Вечера над Тихой Сосной. Легенда о Николае Угодник

Нынешним летом случилось у меня особенно много встреч с людьми, кого любознательность и лёгкие ноги привели в наши места. И как-то в поездках и вечерних разговорах возникла общая мысль записать сокровенные сказания старины в небольших легендах, сделать их чем-то вроде визитной карточки Бирюченского края. Я долго отнекивался, ибо иметь дерзость говорить от имени истории мне не позволяют ни способности, ни знания. Однако же нынче, после ещё одной встречи с паломниками по Белогорью, я согласился записать дюжину преданий с тем только условием, чтобы их не относили ни к краеведению, ни к народному творчеству. Это просто мой вольный пересказ тех событий, о которых я слышал от старых людей, или читал в документах далекой поры. Я буду выдавать их по новелле в каждый вечер и надеюсь, что читатели простят мне незамысловатость рассказов.
Приступим, помоляся.
* * *
Молоденький солдат лежал и крестился. Снаряды рвались на снежном поле, понимая высоко вверх комья мёрзлой земли. Рядом с солдатом мучался младший лейтенант с перебитой рукой. Он постанывал, но с иронией говорил солдату, что тут не поможет ни Богородица, ни сам Господь. А надо на математику полагаться: снаряд дважды в одну воронку не падает. Так что лежим и не дергаемся, -это уже офицер обратился ко всем, спрятавшимся в воронке.
Воронка большая, солдат насчитал восьмерых. Почти все ранены. Стонут, сквозь зубы.Солдат не обижался, хотя с детства привык к чистой, правильной речи. Воспитанный в семье сельского священника, он был верующим и, как всякий верующий, прощал теперь солдатам их поведение. Да и сам он зуб на зуб не попадал. И по спине его вместе с кровью струился настоящий липкий страх. И он мелко крестился всякий раз, когда на заснеженное поле падала очередная мина.
Он видел, что из других воронок время от времени выскакивают солдаты, уцелевшие в той атаке. Но всякого нетерпеливого безжалостно срезали пулеметы.
Так и лежали дотемна. В темноте кто-то попытался выскочить, но тут же и скатился обратно, мертвый.
Лежали еще день. За это время двое умерли.
К вечеру немецкие пулеметы замолчали.
Товарищ с рваным ухом, предложил оставить воронку. Но офицер запретил.
А наш солдат уже бредил. И тогда видел себя в своей Новослободской церкви в хоре мальчиков, и отец с кадилом на цепочках ходит вокруг аналоя. Вроде венчают кого-то, хотя молодых не видно. Но, к ужасу, слышит мальчик в хоре, что служба идет заупокойная...
Когда очнулся - кругом спали. Их не будили уже бухавшие орудия и разрывы. Сияла луна, садился основательный мороз. Перед этим прошел густой снег и равнина отсвечивала нетронутой белизной. Где-то у дальней воронки появился заяц. Он присел, встретившись глазами с солдатом, и вдруг стрельнул к рощице, оставив за собой тоненькую цепочку следа. И тут же солдат отчетливо услышал хруст снега. Резко обернулся.
Полем, между воронками, шел человек. Невысокий, сутулый, в брезентовой бурке с капюшоном. В таких бурках раньше ходили полевые объездчики. Он подошел прямо к воронке. Склонился над Александром:
- Разбуди товарищей и переведи их в другую воронку, пока затишье.
Голос мягкий, негромкий. Белая небольшая бородка, глаза голубые лучистые-лучистые.
- Ты кто? - опешил Александр.
Человек приложил к губам палец.
И медленно пошел дальше, не оставлЯя на пушистой равнине следов.
«Николай Угодник!» - ахнул про себя солдат и тут же принялися тормошить друзей. Те трудно выходили из забытья, а офицер уходить запретил.
Ухнуло совсем рядом, качнулась земля. И тогда солдат и его товарищ с оборванным ухом нарушили приказ.Отползали медленно, сберегая силы. Один раз снаряд упал так близко, что горячие осколки и комья глины на излете густо застучали по спинам солдат.
Упали в старую припорошенную снегом воронку. .
...Били орудия. Сияла луна. Мороз стоял такой, что ноги и руки перестали ощущать холод.
Их выручили на рассвете четвертого дня. Пехотинцы в три волны прокатились по полю, тысячами каблуков взбили снег. Пожилой санитар с прожженным усом вливал спирт в рот солдатам. Они пришли в себя. Когда его с товарищем тянули мимо их старой знакомой воронки, он увидел, что от прямого попадания там погибли все. Взрыв разметал тела, и обугленный летенант лежал нелепо, далеко откинув руку с часами. Часы шли, мерно подергивая красной секундной стрелкой.
***
А наш солдат выжил и стал служить в церкви. Редкого сельского священника на Руси сам Патриарх награждает митрой. А вот отец Александр Перекрестов на все праздничные богослужения в свой храм выходил, увенчанный ею. Конечно, митра - это признание заслуг святого отца перед церковью. Но и сами прихожане души в своем иерее не чаяли. Людям и Богу служить он считал для себя честью и святой обязанностью. Было ли, нет ли видение на поле боя определяющим в жизни отца Александра - он нынче не скажет и сам. Мы же за него ответим: в том давнишнем случае Угодник Николай постарался больше для нас, православных, чем для отца Александра. Ибо были годы его пастырского служения настоящим испытанием, подчас более трудным, чем ратное. В годы гонений отстоял храм, не позволил его закрыть
* * *
Господь упокоил душу отца Александра несколько лет назад. Он погребен рядом с храмом, в котором служил.