Сказки Старого Папоротника. Тужилиха

Сказки Старого Папоротника. Тужилиха

   Спалось Тужилихе чутко, тревожно. Да и как иначе-то? Яблоки начали созревать. А яблонь таких, как у ворожеи, не сыскать было ни в Паслёновке, ни в Озерках. Яблочки вкусные, наливные, с бочком золотым так и приманивали ребятню со всей округи. Уж как старуха озорников гоняла и порчу навести обещалась, помогало, но не надолго. Про порчу-то она так, для острастки, поминала, а вот вицу — прутик ивовый — у порога держала. Хлопнуть бы воришек по мягкому месту, да где там, разве ж догонишь мальцов быстроногих.
Лёгкого стука хватило, чтоб Тужилиха проснулась, да с лавки соскочила.   Посмотрела в окно и обмерла:
   — Святые Угодники! Привидение! Никак смертушка моя пришла?
   В окне колыхалась что-то белое, освещаемое тусклым светом.
   — Кайся, грешница, уууууу, — завыло привидение.
   — Каюсь, каюсь, — бухнулась на колени старуха.
   — Клянись больше порчу не наводить!
   — Клянусь!
   — Клянись за яблоки не лаяться!
   — Кля… — начала Тужилиха, но тут в глазах прояснело, и увидела она, что приведение росту малого, а голосок тонкий, ребячий. — Ах, за яблочки? Ну, сейчас ты у меня получишь, чертёнок!
   
   Старуха выскочила из дома. Да застала только хлопающую калитку. Рядом на заборе висел, зацепившийся за гвоздь кусок белёного полотна, на земле валялась свечка. По улице улепётывали со всех ног парнишка и девчоночка. Девчоночку Тужилиха признала — Петрова правнучка Аришка, видать, снова гостит. Ну а парнишка, знамо дело — Таньшин Данилка, всегда за Аришкой хвостом ходит. Подняла ворожея полотно, прошла к завалинке, села, задумалась. И жаловаться не пойдёшь. Ведь Таньша, мать Данилкина, благодаря ворожее чуть Богу душу не отдала. «Эх, и что тогда польстилась на ситца отрез да чая кирпичик? Уж больно слёзно та девка жаловалась, что Таньша её суженого чуть не из под венца увела, просила порчу навести на обидчицу. Хоть и не знает про то никто, а всё едино совестно», — подумала Тужилиха.
   Незаметно мысли перекинулись на внука Корнея, как ему, касатику, на царской-то службе. Забылось старухе, что пока внук с ней был иначе, как неумехой косоруким, и не называла. Ещё подумалось, что время травку богородскую собирать. То бы Корнея отправила, а тут самой придётся. «Роса просохнет, пойду», — решила ворожея. Забрезжил рассвет. Заголосили петухи, из сарая раздалось мычанье коровы. Пора была делами заняться, а на Тужилиху дремота навалилась, глаза слипаться стали, руки-ноги тяжестью налились. Она зашептала наговор:
   — Дрёма, дремота, пойди на болота, в чёрную тину, в злую трясину.
   
   Помогло, как рукой сон сняло. Старуха зашла в дом, кинула на лавку полотно, подхватила подойник и направилась в сарай. Пока коровку подоила, да в стадо выгнала, пока тесто поставила, пока кашу сварила да поела — солнышко высоко взошло. Пора пришла и по траву отправляться.
Путь не близкий — мимо кладбища, через рощицу берёзовую, через луг заливной к Заветному ручью, но зато и травка богородская там особая — от любого недуга поможет.
   
   Шла Тужилиха вдоль кладбищенского забора, покой, тишина, кузнечики стрекочут. Даже умиротворение чувствовала ворожея, до тех пор, пока не услышала знакомые детские голоса. «Вот вы где, голубчики! Ну ужо будет вам привидение!» — подумала старуха, направляясь в сторону перелеска, откуда голоса раздавались. Куст крапивы кстати под руку подвернулся, самое-то, чтоб поучить чуток. Старуха кралась, прячась за деревцами да кустиками, а в перелеске спор разгорался.
   — Ариш, давай другой раз, лучше с Мавкой Купавкой сюда придём.
   — Купавушка в дальней заводи гостит, когда воротится! А лучше скажи,  Данилка, что трусишь!
   — Не трушу!
   — Трусишь!
   — Да хочешь, я сам кликну! — и Данилка громко крикнул: — Страж Вечного покоя, стань передо мною!!!

   Уже подобравшаяся близко, Тужилиха так и замерла за кустом. Сердце похолодело. «Ох, чего удумали, накличут на себя беду неминучую!» Раздалось хлопанье крыльев, и из-за деревьев вылетел огромный филин, о землю ударился и превратился в молодца статного высокого. На Аришку с Данилкой глянул из-под бровей насупленных.
   — Как посмели меня потревожить? Зачем явились незваны-непрошены?
   Тужилиха сама не помнит, как крапиву отбросила, как рядом с детьми оказалась. В спину их ткнула — кланяйтесь, мол, а сама быстро заговорила:
   — Батюшка, Филин! Уж прости мальцов, не со зла они, а по дурости, по ребячеству. Не серчай, что тебя потревожили. Не губи невинные душеньки.
На старуху Филин взгляд перевёл, глаза огнём красным загорелись, молвил грозно:
   — А права ты, ворожея. Что их души невинные супротив твоей. Не пойдёшь ли ко мне в услужение?
   Да шагнул к Тужилихе шаг, затем другой.
   
   — А ну, не трожь бабушку, нечистый дух! — крикнула Аришка и, подскочив к Стражу Вечного покоя, замолотила по нему кулачками.
   Не ожидал такого Филин, усмехнулся, по головке погладил девчоночку.
   — Смела ты, пигалица. Похвально. Вырастешь, в жёны возьму.
   Данилка подружку за сарафан оттащил и заявил:
   — Ты губу не раскатывай! Вырасту, сам на Арине женюсь!
   Тужилиха руками всплеснула, а Страж Вечного покоя захохотал — словно филин заухал. Невесть откуда взялась голубка белая, на плечо Филину села, заворковала громко, тревожно.
   — Прилетела, заступница, — поморщился тот. — Да знаю, знаю, что не время им ко мне на постой отправляться. Уж и попугать, позабавиться не даёшь! А ну, кыш отсюда, пока не передумал, да в лягушек не обратил! — шикнул он на старуху с ребятишками.
   Тем дважды повторять не пришлось — только пятки засверкали. На что Тужилиха стара, от детворы не отставала. Вслед неслось торжествующее уханье.

   На околице остановились, да на траву повалились — отдышаться.
   — Бабушка, — спросила Аришка, — а что это за голубка за нас вступилась? Ангел?
   — Да кто ж его знает, детонька, — еле отдышавшись, сказала ворожея. — Часто её на кладбище вижу. Может, чья-то душенька мается неуспокоенная. Вы уж, ребятки, никому про Филина не сказывайте, нельзя нечисть поминать.
   Аришка с Данилкой дружно закивали в знак согласия.

   Вечером Аришкина бабушка хватилась куска полотна.
   — Аришка, не ты ли взяла? Вчера пяток штук сушиться вешала, сегодня одного не хватает.
   — Сама, небось, ворона, потеряла, а на дитё сваливашь! — вступился за любимицу-правнучку дед Пётр.
   — Да что вы, тятенька. Точно помню.
   — Ты вон вечерять собирай, помрёшь с тобой с голоду! — прикрикнул на сноху дед.
   — Я уж сама внуков нянчу, а вы всё на меня, как на молодку кричите, тятенька, — укорила сноха и спохватилась: — И впрямь, стол накрыт, пойдёмте скорее.
   Молитву прочли, поблагодарили Бога за хлеб насущный. Ели молча. Аришка с Данилкой мышками сидели, а ну как забудет бабушка про полотно. Стук раздался, и в дверь ввалилась Тужилиха с большой корзиной в руках.
   — Хлеб да соль, хозяева, — сказала ворожея.
   — Ем да свой, — буркнул дед Пётр, а его сын обратился к вошедшей:
   — Здорова будь, соседка, садись за стол, повечеряй с нами.
   — Благодарствуй, да я только из-за стола, — отказалась Тужилиха.
   Аришка с Данилкой сидели ни живы ни мертвы, углядели глазки зоркие в корзине кусок полотна.
   — Ой, что будет-то, — прошептал Данилка, Аришка ткнула его в бок: молчи, мол.

   Тужилиха, меж тем говорила:
   — Скажи-ка, хозяюшка, не ты ли вчера на мостках холсты полоскала?
   — Я, — согласилась Аришкина бабушка.
   — Так и думала, — довольно кивнула старуха. — А я тут вещички стирать пошла на мостки, гляжу — полотна кусок кто-то забыл. Твой? — ворожея достала из корзинки полотно.
   — Ой, тётушка, как и благодарить-то тебя, — обрадовалась хозяйка.
   — Вот, я говорил, — торжествующе произнёс дед Пётр.
   — Да говорили, тятенька, говорили, — отмахнулась от него сноха.
   И тут Тужилиха всех удивила. Она поставила на лавку полную корзину яблок:
   — Вот, яблочки у меня созрели — детушкам вашим гостинец.
   Первой опомнилась Аришкина бабушка, она быстро собрала в котомку пирожки и протянула ворожее:
   — Угощайся, тётушка!
   — Спасибочки, бабушка! — в один голос воскликнули дети.

   Шла домой Тужилиха довольная, с соседками встречными здоровалась приветливо, ласково, не одна из них со ртом от удивленья разинутым стоять осталась. И думала ворожея: «Как хорошо-то. Послал мне Боженька смирения!»
   Может, Бог смиренье и послал, да вот хватило его не надолго. Дойдя до дома, Тужилиха увидела парнишек, обирающих её яблони.
   — Ах вы, чёртовы дети, вот сейчас вицей отстегаю, порчу нашлю! — нёсся над деревней её голос.