радуга

Москва, 1565год.
           Хмурое небо щедро поило землю июльским дождем. Крупные теплые капли стучали по листьям, пузырили лужи.
-Мокрота кругом, не дает выйти  в огород, - вздохнул высокий худощавый старик.
           Аптекарь царя Ивана IV, устало махнул рукой и отошел от окна. Вот уже двадцать лет Карл Циммер жил в Московии. Пригласил его еще отец нынешнего царя, Василий III не чуравшийся европейских премудростей. В его правление на Русь отправились многие заморские искатели приключений и карьеры. Да не все здесь прижились, Циммеру же было позволено устроить в городе специальный огородик, чтобы выращивать свои аптекарские травки.
-Все-таки гиблое здесь место!
           Немец недовольно сутулился, прятал в рукава, черного кафтана, худые длинные пальцы.
-Вы же сами говорили, отец, что в Европе дожди идут еще чаще.
           Сын Карла Циммера уже в России, мать его была дочерью московского посадника, дородная, краснощекая женщина, но Питер был похож на отца: светловолосый, сероглазый, с крупным носом, скуластый и улыбчивый. В свои девятнадцать лет, никак не мог раздаться вширь, и худой жердью сверху смотрел на своих крепких плечистых сверстников. Приятели ему часто предлагали померяться с ним силами и до слез хохотали, глядя на его тщетные попытки поднять одной рукой трех пудовую гирю.
-Говорил, и опять скажу, - крякнул Циммер, - ладно, дожди! Да разве где еще такие морозы бывают?! Воробьи на лету мерзнут! Нельзя доброму человеку жить в таких условиях!
-Да, как же, вы сами, тогда  живете уже столько лет?- упрекнул его Питер.
-Это не жизнь, - закашлялся аптекарь, - сущее мученье.
-Что ж вы не вернулись, не уехали отсюда?
-Дурак был, а потом куда я от вас с матерью поеду?  Марфа! – позвал Циммер жену, - ты б хоть печь затопила! Промозгло как в колодце.
           В  дверном проеме появилась хозяйка, грузная и рыхлая, как сдобное тесто. В широком красном сарафане и короткой бархатной телогрее. Нахмурила свои соболиные брови.
-Я от печи с утра не отхожу! Нежели можно обед приготовить не затопив?!   Все вспоминаешь свои камины, забыть уже пора!
-Не понять тебе, глупой бабе, что камины согревали мою молодость. Нет для человека дороже таких воспоминаний. Открытый огонь совсем иначе греет!
-Хошь на открытый огонь посмотреть?! Пойди в крестьянскую избу, где по-черному топят! Там тебе и огонь, и дым! Сколько душе угодно!
-Правду говорят, - зло буркнул Карл, - дуры бабы! Я ей про романтику, а она про дым!
-Бабы, может, и дуры, да куда вы без нас денетесь?! Неумехи! – парировала жена.
           Их перепалка могла бы тянуться еще долго, если бы во дворе громко, надрывно не залаял сторожевой пес. Всем разом забыли ссориться.
-Кого еще черти принесли? - нахмурила соболиные брови Марфа.
-Питер, ступай, погляди, кто там.
-Идите сами, это наверняка ваш, какой-нибудь пациент, опять со мной и говорить не станет.
-Ты как с отцом разговариваешь? – вскипел Циммер, - иди сейчас же!
           Питер неохотно подчинился, набросил плащ, отправился мокнуть под дождем. На крыльце он задержался, глянул на небо.
-До чего же надоела хмурь и сырость! Когда же начнется настоящее лето?   
           Словно в ответ на его вопрос, седая пленка облаков порвалась, открыв клочок ясного голубого неба и пропустила яркие желтые солнечные лучи. Серебряные нити дождя заискрили многоцветной радугой, ее расписное коромысло подперло и, словно подняло посветлевший небосвод.
-Вот чудеса! – ахнул парень, - красота-то какая!
           Он бы охотно стоял и любовался, на причудливое великолепие, да собачий лай мешал. Зашедшаяся злостью псина, дергала толстую цепь, рвалась к забору.  В калитку кто-то отчаянно тарабанил. Питер решил поторопиться.
-Видно, серьезное что-то стряслось, если подняли такой шум.
-Эй, хозяева! – донесся из-за забора детский голосок.
           Удивленный Питер поспешно отодвинул засов, открыл калитку. На него сразу налетела растрепанная девчонка лет десяти.
-Что так долго не открывал, помереть под забором можно, пока ты соберешься впустить!
           Платок на ее голове сбился, усыпанное веснушками лицо, выражало крайнее недовольство.
-Чаго стряслось-то, что так шумишь, - спросил сын аптекаря.
-Я от князя, господа ждать не могут!
-От чаго бы им и не подождать?!
-Экий ты сонный! Одна из княжон болеет, помирает, а он еле шевелится! – звонко возмущалась девчонка.
-Так что ж я могу поделать? – пожал плечами Питер.
-То ли дурак, то ли прикидываешься!  Где тут у вас лекарь? Зови быстрее! Ты вообще, бегать умеешь?
           Вовсе не за ее обидных слов  Питер со всех ног припустил к дому. Забежал в горницу, выпалил:
-Там от князя пришли, лекаря требуют.
-Странное дело, - подивился Карл Циммер, - видно совсем плохо, если своим знахаркам не верят, а зовут иностранца. Такое в первый раз.
-Лучше поспешите! – посоветовал Питер, - судя по посланнице, дело совсем плохо.
           Аптекарь собирался недолго, отряхнул потертый кафтан, да взял из угла свой тяжелый  сундучок, велел сыну:
-Со мной пойдешь, Бог знает, что там. Может и помощь понадобиться. Зря, что ли, я тебя учил столько времени.
           Присланная от князя девчонка, глянула на Циммера настороженно и подозрительно. А поняв, что и Питер пойдет с ними презрительно фыркнула, но объяснила:
-Хозяйка не хочет, чтобы вас видели.      
           Едва они ступили на мощенную широкими досками улицу, раздались громкие крики, улюлюканье и лошадиное ржание. Лекари и их проводница прижались спинами к забору.  Замерли в ужасе. Безудержным галопом мимо пронеслись царские опричники. Жуткие как черти из преисподний. Они  стегали лошадей, кричали, разгоняли прохожих. У самого лица Питера пронеслись, притороченные к седлу, метла и отрубленная собачья голова. Когда опричники адским видением унеслись прочь, все трое путников принялись креститься и шептать молитвы.
-Спаси господи, от царской напасти! – шептал старый Циммер.
-Они даже Москву поделили на опричнину, - тихонько рассказала девочка, - Арбат, Пречистенка, Знаменка и земщину. Наш князь батюшка в опричнину вступать отказался, как бы беды не вышло! Пошли скорей, вдруг вернуться, - поторопила она.
           Они пересекли людную улицу, свернули в узкий переулок. Здесь мостовой не было, грязная дорога была покрыта ямами и лужами. Аптекарь аккуратно обходил их, берег новые сапоги, петлял, часто останавливался в задумчивости, куда наступить. Питер весело перескакивал лужи, обгонял отца. Переулок закончился тупиком, между глухими заборами, но девочка толкнула неприметную калитку и нырнула в нее. Согнувшись в три погибели, аптекарь и сын последовали за ней. В терем тоже вошли с заднего крыльца.
-Никто не знает, что вы здесь. Хозяйка решилась нарушить все правила, уж очень дочь жалко, - объяснила посланница, - соседка рассказала, что господин аптекарь, вылечил ее сына от жуткой хвори. Буквально с того света вернул. Следом за девочкой, Циммеры поднялись по узкой лестнице к светлице княжны. На пороге их встретила строгая нянька, древняя старушка в черном вдовьем платке.
-Пришли! Слава Богу!  Что ж вы так долго, соколики?!
-Ой, бабулечка, опричники лютуют! – звонко воскликнула девочка.
-Тихо ты, егоза! – одернула ее старушка, - княжну не тревожь.
           Нянька впустила лекарей в девичью светлицу.
-« А хорошо, пожалуй, быть медиком, - подумал Питер, - кому еще вот так разрешат входить в спальню княжны!»
           Он любопытно оглядывался: стены, невысокой комнатки, были богато расписаны желтыми цветами и птицами по красному фону.  У маленького окошка стояла прялка. Веселый  свет, разгулявшегося дня, лился в комнату через узор цветной слюды. Парень стыдливо взглянул на большую высокую кровать, и глаз не смог отвести от прелестной девичьей головки, покоившееся на горе пуховых подушек. Золотые кудри обрамляли бледное личико. Большие глаза были закрыты. Тонкая восковая кисть, неподвижно лежала поверх красного покрывала. Питеру показалось, что девушка сейчас растает, исчезнет бесследно, как воск свечи. Его сердце наполнила горячая волна жалости и нежности.
-Так, что случилось? – строго и деловито спросил Карл.
-Голубка моя простудилась, уж недели три. Мы  сперва знахарок позвали, как положено молодой девице, они ворожили и настоем поили. Да, Машеньке,  бедняжке,  только хуже делалось, слегла в лихорадке. А  сегодня с утра и вовсе чувств лишилась, с тех пор не отзывается, еле дышит.
-Хорошо, что меня позвали, - сухо заметил аптекарь, - только гораздо раньше надо было. Теперь, может статься, и я  буду бессилен.
-На все воля божья! – набожно перекрестилась старушка.
-Дайте мне кусок сухой, чистой ткани, - велел Циммер старушке, словно военную команду отдал, - и оставьте нас, посторонним нельзя.
           Няня подала чистое полотенце и вышла из горницы.
-Ишь чего ирод удумал! Будто я помешаю. Чаго он делать собрался?! Да Бог с ним, лишь бы помогло!
           Циммер ее не слушал, сполоснул руки из кувшина с водой, стоявшего на одном из сундуков. Подождал, пока за няней закроется дверь, достал из своего походного сундучка,  привезенную еще  из Европы, специальную деревянную трубку-слушалку с расширением на конце. Приложил ее к груди девушки, прислушался, аптекарь хмурился все сильнее.
-Плохо дело? – решился спросить Питер.
-Пневмония. Дотянули знахарки неграмотные.
-Неужели уже поздно? – ужаснулся парень.
-Ничего, мы еще поборемся!
           Карл Циммер был настроен решительно. Покопавшись в сундучке, извлек из него маленькую стеклянную бутылочку с тугой пробкой. Откупорил, в нос Питеру ударил резкий, противный запах.
-Нашатырный спирт, первый помощник аптекаря, - заметил Циммер старший.
           Он поднес бутылек к лицу девушки, подержал у самого ее носика. Питер смотрел затаив дыхание, получится ли на этот раз? Больная пришла в себя, открыла глаза, чихнула, хотела что-то сказать, но громко надрывно закашлялась. Аптекарь поднял больную с подушек, с силой наклонил ее вперед.
-Выплюнь, выплюнь мокроту! – аптекарь почти кричал, стучал по Машиной спине. Питер подал полотенце. Ошарашенная всем происходящим, Маша безропотно подчинялась. А в ее больших, светло-голубых глазах застыл ужас. Она все порывалась заговорить, расспросить странных незнакомцев, но кашль душил ее и тряс все слабое тельце.
           Питеру  и самому стало страшно, хоть отец уже рассказывал ему, как это бывает. Будущий лекарь в первый раз видел больного с пневмонией. Ненадолго отпустив девушку на подушки , Карл Циммер тщательно изучал мокроту. Вздохнул с облегчением.
-Слава Богу! Светлая, без зелени, без гноя, значит выкарабкается.
           Аптекарь достал из сундучка бутыль с приготовленным лекарством, налил в плошку, подал больной выпить.  Девушка опять тяжело закашлялась и вся процедура повторилась снова и снова. Аптекарь успел дать еще и принесенную из дома настойку лекарственных трав.
            За окнами уже спустились сумерки, когда больная, наконец, спокойно заснула. За это время молодым людям так и не удалось перемолвиться ни словом.   
-Это всегда так тяжело? – шепотом спросил Питер у отца.

-Бывает куда тяжелее, выгляни-ка за дверь,  кликни няню.
            Питер так и сделал, но не успел и дверь открыть, как тут же наткнулся на крайне встревоженную старушку.
-Ну, что сынки? Что? – причитала она.
-Все  будет хорошо!  - успокоил ее лекарь, и добавил строго,  - только если будешь делать все, что сейчас велю!
-Буду, касатик, все сделаю, только скажи, что нужно-то?
           Циммер подал няне два холщовых мешочка с сушеными травками.
-Заваришь эти травы в разных горшках, вот это будешь давать днем, чуть теплое, а это перед сном. Больная должна много кашлять, ты от нее не отходи, голову держи как можно выше, почаще наклоняй вперед, по спине шлепай снизу вверх.
           Нянька послушно закивала.
-Все исполню, все сделаю в точности. А ты сам-то когда придешь?
-Пришли внучку завтра днем, так же, чтоб никто не знал, - велел Карл.
           С прежними предосторожностями девочка проводила аптекаря и его сына до самого дома. Спросила робко:
-Так вы поможете хозяйке?  Не отступайте, пожалуйста, она такая хорошая.
           Аптекарь заверил девушку, что с ее хозяйкой теперь все будет хорошо. Она счастливо улыбнулась и убежала в пустоту. Когда отец и сын вошли в дом, все понимающая Марфа, привыкшая к таким отлучкам, молча поставила на стол горячий горшок с похлебкой, подала тарелки, ложки, хлеб. Присела на краешек лавки, подперла румяную щеку кулачком. Циммеры жадно набросились на еду, дружно стучали ложками. Хозяйка принесла запотевший графинчик и стопки. Карл поморщившись отодвинул.
-Какая дурацкая русская традиция, вот уже двадцать лет, ты сама словно выпрашиваешь, чтоб я напился и поколотил тебя, как принято у здешних мужиков.
-Я сама тебя поколочу! – пригрозила ему жена.
-Мне сейчас только драки не хватало! – устало вздохнул лекарь.
-Ну, поругайся, что ли, может легче станет, - предложила Марфа.
-Оставь меня в покое! – отмахнулся от нее старый Циммер.
           А женщина не могла спокойно смотреть на его усталое, осунувшееся лицо. Все приставала:
-Какой же ты лекарь, если самого  себя каждый раз гробишь? Нельзя так, Карлуша, пить не хочешь, говорить не хочешь, что ж делать-то?
-Спать!
            В этих словах лекаря звучала такая усталость, что женщина разом прекратила все попытки разговорить мужа, зато  Питер горел желанием поделиться, переполняющими его впечатлениями и как только отец ушел  к себе, Питера прорвало.
-Мама! Я так не смогу! Я не понимаю, как отец выносит такую ответственность?! Он и раньше брал меня с собой, но прежде, больные и  не думали помирать… А сегодня я зашел и увидел… я подумал, она уже мертвая! Она за день могла умереть десять раз! Мама, вы бы только видели!
-Ничего сынок,  - вздохнула женщина, подошла, погладила его по голове. – Все приходит со временем. Научишься, привыкнешь.
-Только бы она выздоровела!  - пылко воскликнул юноша.
-Бог даст, поправиться,- мягко сказала мать, - а кто она-то сынок?
           Неожиданно для себя, Питер почувствовал, что краснеет. Он и не понял, что с ним произошло. А матери одного взгляда было достаточно.
-Ты никак влюбился? – улыбнулась она.
-С чего вы взяли,  - потупился сын. 
-Меня не обманешь, такие чувства не скроешь не спрячешь.
-Да она же бледная, худая, больная, как в нее влюбиться, уверял ее и себя Питер.
-Любовь не глазами глядит, а сердцем.
           Марфа ласково смотрела на сына.
-Вот и вырос, дитинушка!
-Мама, но она же княжеская дочь!
-Пускай отец тебе скажет, чтобы  по себе сук  рубил. А я скажу только, что на все воля Божья.
           Следующий день порадовал москвичей ясным, голубым небом и ослепительно ярким летним солнцем. Громко, весело галдели воробьи, откуда-то издалека доносился голос кукушки. Рано утром, отец сообщил Питеру:
-Сегодня к княжне ты пойдешь один, вчера весь день у нее пробыли. Я троих больных не успел посетить, сегодня ждут.
-Но я же еще ничего не знаю,  не умею, - растерялся парень.
-Ничего, пора начинать самому, не велика трудность. Узнаешь как самочувствие, да настой отнесешь.
-Ну, с этим-то я справлюсь, только б ей хуже не стало.
-Не должно, криз вчера миновал,  не забудь проконтролировать няньку, чтоб все делала как я сказал. Передай, чтоб мясом ее кормили каждый день, быстрей поправиться.  А если что, меня зови.
          Питер готов был бежать к княжне с самого утра, еле дождался, пока за ним прибежит вчерашняя посланница. Девочка появилась веселая, счастливая. Едва поздоровавшись, сообщила.
-Хозяйке моей лучше, велела передать нижайший поклон. 
-Так что ж, мы ей больше не нужны? Больше не зовут? – испугался сын аптекаря.
-Нет, как же, велели вести скорей, вы поторопитесь, пока князя нет дома.  Он у нас дюже строгий. Пуще глаза своего бережет княжон. Чтоб не знались ни с кем посторонним.
-Я мигом, - обрадовался Питер, - только лекарство возьму.
           Он бегом унесся в дом, за приготовленными отцом, мешочками и бутыльками. Девочка осталась ждать возле березы, росшей у самой калитки. Задрала голову, сквозь листву смотрела на солнечные лучи. Сын аптекаря вернулся очень быстро.
-Я и налюбоваться не успела! – весело призналась девочка.
-Это чем же здесь любоваться?
           Девочка молча подняла палец вверх, указала на свежую зелень.
-И правда, красота, - согласился Питер.
           Сорвал душистую веточку:
-Давай отнесем твоей хозяйке, пусть тоже порадуется, - предложил он, - надоело, небось, в душных палатах лежать.
           Опричники больше не омрачали их путь, лужи в переулке подсохли, и лекарь с проводницей, легко и быстро оказались на лестнице в светлицу княжны. Нянька встретила их светлой улыбкой.
-Слава тебе господи! Полегчало моей рыбаньке! Я уж все про вас  обсказала, она все ваши лекарства горькие пьет, не морщится! А утром даже поесть попросила. Чем ее лучше угостить-то?
-Мясом, - выпалил Питер, радостный, что знает ответ.
           В светлице было жарко, натоплено, дышалось тяжело. Лекарь первым делом двинулся к оконцу, распахнул настежь. В комнату хлынул свежий, полный летних ароматов воздух, а нянька набросилась на юношу:
-Что ж ты делаешь? Отойди  от окна, заметят! Греха не оберемся!
-Отхожу, отхожу, только не закрывайте. Больной нужно дышать глубоко и с удовольствием.
           Питер повернулся к княжне, поклонился, но сразу забыл, что собирался сказать. Маша заговорила первая:
-Что ж ваш батюшка не пришел?
           Голос у нее был мелодичный, приятный, девушка посвежела, на щеках появился чуть заметный румянец. Волосы она собрала в тяжелую длинную косу, Маша улыбалась, смотрела ясно и весело. Питеру она показалась еще краше.
-Так он…э-э… меня прислал, - замялся влюбленный.
-Что ж ты встал в углу, пойди, возьми скамейку, сядь поближе, голубке еще тяжко говорить громко.
           Юноша послушно взял скамеечку, сел около постели больной, вспомнил про березовую веточку, протянул Маше.
-Красиво?
-Очень, - согласилась она.
           Взяла ветку, поднесла зубчатые листочки к  лицу, вздохнула:
-Лесом пахнет! Когда я еще по лесу погуляю?
-Через две недели. – уверенно пообещал сын аптекаря, - и следа от болезни не останется.
           Хотел бы он на самом деле иметь такую железную уверенность, какую выказывал всем своим видом. К счастью, Маша не знала о его сомнениях, и сразу поверила его словам.
           Питер не умел поддерживать разговоры с девушкой, долго молчал смущенно, перебирал принесенные холщовые мешочки, делал вид, что выбирает лекарство:
-Тут отец, - решился таки открыть рот влюбленный, - передал вам сбор лекарственных трав, велел заваривать и пить три раза в день.
-Опять жутко горькие? – улыбнулась Маша.
-Лекарства все горькие, - кивнул сын аптекаря, - конечно, кроме меда.   
-Я наверное, за всю жизнь не съела столько меда, как за последние дни, - весело призналась больная, хотела что-то добавить, но закашлялась.
           Нянька бросилась к ней.
-Что, голубушка, плохо? Сейчас, сейчас теплого отвара принесу!
           Она буквально вытолкнула влюбленного из светлицы княжны.
-Ступай, ступай милый, теперь сами управимся!
           Питер быстро откланялся и отправился домой. Он был абсолютно счастлив, внутри все пело и ликовало, хоть он сам не мог назвать причину. В этом счастливом состоянии души он и не думал о будущем. Просто радовался тому, что Маша идет на поправку, что все у нее будет хорошо, и не успел даже припомнить того, что ее выздоровление неизбежно и окончательно разлучит их. Он так и вошел в отцовский дом с глупой, счастливой улыбкой на лице. Матери и спрашивать не пришлось, что его так радует. Он сообщил уже с порога.
-Машенька прекрасна как Ангел!
           Встретившая его мать, только головой покачала.
-Лучше б ты позабыл про нее!
-Как можно, мама! 
-Можно! – отрезал вошедший в это время отец, - не пойдешь к ней больше, вот и все! Завтра же пойду один!
-У вас нет сердца! – воскликнул Питер.
           Он вышел из комнаты и хлопнул дверью.
-Зря ты так резко! – упрекнула мужа Марфа.
-Лучше прекратить это сразу, - сердился аптекарь, - дальше только хуже будет. Не дай Бог, князь дознается! Опасно нарушать домостроевские порядки.
-А может…
-Сама-то подумай, что говоришь! – перебил жену Карл, - аптекарский сынок  и княжеская дочь!
           Питер не знал и знать не хотел о спорах родителей. Он твердо решил ослушаться отца и пойти к княжне, пусть не завтра, но потом обязательно, во что бы то ни стало! Но Карла Циммера не так-то легко было обмануть! Он не хотел оставлять сына без дела, и задумал поручить ему любого больного, который появиться в этот день. Удобный случай не заставил себя долго ждать. Уже вечером, в калитку аптекарского дома бешено тарабанили. Карл послал сына открывать. Едва Питер, отодвинул засов, из распахнувшийся дверцы, к нему на руки повалилась соседка-солдатка. Высокая, худощавая женщина, лет сорока, в старенькой потертой душегрейке, в сбившимся темном платке.
-Ой, спаси, милок, спаси, помоги!
-Чем помочь? – спросил парень, поддерживая женщину.
-Ох, милок, только вчера грабли наточила, а сегодня они под ногу мне попались, будто нарочно.
-Как же ты, бедная, до нас добралась? – ужаснулся Питер.
           Он помог солдатке добраться до крыльца. Вечер был светел, и сын аптекаря решился там же осмотреть рану. Размотал  тряпицу, которой соседка замотала больную ногу, она вся была залита кровью.
-Я пыталась ее остановить, - торопливо объяснила женщина, - подорожник приложила, а она все хлещет.
-Порез глубокий, - отметил молодой лекарь, - зашивать придется.
-Ох, батюшки! – напугалась солдатка, - зачем страсти такие? Завяжи потужи, да и ладно.
           Вместо жгута, Питер пустил в дело, лежавшую на крыльце, чистую веревочку.
-Положи ногу повыше, вот сюда, на ступеньку.  А я только сбегаю за отцом. Он лучше знает что и когда делать.
           Питер давно заметил, что одно появление Карла Циммера действует на людей успокаивающе.  Ему бы самому очень хотелось научиться сохранять  спокойствие и рассудительность  в любой ситуации, как его отец.
Сын застал аптекаря за ужином, тот ломал свежий хлеб, глянул на ученика сурово.
-Неужели не видишь, что сейчас не время? Я сегодня весь день на ногах, справляйся сам, ты  уже прекрасно понимаешь что к чему.
-Я сам… один… еще никогда!
-Вот и пробуй, пора уже начинать.
           Питер вернулся к своей пациентке несколько обескураженный, он успел прихватить бутыль со спиртом, белоснежный кусок ткани и, заранее приготовленной матерью,   рулончик бинта.  Солдатка глянула на него с надеждой и Питер приосанился, произнес солидно:
-Я с отцом подробно проконсультировался, случай не тяжелый, прекрасно справимся сами.
-Справимся, справимся, - закивала женщина, - вот уже кровь не течет почти.
-Так и должно быть, - произнес Питер с знакомой отцовской интонацией, - чтоб совсем ее остановить, сейчас принесу из погреба что-нибудь холодное, потом промоем рану,  можно будет  и бинтовать.
           Оказав вполне достойную  медицинскую помощь соседке, Питер почувствовал себя гордым, состоявшимся медиком. Он и не заметил с какой иронией поглядывает на него отец.
-Ну, точно, как я когда-то,  - шепнул Карл жене.
-Да ты и теперь, то и дело раздуваешься от гордости, - улыбнулась Марфа, - вот, хоть посмотри на себя со стороны.
           На следующий  день, с самого утра отправил Питера к соседке делать перевязку. Войдя, в ее большую, построенную еще отцом ее мужа избу, парень невольно подумал:
-«Бедная женщина, трудно ей живется с двумя дочерьми, некому ни крыльцо поправить, ни дров наколоть».
           Посередине избы высилась громадная печь с полатями, откуда выглянули две детские мордочки, одной девочке было лет десять, другой – восемь. Кроме широкой лавки, заменявшей кровать матери, в комнате стоял большой стол без скатерти, да старый, видавший виды сундук. Иконы в красном углу с грустью смотрели на тоскливую бедность. Хозяйка соскочила со своего ложа, норовила угостить дорогого гостья, чем Бог послал. Питер отказывался как мог, напускал на лицо строгость.
-Не будешь меня слушать, лечить не буду. Ложись и лежи, берегши ногу.  Медку я и дома отведаю, а тебе лежать надо.
           Он и малолетним дочерям наказал:
-Берегите мать, пусть лежит,  сами все делайте!  А дров я вам наколю, будет чем печь топить.
           Лекарь перевязал солдатку, она все вздыхала:
-Не то плохо, что болею, а что обезножила совсем, лежу целыми днями, ничегошеньки сделать не могу!
-Сейчас надо полежать. – настаивал Питер, - ногу трудить нельзя, не будет заживать. Девочки уж большие, многое и сами могут.
-Ох, много ли дети сумеют?
-Поможем, - заверил сосед.
           Питер от всей души сочувствовал солдатке и ее русоволосым девчушкам. Охотно отправился рубить дрова, потом сменил скрипучую, прогнившую доску на крыльце. Сестренки-соседки смотрели на него влюбленными глазами.
-Завтра опять зайду, подумайте с матерью, чем еще по дому  помочь, - солидно наказал детишкам.
-Ох, мы найдем, еще пощады попросишь! – весело пообещали девчонки.
           Дома отец похвалил сына:
-Молодец, растешь, мудреешь.  С соседями нужно дружить.
           Так и повелось у сына-аптекаря, день за днем. Сперва исполняя, что наказала мать, потом, бегая по отцовским поручениям, после пропадал у соседок ремонтируя, прибивая, налаживая. Все что поломалось или оторвалось. Но душа его рвалась к княжеским палатам, хоть одним глазком взглянуть на милую Машеньку. Карл Циммер зорко следил, за тем  чтобы у сына не было минутки свободной. Лето брало свое, дни стояли теплые, солнечные. Время шло, наконец, влюбленный решил, что больше не в силах терпеть разлуку с княжной. Отец опять его отправил к старой купчихе, отнести бутыль  с настойкой, а он остановился в своем дворе, поставил бутыль на землю, к нему подбежала маленькая рыжая дворняшка, жившая под крыльцом, завиляла хвостом. Питер присел на корточки, погладил собаку. Из-под крыльца раздался веселый писк, на яркое солнышко, переваливаясь с боку на бок, косолапили четверо  щенков, совсем крохотных, недавно открывших глазки. Один – беленький, особенно понравился Питеру. Большим розовым носом щенок принюхивался к свежему ветерку. Сделал несколько шагов, устал, повалился на бок, выставил розовые пятки, толстое пузико. Питер подхватил белого щенка, сунул за пазуху и опрометью бросился со двора, пока отец не заметил.
           Задыхаясь от волнения, он поднимался по княжеской лестнице, постучал осторожно. Старая няня обрадовалась ему.
-Что ж, касатик, не приходил так долго? Мы и заждались уже.
-«Заждались», - эхом повторил счастливый влюбленный.
           Княжна, отложила пяльце, ответила на его поклон улыбкой:
-Я рада вас видеть! Честно говоря, ваш батюшка слишком суров и серьезен.
-Он мне запретил… - начал оправдываться сын аптекаря.
           В это время, щенок принялся вошкаться и искать выход.
-Ой, что это у вас? – воскликнула девушка.
           Питер достал из-за пазухи свое белое чудо.
-Какая прелесть! – ахнула Маша.
-Я подумал, вам понравиться…
-Дайте мне.
           Питер осторожно положил щенка на красное покрывало, тот сразу пополз вперед, скользя толстыми лапками по шелку. Маша погладила его, щенок уткнулся носом ей в ладонь, лизнул алым язычком.

-Можно я оставлю его себе?
           Влюбленный радостно закивал, а старая нянька принялась отчитывать обоих:
-Эх, молодежь!  Что удумали! Собаку болящей притащили! А она рада, радешенька! Ну, что я князю скажу? Он меня со свету сживет!
-А мы ему не скажем! – весело предложила княжна.
           Она перевернула  лежащую рядом  свою корзиночку для вязанья,  клубки цветных ниток раскатились по кровати.
-Положи сюда какую-нибудь мягкую тряпочку,  вот и домик будет для Снегурки!
-«Снегурка» тоже мне имя для собаки! – ворчала нянька,  устраивая в корзинке уютное местечко ля щенка.
           Неожиданно, дверь светлицы открылось и сам князь Владимир Старицкий, шагнул через порог. Томительно-длинное мгновение он молча страшно смотрел на незнакомца в спальне дочери. Не находя слов, чтоб выразить свой гнев и возмущение
-Убью! – загремел он.
           Княжна поспешно сунула щенка в корзинку, а Питер сам не помнил, каким чудом сумел вырваться и убежать из княжеских палат.             
           Залетел домой, как ошпаренный. Родители только взглянули на него, сразу все поняли. Не стали задавать вопросы, только отец не удержался, произнес угрюмо
-Я же тебя предупреждал! Напрасно не слушаешь старших.
           Ответить Питеру было нечего, он только громко, душераздирающе вздохнул и погрузился в свои горестные мысли.
-«Боже мой! Я больше никогда! Никогда ее не увижу! Как же мне теперь жить?»
           Он бродил по дому мрачнее тучи, не следил за стремительным ходом времени. Ночь провел без сна, только ворочался на кровати, да то и дело бегал к печке, гремел ковшиком об ведро с холодной водой.
-Совсем измаялся, бедненький, - шепнула утром мужу Марфа, - только под утро задремал, пошел бы ты в город, разузнал, что твориться у князя.
-Схожу, схожу, - поморщился Карл, - если б было что-то серьезное, дворня везде разболтает.
           Аптекарь как обычно, ушел навещать больных, мать хлопотала на кухне, а Питер только чтоб отвлечься, открыл толстенную отцовскую книгу, с описаниями болезней и всевозможных  медицинских премудростей. Он старательно вчитывался в сложный латинский текст, грыз соломину, с головой ушел в перевод цитаты из старинного трактата о симптомах Бубонной чумы, косивший Европу пару столетий назад. Когда вернулся Карл Циммер и тяжело плюхнул на стол свой лекарский сундучок, сказал серьезно:
-В Москве такое твориться, что лучше из дома носа не высовывать! Опричники по городу носятся, как волчьи стаи,  бесчинствуют, управы на них нет нигде! Все боятся расправы.
-А царь что ж? – ахнула Марфа
-Люди шепчутся, что царь пригласил на пир знатнейших бояр,  да там многих и потравил.
-Да быть такого не может!
-Точно знаю, что князь Владимир Старенцкий отравлен, а в доме его опричники устроили погром и разбой.
-Там же Маша! – в ужасе закричал влюбленный.
           Он вскочил из-за стола, бросил книгу, хотел бежать к княжне, но отец решительно остановил его.
-Нельзя! Сам башку сложишь, и ей не поможешь ничем, а то и навредишь еще больше.
-Но я не могу так сидеть сложа руки!
-Пока продолжается эта бесовщина, сам черт не разберет, что надо делать!
-Нужно сделать, хоть что-нибудь! – воскликнул Питер  и бросился из дому.
           В мгновение ока, он оказался у знакомой задней калитки, она была выломана. После отцовского рассказа, юноша ожидал услышать крики, брань, детский плач и шум драки, но мертвая тишина и пустота княжеского терема, испугала Питера больше всего.  Он бегом поднялся по лестнице, вбежал в открытую светлицу княжны.  Комната была пуста: ни кровати, ни прялки, ни сундуков, ни подсвечников с оплывшими толстыми восковыми плечами. Только легкий ветерок врывался в разбитое оконце. Питер бросился искать хоть кого-нибудь, но везде было мертвенно тихо и пусто. Он уже мечтал встретить хоть одного опричника и выместить на нем все свое отчаяние. Влюбленный бегал из комнаты в комнату, метался по узким переходам и лестницам, заглядывал во все двери. Нигде никого, из холодного терема, казалось, ушли даже  мыши.
-Да что ж такое! Где все? Должен же остаться хоть кто-нибудь… - растерянно твердил Питер.
           Немного успокаивало то, что он не нашел ни одного трупа и пятен крови. Но в опустевшем тереме не осталось ни мебели, ни утвари, только куски засохшей грязи на голых досках пола.
-Маша! – в отчаянии закричал влюбленный.
           Ему не оставалось ничего другого, как  только вернуться домой  ни  с чем. Душа Питера была такой же опустошенной, как княжеский терем.  С низкого серого неба лил дождь, мелкий и безрадостный, словно осенний. Юноша не вытирал падавшие на лицо капли, и они текли по щекам вместе со слезами.  Безутешный влюбленный медленно подошел к калитке отцовского дома, взялся за ручку. Над его головой, высоко в небе, выгнулась семицветная ясная радуга. Вдруг его потянули за полу кафтана. Обернувшись, он увидел русые косички своей младшей соседки.  Ее хитро улыбавшаяся мордашка так не вязалась с постигшем влюбленного  горем.
-Пошли со мной, - поманила его пальцем девочка, - пошли, пошли.
            Несчастному юноше было все равно, и он поплелся за соседкой.  Она привела его в свою избу, у порога велела закрыть глаза, он равнодушно подчинился. Питеру больше не на что было смотреть на этой земле! Он  не хотел открывать глаз, даже когда веселый голосок заговорщицы потребовал:
-Смотри, можно!
-Петя, ну, чего же ты?
           Но юноша был уверен, что ему померещился голос княжны, он только зажмурился еще сильнее, чтоб продлить наваждение, Машин голос зазвучал обиженно:
-Так ты смотреть на меня не хочешь?
           Влюбленный взглянул и ахнул:
-Машенька! Вы здесь! Я вас искал, искал!
-Это все нянюшка…у нее родня по всей Москве, нас предупредили и мы успели сбежать, раньше, чем приехали опричники, матушка с сестрами, укрылись в Новодевичьем монастыре.
-А как же вы здесь? – совсем растерялся Питер.
-Меня больную туда вести не решились, хорошо нянина родная сестра живет совсем рядом…   я успела с собой  взять только корзинку с собачкой. Нас бы сразу нашли, если б не солдатка, она не только  приютила, ты знаешь, она выдала меня за свою дочь, так что теперь, я тоже ваша соседка…