Призрачная надежда - глава 1, часть 1

                От безбожья до Бога - мгновенье одно,
                От нуля до итога - мгновенье одно.
                Береги драгоценное это мгновенье.
                Жизнь – ни мало, ни много – мгновенье одно!
                Омар Хайям.
               

                1

   Понедельник, ночь, 22 июня.

               – О нет, я не смогу, я не выдержу больше! Господи, ну, пожалуйста, дай мне еще немножечко сил… на хороший рывок, последний!.. – молилась я вслух, стоя на коленях, с надеждой глядя в низкое, сплошь затянутое тучами ночное небо, словно на икону.
              В полуночной тишине сквозь шелест дождя до меня изредка долетали звуки проносившихся по шоссе машин, и это вселяло надежду. Где-то невдалеке была доро-га, а значит – спасение. Следовало лишь выбрать верное направление и идти…
             Идти!.. Но как, когда ты вконец обессилена и не в состоянии сдвинуться с места, когда хляби небесные превратили твою одежду в мокрый, пропитанный грязью короб, когда уставшие от тяжелой ноши пальцы скрючились, как у Полли из «Самого необходимого»: ни разогнуть их, ни сжать в кулак – боль дикая?.. Капитан Крюк с десятью крючками вместо одного… зрелище еще то!..
              Впрочем, нет, если меня уж с кем и сравнивать, то скорей с медсестрами времен Великой Отечественной, выносивших раненых бойцов с полей сражений. Как и они, я спасала человека. Самого замечательного, дорогого мне человека!
              Одному Богу известно, сколько километров лесного бездорожья мы с ним уже смогли преодолеть. Правда, пока он находился в сознании, я чувствовала себя и эмоционально, и физически лучше. Но теперь…
              Интересно, какой «живой» вес может быть у двадцатидвухлетнего парня с борцовской статью и ростом под метр девяносто? Восемьдесят пять, девяносто килограммов?.. Ей-богу, знать бы заранее, какие тяжкие испытания уготовит мне судьба, я бы как пить дать послала подальше свою художественную гимнастику и занялась тяжелой атлетикой!..
               Говорят, резервы человеческого организма безграничны и в критических ситуациях инстинкт самосохранения заставляет даже самых слабых из нас проявлять чудеса силы и выносливости. Может, оно, конечно, и так, просто я принадлежу к жалкому исключению из общего правила. Видел бы кто мои невнятные телодвижения, когда, копошась и падая в мокрой траве, я пыталась подняться на ноги. А когда таки поднималась, каждый нерв в моем теле мелко вибрировал, колени дрожали, меня водило из стороны в сторону, как того беднягу дистрофика из анекдота: «Сестра, а сестра, мы гулять пойдем, если ветра не будет?..»
                Спасибо хоть серые клеточки в черепной коробке пока функционировали. Сознание того, что жизнь моего раненого висит на волоске и целиком зависит от меня, не позволяло мне ни удариться в панику, ни сдаться. Повязка на его ране насквозь пропиталась кровью, намокла от дождя. По-хорошему нужно было бы сменить ее. Но, увы, весь нехитрый арсенал перевязочного материала (сравнительно чистый носовой пла-ток, пара чудом сохранившихся в кармане джинсов гигиенических «ежедневок», ковбойка с плеча самого пострадавшего) был уже пущен в ход. Теперь же ни на мне, ни на нем не оставалось ни одной сухой нитки.
                Понимая, что каждая минута на счету, собрав в кулак все свое мужество, я наклонилась, подвела руки под бесчувственное тело парня, ухватилась запястьями за его подмышки.
– Ну, давай же, давай, милый, помогай!!! – Глас вопиющего в пустыне.
               И, тем не менее, в какой-то момент дело пошло. У меня получилось, я справилась! Шажок за шажком. Потихоньку. Настойчиво, осторожно.
               Кстати сказать, великая трудность заключалась еще и в том, что, согнувшись в три погибели, я не только должна была целенаправленно пятиться назад, но и замечать при этом (и вовсе не боковым, а, если так можно выразиться, «нижним» зрением) торчащие из-под земли коряги, разбросанные там и сям кочки, поваленные деревья. Когда, случалось, на нашем пути попадался склон, я сначала спускалась по нему сама, чтобы проверить, нет ли там пней, валежника, суковатых обломков, а уж потом стягивала вниз своего подопечного, осторожно поддерживая его руками, чтобы не дать ему упасть или удариться.
                – Слава, слава, слава героям! Молодцы мы молодцы, еще одну преграду преодолели!.. Подожди, скоро выйдем к дороге, поймаем машину… в больнице тебя заштопают, станешь как новенький!.. – в такие минуты, надеясь, что он меня слышит, бодро приговаривала я. Конечно, всякий раз слова были разными, но смысл их оставался неизменным.
                Вот только себя мне нечем было утешить. Сквозь пелену слез, завесу дождя я почти ничего кругом не видела и, откровенно говоря, сильно сомневалась, что сумею точно сориентироваться в хаосе ночного леса.
  Понятно, все обстояло бы не так безнадежно, имей я возможность передвигаться в вертикальном положении и… не задом наперед. Спина моя горела, как после пытки шпицрутенами, настолько сильно и часто я прикладывалась к стволам будто бы из ниоткуда возникающих деревьев. Голова была точно чугунная: все-таки что ни говори, почти двое суток без еды и сна.
                Колючие ветки кустарников хлестали, царапали в кровь лицо, цеплялись за промокшую одежду, мешая продвигаться вперед. Приходилось то и дело останавливаться, чтобы немного передохнуть, собраться с силами. Казалось, конца не будет ни моим мучениям, ни долгому утомительному пути…
                …Но нет, молитвы мои все же были услышаны. Сначала я даже не поверила своим глазам. Лес стал редеть! За последней полосой препятствий, доставившей мне, надо сказать, массу проблем, – разросшимся вне всякой меры малинником – вилась протоптанная, скорей всего, ягодниками дорожка. А перейти ее – начинался бор не бор, в общем, какое-то сосновое редколесье. Ну а разыскать ведущую сквозь сосняк тропинку оказалось вообще делом плевым, как-никак июньские ночи в нашей полосе пусть не такие белые, как в Питере, но все равно относительно светлые.