Случай с Малевичем

Случай с Малевичем


- Импрессионизм, кубизм, всё это уже устарело, всё не то, не говоря уже о натурализме – эти живые копирки. Нужно что-то новое, революционное, невероятно простое и в то же время, воплощающее в себе мироздание, начало-начал. Но что же, что же!

Казимир, бормоча себе под нос и порой выкрикивая отдельные междометия, метался по крохотной мастерской взад и вперёд, то подходил к холсту, хватаясь за кисть, то опять бросал её и снова принимался мерить комнату нервными шагами. Он садился на стул, прикуривал папиросу, через секунду вскакивал, тушил её и вновь колебал спёртый воздух мастерской тем же маршрутом.
В сотый раз, проходя мимо двери, двери вздумалось распахнуться и больно ударить его по плечу.

- Чёрт подери, больно же!

Из-за двери показался его сын-оболтус.

- Папа, можно тебя попр…
- Сын,  — оборвал его папа, потирая ушибленное плечо,  — оставь меня, у меня творческий кризис, мне нужно побыть одному.
- Всего минутку, папа! Мне нужна твоя помощь.
- Ну что там ещё? – недовольно осведомился Казимир, прекративший, наконец, рассекать пространство.
- Нам задали на дом задание по изобразительному искусству. Я не знаю, что делать. Ты всё-таки художник, помоги!
- И из-за такого пустяка ты врываешься и прерываешь мой творческий процесс?
- Ну, папа! Пожалуйста! У меня и так по половине предметов неуд. Меня скоро попрут из гимназии. Что тебе стоит? Один раз!
- Один раз! Я тебе уже помогал по геометрии. Ну, ладно, что нарисовать?
- Бесконечность.
- Что?! Они там с ума посходили, что ли? Как я им бесконечность умещу на маленьком листке, а? – и Казимир уставился на сына, ища ответ в его глазах.
Глаза отпрыска были пусты и беспечны.
- Надо подумать, — почесал затылок Казимир,  — цвет возьмём чёрный, потому как чёрный – это мрак, неизвестность, загадка, первоначальный хаос, космос… Да, чёрный в самый раз! Иди сюда и учись, бестолочь!

Мастер подошёл к столу, схватил лист бумаги, расположил его на мольберте поверх холста и быстро нарисовал квадрат чёрной краской.

- Слишком чёрный,  — раскритиковал его сынуля.
- Ну, да. И нужен чёрный.
- Лучше бы как ночное небо, — изъявил желание оболтус.
- А оно что, по-твоему, не чёрное? Иди и посмотри в окно, балбес!

Сын направился к окну разглядывать ночное небо.

- Вроде немного синевой отдаёт.
- Ну, синевой, так синевой, добавим синего, — согласился папаша.
- И как будто немного зелёное,  — не унимался сын-перфекционист.
- Ты издеваешься?! – возмутился Казимир. – Ладно, будь по твоему, вот ещё зелёный.
- И вроде…
- Знаешь что? Заткнись. Я все краски сюда намешаю. Доволен?

Сын оценивающе оглядел эскиз бесконечности.

- Папа, а почему у тебя бесконечность квадратная, разве у неё могут быть рамки?
- Вот умник, а! Если я весь лист зарисую, холст под ним запачкаю!
- Да, но бесконечность и вдруг рамки. Это как-то…
- Пусть это будет окно в бесконечность, раз тебе рамки мешают. Ишь ты, придира выискался!
- Окно мне нравиться! – одобрил сын, слегка наклонив голову и с видом знатока разглядывая предложенный вариант. – А как ты думаешь, папа, если бы на самом деле существовало окно в бесконечность, это было бы творением рук человека или природы?
- Чаво?! – всё больше раздражался Казимир. – Наверное, человека, или природы. Не знаю. Пусть будет природы.
- Но ведь природа не терпит строгих прямых линий, квадрат не подходит.
- Природа! Плевать мне на природу! Это абстракция, дурень! – Малевич глубоко вздохнул, чтобы не взорваться,  — Ладно, подай циркуль и новый лист.
Казимир ловко очертил циркулем круг и закрасил его сначала чёрным, а после на всякий случай, добавил и всех остальных красок, не желая вновь выслушивать претензии по поводу оттенков.

Сынок опять критически осмотрел рисунок, зачем-то выставляя вперёд большой палец и зажмуривая один глаз.

- Я вот что подумал, — перестав жмуриться, сообщил дотошный сынок, — сказано ведь: "Через Христа обретёте вечность, бесконечность", может, лучше крест, а? Это будет гораздо символичней.
- Чёрный крест – бесконечность?! Я тебе сейчас покажу, что транслирует чёрный крест! – Казимир быстро с завидной точностью очертил и раскрасил крест. – Вот смотри! Это не портал в бесконечность, это бесконечное страдание! Видишь?
- Действительно, — разделил мнение отца сын. Затем присел на отцовский стул и прикурил его сигарету.

Глаза Казимира округлились до размеров, дозволенных природой, он подошёл к ибн Казимировичу и отвесил ему звонкий подзатыльник.

- Ты что спятил, сопляк!
- Извини, папа, увлёкся, — взвизгнуло дитя, выбрасывая сигарету и вскакивая со стула. – Не злись, я придумал. Это последнее, честное слово.
- Точно последнее? – недоверчиво покосившись, удостоверился Казимир.
- Да, точно. Нарисуй, пожалуйста, чёрное яблоко. Будет очень метафорично: через яблоко люди лишились вечности, и через него же обретут. Здорово?
- Молодец, сынок, — Казимир довольно потрепал сына по щеке, — вот что значит —гены!

Казимир одним дыхом исполнил заказ сына и вручил тому чёрное яблоко.

- А теперь убирайся, живо! И больше не смей мешать!
- Ещё было бы хорошо… — уже на пороге обернулся неугомонный сынок.
- Вон, я сказал, а то сейчас запущу банку с оставшейся краской тебе в башку!

Ибн Казимирович рисковать не стал и одним прыжком скрылся за дверью и тут же наткнулся на друга отца, Ивана Клюна.

- Здрасте, дядя Ваня! Вы там поосторожней! У отца творческий кризис.

Иван Клюн опасливо проследовал в мастерскую.

- Это опять ты! – разъярённо зарычал Казимир, но обернувшись и увидев, что это не его отпрыск, осёкся, — А, это ты.
- Как ты? – участливо поинтересовался Клюн.
- Да так, на распутье.

Клюн прошёл в мастерскую и остановился возле стола с разбросанными на нём попытками изобразить бесконечность. Он взял в руки изображение квадрата и спросил:
- Что это?
- Где? А это. Окно в бесконечность.

Глаза Ивана Клюна загорелись и ожили. Лицо преобразилось, как будто на него снизошло откровение.

- Боже! Окно в бесконечность, ну, конечно же! Сколько в этом смысла, глубины! Это зародыш мироздания, чистая материя, альфа и омега! Это переворот в искусстве, прорыв, новая эпоха!
- Ну, супер, мать твою,  — досадовал Малевич, пытаясь оттереть краску, всё-таки запачкавшую холст.
- Как ты сказал? Да! Мы назовём это – супрематизм!

Казимир только сейчас заметил, что Клюн чем-то бурно восторгается. Он оставил холст и подошёл к нему. Тот весьма возбуждённо развернулся к Малевичу и полез зачем-то обниматься.

- Ты гений, брат, гений! Это шедевр! – голосил Клюн, потрясая перед носом Малевича листом с квадратом. – Я сию же минуту покажу это кому надо! Начинается новая эра!

С этими словами Клюн выбежал из мастерской и, перескакивая через ступеньки, пустился вниз по лестнице.
Малевич проводил его, мягко говоря, изумлённым взглядом, потом, сообразив, подошёл к двери и крикнул Клюну вдогонку:

- Эй! У меня ещё круг есть и крест!

Но тот его уже не слышал.


Такая вот история о зарождении супрематизма.
И вот уже как почти сотню лет знатоки и специалисты считают квадрат Малевича иконой изобразительного искусства. И каждый видит в нем что-то своё (по мере своей испорченности), утверждают, что он обладает невероятным магнетизмом и собственной ментальностью и чуть ли ни художественной ценностью. А, возможно, это даже портал в вечность.

Я ужасно злюсь на себя, потому что не вижу в подобном ни одного, ни другого, ни тем более третьего. Неужели я тупее и грубее их?

Вчера я опять ходила в Третьяковскую галерею, пытаясь проникнуться этим жанром.
Когда проходила мимо Квадрата Малевича, мне вдруг показалось, что из него до меня доноситься гомерический хохот. Я прошла ещё раз и теперь услышала жалобный вой.

- Неужели новые таблетки доктора Мандельштама тоже не помогают? Жулик!

Я засобиралась уходить. На свежий воздух! Прочь от галлюцинаций! И спешно минуя квадрат, мне опять послышалось, будто он меня тихо зовёт:
- Тсссть…Тсссть…

Да, представьте себе! То ли звёзды в тот день сложились по-особенному, то ли какая чудотворная комета как раз мимо пролетала. Или, может, был прав наш великий эстет, Оскар, сказав, что "жизнь подражает искусству". В общем, это действительно оказался портал куда-то.
Я приблизилась к картине и прислушалась. Даже попыталась заглянуть внутрь. Потом снова уловила тихий шёпот:
- Эй. Вы должны мне помочь, прошу вас.
- Кто вы? – тоже шёпотом спросила я.
- Как кто? Казимир Малевич, разумеется.
- Как вы там оказались?
- Известно как, через портал, мной же созданный.
- И как там?
- Никак. Паршиво. Темно очень, ни хрена не видно. Бесконечно на что-то натыкаешься, все коленки себе отбил.
- А почему не вернётесь назад?
- Заклятье не позволяет. Боги наложили за издевательство над живописью.
- И ничего нельзя сделать?
- Можно. И вы мне поможете.
- Как?
- Заклятье потеряет силу, только тогда, когда люди узнают правду о моём квадрате. Вы должны поведать об этом миру: рассказать или написать.
- Как, опять развенчивать миф. Но ведь люди их так любят эти мифы! К тому же ваши приверженцы, они почувствуют себя полными идиотами, узнав правду. Может не надо?
- Нет! Умоляю вас! Я не могу боле тут находиться. Клянусь, я стану учителем геометрии и больше никогда не притронусь к кисти. Ну, будьте милосердны!
- Хорошо, хорошо, рассказывайте. Я напишу об этом, — сжалилась я над бедным Малевичем.

И он поведал мне всю правдивую историю, которую я, как и обещала, только что изложила на бумаге.


О! А вот и Малевич пожаловал из портала!
- Здрасте, мэтр!
- Да ну вас! – отмахнулся мэтр, вдыхая аромат, где-то стыренной по дороге, жёлтой розы и расплылся в блаженной улыбке.

Или это мой психотерапевт, доктор Мандельштам нюхает мою жёлтую карточку*?
Уф… Нет роза, Малевич. Слава Богу.


Примечания:

* жёлтая карточка в психиатрии означает диагноз — параноидальная шизофрения