Счастье для идиотов

Когда город накроет ночная пелена, одна половина людей будет спать, другая — заниматься любовью, и только ты будешь лежать у меня на коленях, изредка лишь вытирая красные от слез глаза. Утром все будет нормально: губы вновь тронет неискренняя улыбка, и ты будешь снова замазывать тональником синяки под глазами. Это вошло в привычку, стало абсолютно нормальным.
      Успокоительное начинает свое действие, и слезы на глазах понемногу исчезают. Вот так мы уже проводим месяц. Про университет ты напрочь забыла, а я же иногда его посещаю, раз в неделю. Терять близких всегда очень больно, но еще больнее мне на тебя смотреть.

      — Шерон, — шепотом окликаю тебя по имени, — хочешь я расскажу тебе об идеальном мире, где никто не умирал?

      Ты резко поднимаешь на меня измученный взгляд, совершенно забывая то, о чем думала. Киваешь и заворожено смотришь на меня, а я медленно перебираю твои шелковые волосы цвета горького шоколада.
      И зачем я это сказала? Я хотела просто успокоить тебя, заставить улыбнуться, но, кажется, сделала только хуже.

      — Эслер, — твой голос слишком резко врывается в мое сознание, заставляя невольно вздрогнуть. — Эслер, расскажи мне, — просишь с такой отдаленной горечью в голосе.
      — Я молода. Ты тоже. Сейчас нам с тобой открыты почти все двери. Мы можем прыгнуть с парашюта, совершить кругосветное путешествие. Мы можем встречать рассветы и провожать закаты…

      Ты удивленно смотришь на меня, не понимая, что я имею в виду. Встаешь с кровати и берешь гитару, пытаясь наиграть давно позабытую нами песню, и извлекаешь нежные звуки.

      — Если мы не встретим этот рассвет, то, возможно, опоздаем на всю жизнь.

      Теперь не понимаю я, но это не так важно сейчас. Я киваю: хорошо, мы встретим этот рассвет. Смотрю на тебя: да, я повторюсь, но терять близких невероятно больно. Месяц назад твой лучший друг погиб в автокатастрофе. А сейчас его брат лежит в реанимации: он спрыгнул с тринадцатого этажа и неизвестно каким образом выжил. Шерон, он живой, слышишь меня?
      Однако на эту тему ты разговаривать не хочешь, и я молчу. Тебе уже второй день никто не звонит, да и ты не можешь дозвониться, чтобы узнать наверняка: жив или нет.
      Минута.
      Две минуты.
      Три.
      Экран твоего телефона засветился. Тебе пришла СМСка: "Он наглотался в больнице какой-то дряни." Сначала ты спокойно сидишь на кровати, но руки трясутся. Тут ты со всей силы кидаешь телефон в стену, и он разбивается вдребезги. Опять слезы. Крик. Истерика.

      — Шерон! — я крепко обнимаю тебя, и моя рубашка почти сразу становиться влажной от слез. — Шерон, он выживет… — крик, потом неслышный шепот.

      Когда-нибудь все будет хорошо. Веришь? Вряд ли. Этот мир уже давно прогнил, и ты это понимаешь намного лучше, чем кто-либо другой. И я верю тебе. Верю, как никому другому.

      — Эслер. — Ты немного успокоилась. — Эслер, мне страшно.
      — Не бойся, Шерон. Я рядом. Я всегда буду рядом.

      Эти слова тебя заставляют окончательно успокоиться, а вторая доза успокоительного начинает действовать намного быстрее, и тебя клонит в сон.





      В четыре утра ты просыпаешься от телефонного звонка: на этот раз звонил домашний, ведь мобильник ты разбила. Резко вскакиваешь и хватаешь телефонную трубку, непроизвольно толкая меня. Молча выслушиваешь того, кто позвонил, потом кидаешь телефон и крепко-крепко обнимаешь меня.
      Ты начинаешь смеяться, а потом мы падаем на пол.

      — Эслер!! — даже не задумываясь, что сейчас четыре утра, кричишь. — Эслер, он живой! Живой!! Кир жив! — столько радости в твоем голосе я не слышала никогда.
      — Вот видишь, Шерон, я же говорила. Мы встретили этот рассвет… — шепчу тебе на ухо и глажу по голове. — А теперь спи. Спи спокойно, родная моя.

      Минут тридцать спустя ты все же успокаиваешься и ложишься, засыпая. А я сижу на кровати, поглаживая твою руку, и думаю, что не только в сказках может быть счастливая концовка. Думаю, что это был самый лучший рассвет. Что для счастья нужно лишь, чтобы близкие были здоровы и живы. Но сейчас в мире немного другие ценности, а мы с тобой два идиота. И это счастье — счастье для идиотов.