возле склепа цыганской семьи Бургуновых - Васильевых. Прямо у подножия двухметрового памятника Азалии Петровне Васильевой, считавшейся настоящей ясновидящей и колдуньей.
Убитая находилась в коленопреклонной позе, и издали казалось, что женщина то ли молится, то ли ищет закопанный клад.  Несмотря на зимний холод, на ней не было ни теплой одежды, ни обуви. Ограбили видно. Но на голове оставалась меховая шапка. Из-за ее бордового цвета  сразу не было заметно, что она вся в крови. Орудие убийства не нашли, но эксперты заключили, что женщину ударили тяжелым предметом по голове через шапку.
Странное преступление. Убийца или убийцы не очистили карманы. Там нашли ее паспорт, отключенный телефон и девятьсот рублей.
Я никогда не видела Горевскую, но согласилась поддержать своего нового клиента, пошла на опознание тела, ведь документы могли и подкинуть. Мало ли что произошло, в жизни и смерти такие повороты случаются!
Ошибки не произошло. Убитая на самом деле была  гувернанткой  Кости и Марты, бывшей супругой Лотырева.
Дело все больше и больше запутывалось…
Я подумала, что нужно через Оленика войти в контакт с Малининым и Волынцевым. Наверняка, мой друг майор знает их, ведь начинал он служить именно в этом отделении. Пусть прошло с тех пор много лет, Но капитан значительно старше Стаса. Возможно, они работали бок о бок.
Мне очень нужны были доверительные отношения.
Придется все рассказать Стасу. Но я же дала слово Вере Степановне, что буду держать ее заказ в тайне…
Есть!
Я просто скажу майору, что слышала о страшном преступлении на кладбище и очень интересуюсь, что же произошло на самом деле. Чисто профессиональный интерес  и только. Оленик давно привык, что я сую нос в милицейские расследования. Не упрется, расскажет. Не может он не знать о том, что творится в городе. Во всяком случае, пообещаю ему, что  отвечу откровением о том, что случилось со мной в Киеве на Красной Горке. В архивах будущего писателя это пробел.  Итак, решено. А потом когда-нибудь расскажу ему, как я искала панталоны Марии-Антуанетты.
Завтра же  загляну к майору на службу.
А сейчас  - быстро к Обуховой.
Павел решил сначала заехать к Гале в больницу. Завтра подругу должны выписать. Потом поедет домой. Дети не маленькие, но в чужой пока еще квартире  чувствуют себя неуютно. Сами себе приготовить обед не решатся. Хорошо еще, предупредил на фирме, что руководить несколько дней будет по телефону.
- Стелла, держите меня в курсе.
Я усмехнулась: хорошо бы этот курс наметить для начала. Впрочем, начну с Мастерской. Может, Обухова права. Она, наверное, уже отдохнула, успокоилась. К ней! К ней…
Неожиданно у дверей Веры Степановны я столкнулась с пожилым мужчиной. Среднего роста, худощавый, сутулый, и глазки хитрые такие. Увидев меня, он отдернул руку от дверной ручки. Несимпатичная личность и почему-то без верхней одежды.
- Вы тоже к Вере Степановне? – спросила я.
- По-соседски заглянуть хотел, что-то давно ее не видел, не слышал. События такие у нас… Вот я и подумал, не случилось ли еще чего? Позвонил, не открывает, вот я и подергал ручку-то.
Я позвонила сама. И буквально сразу же Вера Степановна возникла на пороге. Сосед растерялся:
- А что ж мне не открыли, Верочка?
- Простите, я в ванной была, не могла выйти. Да и звонка там не слышно. Что вы хотели, Семен Мартынович?
- Проведать вас, Верочка. Не заболели ли?
- Все в порядке. Но именно сейчас я неважно чувствую себя, извините.
- Хорошо, хорошо, увидимся.
Семен Мартынович! Это же тот самый сосед- понятой, который сообщил о «странностях Мельковского».
- Вера Степановна, не стоит обижать человека, так беспокоившегося о вас. Пригласите его на чашечку чая, - я подмигнула ей.
Но она не поняла, недовольно пожала плечами и не сдвинулась с порога.
Мне пришлось слегка подвинуть ее локтем, другой рукой ухватить уже повернувшегося к лестнице мужчину и не слишком ласково водворить его в квартиру.
- Входите, - запоздало и без всякого удовольствия произнесла Вера Степановна.
И прошипела мне в ухо:
- Что вы себе позволяете?
Я сделала шпионское лицо и зашептала в ответ:
- Так надо. Будьте вежливы и наведите его в разговоре на того «Александра Павловича».
Все получилось как нельзя лучше. Вере Степановне было лень устраивать чаепитие, возиться со всеми чашками, блюдцами, самоварами и чайниками. А, может, у нее просто не было чая, а кофеек сварить поскупилась. Впрочем, нет, что это я. Наверное, она это сделала с умыслом для достижения нашей общей цели. Обухова, без всякого сожаления, и довольно оперативно выставила на столик с гнутыми ножками бутылку коньяка и домашнюю наливку в хрустальном графинчике, тонко нарезанный лимончик, маринованные сливы и прозрачный, весь такой аппетитно масляный, сыр.
Семен Мартынович облизнулся:
- Умеете угостить, Верочка. Любитель я такого сырка, а о подобном коньячке и не мечтал.
- Вы не занимаетесь бизнесом? – поинтересовалась я.
Он рассмеялся. Хитрые маленькие глазки  его стали еще хитрее и меньше.
- Ну, какой из меня бизнесмен?! Заведовал в свое время пекарней. Заметьте, абсолютно честно. Капиталов не нажил. Теперь на пенсии, мне уже семьдесят стукнуло… Вы, наверное, намекаете на то, что живу в этом знаменитом доме?
- Угадали, Семен Мартынович. На пенсию и без капиталов, как вы уточнили,  за такие квадратные метры не расплатишься.
- Эту жилплощадь я купил десять лет назад. Очень уж мне нравились и место, и сам дом. А квартирка стоила много меньше той, которую я продал в центре Москвы. Столичную жилплощадь дали моему батьке, горкомовскому работнику. Его повысили в свое время и перевели в Москву из Ростова. А я вот решил вернуться в родные края. Жизнь здесь дешевле. У меня три большие комнаты. Мне и одной хватает, а остальные сдаю одиноким мужчинам. У меня трое жильцов, так что коммунальные услуги всегда оплачены… Ох, какой сырок, Верочка, прелесть.
Верочка подливала ему спиртное и бросала на меня гневные взгляды: мол, чего болтовню развела, давай к делу, напрасно, что ли я дорогущий коньяк расходую.
Я подала ей знак, чтобы она сама завела разговор о преждевременной смерти Мельковского. И очень быстро гость вспомнил о странном его поведении. И про  вдруг исчезнувшую хромоту:
- Притворялся, наверное, хитрец. Хотел пенсию по инвалидности заработать.
Обухова возразила:
- Саша никогда не бедствовал. Родители оставили ему немало,  у самого бизнес…
Мартынович заметно опьянел. Он все чаще смеялся:
- Глупости. Денег лишних не бывает. Наследство можно проесть, бизнес лопнет и все? Нет, пенсия надежнее… Но почему он не поздоровался? И еще очки…
Я насторожилась:
- Очки?
Кивнул:
- Именно. Я несколько раз заходил к Александру Павловичу. Первый раз – хотел познакомиться с соседями. Меня приняли, угостили чаем, но заходить в гости не пригласили. При мне хозяин несколько раз снимал и надевал очки. Прямоугольные такие, в золотой оправе. Второй раз - спросил книгу про комнатное цветоводство: я  на старости лет увлекся  кактусами. А у них, я заметил, повсюду книги. Открыл сам. Снова был в очках, в тех же…
Вера Степановна начала раздражаться. Она не понимала смысла нашей беседы.  Мы теряли время. Хозяйка  уже в который раз нервно пожимала плечами. Я показала ей два пальца: еще две минуточки. Но все же она сказала:
- Да, Саша был близорук, носил очки. Так что же?
Старик погрозил пальцем:
- Дома! На улицу всегда выходил без очков.
- Он их стеснялся, на работу надевал линзы.
- Ну, этого я не знал. Однако в тот раз Александр был в «хамелеонах». Совсем не подходящая сбруя для солидного дядьки за шестьдесят. Как корове седло. Но в первый  момент, я больше удивился тому, что он  пробежал мимо меня  и даже не кивнул.
Вера Степановна встала, неделикатно посмотрела на настенные часы и сказала:
- Мы так часто в своих мыслях проходим  мимо знакомых, не замечая никого вокруг. Потом, возраст, слабое зрение…
- Очки. Он не мог меня не видеть… Однако, мне пора. Спасибо за угощение.
Семен Мартынович, несмотря на опьянение, не мог не понять, что его спроваживают. Он тоже встал, поклонился и направился  к двери.
Вера Степановна предпочла не высказываться. И мы заговорили о Мастерской. Только это был еще более пустой разговор. На мой взгляд, даже глупый. Вчера днем она была возле пригородного вокзала. Там всегда полно цыганок. Отвязаться от них очень трудно. Знаю по собственному опыту. Обухова же всегда удачно избегала общения с ними. А вот вчера почему-то остановилась с одной молодайкой, дала ей полтинник и спросила:
- Скажи, найдется моя пропажа?
Та  грязными ладонями погладила рукава норковой шубки, и Обухова даже не отшатнулась. Стояла, как завороженная. Цыганка посмотрела ей в глаза и сказала:
- Обязательно. Пропажа твоя там, где ты думаешь. Далеко от тебя. Но похитят оттуда злые люди, потому что вещь дорогая, одна такая на всем свете. Успеть надо.
- Это квартира, дом?
- Нет. Вижу, работают там, и начальник – мужчина, старый уже, толстый.
Вера Степановна задрожала. Люся всегда делилась с ней новостями, событиями на работе, рассказывала о коллегах, ведь других подруг у нее не было. Директор Мастерской, действительно, был толстый, пожилой, строгий, но замечательный мастер и добрый человек.
- А скоро я получу ее в руки?
Цыганка засмеялась, кивнула головой и убежала.
Позже, уже дома, Обухова обнаружила, что из кармана шубы пропал кошелек с десятками. Специально держала, чтобы под рукой мелочь была, за проезд платить. Да, ладно, это ерунда. Вера Степановна поверила цыганке и попросила меня, не медля, отправляться в Мастерскую.
- Я и сама собиралась. Но нужен повод. Нет ли у вас какой-нибудь тряпки, похожей на ваши… раритеты.               
Она сразу догадалась. Бросилась к себе в спальню. Принесла бабушкину пелерину.
- Это венецианские кружева на бархате. Их возраст – лет сто. Никакой музейной ценности они не представляют. Но вещица стоила немало в качестве предмета дамского туалета. Видите, кружева в некоторых местах пустили дорожки? В нашем городе нет специалиста, который бы восстановил их. Кроме, конечно, работников Мастерской. Но там такие деньги за это возьмут, что ой-ой-ой. А для меня, как я говорила, это просто память. Берите, сделайте вид, что считаете пелерину, принадлежащей, скажем, кому-то из дам последних Романовых. Конечно, вас там в этом разуверят, но зато не заподозрят в любопытстве или в чем-то еще более подозрительном. Смутитесь, извинитесь, а там уже по своему усмотрению... Не мне вас учить.
Я уже начала соображать, что сделаю дальше с подачи Обуховой.
- Молодец, Вера Степановна. А насчет цыганки… Не слишком доверяйте гадалкам. Они говорят вам то, что вы хотите слышать. Не заметили, как они наводящие вопросы задают?
- Нет, - растерялась Обухова.
Но тут же нашлась:
- Ладно, Стелла, нам пора пообедать, а потом у меня еще дел много.
От еды я отказалась. Подумала, что, вот, подаст сейчас хозяйка на стол креветок в шоколаде, ананас в шампанском или супчик из свиных ребрышек с бананами и яблоками. Меня таким угощали однажды. Фу, вспоминать тошно. А есть на самом деле хотелось.
Ехать в Мастерскую поздно, так что отправлюсь к Ларисе Ильиничне и Елисею. Мамочка с  отчимом обрадуются и накормят деточку борщом, жареным мясом с картошкой и, возможно даже, тушеной капустой с грибочками.