Нужна женщина

Мне было легко и хорошо. Были сумерки. Накатило какое-то абсолютное спокойствие. Я стоял у перекрёстка.  По проезжей части кто-то шёл наискосок в мою сторону. Я был слегка рассеян. Вглядываться в проходящих не хотелось. И думать ни о чём не хотелось. От проходящих отделилась девушка очень маленького роста и направилась ко мне. Я почувствовал странность происходящего. Улица опустела. Девушка была в чёрном и у неё в руках была огромная шляпа. Она была цыганка. Чем ближе она приближалась тем становилась меньше. В полуметре от меня она засмеялась и накинула шляпу. И как будто превратилась в неестественно, хаотично передвигающуюся смеющуюся шляпу с ногами. В этот момент я взлетел на некоторую высоту. Небыло ни страха, ни удивления. Она сняла шляпу и пошла прямо через тротуар в парк. Я летел за ней на некотором расстоянии. Мне почему-то пришло в голову, что я в Израиле, в Реховоте, где живу, и это парк рядом с домом. И что это праздник Ёмкипур, и что всё это как-то связано с этим праздником. Она прошла в парк и направилась к огромному клёну. Подойдя, она присела под ним. Я пролетел слева и обогнул вправо клён задевая его ветви. И почему-то захотел сказать ей, что это не её место. Но сказал на иврите и не правильно, что это не моё место. Она засмеялась и ответила,- верно, это не твоё место. Я понял, что таких клёнов в Израиле нет. Эпизод был исчерпан и я двинулся вправо от клёна уже пешком по траве. Пройдя короткое расстояние, я понял, что нахожусь в Ужгороде, во дворе, где прошло моё детство, у гаража между двух пятиэтажек в палисаднике. Я взлетел и опустился на крышу гаража. Над ним свисал клён и крыша была усеяна опавшими листьями. Я с интересом рассматривал их, каждый в отдельности. Я вспомнил, что в детстве любил думать о том, что летаю и заглядываю в окна. Легко взлетев на уровень пятого этажа я направился к балкону соседнего дома где жил мой школьный друг Андрей Таловыря. И неожиданно на балконе не оказалось ни окна, ни дверей. Был старый холодильник и стулья. Я подошёл к холодильнику и сел прямо на пол рядом с ним. К нему подошла Лариска Чемоданова, открыла его, взяла стул и села рядом. Наступило абсолютное спокойствие. Лариска мне нравилась, там, давно, в юности, когда мы были студентами. Это было в Целинограде. И она мне симпатизировала. Она была необычна. Худая, стройная, спокойная, с особенным скрипучим голосом. Она нравилась. Я нашёл её в Калининграде. И так как-то всё это в цельном плавном эпизоде, я опускаюсь на пол, она открывает дверцу холодильника, берёт стул, присаживается рядом, и я ощущая удивительную усталость говорю,- что-то я совсем расклеился. И звучит во мне и расстояния, и время, и горечь по не сложившемуся, и тоска по ушедшему. И она очень мягко, с удивительной нежностью склоняется надо мной и говорит своим скрипучим необычным голосом,- я вижу, ты устал, Димыч. И я понимаю, что всё совпало. Что я действительно смертельно устал, что я критически нуждаюсь во внимании близкого моему сердцу человека, потому, что только близкий и желанный человек может легко, одним движением, одним словом вылечить, что я жду участия и взаимопонимания, и она дала всё это мне в одно мгновение. Но только во сне. Одно мгновение во сне, это и много, и критически так мало. Но оно произошло. И было ещё много всяких пониманий. Об ошибках, одиночестве, ускользающем времени. Я осознал, что я умираю. Мы все от рождения начинаем умирать. И всё, что мы делаем, это прощаемся. Мы все это понимаем, но заигрываемся в жизнь, и только редкие люди ведут себя в соответствии с этим пониманием. Они-то и отличаются удивительным спокойствием, терпением, вниманием и великодушием. И я проснулся. Светало. Дочки ещё спали. Я сделал Кате манную кашу. Открыл Соне окно. Покормил рыбок и Маську (кошку), и сел записать свой сон, свои мысли. Меня уже не хватает на всё это. Я выдохся. Нужна женщина. Которой не бывает.