Потеря

 - Ну, так мы пошли? – спросила она, переглянувшись сияющим взглядом с подтянутым морячком в тёмном бушлате  курсанта военно-морского училища,  золотые нарукавные шевроны которого обозначали четвёртый, выпускной год его  обучения.
Вопрос девушки  был обращён к  родителям, которым сегодня  молодой моряк  был представлен в качестве сердечного друга.

По этому поводу, за вечерним чаепитием, с домашней выпечкой и вареньем  не обошлось без неизбежных в подобных случаях осторожных  расспросов. Однако всё обошлось благополучно, поскольку все друг другу понравились, а если и посматривали с беспокойством на часы,   то лишь переживая за истечение срока увольнения на берег  военного  гостя.

Учебный корабль, на который  юноше следовало вернуться к сроку, стоял на внешнем рейде, а последний катер для отпущенных на берег к появлению нашего героя  на   пирсе уже нетерпеливо  ворчал  запущенным двигателем.

Результат визита был предсказуем. Льву Борисовичу Оршанскому – инженер-капитану 1-го ранга - намерение дочери по примеру матери  связать свою судьбу с будущим корабелом  не могло   не понравиться.

Сам он свои 25 лет   выслуги отслужил на флоте в одном и том же военном  НИИ корабельного приборостроения, куда попал по распределению молодым лейтенантом и где, со временем  закончив адъюнктуру, защитил обе свои диссертации,  дослужился  до «каперанга» и ушёл в отставку, оставаясь советником и членом Учёного  совета института, в котором  прослужил всю жизнь.

Отпустив молодых, родители девушки  прежде, чем заговорить о предстоящей перспективе своего перехода в очередное  поколение, молча,  со светлой  грустью вспоминали   годы  собственной  молодости.
Лев Борисович тогда  был  выпущен после училища инженер-лейтенантом и собирался продолжить образование по избранной специальности в профильном ВУЗе, а Марья Васильевна только-что окончила школу.

Никто их тогда  от поспешных шагов не отговаривал и не предостерегал. Ранние браки в семьях потомственных корабелов несмотря, а может быть благодаря этому, были удачны.
Правда, появления на свет единственной дочери Оршанские несколько заждались и после  рождения  Сашеньки  на большее уже не рассчитывали,  тем не менее, на волю Всевышнего  они не роптали и оттого видимо были здоровы и умиротворены.

От своих предков  в аристократическом районе старого города, в добротном доме дореволюционной постройки Оршанские унаследовали просторную четырёхкомнатную квартиру, которая в период революционного передела собственности  счастливо избежала уплотнения и осталась за ними. Сказалась необходимость сохранить замечательную научно-мемориальную библиотеку, собранную несколькими предшествующими   поколениями Оршанских  и состоявшую большей частью из книг, украшенных  дарственными  автографами.

В Комарово на финском взморье   была ещё  унаследованная дача,  не имевшая, как и квартира, перспективы  сохранить родовой признак за отсутствием  наследника по мужской линии.
Дача была  каждым по-своему  любима.
Львом Борисовичем за то, что после необременительного труда пополнявшего поленницу берёзовых дров для камина, здесь  особенно хорошо думалось и читалось.
Марьей Васильевной в силу врождённой любви ко всему, что росло и  плодоносило, а подрастающей  Сашенькой  прежде всего за то, что дача собирала всех вместе, что в городе случалось не так часто, как того хотелось.

Правда, девочку  смущал немерный труд, который мать семейства вкладывала в выращивание  садово-огородных продуктов, имевшихся в свободной продаже, и она как-то  ей это заметила.
Тогда, помнится, Марья Васильевна резонно посоветовала ей спросить  художника, отчего тот пользуется кистью, а не фотоаппаратом.

В  институтском кругу, где служил Лев Борисович,  форма  обращений была консервативной, и учёные офицеры в обиходе придерживались сложившемся привычкам  чаще, чем  предписаниям Устава.
Независимо от чинов и званий они  именовали друг друга по имени и отчеству, а то и попросту –  «коллега».

Называть кого-либо  только  по имени считалось неуместной фамильярностью и дурным тоном, если только это не касалось очень   близких  родственных  отношений, и то лишь  в приватной беседе.
Посватавшегося Серёжу Скворцова, выпущенного текущей  осенью  тем же училищем, которое заканчивал когда-то и сам  Оршанский, и  в том же звании  нженер-лейтенанта ВМФ, Лев Борисович, слегка иронизируя, стал величать именно – «коллега».

Сашеньку это настораживало. Она хорошо знала своего отца  и видела, что тот, ничего не имея против её друга, внутренне не совсем готов разделить любовь  к дочери с пришлым человеком и, проявляя до времени определённую сдержанность,  не торопился с родственным к нему  обращением, ограничиваясь вежливым, но прохладным – «коллега».
Зато Марья Васильевна приняла  выбор дочери безоговорочно. Она, как-то сразу подружилась с  Серёжей, и  стала приобщать его к своим  садово-огородным  делам.
До вожделенной дачи с гружеными сумками всякий раз надо было добираться на перекладных, и  пара мужских рук была здесь  никогда  не лишней.
Рассчитывая на помощь мужчин, Марья Васильевна  не оставляла тщетной надежды приохотить  их в конце концов к своему  любимому занятию.

Серёжа рос без родителей. Отец погиб на фронте. Ненадолго пережив его, ушла из жизни и мама. В престижное  военно-морское училище на полный пансион он был зачислен по направлению Военкомата  в счёт  квоты для   детей ветеранов.

Лев Борисович по праву и обязанности старшего и умудрённого жизнью понимал, что с приходом в семью нового человека какая-то перестройка в отношениях  неизбежна и от него, как патриарха, семья  ждёт приобщения этого  человека  к царившим здесь  традиционным порядкам.

Серёжа, обладая исключительными способностями, был одержим  тягой к знаниям. Окончив училище с отличием, он был принят в военно-морской ВУЗ вне конкурса  и, не довольствуясь перспективой высшего образования, уже с первого  курса метил в адъюнктуру, заранее примеряясь к теме своих  будущих исследований.

Льву Борисовичу это нравилось, хотя, как мы уже говорили, и было больно сознавать необходимость  делить   любовь к дочери с другим,  хоть и достойным, человеком.
Однако делать было нечего. Процесс  сближения этого человека с  Сашенькой был необратим, и Лев Борисович с супругой не стали откладывать обсуждение связанных с этим   организационных хлопот.

Конечно же  все расходы  родители  взяли  на себя. Кроме того, помимо свадебного застолья   решили преподнести детям ещё и  отдельные подарки.
Марья Васильевна призналась мужу, что уже не первый год собирает дочке  образцовое приданное, а Лев Борисович сказал, что о своём подарке жениху  объявит  особо и только в последнюю очередь, чем конечно всех   заинтриговал.
Люди любят неожиданности, не думая подчас, что они могут быть и неприятными.

Когда момент оглашения обещанного подарка настал, Лев Борисович объявил,  что наблюдая, вопреки известным анекдотам,  исключительное взаимопонимание молодого зятя с тёщей, для укрепления успехов в их совместных садово-огородных делах  он дарит молодожёну  автомобиль.

Да, милостивые государи,  именно автомобиль.
Небольшой, но самый настоящий двухдверный седан ЗАЗ-965 серо-голубого цвета, аналог итальянской модели FIAT-600, выпуск которой был недавно освоен на Запорожском заводе «Коммунар».

Восторгам от  необычайно щедрого по тем временам подарка не было конца.
- Я думаю, с помощью этого агрегата путь к сердцу любезной вам тёщи будет ещё короче, коллега, - передавая автомобильные  ключи  зятю, напутствовал его Лев Борисович.
В искреннем возбуждении, расцеловав отца, Сашенька  всё же  не преминула заметить  его по-прежнему казённое обращение  к  её мужу, однако, не желая омрачать радостной минуты, промолчала, предоставляя возможность отцу для того, чтобы свыкнуться с утраченной монополией на любовь к дочери,  столько времени сколько ему  для этого  понадобится.
 
В том же году  после краткого курса обучения молодой автовладелец  получил права на вождение. Инструктор автошколы, похвалив его способности, тем не менее,  порекомендовал  не забывать о недостаточном собственном  опыте  и до завершения  обкатки автомобиля, по-возможности,  воздержаться от пассажиров.

Дома все с этим согласились, за исключением Марьи Васильевны.
С появлением автомобиля, она  категорически отказалась от толкотни в пригородных поездах и автобусах, заявив, что теперь предпочитает только  семейный транспорт, полностью  доверяя  жизнь своему замечательному зятю.

Сашенька  с отцом этого не одобряли, но спорить не стали, и Марья Васильевна   теперь  появлялась на даче только в автомобиле, до предела забитом разного рода удобрениями, рассадой и всякой всячиной, необходимой  в её подсобном хозяйстве.

Тот злополучный  день был выходным и  она договорилась с Серёжей о том, что они приедут  с ним на дачу с утра, высадят в теплице привезённую с собой рассаду огурцов и  томатов,  после чего успеют ещё  приготовить к приезду отца с дочерью  лёгкий загородный  обед.

Множество ящичков с рассадой  разместили на заднем сидении, а не уместившиеся там Марья Васильевна взяла к себе на колени.
Помня наставления инструктора автошколы, Серёжа вёл машину крайне сдержано. Не превышая  разрешённой скорости и придерживаясь правого ряда.

Марья Васильевна нервничала. Они немного припозднились с выездом, и она беспокоилась о том, что высаживать рассаду придётся при высоком солнце, что было не рекомендовано «Справочником садовода-огородника», откуда она черпала свои авторитетные  познания агротехники.

Сегодня ей казалось, что Серёжа без нужды  даёт обгонять себя попутным машинам  и дольше, чем они,  простаивает перед светофорами. Чтобы себя отвлечь от дурных мыслей  она стала играться белым флажком-переключателем на правой двери, отклоняя его, то вправо, то влево. В машине, при этом ничего не происходило, и Марья Васильевна, оставив его в положении «вправо», решила потом как-нибудь расспросить Серёжу про этот бесполезный флажок.

На самом деле это была блокировка двери со стороны пассажира и при положении флажка - «вправо» эту дверь уже нельзя было открыть ни изнутри, ни снаружи.
Следуя  советам инструктора автошколы: не садиться за руль в раздражённом или болезненном состоянии,  Серёжа, видя, что из-за незначительного опоздания с выездом Марья Васильевна, проявляет  нервозность, то и дело, поглядывая на часы, в то утро следуя  этому правилу, аккуратно не торопясь выехал  за черту города и только тут, на пустынной дороге позволил себе в угоду  хозяйки  прибавить скорость.

Марья Васильевна заметно повеселела. Они были почти у цели. Единственным препятствием на пути мог оказаться железнодорожный переезд с недавно установленными там  электрофицированными  полушлагбаумами. Тут не мудрено было оказаться в автомобильной пробке. Но, слава Богу, на этот раз в обе стороны от них дорога была пуста, а сами полушлагбаумы разрешающе  подняты.

- Проскочим! -  азартно порадовалась Марья Васильевна.
Но стоило им подъехать ближе, как  на переезде заверещал тревожный звонок, загорелся красным  светофор и оба полушлагбаума, каждый на своей полосе,  перекрыли попутное и встречное  автомобильное движение.

Это могло быть действительно  надолго. И тут благоразумие Серёжу покинуло.  Не желая огорчать Марью Васильевну, и повторяя за ней: «Проскочим!»  он лихо объехал опущенный со своей стороны полушлагбаум и оказался на переезде, с которого оставалось по ходу движения только съехать. Ему следовало прибавить обороты,  что он и собирался сделать, но, как только колёса его машины затарахтели поверх рельсов  негладкого переезда, он, инстинктивно жалея новую машину,  сбросил на высокой передаче газ, в результате чего мотор его автомобиля, как ему и следовало, заглох.
В «Правилах дорожного движения»  действия водителя на ж.д. переезде строго расписаны. Известно, что, приближаясь к переезду скорость следует убавить до минимума, после чего на самой низкой передаче прибавить обороты и медленно без рывков преодолеть препятствие, ни в коем случае не сбавляя обороты.
Если же машина по любой причине заглохла, перекрыв ж.д. путь, водителю  первым долгом следует  эвакуировать пассажиров и только после этого, выбежав как можно дальше навстречу поезду энергичными движениями рук издалека  привлечь внимание машиниста и попытаться предотвратить  наезд.

Серёжа этим правилам пренебрёг. Вопреки им  он стал пытаться запустить заглохший  двигатель, при этом переобогатил  топливную смесь, чего на горячем двигателе делать не следовало.
В результате,  забрызганные свечи надолго вышли из строя. После нескольких тщетных попыток он оставил  эти усилия и, обойдя машину, попытался открыть пассажирскую дверь снаружи, чтобы выпустить Марью Васильевну. Но заблокированная  дверь не открывалась.

Серёжа  постучал ей в стекло, чтобы она открыла дверь изнутри, но заваленная ящичками с рассадой, шаря и не находя вслепую нужных рычагов немолодая  женщина растерялась и была совершенно беспомощна.
Ей достаточно было повернуть белый флажок влево и этим разблокировать  дверцу, но помня о том, что она уже безнаказанно игралась с этим флажком, на положение которого машина никак не реагировала, она не принимала  его положение  в расчёт.

На пустынном переезде  позвать на помощь было некого, и не было ни одного тяжёлого предмета под рукой, чтобы разбить стёкла машины.
Оставался  ещё один реальный способ спасения. На новой машине со свежим аккумулятором  можно было, удерживая включённым стартёр, включить низкую передачу и протащить машину несколько метров на аккумуляторе, чего было бы достаточно, чтобы освободить переезд, но собственного опыта, равно как и выдержки для выполнения столь сложной операции у Серёжи недоставало  и он запаниковал.

Издалека донёсся рёв приближающегося электропоезда, и тогда только,   поняв, наконец,  что попусту расходует драгоценные секунды,  он  сдёрнул с себя фуражку  и размахивая ею  ринулся навстречу локомотиву, но было уже поздно.

Статистика гласит, что  дорожные аварии в большинстве случаев совершают или начинающие робкие водители, или же, наоборот, опытные,  излишне самоуверенные лихачи.  Гораздо строже соблюдают правила  безопасности, как правило, водители средней квалификации.

Машинист  Грачёв (Грач) водил пригородные электропоезда на одном и том же плече  более тридцати лет. Режим работы на этом своём участке он знал настолько досконально, что мог перечислить все ограничения на  пути исключительно  по памяти.
С некоторых пор особое удовольствие  доставляла ему демонстрация этой своей способности недавно подсаженному к нему помощнику-стажёру.

Глядя в противоположную сторону, Грач ни разу не ошибившись, предсказывал  работу  дорожных огней и контрольные сроки их прохождения.
К ряду предписаний он относился критически, считая, что в некоторых случаях дорожные ограничения неоправданно завышены, и диспетчеры, перестраховываясь,   явно не учитывают внутренние резервы уплотнения графика. Сам он в случаях отставания  использовал эти резервы неоднократно.
Вот и в тот раз:
-  Не притормаживай, мы немного отстаём, - указал он помощнику.
- Но в маршрутном листе указано ограничение скорости, возразил стажёр.
- Неважно.  Знак-ограничитель здесь стоит  из-за нерегулируемого переезда, на котором недавно установили автоматические шлагбаумы, поэтому ограничение скорости электропоезда устарело, и его просто не успели отменить.

Они ещё больше увеличили тягу, чтобы нагнать отставание, но как только попали в зону видимости нового шлагбаума, увидели заглохшую на переезде серо-голубую микролитражку  и бегущего им навстречу отчаянно размахивающего руками морского офицера, отпрянувшего в сторону в самый последний момент.

Экстренное торможение, предназначенное для аварийной остановки разогнанного перед этим  электропоезда,  требовало тормозной путь, хоть и укороченный, но всё-таки  несколькими метрами больший, чем тот, что оставался  до  стоящей на его пути неподвижной  автомашины.
Недостающих этих   нескольких метров оказалось достаточно, чтобы  страшным ударом многотонного тарана расплющить автомобиль, не оставив никаких шансов его пассажиру.

Если бы за день до случившегося Льву Борисовичу сказали, что такое возможно, и у него достанет сил пережить то, что случилось, он ни за чтобы этому   не поверил.
Тем не менее, отложив все дела, он  использовал изо дня в день все дозволенные меры, связи  и влияние, чтобы надзорные органы отказались от уголовного преследования оставшихся в живых участников происшествия. Включая  опытного машиниста, превысившего дозволенную скорость электропоезда и неопытного  автомобилиста, грубо нарушившего правило преодоления ж.д. переезда.

Все эти  дни, просиживая в своём домашнем кабинете-библиотеке, он    только этим и занимался, никуда не отлучаясь, чтобы не оставлять  в одиночестве беременную дочь.
Сашенька  хлопотала на кухне, и, чтобы отец не слышал её слёз включала  на среднюю громкость радиоприёмник. Иногда, сквозь его  приглушённые звуки  отец распознавал живые голоса зятя с дочерью, но поскольку тон разговора был мирным он  не выходил из кабинета, чтобы им не мешать.
Сашеньке было особенно тяжело. Будучи натурой цельной, она наследовала от родителей преданность любимым людям, в числе которых был и тот любимый, который принёс в её жизнь неповторимую радость, равно как и непоправимое горе, и тот, который ещё не родился, но жил у неё под сердцем  и тоже требовал  свою долю любви.
Лев Борисович, как все эти дни, корпя над записными книжками, названивал нужным людям по телефону, когда, подняв голову, увидал в дверях заплаканную  дочь.
- Папа, - взмолилась, она, - ради Бога, поговори с ним. От него уже ничего не осталось. Я не выдержу этого.

Льву Борисовичу достаточно было взглянуть на дочь, чтобы услышать в её голосе и горечь утраты, и надежду.
Это была его любимая дочь, которой он ни при каких обстоятельствах  не давал повода сомневаться в этом, и конечно не даст усомниться в этом и сейчас.
 
- Поговорить? - отозвался он, как можно мягче, - отчего же не поговорить? Вот принесёшь нам сюда горячего чаю, мы и поговорим. Не возражаешь, Серёжа? - спросил он громко, чтобы быть услышанным.
- Папа! Прильнула к отцу благодарная  Сашенька.
И он ещё успел заметить неподдельное счастье в её глазах, прежде, чем его собственные не  замутил сердечный приступ.


Москва, сентябрь 2014 г.