Казачья вольница

От пылающих домов и деревьев было светло  как днем и жарко как в июле. По темному небу метались горящие стрелы и щепки. Крики слилась с шумом огня в жуткий гул. Татарские взвизги рвали воздух. Их лохматые кони взбрыкивали и задирали драные хвосты, совсем рядом. Мелькнули лисьи шкурки, блеснула сталь, татарин снес голову бегущему старику. Тело еще шатнуло и рухнуло в грязный снег.
Семен не мог больше терпеть, он выбрался из своего укрытия и понесся, не разбирая дороги, проваливаясь в сугробы, падал лицом в колючий снег и что-то горячее то ли кровь, толи кон-ский помет, он поднимался и снова бежал прочь, подальше от рыжего зарева и крика. Сзади по-слышался конский топот и улюлюканье. Татарин налетел сзади зловонный тяжелый, упал на плечи, стал душить. Семен повалился на спину, придавил татарина к земле и загнал нож ему в глотку по самую рукоять. Вонючая кривоногая лошадка так и стояла рядом. Семен схватил поводья, вскочил в седло и стал хлестать, бить  пятками в бока, пока она не пала у самых городских ворот.
-Татары!
Весь городок переполошился, забегали, бестолково запричитали, по¬хватали детей, узелки. Бежать! А куда? 0т конницы татарской куда в степи схоронишься, спрячешься. Старик Никифор  рубанул посохом по крыльцу.
- А ну  цыц! Тихо всем. Совет держать будем.
Собрались горожане вокруг крыльца, притихли, детей успокоили. Семе¬нов рассказ выслушали  молча. С ужасом затаив дыхание.
- Что делать будем, братья? - прогремел дед Никифор,  как набатный колокол.
- Бежать надо! - раздались испуганные голоса.
- Куда бежать, дурья твоя башка? Зима, морозы, куда ж ты с малыми детьми подашься. До-ма бросать запасы, что ж мы весной сеять станем, коли та¬тары все пожгут.
- Защищаться! Бить их, собак! 
- Гнать их, поганцев!
- Рубить псов!
Зашумел народ, заспорил, опять бабы заголосили, мужей жалко, дети захныкали.
- Мало нас. Не побить татар, одолеют они нас. Все одно помирать.
- Князя звать с дружиной!
- Правильно!
- Верно!
- Дружина большая, оборонит нас.
- Звать князя!
Никифор огладил седую бороду, задумался.
- Не пойдет к нам князь, идти далеко, да и городишко у нас мал. Что ему до нас.
Совсем народ сник. Замолкали все, задумались. Бабы детей прижали, будто прощаются. Пожевал дед Никифор губами, нахмурился, махнул боль¬шей темной ладонью.
- Никитку надо звать - атамана. Замерли люди, испугались.
- Да, что ты, дед, атаман - хуже татарина Лютый, говорят, аки дикий зверь.
- Где ж его искать теперь?
- Да он плату потребует!
- Заберет больше татар!
- Девок попортит!
- Закона он не знает!
- Ну, его чертяку!
- О плате договориться можно, - рассуждал Никифор. - Все не возьмет, чай наш не басурманин. Свои всегда договорятся.
- Какой он наш?! Нехристь! Турок, он, говорят! Лицом черен и серьга в ухе.
- Сколько он обозов наших пограбил! А? девки к нему бегут, не воротишь.
- Все, Егор,  простить не можешь, что твоя Марфа к разбойнику сбегала, - усмехнулся Никифор. - Так видно сам не хорош был. Турок, знать, лучше.
Мужики загоготали. Егор плюнул и отошел к забору.
- А все страшно Никитку звать. Больно своеволен, никого не почитает, закона не слушает, обозы грабит, - выступил вперед тучный, маленький, Василий Аникин в дорогой шубе и шапке из куницы.
- Ты что ж, Василий, за дочь свою опасаешься, - сощурился Никифор, - так ты ее в сундук спрячь и делов-то.
Народ снова засмеялся, и Аникин приосанился.
- А что мне бояться. Надо так и сам к атаману пойду.
-И не заробеешь? С ним, говорят, волк матерый ходит, кому атаман скажет, тому в миг глотку перегрызет, - подначивал дед Никифор, - пойдешь?
- Пойду и дары богатые понесу.
Когда подъехали к атаманову лагерю, стало Василию жутко. Чуть обрат¬но не поворотил. По лагерю ехали, все молитву читал, от казачьих взглядов глаза прятал. Тяжело смотрит вольный народ. У атамана шатер. Точно, турок. Зашел и ахнул. Ковры яркие  как луга по весне, шкуры медвежьи, - а это что за чудище на полу рыжее с полосами черными?! обошел опасливо, перекрестился. А хозяин расхохотался над ним, да так громко, что Вась¬ка аж шарахнулся и наступил таки на хвост рыжему чудищу.
- Спаси и сохрани!
- Не бойся, мил человек. Дохлый он, шкура одна. Этого тигра я у турка на базаре на пять соболей выменял, - весело пробасил хозяин.
"Такой гаркнет, так и свечи потухнут." - подумал Василии и принялся рассматривать Никиту. "Молод и здоров детина, в хату войдет,  тесно станет. Са¬мое место ему в степи. А не турок, ведь, глаза синие. Волосы как рож спелая. Вот наши удивятся. Это, кто  волк его? Рыжая псина, морда глупая, хвост крючком. Тьфу ты!"
- Что молчишь, куманек, садись, рассказывай, зачем пришел.
- Дары я тебе принес богатые, атаман, - спохватился Василий. - Хотим звать тебя с казач-ками постоять за наш городишко, против татар. Сов¬сем одолели проклятые, житья от них нет.
- Что ж,  отдохни с дороги, поешь пока,  а я пойду с ребятами потолкую. Может и помогу в беде вашей.
В городок казаки вступали как хозяева. Надменные, спокойные взирали со своих длинно-ногих коней на испуганный люд. Подмигивали бабам, дарили деньги детишкам. Атаман ехал впереди всех на громадном вороном коне,  а рядом весело виляя хвостом трусил его рыжий пес. Принимать их решили на дворе Василия Аникина, у него дом самый большой  да богатый. Спешились казаки во дворе, приняли хлеб, соль. Стал им Василий речь хвалебную говорить дескать на них вся надежда. Они только и могут оборо¬нить родную землю от нехристей татарских. Вещает, сам на себя любуется, казаки слушают, улыбаются, в  усы кивают. А атаман стоит скучает, потом поднял глаза и уставился на окошко. И не зря уставился, дочь Аникина, что советовали в сундук спрятать, вышивает у окна и знать ничего не знает. Она у Василия красавица, косу золотую через плечо перебросила, брови нахмурила, нитку поменяла, на работу полюбовалась, улыбнулась весело, в окно посмотрела. Увидела атамана, перепугалась, пяльцы выронила, иголкой укололась, вскрикнула, покраснела вся и убежала.
Никита расхохотался, глядя на ее ужас. Василий выпучил на него глаза ничего не понимая.
- Прости, Василий Семеныч, не хотел тебя обидеть, только зачем ты от нас дочь свою спрятал?
- Я да,  э... Проходите, гости дорогие, в дом, там уже и столы накрыты.
Пришлось Василию звать Настасью, чтоб она по обычаю гостям за обедом прислуживала. Заметил он, что атаман с нее глаз не сводит, и совсем аппетит потерял.
Казаки расположились в городе, расставили посты, начистили оружие, а татар все не было. Уже и ждать устали, расслабились, заскучали. Никита от нечего делать в кузницу подался помогать.
Вечером вышел из жаркой кузни на мороз, потянулся.
- Хорошо. Слушай, Егор, а правда, что твоя жена с моим казаком убежала?
- Правда, - поморщился кузнец.
-Ты что ж бил ее?
- Бывало, а как без этого.
- Может вернуть, а то плохо небось одному и поколотить некого? – лукаво спросил атаман.
- Не, - протянул Егор, - Я вот новый дом дострою и снова женюсь.
- Это на ком же?
- Да на Васькиной дочке и женюсь. Он мне уже обещал.
- А она?
- Что она? Как отец скажет, так и сделает. В это лето отстроюсь и по осе¬ни и свадьбу сыграем. Васька богат, я не нищий, хорошо заживем.
- И жена красавица.
- Не  без того, - важно согласился Егор.
- Значит, осенью, - пробормотал Никита, хитро сощурившись.
- Чего говоришь?
- Хорошо, говорю женатому, а холостому - лучше. Ну, бывай здоров.
- Прощевай.
Расставшись с Егором. Никита свернул к дому Аникина. В темноте было видно только одно освещенное окно.
- Неужели все уже спят?
В светлом окошке показался девичий силуэт. Настасья погасила свечу, и дом растворился в ночном мраке. Никита перемахнул через забор, влетал на крыльцо, осторожно потянул дверь. Не заперто. Шагнул через порог,  вытянул руки, медленно пошел вперед, тут же стукнулся лбом о притолоку, потер ушиб, нащупал стену, повернул, опять дверь. Приоткрыта. В доме тишина, сонный покой, сухое тепло от печи. Снова поворот, ступенька, еще, похоже лестница. Третья ступень высоко взвизгнула и застонала на весь дом.
- Черт!
Никита замер и затаил дыхание. Еще шаг, из-под ног бросилась кошка. Снова тихо. Лестница кончилась. Куда теперь.
- Васька, ты что ли?
Никита вздрогну всем телом. Этот еще что?
- Васька, - повторил скрипучий старушечий голос.
-Я это, я - отозвался Никита шепотом.
- Или не ты, - настаивала старуха. Она выбрела из-за угла и уставилась на незнакомца. Нет, не похож был этот богатырь на ее сына.
- Куда же ты, супостат, вобрался? К Настасье?
-  К ней, - честно признался Никита.
- Ишь, чего удумал, тать ночной. Нельзя, не пущу!
- Пусти, мать. чего другим нельзя, атаману - можно.
- Атаман, - старушка задумалась, может вспомнила чего. - А, Бог с тобой, - сказала она неожиданно, перекрестила Никиту и поплелась восвояси.
Атаман не стал терять время, через секунду он уже стоял перед испуганной Настасьей.
- Прости, коли напугал, лапушка моя, - шептал он нежно.
- Как же это, зачем ты здесь?
- К тебе пришел, лада моя, не могу без тебя больше. Коли не люб тебе, буди всех, прогони казака.
- Уйди.
Никита сделал шаг к двери.
- Нет, постой...
Настасья зарделась как яблоко, закрыла лицо руками, и смотрела на него между пальцами. Атаман шагну ближе, она поспешно отступила к стене и замерла, испуганно и восхищенно глядя на нежданного гостя.
- Почему боишься меня, лапушка? - ласково спрашивал Никита, обнимая ее за плечи.
- Дурной ты, страшный. Люди говорят, разбойник, душу губишь… Бога не почитаешь, - го-лос ее дрожал.
- Не слушай, что люди говорят, врут они, все врут, - повторил Никита, целуя ее волосы.          - Мне одному верь.
- Тебе верю, - чуть слышно пролепетала девушка.
- Хочешь, увезу тебя от отца, от Егора...
- Нет! Не могу я. Как батюшка решит, так оно и будет. Нет счастья без отцовского благословения. Батюшка уж все решил.
- Я заставлю его передумать.
Настасья закрывалась от поцелуев и все повторяла:
- Нельзя так, нельзя.
Утром, едва выбежав на крыльцо, атаман столкнулся с Василием.
-Ты пошто здесь так рано? - прорычал Аникин, мрачно глянув на гостя снизу вверх.
- Дело у меня к тебе. Василий Семеныч.
- Что еще, сказывай? - отошел подбоченился.
- Не отдашь ли за меня дочь свою? - выпалил Никита еще  и подумать не ус¬пев.
Василий сжал губы.
- Голодранец, нехристь, невесть откуда взялся! Дочь ему отдай! Ишь чего за¬хотел Порядку не знаешь?! Разве так добрые люди поступают?! Разбойник! Нет! Не пара моя Настасья тебе супостату. Не бывать ей в твоем шатре. За достойного человека ее отдам.
Во двор вбежала перепуганная баба.
-Татары!
Никита бросился к своим казакам. Татары налетели сразу отовсюду. Закидали горящими стрелами, завизжали, полезли на стены, посыпались, как осы - из дупла. Никита отправил горожан гасить запылавшие, крыши, быстро разделил своих людей, часть оставил на стенах, остальные вскочила на коней и галопом вылетели за ворота. Звенела и ломалась  сталь, сыпались стрелы, крошили черепа тяжелые палицы, падали люди. Все больше коней носилось без всадников, все труднее было двигаться среди трупов. Вокруг атамана на смерть дрались казаки. Никита хватал татар, поднимал из седел и швырял на их же копья. Сабля его сломалась у самой рукояти, выхватил у ко¬го-то палицу и продолжал крушить все, что движется.
Татары не выдержали, они не могли ожидать такого бешеного отпора. Небольшой их отряд был почти полностью истреблен. Но кочевники не привыкли уходить с пустыми руками. Не одолев силой, применили хитрость. Трем воинам удалось пробраться в крепость, чтобы открыть  для конницы ворота. Но брать город было уже некому. Остатки степного воинства быстро отступа¬ли от города. Не замеченные в суете пожара трое татар пробрались к само¬му большему дому, юркну-ли в конюшню, вскочили на не седланных коней и рванули со двора. С крыльца их увидела светловолосая девка, закричала. Один налетел, подхватил ее, на коня. Татары напали на охранявших ворота, порубили, потоптали конями, вырвались таки из города, исчезли в степи. Казаки ринулись их преследовать. А те, что потеряли коней, вернулись в го¬род, люди еще тушили загоревшиеся избы, все были в копоти, но все приветливо улыбались атаману. Он медленно шел по улице, пес радостно прыгал рядом, приветствовал хозяина – победителя. Сильно болело плечо, кто-то грохнул дубиной. Хотелось умыться и завалиться спать. Едва он зашел на двор деда Никифора,  где поселился, как увидел грозное лицо Василия Аникина. Ворота за спиной кто-то запер, двор был полон мужиков.
- Вот он - сучий сын! - прогремел Аникин
Другого приема ожидал атаман. Он остановился, не понимая, в чем дело.
-Не отпирайся, тать, я знаю, что это ты дочь мою татарам продал. От того они и ушли  быстро. Сколько они тебе дали, урод?! Хватайте его!
На Никиту навалились всем скопом, он рванулся было, да мужиков так много, а он так ус-тал. Атамана заперли в погребе, навалили на крышку огромный сундук.
Василий требовал расправы:
- Повесить его! Повесить!
Но дед Никифор сказал с важностью:
- Мы, чай, не звери, должны сперва разобраться. Суд будет.
- Когда? - насторожился Аникин.
- Завтра, - решил Никифор.
-Нельзя завтра, сейчас надо! завтра вернуться казаки, отобьют своего атамана. Так и не дознаемся правды.
- Ну, хорошо, собирай людей.
Никите наскучило сидеть в духоте, он потянулся да и вынес крышку погреба вместе с сундуком. Вышел во двор, а тут уж весь городок столпил¬ся. Василий Аникин с крыльца руками машет, свою правоту доказывает.
- А сегодня утром я встретил его на своем крыльце, говорит, что пришел руки моей Настасьи просить. Это он-то, тать окаянный, да разве так просят. Я давно подметил, как он на нее глядит, может для себя и украл,  И не входил он в дом, а выходил. Чего татю там понадобилось?! 3нать, разведывал.
Никита взглянул на мать Васьки. Она стояла молча, на сына не смотре¬ла, головой качала несогласно. Утаила ночной грех.
- А что ты скажешь, атаман, в свою защиту, - обратился к нему Никифор.
- Все он врет, - рубанул Никита. - Одно верно, что дочка его мне приглянулась. А более не знаю, я город оборонял, не было меня здесь. Народ зашумел недобро. Дед Никифор задумался.
- Будем искать правду по закону по "правде", как деды наши и их деды… Разведите костер да найдите кусок железа. Коль сумеет атаман удержать железо каленое, значит его правда, не виновен он пред Богом и людьми.
Все зашумели одобрительно. Быстренько собрали костерок, сунули в него что-то. Когда подали ему кузнечными щипцами раскаленный метал, Никита уз¬нал в нем рукоять от своей сабли. Сколько раз согревал он ее теплом ладони, а теперь вот она его согреет. Протянул правую руку,  легла на ладонь "русская правда". В глазах темно, боль всего сковала.
- Клянусь, что говорил правду! Никогда еще атаман Никита не лгал ни людям ни Богу.
Бросил рукоять в сторону, народ шарахнулся в ужасе. Пес подошел при¬жался к ноге, атаман, погладив его тыльной стороной руки и пошел прочь...
На следующий день казаки привезли отбитую у татар  Настасью. Отец за¬пер ее и не выпускал до дня свадьбы  с кузнецом Егором.
А татары еще долго боялись атамана Никиту, что одной левой полки ко¬сит.