Дурдом гав-гав на девятом км

Смешная жизнь.    
Помню, еще там и в советское время,  мой друг лежал в дурдоме. Нет, с мозгами у него все было, не подкопаешься! И против политики партии и правительства он публично не выступал! И даже соседа, который, сволочь, заливал его всегда именно на еврейскую пасху, практически, ни разу не укусил, потому что сосед божился, что это случайное совпадение.
 Просто друг тогда разводился с женой, которая расшатала ему все нервы. А нервы – не шатающийся зуб, который к двери привязал, потом дверью хлопнул, и нет проблемы! Нервы лечить надо!
И тогда друг моего друга, известный доктор-психиатр Гуревич предложил ему сменить обстановку,  снять стресс и, главное, спрятаться на время развода от разъяренной жены, которая устраивала ему сцены, в которых она отвела себе роль беспощадного мавра!
 "Дурдом по блату" был практически единственным местом, где можно было в то время прилично  отдохнуть. Потому что в заграницу советский народ ездить не любил, так как там заедала  тоска по Родине!  В санатории ездить хоть и любил, но, туда, как правило, ездили только ответственные работники, а мой друг был безответственным! А дикарем доктор ему не советовал. Уж больно его организм был истощен разводом и дикий отдых мог его окончательно добить!
Так что, оставался только дурдом, тем более там, наряду с буйными и тихо-помешанными, лежали совсем нормальные, то есть те, кто по блату косил от армии, или восстанавливал валерьяновым компотом нервные клетки, которые не восстанавливаются. Или, кому было нужно на время выскочить из колеса, отдышаться от бега  и немного расслабиться.
 Обстановка в дурдоме к этому очень располагала.  Сам он находился  в лесопарке, причем, точно на девятом километре от города. Поэтому, среди населения гуляла фраза: "Ты чего, с девятого километра сбежал?!".  Никто, конечно, на фразу не обижался, потому что тогда, да и сегодня тоже,  любого бери, и спокойно вези на девятый! И любой по всем параметрам подойдет точно под их пациентов!
Естественно, что в ближайший же выходной мы поехали к другу в отведки. Но не в смысле, что у него там уже кто-то родился, хотя обстановка там, как выяснилась, к этому сильно располагала. Друга мы застали в замечательном расположении духа. Три дня без разводящейся супруги придали его лицу много румянца, а глаза заблестели так, будто у него был медовый месяц, а брак был не по расчету.
- У нас тут такие телки!- с восторгом сообщил наш друг, только мы открыли дверь.
 При этом он сильно сверкнул глазами, прямо, как настоящий грузин при виде грудастой блондинки! Оказалось, что  в дурдоме лучше, чем в настоящем санатории! За ужином в чайник вместо  компота они тайно заливали портвейн «Три семерки», которым тут торговал с наценкой больничный сторож дядя Коля.  А сразу после ужина в Ленинской комнате под магнитолу "Темп"  начинались медленные танцы. Эти два обстоятельства, соединенные вместе, приводили к потрясающему  результату. И если в первый день друг жаловался своему доктору, что ему тоскливо и скучно, то уже к вечеру, как доктор и пообещал, ему стало весело и клево!
Рассказ про телок, а так же бодрое состояние друга вызвало у нас неподдельную зависть, но попасть на девятку было практически невозможно!
Посидев с другом в больничной беседке, мы часа два прикалывались, ржали и тоже выпивали портвейн. А потом друг пошел нас провожать на автобус. На остановке было человек десять-пятнадцать, не меньше. А друг, что важно для дальнейшего события, был в больничных застиранных шароварах с инвентарным номером на заднице и не менее застиранном пижамном верхе пятьдесят шестого размера! Это был единый больничный размер и  даже, если у тебя был сорок шестой с расправленными плечами, тебе все равно выдавали пятьдесят шестой!  Так что вороны в радиусе километра от девятки гнезда не вили.
И вот, шагов за десять до остановки, наш друг, все для того же прикола, вдруг неожиданно гавкнул, что в контексте с дурдомом было жутко смешно.  Но народ почему-то насторожился и прижался друг к другу. А когда, уже метра за три, друг гавкнул еще дважды, но уже намного громче, многие не стали дожидаться автобуса и побежали пешком, и бежали, пока на деревьях не показались вороньи гнезда.  А оставшиеся отошли на безопасное расстояние, чтобы наш друг, если захочет их укусить, сразу бы не смог.
Автобуса долго не было и мы тоже, чтобы просто так не маяться, решили немного полаять. Тогда это нам казалось в высшей степени остроумным.
... А много лет спустя эта история имела неожиданное продолжение уже  в Тель-Авиве. Мой друг приехал в гости на историческую родину, кажется, с третьей, или, даже,  четвертой женой, он и сам точно не помнил. К этому часу он научился разбегаться с женами без дурдома, тем более, там времена поменялись к худшему, дурдомы перешли на самоокупаемость, а воровать при этом стали еще сильнее! И, конечно, первое, что в дурдоме украли, это кассетную магнитолу «Темп», без которой танцы под одни «ля-ля-ля» выглядели как-то слишком по сумасшедшему.
А без танцев в дурдоме было делать нечего!
Я к этому часу жил и работал в своем Явне, маленьком городке в получасе езды от Тель-Авива. в первый же день не захотелось показать другу город без перерыва и мы поехали.
Мы пили кофе на Тель-Авивской набережной  и вспоминали недавнюю молодость. И, конечно, то, как смешно лаяли на девятом километре. Настроение у нас было хорошее, новая жена друга над историей сильно хохотала, и это нас вдохновило вспомнить молодость еще сильней и немного поприкалываться. И друг неожиданно, прямо. как тогда, гавкнул. Но, будучи в гостях, гавкнул в пол-голоса, поэтому обернулись только ближайшие столики. А я, чтобы показать, что у нас в Израиле с юмором в порядке, да и вообще, полнейшая свобода, то есть, хочешь лай, а хочешь, горлань песню, особенно, ночью, тоже гавкнул, но уже громко! И вдруг я услышал знакомый и довольно встревоженный голос, который произнес на все кафе:
- Аркадий, ма кара, хавэр?!
То, есть: «Аркадий, что случилось, друг?!».
Голос принадлежал начальнику Отдела культуры нашего Явне, где я только начал работать культурным затейником.  Начальник подошел к нашему столику и странно на меня посмотрел. Он  знал меня еще крайне мало, всего недели три, поэтому считал меня еще интеллигентным человеком. Я сказал ему, что аколь беседер, то есть
тревоги напрасны, и у меня не поехала крыша.  А  про себя сильно возмущался, что он в рабочее время пьет кофе черт те где, в двадцати километрах от службы! Ведь кофе можно попить и в Явне, тем более, что к нему в гости не приехал друг детства!
А, вот, что я делал  в двадцати километрах от явненской культуры, он потом все же спросил! Но очень мягко, потому что решил, что со мной творится что-то неладное и мне нужна поддержка.
Но, почему я вдруг лаял посреди кафе на набережной, он не спросил, потому что у нас в Израиле полная демократия и каждый может себе, хоть мяукать, хоть лаять и, даже, хрюкать, хотя это вообще считается не кошерным!..

А.К.