Пустой дом

Саша сидел и медленно жевал ненавистную геркулесовую кашу, наблюдая за снующей между печкой и рукомойником мамой. Она торопливо доваривала суп, чтобы успеть на электричку. В такие минуты она становилась забавно серьезной. Тонкие брови стягивались к переносице, она принималась кусать внутреннюю поверхность щеки, а ее неуклюжесть росла с каждой минутой.

- Вот черт! - и миска кота, стоявшая у печки,  наполнилась мелко нарезанной петрушкой, съехавшей с разделочной доски, когда мама попыталась добавить ее в суп.

Сидевший Мурзик, заинтересованный произошедшим, подошел, недоверчиво понюхал угощение, и, полный презрения, вернулся под стол.

Глядя на хитрую морду кота, Сашка довольно заулыбался, но во время сообразил, что маме может это не понравится, и вновь принялся размазывать кашу по тарелке.

 Вдруг из -за стенки раздался раскатистый голос отца:

- Ты документы положила?

- Да положила-положила, - раздраженно отозвалась мама, быстро шинкуя новую порцию зелени и над чем-то раздумывая.

- А деньги? - уже агрессивнее спросил он.

- Да, положила, - она сделала большой вдох, пытаясь успокоиться и сосредоточиться. - Скорее бы уже уехать....- она подмигнула сыну и потрепала его ладонью по волосам.

Саша, обнадеженный этой внезапной лаской, решил воспользоваться моментом и немного покапризничать:

- Мам, я больше не хочу, - он скорчил жалостливую рожицу и демонстративно отодвинул от себя тарелку. - Можно я больше не буду?

- А ну не капризничай! - стала вдруг строгой мама. - Доедай молча. Кстати, посмотри там в огороде бабушка все собрала?

Мальчик чуть-чуть привстал с табуретки и вытянул худую шею. Сквозь мутное стекло он смог различить привычный пейзаж: квадратный небольшой огород с черными заплатками грядок, засаженных капустой и картошкой. С трех сторон он был ограничен высокой изгородью, увитой темно-зеленым хмелем и кустами малины. Сразу за ним начинался глубокий круглый пруд, полный лягушек и пиявок, и густые заросли гороха, которые постепенно переходили в бескрайнее, доходившее до горизонта, поле, заросшее высокой луговой травой. На огороде он увидел согнутую фигуру бабушки, которая выдергивала из земли мелкую морковку и засовывала ее в пакет, «чтобы Лариске гостинцев отвезти».

Родители с бабушкой собирались сегодня на сутки уехать в город, чтобы оформить какие-то документы, а Сашка должен был остаться один  с дедом. Мальчик с предвкушением ждал этого момента, поскольку дед, зная, что восьмилетний внук, скорее всего будет скучать по маме, пообещал отвести его на первую рыбалку и научить удить карасей. Они решили, что поймают самого большого карася и принесут его одноухому Мурзику в благодарность за то, что  тот ловит мышей, которые ночью громко шебуршали где-то в районе печки и пугали Сашку.

- Да, она домой идет, - отозвался мальчик, глядя на то, как бабушка медленно разогнулась и, осторожно переваливаясь с ноги на ногу, направилась в сторону дома.  Мария Петровна, как называл ее папа официально, и старая карга, как называл он ее за глаза, шла очень тяжело и натужно, то и дело останавливаясь. Мальчик захотел побежать и помочь ей донести пучок морковки, но побоялся, что мама заругает его за недоеденную кашу. Он испытывал к бабушке теплую нежность, смешанную с легким оттенком жалости, проявлявшуюся каждый раз, когда он видел ее слабость, которую она всячески пыталась скрыть. Когда-то сильная и жизнерадостная, она очень стеснялась своей инвалидности и всячески старалась показать, что она еще полна сил и энергии, в особенности когда на нее кто-то смотрел. Однако Сашка не раз замечал, каким бледным и безжизненным становится лицо, как учащается дыхание и какими непосильными становятся повседневные заботы, когда ей казалось, что на нее никто не смотрит. Он старался не замечать или хотя бы делать вид, что не замечает все эти моменты, иногда даже специально прося бабушку чем-то помочь и что-то сделать, хотя уже давно не нуждался в ее помощи.

- Ты все собрала? - в проеме маленькой кухни появился отец. Мальчик невольно поежился. Отец был зол, а значит  лучше было сидеть смирно и не высовываться. Этот высокий смуглый мужчина с косматыми бровями и тяжелым взглядом оставался для Сашки настоящей загадкой. Вернее, мальчик, конечно, знал, что это его отец и он даже иногда проверял его уроки и дарил какие-то подарки, но никакой близости и уж тем более любви между ними никогда не было. Мальчик не понимал, как этот молчаливый и замкнутый человек порой превращался в настоящего зверя, способного крушить все на своем пути. Вспышки его беспричинного гнева были по-настоящему страшными: он ломал мебель, крушил стены, иногда даже доставалось маме или самому Сашке. Мальчик уже даже научился по косвенным признакам определять приближение бури. Он заранее чувствовал, что  воздух в доме становился более плотным и вязким. Постепенно замолкали все звуки и шумы, домашние начинали ходить как будто на цыпочках, боясь стать катализатором бури, все стихало и пряталось по углам, пока наконец какое-то незначительное событие не приводило к мгновенному взрыву, приводящему все в движение. Взрывы происходили не часто, но когда они случались страх парализовывал всю семью. Он забирался в глубины сознания, вымораживая изнутри. В такие моменты мальчик старался как можно быстрее убежать из дома, через поле, по мосткам, в кусты  и забраться в развалины старого особняка, где никто был не способен его найти. Он залезал в старый сундук и сидел там, трясясь то ли от страха, то ли от холода до самого вечера.

Вот и сейчас по напряженности атмосферы  и завиткам густеющего вокруг отца воздуха , Сашка понял, что скоро произойдет новый взрыв, а значит надо было быть осторожнее.

- Нет, пока...- робко отозвалась мама, кажется, тоже предчувствуя грядущие события. - Но скоро все будет.

- Хорошо, - медленно кивнул мужчина и опустился на табурет. - Ну что, сын, на рыбалку пойдете? - он попытался спросить весело, но получилось, как всегда неуклюже и фальшиво.

Мальчик молча покивал вместо ответа. Повисла неловкая пауза.  Мама настороженно переводила взгляд с сына на отца, старательно помешивая что-то в кастрюле.

Тут открылась дверь в коридор и вошел дед Миша. Он осторожно снял валенки, в которых ходил круглый год, потертую кепку, громко высморкался и направился к кухне. Сашка его не видел, но был уверен, что это именно он. Мальчик ощутил, что напряжение в воздухе спало  и стало легче дышать, что происходило всегда при приближении деда. Этот невысокий сутулый человек одним взглядом, одним своим появлением умудрялся утихомирить крупного дородного отца и свести на нет все самые ожесточенные столкновения в доме. Мальчик буквально купался в волнах мягкой силы и доброты, исходивших от дедушки. Ему нравились его молчаливое спокойствие, немногословность, умение все починить и все наладить, да ему даже нравилось, что дедушка плохо умел читать, но с огромным уважением относился к книгам, и прежде чем взять в руки книгу оборачивал ее обложку старой газетой. Казалось, что дедушка был способен сделать буквально все и был готов со всем справиться. Иногда мальчик даже ловил себя на том, что в сложных ситуациях пытался представить, как в этой ситуации поступил бы дедушка и только после этого принимал решение.

Дед, шаркая, вошел в кухню, подошел к отцу и сел рядом. Мальчик с радостью заметил, как тут же сморщился, съежился отец и приободрилась мать.

- Суп готов. Покормишь днем Сашку? - уже веселым голосом поинтересовалась она.
- Да, конечно, - весело подмигнул дед. - Ну что, Сашка, будем с тобой вечером рыбу жарить?

- Еще бы, - улыбнулся мальчик, представляя сколько карасей принесет вечером домой.

- Вы только поосторожнее, - забеспокоилась мама. - Следи за ним, а то я волнуюсь: телефона нет, нас не будет. Не спокойно мне как-то.

- Да ладно тебе, Машк, не беспокойся. Пацан должен пацаном расти, а ты его все к юбке хочешь привязать...- прокомментировал дедушка, отправляя в рот карамельку и улыбаясь мальчику.

Сашке нравилось смотреть в его добрые глаза, сохранившие удивительно чистый голубой цвет, резко контрастировавший со смуглой кожей и воронено-черными волосами. Говорили, что у деда были какие-то татарские корни, но мальчик плохо  в этом разбирался, наслаждаясь фактом того, что в отличие от большинства дедушек, которых он видел, его дедушка сохранил юношеские стройность, бодрость и оптимизм.

Вскоре пришла бабушка, дом пришел в движение, поскольку до электрички оставалось два часа, а до станции нужно было идти больше пяти километров. Бабушка отправилась переодеваться, она уже более двух лет не выбиралась из деревни в город, мама собирала последние вещи, а папа вышел из дома, чтобы покурить.

- Ты чего такой смурной? - поинтересовался дедушка, наливая в большую кружку чай.  - Кашу не хочешь?

Сашка насупился.

- Ладно, что  с с тобой делать? - развел руками дед, пододвинул к себе тарелку и почти мгновенно опустошил. Сашка всегда удивлялся сверхъестественному объему желудка дедушки. Он всегда ровно столько, сколько было на столе, независимо от предложенного объема пищи. Если ему давали мало еды, он съедал ее и был доволен, а если давали много, он не успокаивался, пока не уничтожал все. Сашка не понимал, как так происходит, но однажды слышал от матери, что дедушка остался сиротой во время войны. На руках у него была маленькая сестра, их регион голодал, и ему приходилось много работать, чтобы как-то ее прокормить.

Вообще про дедушку  Сашка знал мало. Еще только как-то слышал, что до встречи с бабушкой тот успел овдоветь и остаться с четырьмя детьми, которых вырастил и даже «людьми сделал». Что такое «сделать людьми» мальчик не понимал, но верил, что это что-то очень хорошее.

- Я, кстати, удочки уже сделал, - хитро улыбнулся мужчина, облизывая ложку. - Хочешь посмотреть?

- Конечно, - глаза мальчика загорелись.

- Ну беги, на крыльце стоят.

Сашка мгновенно сорвался с места, пробежал коридор, выскочил в сени и затем на крыльцо. Там  у окна прислоненные к стенке стояли два тонких ореховых блестящих удилища, свежие и еще влажные от сока. Мальчик схватил одно из них, провел по нему пальцами, радуясь прохладе и бликам на тонюсенькой леске. Удочка была как раз такой, какой он себе представлял: упругое удилище, ярко-красный поплавок и новенький металлический крючок. Мечта, а  не удилище! Он оценил по весу оба, выбрал то, которое полегче и отставил его чуть в сторону, показывая, что это его.

Вдруг сзади послышался шум, в сени вышли все домашние, что-то бодро обсуждая. Мама уже была одета в городское платье с цветами, бабушка повязала любимый красный платок, а отец нес тяжелую сумку.

- Ну всё. Не скучайте тут. Завтра вечером приедем! - мама наклонился и чмокнула Сашку в кончик носа, оставив мокрый след, который тот ту же вытер. Дед с отцом пожали друг другу руки, бабушка погладила внука по голове. Они вместе дошли до калитки, там попрощались еще раз. Сашка видел, что мама уже была готова заплакать. Она очень не любила расставаться с сыном еще с его раннего детства, когда она оставила его всего на пару минут, выскочив во двор, а он тем временем залез за шкаф, испугался, оступился и сломал себе руку. Мама еще раз прижала мальчика к груди, едва слышно прошептав на ухо: «Мы завтра обязательно вернемся» и чмокнула в лоб.  Тронутый таким обращением, мальчик на этот раз не стал вытирать след поцелуя, но, боясь тоже заплакать, прижался к ноге деда, чтобы чувствовать его тепло.

Отец сухо махнул ладонью, бабушка поцеловала деда в щеку и улыбнулась мальчику. Они развернулись и двинулись по узкой тропинке, ведущей на станцию. Сашка с дедушкой остались стоять у калитки и смотреть на удаляющиеся фигуры. Мальчику вдруг стало как-то тоскливо, ему не нравилось, когда кто-то уезжал. Казалось,   что дом пустел и засыпал, обиженный на нерадивых постояльцев за то, что они променяли его на какое-то другое место.

Мама оглянулась, мальчик почувствовал ее печальный взгляд,  помахал  на прощание, стараясь выглядеть мужественно, и глубоко вздохнул. Грустно... Ему, конечно же, нравилась их деревня, в которой он жил шесть месяцев в году с бабушкой и дедушкой, но порой  сильно не хватало друзей или сверстников. Дед делал все, чтобы развлекать внука, но с ним было нельзя ни побегать, ни поиграть в догонялки. Скучно...

Их деревня долгие годы чахла, теряя одного престарелого жителя за другим, пока наконец не остался только один жилой дом и еще несколько старых избушек, время от времени сдаваемых городским дачникам на выходные. Они приезжали редко, но сразу же наполняли деревню шумом, музыкой и какой-то чужой нереалистичной жизнью. 

- Ну что? Удочки у нас есть. Надо червей копать... -  снял с забора старую консервную банку дед и протянул ее мальчику.

- Ой, а где? - удивился мальчик, выныривая из глубины мыслей.

- Хватай лопату, топай в горох и там копай. Только все не повыдергай, а то нас бабушка убьет. А я пока прилягу, а то что-то в сердце колет...- сморщился дедушка, прикладывая ладонь к левой стороне груди.

- Да, конечно, я осторожно, - уже набегу отозвался обрадованный мальчик. Прежде чем скрыться за поворотом, он успел увидеть, как дедушка медленно и тяжело преодолевает три ступеньки крыльца и идет в дом. Мальчик на миг насторожился, дед никогда не жаловался на здоровье, но беззаботность взяла верх, и он прибавил скорости

Мальчик обогнул дом, добежал до сарая, нырнул в его затхлую темноту, покопался там какое-то время и радостно выудив лопату, побежал с ней на грядку. Он чувствовал необычайный восторг, еще бы первая рыбалка, он так об этом долго просил. Еще с тех пор, как увидел мультик по телевизору. Он очень давно упрашивал дедушку и где-то в глубине души мечтал поймать золотую рыбку и загадать три желания. Он пока не сформулировал все три желания, но был точно уверен, что одним из них будет велосипед, а вот второе он отдаст дедушке, а третье - маме. Но ведь тогда бабушке и отцу ничего не достанется, а они наверняка обидятся. Он долго пытался решить эту дилемму, но потом справедливо рассудил, что ее сначала надо поймать, а потом рассуждать.

Сашка, запыхавшись, остановился у грядки, кинул банку в траву и принялся яростно разрезать землю лопатой. На первой лопате никого не было. На второй тоже. На третьей и четвертой тоже. Да что ж такое! Ему рыбу надо идти ловить, а черви куда-то пропали. Он чуть сдвинулся, вырыл еще одну ямку, но там тоже никого не оказалось. Он наклонился и потрогал почву. Она была мягкая, сухая и рассыпчатая. Нет, в такой червяки не живут.  Он обогнул грядку, подошел с другой стороны, вырыл несколько ямок, но там тоже было пусто. Вот черт! Мальчик  окинул огород придирчивым взглядом: грядка с морковкой, которую недавно вырвала бабушка. Он бросился к ней, старательно разрыл руками, но никого кроме пары желтых мерзких гусениц там не оказалось.  Это какой-то червячный заговор! Подумав, он вспомнил, что черви часто живут под старыми досками и побежал в ограде, где были свалены остатки старого забора. Там он нашел первого толстого мясистого червяка. Обрадованный, он ускорил поиски и с азартом охотника принялся переворачивать доски одну за другой.

Примерно через полчаса отчаянных поисков, подробного осмотра каждой доски и виртуозных попыток  вытащить оттуда червяков,   мальчик смог закрыть дно банки. Положив последнего, он победоносно хмыкнул, вытер грязными руками нос и довольный отправился к дому. Внутренне он ликовал. Еще бы! Столько червей!. Да они же на них добрую сотню рыбин выловят, а может, даже тысячу. Надо похвастаться дедушке.

Подходя к крыльцу, он даже начал было насвистывать веселую песенку из мультика, но вдруг резко остановился. Мальчик сразу не понял, что такое произошло, но что-то точно  изменилось. Ему показалось, что время резко замедлилось, ставшим похожим на вязкую карамель: пение птиц стало более тягучим, медлительным, как будто бы доносилось из-под воды, ветер стих и едва-едва ворочал травинки, деревья сникли и замерли в ожидании. Сашка растерянно оглянулся по сторонам, но не нашел никакой видимой опасности. Он прислушался, и не услышал ничего подозрительного. Вернее, не услышал ничего. Из дома не доносились никакие звуки: ни голос диктора в телевизоре, ни звона посуды или свиста закипающего чайника. Оглушительная и давящая тишина. 

Сердце  бешено заколотилось, кровь прилила к лицу. В голове мелькнула только одна мысль: дедушка! Мальчик мгновенно понял: с ним что-то не так. Идти внутрь было страшно. До безумия страшно. Он медленно поставил банку с червями на скамейку, прислонил лопату и поднялся по ступенькам.

 Трясясь от ужаса, он  подошел к двери, осторожно протянул дрожащую  руку к ручке двери и испуганно сглотнул. Сашка был уверен, что он не хочет открывать эту дверь, и не хочет видеть то, что он сейчас увидит.  Больше всего хотелось развернуться, заплакать и убежать в старый дом, залезть на дно сундука и сидеть там.   Но в доме был дедушка, его дедушка... Он должен помочь. Больше никого нет.

Стараясь услышать хоть что-нибудь, мальчик зажмурился, сделал над собой усилие, досчитал до пяти и резко открыл дверь.

В комнате в трех метрах от него, на животе лежал дедушка. Он сильно хрипел и неестественно вздрагивал всем телом. Его колотила сильная дрожь, начинавшаяся где-то в районе груди и доходившая до колен. Саша не видел его лица, но почувствовал, что оно искаженно мукой и страданием. Он сделал осторожный шаг вперед, второй, третий, чуть ускорился и  поравнялся с дедом. Мальчик присел и  положил бледную ладонь на плечо деда. Ужас сковал язык, превратив его в кусок ваты, неспособный произнести хоть слово, а холодная бесполезная ледышка, бывшая когда-то сердцем, перестала биться.  В голове появилась фраза, которую было даже страшно произести: «Он уми...».

Дед захрипел еще сильнее. Лишенный возможности думать, Сашка напрягся и перевернул дело на спину, вглядываясь в лицо. Его поразило выражение лица дедушки: искусанные синеватые губы, от которых тянулась тонкая паутинка слюны, бессмысленные пустые глаза, смотрящие в пустоту и глухой нечеловеческий хрип, идущий откуда-то из глубины груди. В этом лице не осталось ничего от некогда любимого и дорого человека, ни мягкой улыбки, ни добрых складочек вокруг глаз и озорного блеска, только  боль и страдание. Это был другой человек, слабый, безвольный и умирающий. В горле пересохло, по спине побежали холодные мурашки.

- Тебе что-то дать? - слова прилипли к губам, с трудом отрываясь. Дед на миг посмотрел на него. В глазах мелькнула искорка понимания, из горла вырвался тонкий протяжный хрип, как будто бы что-то напоминавший, но новая судорога сковала его тело.

Это выдернуло мальчика из апатии. Мысли роем потревоженных пчел залетали в голове. «Что делать?! Думай!» - в панике он ударил ладонями по голове. - «Думай как взрослый! Думай!». Думать не хотелось, хотелось заплакать. Глаза заболели и предательски задрожали губы. -

«Думай!»

 Он зажмурил глаза, и заткнул пальцами уши, чтобы ни слышать эти ужасные опустошающие хрипы. Сашка опустился на колени и вжался в комочек, пытаясь собраться. Вместе со страхом теперь проснулась злость.

- Думай!! - почти заорал он в ярости.

Стало чуть легче,  напуганным и паникующим сознанием он попытался оценить обстановку: в деревне они одни, телефона нет, родители ушли уже далеко, добежать до них до электрички он не успеет, помочь он ничем не может...

Точно не может? Точно-точно? Думай! Думай! - Он вновь и вновь прокручивал все варианты в голове, пытаясь найти хоть какую-то лазейку. Думай! Думай! Вода?! Таблетки?! Звать на помощь?! Подушка?! Подержать его на весу?! Думай, что бы сделал сам дедушка! Но ответа не приходило. Вариантов не было...

Ошарашенный осознанием безвыходности, он открыл глаза и вгляделся  в бессмысленные стеклянные глаза, вслушиваясь  в предсмертные хрипы

Мальчик придвинулся чуть ближе, чувствуя мучительные судороги дедушки, отвел глаза и обессиленно развел руками.

- Прости, я ничего не могу сделать...- еле выдавил он из себя. На мгновение дед сфокусировал взгляд на внуке, но тут же он задрожал еще сильнее и захрипел громче. Так продолжалось несколько секунд, по телу прошла предсмертная судорога, сковавшая все мышцы, он сжался, скривился и ослаб.  Тело мгновенно  расслабилось, упало ничком и осело. Сашка, понял, что все кончено.

В каком-то смысле стало легче. Напряжение спало. Все - конец. Он глубоко вздохнул, чувствуя, как к нему возвращаются ощущения собственного тела.

Но вслед за облегчением пришла ледяная пустота.  Весь огромный мир резко сжался до одного маленького деревенского дома, где были только он сам и  дедушка, которому он никак не смог помочь. Мертвое равнодушие и ощущение бессмысленности своих действий, поступков, мыслей придавили его к земле. Стало труднее дышать. Захотелось выйти на улицу. 

Он поднялся на ноги, стянул с кровати покрывало и осторожно накрыл дедушку от груди до ног..

- Спи спокойно, дед. Родители завтра приедут и все сделают. Ты потерпи немного.

Борясь с приступом удушья, он вышел на крыльцо, открыл входную дверь,  и сел на верхнюю ступеньку. Теперь оставалось только одно — сидеть и ждать. Он прислушался к  оглушающей тишине дома, которая звенела в ушах, отдаваясь громким эхом. В нем больше не было жизни, только пустота, которая обволакивала  со всех сторон, распахивая свои безжизненные объятья.

Надо просто ждать...