Лампочка

Наш класс не был шкодливым. Конечно,  было немало шалостей, которые тогда нам казались значительными проступками. Но надо признать, что в классе никогда не было сплетен, интриг, а главное стукачества.

Ну, конечно, после уроков физкультуры из портфелей пропадали завтраки. Это шуровал Вадик Михайловский. Он же с криком «А бара я!»(пользовался большим успехом индийский фильм «Бродяга» с Раджем Капуром в главной роли) забрасывал портфели ребят на высокую печку – здание было старинное, с высокими потолками. Конечно, никто не указывал на Вадика, зато часть урока оказывалась сорванной. Причём, такое происходило у учителей, которые проявляли слабинку. Ребята сами понимали, что им нужна твёрдая рука.

 Лариска Ранкова, или просто Раня, сидела на первой парте у самой стены. В соседний класс вела труба от отопительной батареи. Дыра была такой большой, что вполне можно было передавать записку на последнюю парту в соседний класс. Сначала это было просто баловство. А затем Раня для себя и других начала использовать этот лаз для передачи вопросов на контрольных работах и для получения ответов.
 
Той же Ране вместе с мальчишками принадлежала идея выбросить ящик с чернильницами из окна во двор. А учились мы на четвёртом этаже. Была сорвана нежелательная контрольная и последующие уроки. Администрация школы пыталась выяснить зачинщиков беспорядка запрещёнными методами. Требовали, чтобы староста класса сказала, кто это сделал. Но староста ответила, что её при этом событии не было в классе. Иезуитский приём продолжался: если ребята не признаются, то исключат из школы старосту.
 
Директор школы, Полина Петровна Тупина-Пуц, бывшая батрачка и никакой учитель географии, по одному вызывала в свой кабинет наиболее подозрительных, с её точки зрения ребят и, не очень вникая в проблему, кричала: «Вы, что, девочек мне будете портить? А кто их потом замуж будет выдавать?!»(В её практике был какой-то случай, из-за которого она чуть было не лишилась директорской должности). Надо сказать, к чести наших ребят (и, думаю, их моральной чистоте), они никогда не рассказывали нам в школе о содержании подобных бесед. Лишь через  15 лет после окончания школы на очередной встрече нашего класса, несколько смущаясь, они поведали об этом своим одноклассницам.

Конечно, все мы радовались, когда по какой-либо причине отменялся или пропадал урок. Мы сочувствовали заболевшим учителям, но радовались... отсутствию урока.

Учились мы во вторую смену. Электричество включали рано. Узнав, что преподавателя литературы Полины Михайловны не будет, мы обрадовались. Но преждевременно. Библиотекарь, тоже преподаватель литературы, часто подменял заболевших коллег. Мы отлично воспринимали Александра Ароновича как библиотекаря, человека очень начитанного и советовавшего нам читать хорошие книги из школьной библиотеки. Но как учителя мы его не воспринимали вовсе. И решили: урок нужно сорвать. Как? Очень просто. Смочив водой несколько промокательных бумаг, вложили их между патронами и цоколями нескольких лампочек. Это сделал самый высокий и самый тихий мальчик. Оставили светить лишь одну лампочку. И когда начался урок, ребята начали шуметь: ничего не видно, что пишут на доске, ничего не видно в учебниках. Урок был сорван. Класс отпустили.
 
Мы ушли в Ботанический сад и пробыли там ещё два часа, прибыв только к последнему, шестому уроку. На ноги была поставлена вся школа. Где класс? Почему только в помещении 9-го «В» класса нет электричества? Некоторые лампочки вновь загорелись. Вероятно, подсохли промокашки. Пришедшие электрики сначала диву давались, а затем обнаружили причину – из одного патрона выпала розовая промокашка. Осмотрев остальные лампочки, они нашли в остальных патронах промокательную бумагу.

Назревал грандиозный скандал. Вызвали заболевшую Полину Михайловну, классного руководителя. Требовали указать зачинщика. Но Полина Михайловна, даже зная, кто сделал, никогда бы не доложила. Вызывали к завучу и к директору по очереди старосту, комсорга, отдельных мальчиков и девочек. Старосте ребята наказали говорить, что она была на перемене в школьном буфете и ничего не знает. Комсоргу тоже придумали отговорку. Опять пошли угрозы: разгонят класс по разным школам, всем в школьном аттестате поставят «неудовлетворительно» в графе «поведение»(по тем временам- это волчий билет), не допустят к выпускным экзаменам, опять же выгонят старосту, уволят классного руководителя.

 Когда в класс заходили учителя, завуч или директор, у них  у всех на лице был написан вопрос «КТО?» Но ребята держались. И надо сказать, что никаких разговоров «о сдаче» не было. Сожалели, что дурацкая шутка привела к такой ситуации. Администрация то и дело пыталась провоцировать: называла наугад фамилию какого-нибудь шкодливого ученика, грозила, но никто не сдавался.
Каждый раз в таких ситуациях староста или комсорг просили простить класс, чем вызывали против себя бурю негодования администрации. Словом, всех наказать было невозможно. Но нужно было всё-таки пустить кровь. Кто-то же должен быть наказан!

Администрация предложила провести открытое партийное собрание с родителями-коммунистами(их оказалось в нашем классе совсем немного) и учениками класса. Конечно, случай обсуждался и осуждался. В очередной раз ребята в лице (старосты и комсорга) просят извинения и прощения у родителей, у учителей. Осознают свой проступок. Но собрание идёт не по сценарию администрации. Тон сбил один из родителей: « Я считаю, что неправильно наказывать того, кто это проделал конкретно. Уйти с уроков, сорвать уроки хотели все». Его поддерживает мать одного из ребят: «Мне кажется, что дети хорошо осознали свой проступок. Они переживают, и надо надеяться, что подобные ситуации впредь не повторятся. Я думаю, что ребята уже достаточно наказаны тем подчёркнутым вниманием родителей, учителей и ожиданием расправы». Родители пришли к заключению – надо потребовать от всех  извинений и обещаний впредь не создавать подобных ситуаций.

Но администрации школы не нравится подобный поворот событий. Надо наказать! А родители повернули всё иначе. «Хорошо»,- соглашается умная интриганка, завуч школы.-«И всё же кто это?» Ребята просят учителей и родителей на несколько минут покинуть класс – надо посовещаться. Родители  выполняют просьбу безоговорочно. Дирекция возмущена – как это школьники диктуют им условия переговоров? Но под влиянием улыбающихся родителей тоже покидают класс.

Ребята договариваются, что они разрешат Жоре встать и сказать, что это он сделал, но лишь в случае, если учителя пообещают не наказывать исполнителя.
Опять все в сборе. Тревожные глаза у родителей, напряжённые у учителей. В очередной раз староста класса, рискуя вызвать гнев администрации, говорит: «Класс разрешает исполнителю назвать себя, но мы хотим гарантий от администрации, что человек не будет наказан». Опять инициатива в руках учеников, а не учителей. Скрепя сердце, завуч даёт подобное обещание.

В классе напряжённая тишина. Она длится недолго, но кому-то кажется бесконечной. С последней парты подымается  Жора Копчин и тихим ровным голосом, очень буднично произносит: «Это я сделал». Недоумение преподавателей. Завуч тут же злобно комментирует: «Нет, не верю. Он на это не способен. Они специально его подговорили, чтоб он себя оговорил». Один из родителей верно подмечает: «Ваше замечание свидетельствует, что вы всё же жаждали расправы». Наталья Ивановна досадует, что её намерения поняты. Но... обещание дано. А Жора продолжает: «Я выполнял волю всего класса и свою тоже. По росту я оказался самым высоким. Стоя на парте, я мог дотянуться до лампочки, а другие ребята не могли».

Итак, показательное наказание сорвалось. Кое-кто из родителей тоже не поверил в «виновность» тихого  Жоры. Долго ли помнили школьные учителя об этом событии, не знаю. Но собираясь классом, мы часто вспоминали об этом событии. И тихий Жора, ставший кандидатом медицинских наук, всегда при этом скромно улыбался и чувствовал себя героем.