Еврей-шахтёр

«Проклятые рудники» прокашлял Вовка Маковер, приходя в сознание.
Всегда, сколько он себя помнил, его звали Вовкой, но фотография на доске почёта выдала его имя, записанное в паспорте: Вэлвл – Иосиф – Бер. Не стало житья в ремонтно-строительном управлении, и пошёл он в шахтёры.

Анекдот о еврее – шахтёре, это было о нём, и, именно в тот год, когда ректор Одесского медицинского института Дейнека – советский интеллигент, наверняка профессор, как-то высказал свои соображения о количестве евреев в шахте и тех, кого он примет в институт.

И вот он, на глубине 190 метров видит, как медленной смертью умирает, машинист комбайна, вечный счастливчик – Коля Мищенко.

Первым обвалом, на границе механического щита и грудью лавы, его по пояс «запаковало» вместе с комбайном. Когда Вовка и дежурный механик Цымбалюк, с разных концов 100-метровой лавы начали ползти к комбайнеру, одна из секций щита не выдержала страшного напора оседающей породы и прихлопнула пробиравшегося Вовку. Счастье еще, что не совсем – помешала жёсткая, толстая нога гидравлической штанги, на которой поднимается секция.

Тонкое, временное равновесие сил между, оседающей за щитом кровлей и, ещё не выработанной лавой было нарушено. Произошла самопроизвольная посадка   породы, которая сотнями тысяч тонн сдвинула секции механического щита. Остались считанные сантиметры, вначале позволявшие Коле – машинисту дышать и матюгаться.
Теперь, вдавленный в «грудь лавы», он редко, открытым ртом судорожно хватал страшный, пыльный воздух.
 
Машинист комбайна сидит боком к лаве, чтобы видеть, как круглый полутораметровый шнек, вгрызается в толщу угля, чтобы   направлять его и наблюдать за происходящим по всей длине механического чудовища, работающего как одно целое.

Машинист – командир, у него обзор, опыт и знания. От возможных осыпей   он прикрыт крышкой, такой же, как и в каждой секции. Механические секции стоят вплотную друг к другу. Ширина каждой 70 сантиметров – точно такая же, как и «рама» в ручной лаве. Стоя вплотную друг к другу, секции образуют сплошной бронированный щит, выпуклый в сторону выработанного пространства, а открытой пастью своей готового принять добытый уголь.

Каждая секция имеет мощную станину, на которой монтируется кабеля и пневматические шланги. Пневматика предназначена для поддержания секции на нужной высоте, для её передвижения по мере добычи угля. Кабеля подают питание двигателям, исполняющим команды и сами команды, передавая их всему комплексу. На каждой секции смонтирован участок рельс, по которым передвигается угольный комбайн и желоба скребкового конвейера, передающего добытый уголь на откаточный штрек, где он попадает на ленточный конвейер, несущий его к поверхности.
 
Толща угля между двумя параллельными туннелями – «штреками», – это «лава», и расстояние между штреками, – «длинна лавы». По одному из них вентиляторами гонят воздух, для дыхания людей и очищения его от газов, выделяющихся под землёй – он «вентиляционный». Воздух омывает лаву и через второй штрек, который называю «откаточным», выходит наружу. В нём монтируют конвейерную линию с помощью, которой толща угля, заключённая между двумя штреками и лавой окажется на поверхности.
В их лаве было сухо, поэтому поставили комбайн. Там, где мокро, говорят «обводнённая лава», там работают люди киркой отбивая от сплошной стены уголь, и лопатой погружая его на отдельно идущий скребковый конвейер.
 
Оба штрека прорезаются одновременно двумя бригадами проходчиков, через каждые 70 сантиметров, ставящих «раму» из брёвен, которую распирают, чтобы не упала, забивая сверху молотом доски. Так и «рама» стоит, и сверху ничего не падает.
Проходка ведётся до момента, когда, либо кончается пласт угля, либо продолжать проходку невозможно из-за, находящегося впереди мешка с водой и песком, который, вырвавшись, становится «плывуном».

«Плывун» не трогают, потому что это грозное явление. Остановить его не -возможно, а спастись тяжело. Для того, чтобы его не пропустить, проходчики обязаны в начале и конце смены проводить 3 - 6-и метровые бурения, чтобы успеть обойти «плывун» стороной. Бурения эти проводятся вручную и продолжаются долго. Платят им от количества «рам», поставленных за смену, и они не хотят терять драгоценное время смены, проводя эти бурения.

Поэтому и попадаются!

Вовка уже откушал от этого «пирога», когда в одной из лав раздался «чих» страшной силы и его ноги в резиновых сапогах, в течении секунд, оказались по щиколотку в капкане из песка с водой, который жадно продолжал захватывать ноги всё выше и выше.   
Опомнившись, и видя, что сапог из «плывуна» не вытащить, а продолжать    попытки уже опасно он, выпрыгнув из них, бежал, босиком, презирая, щепка и ямы. И правильно сделал. В тот раз «плывун» за 40 минут поглотил 110 метров штрека со всем оборудованием и со всеми растерявшимися или неповоротливыми. Все, кто бывал на море, знает, как тяжело вытащить ноги, когда, играясь, погружаешь их в песок. 
Мерцающее Вовкино сознание то прогоняло его по давно заброшенным штрекам, где в завалах оставались не только инструменты, но и воспоминания, то выталкивало в действительность, где адски болела правая нога.
 
Коля уже молчал, Цымбалюк не отзывался. Вовка перестал его звать, потому что каждый крик шевелил ногу, и от боли гасло сознание. В один из моментов Вовка обратил внимание на то, что лампочка на его каске горит с прежней яркостью, – значит, времени прошло совсем немного, сообразил он.
 
Нужно было собираться с силами и пытаться выбраться – надеяться не на кого.
Пробираясь к Коле, Вовка старался быть максимально защищённым, поэтому полз укрываясь за штангами секций. Это, действительно, защитило его от удара, но один из гидравлических шлангов лопнул, перебив кость между стопой и коленом.
 
Задрав штанину, Вовка проверил что с ногой. Перелом был закрытым – недаром он торчал, готовясь в медицинский, в морге у судебно-медицинского эксперта Володи Лебеденко.

Открыв сумку с инструментом, Вовка вытащил рожковый ванадиевый ключ, который проиграл ему в споре дурной старик Афанасьев. Захотелось ему «на дурнычку» выкурить крепкую сигарету «Лигерос», которые курил Вовка, и поспорил, что не закашляется.

Закашлялся.
 
А ключ был хорошим! Был он   тоньше и шире советских, хорошо закален, не обминался и не терял размера, когда срывался с гайки.

Потянув за кольцо, Вовка сорвал оловянную ленту, которой были запаяны 2 части самоспасателя. Там, кроме респиратора с угольным фильтром, которого, в угарном газе (СО), хватало на   40 минут был, индивидуальный пакет.
 
Вовка зубами разорвал пластиковую обёртку, осторожно подтянул ногу, приложил ключ, и положил первый виток бинта.

Проклятая железка не держалась!
 
Подвывая от боли и злости, обливаясь потом, он пытался ещё, и ещё раз, пока, наконец, не решил просто привязать ключ по краям так, чтобы перелом оказался посредине. Лишь затем начал сверху ложить бинт, отдыхая от боли после   каждого витка и собираясь всеми нервами для следующего. Бинт нужно было положить туго, иначе бы надежды на спасение не осталось.

Вовка знал о существовании ВГСЧ – Всесоюзной Горноспасательной Части. Работая на стройке, ему однажды пришлось быть на местной станции этой службы. После получения сигнала эта часть выезжала на вызов быстро, но результат их работы зависел, чаще всего, от случайностей.

Надеяться нужно было на себя!

Для того, чтобы иметь больше шансов остаться в живых, нужно было убраться как можно подальше из оседающей лавы.

О том, чтобы развернуться   и ползти в вентиляционный штрек, нечего было и думать, а в откаточном, который был дальше, ещё светилось и там шёл ленточный конвейер.
В перерывах между грохотом оседающей породы, воем и лязгом железа схлопывающихся щитов, в короткие моменты внезапно наступавшей тишины, можно было слышать, как хлопает по роликам местами стыковки частей лента, которую тянула приводная головка. Убегая, Цымбалюк её не выключил.

Взобравшись на ленту, можно было проехать 50 метров до переходного мостика. Если ехать сидя, спиной по ходу, чтобы лента не затянула под мостик, то упрёшься в него – начальства в это время нет, и не нужно, подвергаясь опасности, ехать лёжа, погасив свою лампочку и высматривая красную, которой награждали начальников в ламповой – чтобы издалека было видно. Затем нужно, спустившись с ленты, перебраться на другую сторону мостика, доехать до приводной головки, а там опять спуститься и перебраться на следующую ленту, которую тянет другая приводная головка. И так, перебираясь с ленты на ленту можно выбраться до главного откаточного штрека и, оттуда уже, звонить.

План простой и понятный – дело за исполнением!

Сумку с тяжело нажитым инструментом нужно оставить, взяв с собой нож, отвёртку и молоток. «Тормозок» ещё не съеден, его тоже, фляга на ремне – потрогал. Ячменный кофе ещё не тронут.

Забрать нужно и остатки самоспасателя: носовую прищепку и респиратор – иди, знай...
Рассовал всё по карманам «брезентухи», молоток вверх головкой в сапог. Нужно двигаться.

Но не тут то было!

Заныло от страха в груди!

Забарабанило сердце, как после большой дозы единственного знакомого кофе – того, которое им давали.

Как оторваться от, уже захлопнувшейся, и спасшей его, секции?  С ней же уже ничего не случится, она уже не подведёт!

Сознания ласково уговаривало не двигаться. Двинешься, пошевелишь ногой – будет очень больно. Тебя и так найдут, и это случится быстро, а пока у тебя есть и еда, и кофе.
 
Дождёшься!

Ну, максимум, поголодаешь!
 
Но давление породы развеяло сомнения! Вертикальное породило боковое, которое передалось вниз. Передавалось оно неравномерно и «затанцевали» станины механической лавы, выдавливая один щит и заваливая другой. Вздыбились желоба скребкового конвейера, скрепляющие болты прорвали железо желобов и поползли они медленно в разные стороны, как гильотины разрывая всё, что попадалось им на пути.
Новая, реальная опасность подхлестнула Вовку, и он, прихватив сумку с инструментом тоже, ринулся в путь.
Смешно сказать, «ринулся», но заторопился. Там, где это было возможно, он перебирался на четвереньках, подволакивая переломанную ногу до преграды, а затем, скрючившись переносил её, больную, через неё. Давления в шлангах уже не было и, если преградой был шланг, Вовка просто перерезал его, когда жёлоб конвейера начинал надвигаться на него, Вовка отпихивался от «гильотины» с помощью инструментальной сумки из брезента.
 
Чёрт с ней, с сумкой, пусть рвётся брезент – металл   инструмента защищал его от металла-убийцы, желоба которого, на счастье, пока ещё вздымались вверх. Что будет, если жёлоб пойдёт как совок, снизу, подсекая всё что, находится на его пути Вовка думать не хотел, надеялся, что избежит этого. Чудо или случайность – он надеялся на это.

Так, корявой черепахою перебираясь к выходу, он наткнулся на Цымбалюка.
Далеко тот не убежал! Такой же шланг, который перебил ногу Вовки, начальнику раздробил верхнюю часть лица.

 Цымбалюк не мучился!

Значит не напрасно он, - Вовка начал уходить из обвала.
 
Никто ещё ничего не знал, никто не обратил внимания на то, что из лавы не поступает уголь!

Другие лавы выбрасывали свою добычу на главный конвейер и этим всё заканчивалось!

Диспетчер не звонил, боясь затронуть зануду - механика, смена ещё не закончилась и машины ВГСЧ ещё не скатились заведёнными со стапелей своей станции.

Оставшиеся до конца штрека 5 станин Вовка пробросил своё тело напрямую, по желобам, на авось и, на спине, придерживая двумя руками правую ногу, головой вниз, съехал под станину скребкового конвейера и сел, прижавшись спиной к огромному, как барабан, толстому, тёплому телу шахтного пускателя.

Порода под ним уже ходила ходуном. Обвал приближался к откаточному. Пока лента ещё могла нести его к поверхности, нужно было убираться.

Цепляясь за всё что попадало под руку, Вовка выпрямился, стоя на одной ноге.  Подтягиваясь на руках за остатки станины скребкового конвейера, выпиравшего из лавы, он наклонился над несущейся, спасительницей- лентой откаточного штрека.
Как ему, толстому от набитых карманов, со спадающей с плеча сумкой, с переломанной ногой, удалось взгромоздиться на ленту, не замкнув проводов аварийной остановки конвейера он не знает, но он ехал самым паршивым образом – на животе, налетая незащищённым лицом на мостик. Он успел лишь перевернуться на спину и чуть-чуть приподнять голову. Первый, скользящий удар пришёлся по каске, хрустнули позвонки и зазвенело в голове, но упёртый в мостик, с несущейся под ним лентой. Вовка был выпрямлен. Отупевший от удара, он видел, как подъезжает к нему железный стык ленты, который своими развороченными краями, с торчащими, вылезшими от долгой работы болтами и заклёпками, оторвёт ему половину задницы.
 
Внезапно скорость стыка уменьшилась и Вовка, долго не раздумывая, повернулся боком, сбросил ноги с конвейера и, держа правую на весу, оттолкнувшись от мостика, стал на левую. Стык медленно проплыл под мостиком.

Обвал добрался до откаточного – догадался Вовка. Это он тормозит ленту и если так пойдёт дальше, то вскоре она затормозится совсем, перегруженный двигатель перегреется и сгорит.

Может начаться пожар!

В том, что защита не сработает, дежурный электрик шахты – Вовка Маковер был уверен – он сам, по приказу главного энергетика шахты - Кравца, «загрублял» её перемычками.

Совсем недавно Кравец настоял на внедрении новой системы управления конвейерными линиями РКЛД. Система была недоработанной, нежной в шахтных условиях и капризной в управлении. Но было доложено об автоматизации, были уволены женщины, запускавшие и останавливающие ленты конвейеров, уже пролился дождь наград и премий, начиная от министерства до самого Вовки, получившего десятку.

 Нужно было спасать положение, и Кравец подал рациональное предложение («рацуху–кацуху», как смеялись те немногие, кто понимал, чего она стоила, потому что «кацуха» на шахтёрском жаргоне означала непригодный к использованию огрызок бревна).

Кравец получил деньги и за «рацуху», а Вовка сейчас должен был бы, закоротив провода аварийной остановки конвейера, идущие по всей его длине, остановить его, лишив себя возможности выбраться.

Он решил это сделать в последний момент, когда редуктор приводной головки уже не справится с навалившейся на него нагрузкой.

Ему удалось доехать до следующей ленты и после этого он остановил конвейер.    
Затем, уже осторожно, со всеми «удобствами», Вовка взгромоздился на следующую ленту и с «комфортом» доехал до мостика, который был напротив центральной насосной станции.

Лента шла небыстро – лава Федоренко выдавала уголь «на гора» нормальным темпом – 4 тонны в минуту и можно было спуститься с неё со всеми осторожностями.

В насосной было хорошо!

 Была тележка на рельсах, которой перевозили двигатели. Можно было сесть и, отталкиваясь здоровой ногой добраться до телефона, который находился у выхода в вентиляционный штрек. Выход туда был закрыт дощатой, оббитой кусками конвейерной ленты дверью, которая оставалась закрытой под напором воздуха, но он проходил, и можно было отдохнуть от жаркого, влажного, вобравшего в себя запахи гнили, перегретого машинного масла, сгоревшего электрооборудования, отходящих газов и чёрт знает ещё чего, воздуха откаточного штрека.

Там был телефон, столик, скамейка, там часто проходили люди!

Там было аварийное освещение!
 
Вовка угнездился, выложил на стол из карманов всё, что ему мешало, и сде -лал то, что должен был сделать давным-давно – доложить о себе диспетчеру, который посылал его в нужные лавы, в случае необходимости.

Доложив о Ч.П., Вовка попросил помощи, потому что сам до «каруцы» он добраться не сможет. Докладывая, он уже слыхал, как защёлкали тумблера на пульте диспетчера, включающие телефоны во всей шахте, как закричали о случившемся в лавах и проходках, находившихся недалеко от лавы Цымбалюка.

Вовка выключил лампочку, экономя аккумулятор. Аварийного освещения было достаточно.
Огляделся!

 В надвинувшейся темноте поблёскивали красные глазки снующих шахтных крыс.
Они были везде эти «собачки дьявола», знали заранее о надвигающейся опасности, но в механической лаве прижиться не смогли – в сплошном железе поживиться было нечем.
    
  Вовка раскрыл свой раздавленный «тормозок», развернул газету, в которую он был завёрнут и, придерживая её снизу обеими чёрными, грязными руками, как лошадь выел то, что можно было ухватить губами. Остальное, вместе с газетой бросил в угол. 
Крысам.

Вот пробежал Федоренко, по дороге пообещав, что дал приказ людям своей лавы посадить Вовку в «каруцу».

Лава Федоренко была ручной, там было много людей, которым было бы нетяжело попеременке помочь ему добраться до фоникулёра, который вывозил наверх. Называли его румынским словом «каруца» - телега, за то, что во время движения, совсем не неженки–шахтёры, не выдерживали болтанки и многие, у кого ещё оставались силы после смены, выходили наверх пешком.

Вот побежали люди Федоренко, показывая назад большим пальцем – следующие тебе помогут. Вот, молча, пробежал уже и пенсионер - кладовщик Мамедов.
Следующих не будет, понял Вовка.

Инструмент сдали все!
 
Шахтёров в лаве нет!

Что – то здесь было не то!
 
Не сработала шахтёрская взаимопомощь!

Внезапно погас свет и замолчали двигатели насосов.
 
Да что там наверху с ума сошли, война началась?

Так же можно затопить шахту!

 Вовка поднял телефонную трубку к диспетчеру. Ответил уже Дмитрюк.  Смена закончилась и предыдущий сбежал, чтобы Ч.П.  было не на его смене.
Что происходит, закричал Вовка, почему ни одна б....дь не помогла мне выбраться?
Дмитрюк даже не знал о нём, но выкручиваясь, сказал, что ВГСЧ уже по дороге и его они вывезут.

Ладно, подождём, несколько успокоившись, подумал он.

Во внезапно наступившей тишине был слышен лишь писк крыс.

Воздух из вентиляционного штрека перестал поступать.
 
Они совсем всё обесточили похолодел Вовка. Крысиный писк кажется, усилился. Он посмотрел вниз. Крысы шли сплошным ковром – они покидали гибнущую шахту.
Чёрт возьми, подумал Вовка. Помощи нет, нужно спасаться самому! Он вспомнил о кофе и попил немного, размышляя что предпринять. С болью в ноге он уже свыкся насколько это было возможно, и она почти не мешала ему думать.

Он придумал костыль. Опять пересел на тележку для двигателей, нашёл цепи, которыми эти двигатели подтягивали, благо аварийного освещения хватало, и глаза его свыклись с темнотой, и место было знакомым.

Это он, Вовка Маковер, неудачливый абитуриент, научил шахтёров пользо -ваться параллелограммом сил, используя длинные цепи и собственный вес, когда они послали новичка поменять 500 – килограммовый двигатель насоса.

Сейчас он решил таким способом выламывать доски из двери, закрывающей вентиляционный штрек. Подобрав подходящую по длине, он забил в неё отвёртку, которая станет ручкой костыля. Над ручкой и под ней, стянул доску проволокой, чтобы она, сосновая, не раскололась по дороге. – Вот когда пригодилась его инструментальная сумка, которую он думал оставить в лаве. Он включил свою тускнеющую лампочку и сделал первый шаг по вентиляционному штреку к «каруце».
Это был подъём, топать нужно было метров 50 и, время от времени, он прислонялся к стене, чтобы отдохнуть, оглядеться.

Насосная находилась в самой нижней точке, чтобы забор воды шёл самым эффективным способом.

Уже, почти теряя её из вида, он видел две других лампочки, которые светили у самого потолка штрека. Кто-то пытался успеть проплыть насосную, пока её не затопило совсем. Это им не удалось и Вовка видел, как исчезли эти лампочки насовсем. Спасение оборудования, которого пытались добиться, отключив напряжение, стоило жизни ещё двоим.

Что он сам будет делать, добравшись до «каруцы» он ещё не знал, но надеялся на ВГСЧ, на удачу, которая его ещё не подвела и на своего еврейского бога, о котором он начал вдруг думать и о котором не знал совершенно ничего. Ему было известно о четырёх погибших и это было уже Ч.П.  республиканского масштаба.

Полетят чьи-то головы!

Ну, вот она, «каруца»! Завалившись на сидение, Вовка отдыхал. Отекшая нога болела, каждая мышца избитого измученного тела просила отдыха, голова кружилась и трещала.
Не хватает сейчас ещё отравиться газами успел он продумать трезвую мысль и натянул на себя респиратор самоспасателя. Подышав немного очищенным воздухом, он пришёл в себя и решил попытаться заставить Дмитрюка запустить «каруцу».

Переехав на заду на вторую сторону сидения, он дотянулся до телефона, висевшего на стене, снял респиратор и, матюгаясь всеми знакомыми, и просто слышаными матюгами, проклиная всеми проклятиями брехливость тех, о ком мог вспомнить он кричал ему чтобы сейчас же поднимал «каруцу».

Хорошо, что он не вышел из неё!

Балбес Дмитрюк даже не подумал о том, что человек может оказаться рядом, ошалев от неожиданности, он даже что-то брякнул «ты ещё жив».

 «Каруца» дёрнулась и, чуть не вывернув Вовке руку с телефонной трубкой, поехала вверх.

Он выпустил трубку из руки, надел респиратор и, расслабившись, позволил себе потерять сознание.
Очнулся он уже на носилках и тут же закрыл глаза от слепящего дневного света.
Потом будут расспросы, разговоры, пересуды, но это потом!  А сейчас он дышал свежим воздухом, мог видеть голубое небо и не думать о том какой следующий шаг нужно предпринять, чтобы спастись.

Он уже спасся!

Сам!