Ночной зефир струит эфир...

Чтобы работать по ночам нужны железные яйцы. Таксистов в NY убивают рано утром с четырех до пяти.

Конечно, ночной шифт лучше, чем дневной. Это вам любой таксист скажет.  Самое главное, ночью нет трафика. Город пустой. Из одного конца Манхеттена до другого - 45 минут. Я засекал  Ночной клиент веселый, обкуренный, пьяный, праздный, ебливый. Чевые дает щедро, на счетчик, что он у тебя там показывает, внимания не обращает. Если все заладилось, метешь город до пяти утра, а в пять в Ла Гвардию, в самый дальний терминал: Бостон-Вашингтон Шатл – там все наши собираются и пакистанцев с индусами, которые имеют привычку линию ломать, быстро из очереди выкидывают.   Часик на заднем сидении, сложившись сорокалетним эмбрионом еврея, перекемарил,  и  разбуженный гимном СССР, который с раннего детства, со школы, с армии, с камеры номер 90 в следственном изоляторе на улице Володарского, с последнего утра в  СССР на таможне в Бресте, ровно  в 6 утра звучит в твоей голове, вскочил,  свеженький как огуречик.   Отлил под ноги,  прикрывшись дверцей, слегка опечалившись, что четыре года сидения в такси делают свое дело,  и струя уже не та, что раньше, когда с двух метров попадал в консервную банку.   Но вздрогнула очередь, сократилась,  напряглась, подобно гигантской конечности, по которой пропустили электрический ток.  Это  первый шатл из Вашингтона – столицы нашей родины. 350 человек - 350 классных клиентов-бизнесменов.  Один из них мой.
    Мечта таксиста - порядочный белый мэн в европейском  костюме с небольшим количеством груза. Командировочные тратит без счета, только дай  ему квтанцию, все за счет бизнеса.  Сядет и скажет по английски  в  Манхеттен - город Желтого Дьвола.  Отчего ж не отвезти, барин, за двадцатник и пятерочку тип.  Уже и 300 лошадок своих запряг, восемь горшков. Бензина полный бак, 200 миль без заправки в любую сторону прекрасной страны Америки, где Свобода, Счастье, Равенство и Братство, для всех,  кроме меня.  Я факин рашен таксидрайвер сейчас вами нанят вместе с машиной и оказываю услуги.

    Saturday night fever в Манхетене это - действительно сумашедствие, где ты единственный, кто должен сохранять здравый рассудок, потому что  кормишь семью и платишь кредит банку за медаль: двести штук, плюс 12% годовых на 5 лет, как 5 лет усиленного режима на Опанского.  Посчитайте сами, сколько это получается. Поэтому приходится отбросить нахуй всю врожденную свою еврейскую интеллигентность и стать санитаром леса.

Уже было около двух, город притих и работу можно было взять только в специальных местах, которые нужно знать.  Таксист, если он работает по ночам, обязан держать в голове карту всех самых гнусных точек  Нью Йорка и помнить, что карта эта динамическая.   Скажем в восемь пи эм Манхеттен совсем не тот, что в одиннадцать, а в два часа, вообще совсем другой город. 
   Я встал в Вилладже возле Блу Нот и не успел даже поставить переключатель скоростей на паркинг, как ко мне на заднее сидение плюхнулась пара: араб в этой своей куфии, но в европейском костюме  и молодая блондинка. Вези в Валдорф Астория, сказал араб на хорошем английском, но таким тоном, который местные себе в отношении таксистов,  обычно не позволяют. Ткнул меня пальцем в спину.
  Я сразу понял, что он решил перед телкой своей выебнуться.   Залетный и не знает, что со сферой обслуживания в NY так никто не разговаривает. Такой тон пробуждает в водителях такси классовое чувство ненависти.  Не то, чтобы мне никогда прежде не грубили и пальцем в спину меня не тыкали, но в данном случае кто, араб, у которого арафатка свободным концом уложена на плече так, чтобы изображать силуэт Палестины без Израиля. Но телка у него была молодая, белая и такая красивая. 
  Когда он, достаточно глубоко,  воткнул в меня палец, она хохотнула и сказала ему ласково: Ай, Мухаммед, перестань.
  Со мной такое бывает иногда, мурашки пойдут по голове и жар в лице и необыкновенная концентрация чувст и мысли и я вижу все, что будет с опережением на несколько секунд и ужасная сила  и ловкость в руках и нечувствительность к боли... О том, что что-то не так они поняли только тогда, когда я выскочил на Парк авеню и не останавливаясь на красный свет, разогнв машину до 70 миль в час,  пошел на надвигающийся на нас Пан Американ билдинг.  Я знал, что они не местные и про этот проезд внутри билдинга не знают. Араб взвизгнул от ужаса, когда  мы вошли на вираж внутри сложной конструкции, которую гениальные американские архитекторы устроили над Гранд Централ. Телка стала блевать и по запаху спиртного,  я понял, что араб ее изрядно напоил. Возле Валдорфа я резко с визгом тормозов и запахом паленой резины остановился, заставив их, подчиняясь законам Ньютона,  церемониально как японцы поклониться мне аж до самого пола.
- Бля, воскликнул я, как мог по английски, который в такие звездные минуты поднимается из глубин подсознания, заложенный туда магнитофонным курсом Илоны Давыдовой с секретными частотами для мозга, -  вы мне засрали весь салон, мне теперь всю ночь тачку отмывать!
- Это твоя работа, - сказал араб, достал стольник из пачки кешака, собранного в петлю золотым зажимом и бросил на пол. - Keep Change, - сказал он. 
  На миттере было восемнадцать долларов и пятьдесят пять центов.

Мои пассажиры  вылезли, подбежал дорман и завопил, чтобы я сваливал побыстрее, потому что сейчас подъедет свадьба на длинных белых лимузинах и меня заблокируют до утра.

    На 96 и первой есть мойка с заправкой, которая работает круглосуточно, вот туда я и погнал свою тачку. От запаха блевотины у меня разболелась голова.  Мысли, чтобы достать смятый стольник который бумажным корабликом плавал в лужице полупереваренного ужина за 500 баксов в Tower on the Green, меня, конечно, посещали, но я сказал себе Фима, если ты сейчас возмешь эти грязные нефтяные мусульманские деньги, я, бля**ь, перестану тебя уважать.

- Сеня, - сказал я хозяину заправки Сене Зуперману по кличке Сеня супер, - мне нужно тачку помыть.

- Загоняй, - сказал Сеня, - сейчас пойду мойку включу.

- Мне изнутри нужно помыть.

- Что наблевали?  - спросил Сеня - сам в прошлом таксист.

- Я приоткрыл заднюю дверь, Сеня заглянул в салон.

 - Понимаешь старик, изнутри помыть некому,  я латиносов ночью не держу, не выгодно. Есть у меня один джамейкен, но он не согласится. 

- Почему? - спросил я.

- Он не по этим делам. Я его на магазинчиле держу. Ну, он еще чем-то своим приторговывает. Я  в его дела не лезу, но с тех пор, как он появился, эти из Гарлема  перестали меня дергать. Он колдун, он мою собаку вылечил.

- Так как мне быть? У меня ночной шифт пропадает, только начал.

- Возьми сам вакуум  в бытовке и отсоси.

- Сеня, что за базар такой между пацанами 'отсоси'.

- А как правильно?

- Пропылесось.

- Неужели есть такое слово. Вот бля, я в этой эмиграции стал забывать русский язык.

- А запах? Как мне убрать запах?

- Я тебе дам китайскую вонючку, 'ночной зефир' называется

- Где пылесос?

- В бытовке, только постучись.

- Он спит?

- Нет не спит, он никогда не спит. Так из вежливости постучись. Учти он хоть и черный, но не простой.  Ну, так что, включать мойку? С тебе двадцатник будет за все кругом-бегом вместе с ароматизатором.

- Возьми в машине на полу за задним сидением,  - сказал я.  - Кeep change.

 

В бытовке было темно, я подсвечивал себе мобильником.

- Что ищешь в темноте? - Торжественно спросил  голос с низким африканским тембром.

- Абсолютный вакуум, – в тон ему ответил я.

Он блеснул в темноте зубами и я понял, что ответ ему понравился.

-    Возьми справа от двери.

-    Сеня сказал, что я вонючку могу себе выбрать.

-    Какую тебе?

-    'Ночной зефир',  - произнес я по русски, не зная как сказать это по английски.

-    Ночной зефир струит эфир, - ответил он.

-    Шумит, Бежит,  Гвадалквивир, - отозвался я.

Мы рассмеялись.