Глава III

     Утро было пасмурным. Шёл моросящий дождь, оседая холодной влагой на камнях, земле и людях, собравшихся у вырытой в земле прямоугольной ямы. Маленький гроб, сколоченный из уцелевших досок, опустили на дно и стали засыпать землёй. Всё происходило в полной тишине, нарушаемой лишь шорохом дождя и глухим звуком падающей в яму земли. Кейтлин, как ни старалась, не могла сдержать слёз: они стекали по щекам и подбородку, одинокими каплями срываясь в вырытую могилу – последнее пристанище бедняги Борка в этом жестоком мире, где смерть не щадит даже детей. Кейтлин взяла горсть земли и, бросив её на гроб, тихо произнесла: «Покойся с миром, маленький Борк. Прости, я не смогла защитить тебя».

     В его смерти Кейтлин винила только себя: ей не стоило оставлять его одного, без присмотра, но она даже предположить не могла, что беда может подстерегать внутри стен форта, где было полно опытных воинов. Из-за этого совесть терзала Кейтлин только сильнее. Столько загубленных жизней и всё напрасно: со смертью Борка они потеряли последнюю надежду выяснить, что произошло в форте. Теперь единственным вариантом снова зацепиться за край этой ниточки – отправиться в Рейон. Но что ждёт их там? Как примут их эльфы, на территорию которых они, фактически, вторгнутся? Да и примут ли вообще, а не пустят стрелу без лишних вопросов?

     «Нет, такого быть не может. Эльфы не станут нападать без предупреждения», – твёрдо решила Кейтлин, отгоняя мрачные мысли. Они с Олденом уже практически подошли к деревьям, стоявшим перед ними глухой стеной. Дальше начинался Великий лес. Кейтлин в последний раз обернулась, бросив прощальный взгляд на Арчерс: что-то будет с людьми, оставшимися дожидаться подмоги?

     Как только Кейтлин с Олденом преступили границу леса, мир словно преобразился. В нём не было того противного моросящего дождя, что шёл снаружи. Деревья росли не так уж и плотно, как виделось поначалу. В лесу царил полумрак, но не кромешная тьма, хотя казалось, что могучие деревья должны были закрывать своими кронами солнечный свет. Кроме того, лес был наполнен различными звуками, которых не было на равнине: отовсюду слышалась перекличка птиц, какие-то шорохи, всхлипы, вздохи. Принадлежали ли эти голоса живым существам или же были звуками леса, определить было невозможно. Откуда-то издалека донеслась одинокая песня кукушки, и Кейтлин уже хотела было по привычке загадать: «Кукушка, скажи, сколько мне жить осталось?» Но, подумав, отказалась от этой затеи: невинная детская забава теперь показалась ей попыткой подразнить смерть. А её и так было слишком много за прошедшее время. Она вспомнила Борка, и по её щеке опять скатилась слеза.

     – Не надо винить себя, Кейтлин. Если уж на то пошло, то мы все в одинаковой степени виноваты в смерти мальчика. – Олден, идя чуть впереди, постоянно оглядывался на свою госпожу. Однако теперь её более пристало бы называть другом или товарищем. Впереди их ждала неизвестность, одинаково опасная для обоих, поэтому определения «господин – слуга» отходили на второй план. По крайней мере пока.

     – Я понимаю, Олден, но ничего не могу с собой поделать. Я обещала Борку, что смогу защитить его, что он в полной безопасности. И вот…получается, что обманула.

     – Я думаю, что, найдя ответы на загадки и наказав виновных, мы искупим свою вину. По крайней мере частично. – Олден поравнялся с Кейтлин, и теперь они шли практически рядом, насколько позволяла лесная тропа.

     – Как ты думаешь, эльфы не виновны в происшедшем? – спросила Кейтлин.

     – Теперь уже поздно обсуждать это – выбор сделан. – Олден посмотрел на неё и обнадёживающе улыбнулся. – Но я твёрдо уверен в одном: они не нападут прежде, чем поговорят с нами. Я хорошо знаю их обычаи и порядки.

     – Откуда? Ты что, жил у них? – Кейтлин посмотрела на своего спутника с лёгкой усмешкой, но удивлённо подняла брови, услышав ответ.

     – Когда-то давно, но не долго. – Взгляд Олдена слегка затуманился, как будто он вспоминал что-то из своего далёкого прошлого.

     – Я должна знать об этом? – Кейтлин выжидающе посмотрела на него.

     – Как-нибудь расскажу, потом, – коротко ответил Олден.

     Кейтлин слегка пожала плечами, но в душу лезть не стала. В конце концов, каждый имеет какие-то тайны прошлого. Конечно то, что Олден жил у эльфов, не относится к событиям заурядным, но и противоестественного в этом ничего не было. Эльфы не были врагами людям, хотя и жили особняком, общаясь со своими младшими собратьями только при крайней необходимости.

     Помолчав некоторое время, Кейтлин, наконец, решилась задать вопрос, на который долго не отваживалась:

     – Олден, как ты думаешь – Борк умер своей смертью?

     Тот ответил не сразу:

     – Боюсь, что нет. Правда, на теле не было никаких признаков насилия, но в свете последних событий считать это простым несчастным случаем я не могу. Вспомни лицо Борка. – При этих словах Кейтлин слегка вздрогнула. Олден, тем временем, продолжал: – Оно было неестественно бледным, в глазах застыл немой ужас. Я повидал немало смерти на своём пути – одних убили, других свалили болезни и старость, – но ни у кого я не видел такого лица: из Борка словно высосали всё тепло, душу, саму жизнь. Как будто он попал в объятия смертельного холода, убивающего каждую клеточку тела, забирающегося в самое сердце.

     Олден замолчал, не зная, как выразить те чувства, которые испытывал, какими словами описать то, что сидело глубоко внутри, но Кейтлин и не нуждалась в этом: она услышала ответ, который и сама уже нашла. И он полностью совпадал с мнением Олдена.

     Потом двое людей пошли молча, внимательно прислушиваясь ко всем звукам, ловя любое движение. С каждым шагом они всё дальше и дальше уходили от родного дома.

                ******
     «Вот же!..» – вся палитра чувств, сменяющих друг друга, отразилась на лице Вууля. Вначале лёгкое недоумение, затем досада и, наконец, дикая злость. Злость на самого себя.

     «Надо было быть полным идиотом…» – почему-то вдруг всплыли в его памяти слова эзкенмагес. Вууль был нувлигером, некромантом и, значит, являлся носителем пусть и небольшой толики Тёмной энергии. Этих крох хватило для того, чтобы обломок «пьющего кровь» – именно так назывались клинки лордов-вампиров – вновь обрёл свои магические свойства, когда его поднесли так близко к носителю зла. В предвкушении скорого завершения своей миссии, Вууль просто не подумал об этом.

     Если белобрысая стояла как вкопанная, пялясь на это свечение, то реакция рыжей бестии была молниеносной. Она в один миг пришла в себя, сильно оттолкнувшись от земли обеими ногами и бросив своё тело вперёд. С криком: «Миэль, это враг!» тёмная эльфийка выхватила свои клинки и, резко распрямившись в полёте подобно пружине, направила оружие в вытянутых вперёд руках прямо на Вууля. Будь на месте нувлигера кто-либо другой, он был бы уже мёртв. Но Вууль был очень опытным воином, обладающим отменной реакцией в самых критических моментах. Он мгновенно откинулся назад, упав спиной на землю и выбросив вверх руку, высвобождая секретное лезвие, спрятанное в наручах. Рыжая бестия пронеслась в полуметре над ним, и рука Вууля резко дёрнулась. Раздался вскрик, и тёмная эльфийка рухнула где-то позади него, судя по звуку, угодив в кусты. Вууль вскочил на ноги, с удовлетворением отметив, что лезвие запачкано кровью. «Получила, рыжая бестия!» – злорадно подумал он. Теперь оставалось разобраться с белобрысой. Она уже вышла из своего ступора и бросилась к луку, намереваясь, по-видимому, им воспользоваться. Этого допускать было нельзя: на расстоянии она быстро его одолеет. За спиной, сыпля отборными проклятьями на эльфийском, выбиралась из кустов рыжая бестия. «Значит, только ранена», – подумал нувлигер. Так, надо было срочно что-то предпринимать: война на два фронта – трудоёмкое дело, особенно когда имеешь дело с опытными противниками. Вууль в два прыжка оказался возле белобрысой: та уже подняла лук и развернулась в его сторону. Нувлигер выбросил руку вперёд, ухватившись за лук. В тот же миг эльфийка отскочила назад, держась за тетиву: каждый потянул на себя, и раздался звонкий щелчок. «Так, отлично, – минус лук», – мелькнуло в голове Вууля. Белобрысая несколько замешкалась, не зная, что предпринять дальше. Было видно, что она не имела боевого опыта, раз позволяла такие заминки: настоящий воин мыслит молниеносно. Вууль попытался ударить её ногой в живот, но расстояние оказалось великовато, поэтому получился толчок, а не удар. Однако, этого хватило, чтобы белобрысая охнула и упала на колени, обхватив живот руками. Теперь всё решали секунды: нувлигер прыгнул, подняв слегка согнутую в локте руку, он снова выбросил секретное лезвие – сейчас оно войдёт в затылок эльфийке, раздробив позвонки, и та умрёт раньше, чем упадёт на землю. Когда Вууль уже готов был нанести удар, сбоку в него что-то врезалось на большой скорости. Проклятая рыжая бестия! Она не только спасла жизнь своей напарнице, сбив нувлигера с траектории, но и умудрилась порезать его плечо одним из своих клинков. Вууль зашипел от боли, падая на землю и чувствуя, как рукав намокает от крови. Но разлёживаться было некогда: промедление – смерть. Перекатившись несколько раз, Вууль резко поднялся, выхватывая в развороте из ножен свой меч. Белобрысая уже умудрилась прийти в себя – она как раз собиралась атаковать его своим клинком. Манёвр нувлигера застал её врасплох; эльфийка не смогла нанести удар, но успела поднырнуть под меч Вууля, рассёкший воздух над самой её головой. Нувлигер тут же занёс своё оружие для удара, собираясь рассечь белобрысую, но краем глаза заметил какое-то движение со стороны рыжей бестии. Та метнула один из своих клинков. Пришлось отложить казнь и вновь перейти в оборону. Крутанув мечом, Вууль отбил летящее лезвие, в то же время пытаясь нанести удар ногой в голову белобрысой, которая вновь оказалась перед ним на коленях. Но та второй раз не попалась на этот трюк; исхитрившись перехватить его ногу в воздухе, эльфийка крутанула ступню, и Вууль взвыл, инстинктивно поворачиваясь назад и падая на землю под действием захвата. Через секунду на его спину кто-то вспрыгнул, больно надавив коленом между лопаток. Правая рука нувлигера была повреждена рыжей бестией, правая нога – белобрысой. Но оставшиеся конечности ещё функционировали. Вууль обладал явным преимуществом в весе, он с лёгкостью перевернулся, сбросив с себя эльфийку и нанеся ей удар здоровой рукой кулаком по голове. У него не было размаха придать удару надлежащую мощь, но даже этого хватило, чтоб белобрысая рухнула на землю, тихо вскрикнув от боли. Теперь нувлигер оказался сверху и принялся душить её, сомкнув руки на тонкой шейке. У белобрысой не было никаких шансов сбросить Вууля, задыхаясь, она пыталась разжать мёртвую хватку, но силы были не равны. Ещё несколько секунд и он придушил бы эту назойливую дрянь, но рыжая бестия вновь пришла на помощь подруге. В пылу борьбы нувлигер совсем выпустил её из виду, и это стало его роковой ошибкой. Подскочив к нему сбоку, тёмная эльфийка что было сил нанесла ему удар коленом в голову, чудом не проломив висок. Вот был удар, так удар! Нувлигер, моментально отпустив белобрысую, сжал свою голову ладонями и стал заваливаться на бок. Рыжая бестия помогла ему, пихнув ногой в плечо. Когда Вууль окончательно упал на землю, тёмная эльфийка схватила его здоровую руку, заломив её в кисти, одновременно надавливая коленом ему на шею в области артерии. В глазах нувлигера поплыли разноцветные круги, сознание помрачилось. «Рыжая бестия!» – в бессильной ярости прохрипел он, после чего его разум окончательно провалился во мрак.

                ******
     Асшанти сидела на земле, вытянув вперёд правую ногу: спереди на ней от бедра до середины голени «красовался» длинный порез, нанесённый оружием противника. Благо, рана была не глубокой, но заразу подцепить было можно, а потом могло начаться нагноение. Миэль хорошо разбиралась в травах, поэтому, пока Асшанти связывала врага, она сходила и набрала неподалёку каких-то листьев, обладающих целебными свойствами. Вернувшись, Миэль растёрла их, добавив воды, в результате чего получилась зелёная кашица. Нанеся эту субстанцию равномерно по всей ране, Миэль обернула ногу подруги тремя большими листами опахальника, сорванными ею неподалёку, и перевязала всю эту конструкцию одним из шнурков, любезно предоставленным ей Асшанти. Закончив с ногой, Миэль принялась смазывать кашицей остальные порезы и ранки на теле тёмной эльфийки, которые появились в результате её неудачного приземления в кусты во время боя. Сама же Миэль, кроме больших синих пятен на шее, оставшихся после попытки удушения, серьёзных повреждений не имела.

     – Надеюсь, я не отдам концы после этой зелени? – спросила Асшанти.

     – Нет, что ты, – улыбнулась Миэль. – Наоборот, раны очень скоро заживут, уже через день можно будет снять повязку.

     – Хорошо бы, а то ходи теперь вся зелёная, как тролль, из-за этого, – Асшанти небрежно кивнула в сторону связанного противника.

     – Да нет, зелёной ты не станешь. Вот только чесаться будет сильно, придётся потерпеть. – Миэль завернула остатки кашицы в лист и, обмотав его стебельком, убрала в мешочек Асшанти: могло ещё пригодиться.

     – Что ж, потерплю. А не то отчешу себе ногу напрочь, – при этих словах Асшанти прыснула себе в ладонь.

     – Ты чего?! – Миэль посмотрела на неё, как на спятившую.

     – Да так, ничего, – ответила та, продолжая смеяться, как сумасшедшая. – Просто вспомнила твоё ухо. Представляешь, шарахались бы две недобитых – одна без уха, другая без ноги. Я, значит, использую тебя вместо костыля, опираясь на плечо, а ты то и дело прикладываешь руку к отчёсанному уху и, щурясь, спрашиваешь: «Ась? Чего говоришь?»

     Миэль представила себе всю комичность картины и тоже затряслась от смеха. Минуты через две, успокоившись, Асшанти сказала:

     – Однако, не мешало бы и перекусить. От прошлого зайца нам мало что досталось, так что надо раздобыть что-то ещё.

     – Ладно, – поднялась Миэль, – сейчас починю лук и прихлопну кого-нибудь.

     – Ого! – Асшанти удивлённо приподняла брови. – Ты быстро вошла во вкус. А как же неприкосновенность священных животных?

     – А ну их, эти предрассудки! – Миэль воинственно дёрнула ушами, сгибая лук и цепляя петельку тетивы на место. – Есть хочу!

     – Ну вот. Теперь, если тебя погонят за нарушение священных обетов, можешь смело переходить к нам. – Асшанти поднялась. – Ладно, дуй за едой, а я пока огонь разведу.

     Уже перед самым уходом Миэль сказала, кивнув в сторону пленника:

     – Будь осторожна, Асшанти, не спускай с него глаз.

     – Не беспокойся, Миэль. У меня всё под контролем, – ответила та.

     Пока лесная эльфийка отсутствовала, Асшанти собрала сухих веточек и травы для костра, сделала рогатинки и нашла сук потолще, для вертела. Затем она села на землю, расслабленно вытягивая раненую ногу. Только тут тёмная эльфийка заметила, что связанный враг пришёл в себя и смотрит на неё горящим взглядом.

     – Значит, всё-таки Асшанти, а не Кшази? – спросил он после минуты пристального созерцания.

     – Для тебя я – рыжая бестия, если не забыл, господин не-Мартин, – язвительно ответила та.

     Пленник слегка усмехнулся и сказал:

     – Да, это имя тебе подходит больше всего.

     – Если не заткнёшься, я встану и пну тебя в живот или по голове, – сказала Асшанти.

     – Вот спасибо, а то я уж и надежду потерял, – продолжал пленник в том же тоне.

     – Всегда пожалуйста, не-Мартин. Может, назовёшь своё настоящее имя?

     – Ага, я тебе биографию свою сейчас расскажу.

     – Как знаешь, тогда я буду называть тебя не-Мартин, – пожала плечами Асшанти.

     Через несколько минут вернулась Миэль. Её добыча состояла из зайца и куропатки, поэтому лицо эльфийки светилось от счастья.

     – О, неплохо для начала, – одобрительно кивнула головой Асшанти. – Ты, кстати, как раз вовремя: я чуть было не отпинала нашего гостя.

     – А что случилось? – Миэль с любопытством взглянула на связанную фигуру.

     – Да вот, пришёл в себя и крайне дерзко разговаривает, – произнесла Асшанти и занялась добычей.

     Поскольку дальнейший процесс был для Миэль всё-таки неудобоварим, она подошла к пленнику и, повернувшись спиной к Асшанти, присела на корточки в паре шагов от него. Несколько минут они смотрели друг на друга – сейчас, в лучах утреннего солнца, можно было разглядеть то, что ускользнуло в первый момент встречи, которая произошла в сумерках.

     «А он симпатичен для человека», – мелькнула мысль у Миэль.

     «А тут тебе не зверинец, девочка, пялиться не на что», – подумал Вууль.

     Миэль поймала себя на мысли, что она не испытывает к пленнику ненависти, хотя тот и пытался убить их. Ну, по крайней мере, её уж точно. Чувство, которое она переживала сейчас, было смесью любопытства и настороженности. А ещё Миэль, как ни странно, обнаружила в себе даже капельку уважения к этому человеку.

     «Надо же: потерпел поражение, но не скулит, не ноет, не просит пощады. Даже не грозится, что всех поубивает, стоит только ему освободиться, – размышляла Миэль. – Проиграл и ведёт себя достойно воина побеждённого, но не сломленного духом. А ведь и лежит он неудобно – рука, наверняка, затекла. Она, к тому ж, ещё и ранена».

     – Я не собираюсь на тебе жениться, Миэль, даже после всего, что произошло ночью. – Пленник смотрел на неё глазами, в которых читалась явная насмешка.

     – К чему ты это? И откуда знаешь моё имя?

     – Да к тому, что ты смотришь на меня так, словно ждёшь предложения руки и сердца. А имя знаю – болтать нужно меньше. Я связан, но не оглох.

     – А как тебя зовут, кстати?

     При этих словах, Асшанти за её спиной ехидно хрюкнула.

     – Это вовсе не кстати. Спроси у своей подруги – рыжей бестии, она знает.

     – Ну всё, ты напросился, – поднялась Асшанти, скорчив воинственную гримасу. – Сейчас я тебе покажу и рыжую, и бестию, и прочих тварей, с которыми у тебя ассоциируюсь.

     – Не надо, Асшанти, – внезапно встала на защиту пленника Миэль. – Видишь же, что он специально дразнит тебя. Не бей его, ему и так плохо.

     – А по внешнему виду не скажешь – выглядит очень бодро, – проворчала та, но вновь села и продолжила заниматься готовкой.

     Миэль опять повернулась к пленному:

     – Так как тебя зовут?

     В ответ – демонстративное молчание.

     Миэль пожала плечами и вернулась к Асшанти.

     – Мы условились, что я буду называть его не-Мартин. Он не возражал, – произнесла та. Она уже закончила потрошить дичь. Час спустя, они вдвоём уплетали зайца, приправленного соком щавеля, который придавал пище солоноватый привкус. Растение, разумеется, отыскала Миэль. Покончив с трапезой, она взяла несколько кусочков для пленника, на что Асшанти лишь неодобрительно покачала головой: мол, корми ещё эту сволочь. Подойдя к не-Мартину, Миэль увидела, что тот крепко спит. Как он умудрялся делать это в такой неудобной позе – уму непостижимо. Правда, пленник перевернулся на левый бок: видимо, правая рука у него всё же болела. Будить его, разумеется, не стали.

     – Ты как, спать не хочешь? – спросила Асшанти у подруги.

     – Да нет, пока не хочу.

     – Ну, тогда я пару часиков покемарю, а ты последи за ним. Потом я тебя сменю. В полдень надо будет выдвигаться. – Асшанти улеглась прямо на траве возле костра, подложив под голову руку вместо подушки.

     – А что сделаем с ним? – Миэль кивнула на пленника.

     – Вообще, после всего происшедшего, его надо было бы прибить, – жёстко произнесла Асшанти. При этих её словах Миэль напряглась. – Но, чтоб не мараться, предлагаю огреть его ещё раз по башке, потом развязать и смыться подальше: дадим ему шанс исправиться. Как ты думаешь?

     – Я думаю, что ты права. Так и сделаем. Ложись отдыхать – я подежурю.

     Миэль тоже прилегла на траве и вперила свой взгляд в спину не-Мартина. Она видела, как тот пытается шевелить руками и ногами, старясь ослабить путы. Безуспешно провозившись минут пять, он оставил эту затею и снова затих. Миэль слегка улыбнулась этой его попытке. Вот только видела и делала она всё это уже во сне.

     Минут десять спустя, Вууль снова перевернулся на правый бок и открыл глаза. Увидев спящих эльфиек, он зловеще улыбнулся. И это было уже наяву.

                ******
     Если первые сутки в Великом лесу прошли спокойно, то второй день не заладился с самого утра. Вначале Кейтлин подвернула ногу, угодив в неглубокую ямку, скрытую в траве. Первые пару часов она бодро вышагивала, старясь показать, что с нею всё в порядке, но после стала заметно отставать, сильно прихрамывая. Олден осмотрел её ногу и констатировал растяжение связок. Он соорудил из попавшихся деревяшек лубки и нечто вроде костыля, и так они прошли ещё около двух часов. Но вскоре Кейтлин начала уставать, у неё поднялась температура, и она уже не могла идти без помощи Олдена. Тот всё чаще стал останавливаться на отдых, несмотря на протесты Кейтлин. Скорость передвижения заметно снизилась: за это время они прошли от силы треть того, что было намечено. Во время перерывов Олден ходил на разведку, пытаясь найти путь полегче; он никогда не отсутствовал дольше десяти минут, но даже этого хватило, чтоб приключилась ещё одна беда; в один из таких привалов Кейтлин укусил паук. Вскрикнув больше от испуга чем от боли, Кейтлин машинальным движением раздавила его. Прибежавший на крик Олден взглянул на размозжённое насекомое, с тревогой распознав в нём изумрудное брюшко – довольно ядовитую разновидность лесного паука. Сам по себе яд его не был смертельно опасным для человека, но он мог вызывать массу побочных явлений, которые влекли за собой очень нежелательные последствия. Тем более, что Кейтлин и так была не в лучшей форме и температурила. Первым делом Олден добыл огонь, старясь действовать как можно быстрее. Как только показались первые язычки пламени, он вытащил из костра горящую веточку и прижёг место укуса головешкой. Действие несколько запоздалое, но всё же часть яда должна была разрушиться. После, оставив Кейтлин лежать у огня, Олден сходил в чащу и собрал каких-то трав. Вернувшись, он приготовил в котелке отвар. Сейчас он мысленно возблагодарил Стефана за то, что тот заставил их взять этот котелок с собой: они рассчитывали добраться до места в кратчайшие сроки, поэтому выдвинулись налегке, забрав только лук со стрелами, личное оружие и немного вяленого мяса с водой, чтоб подкрепляться в пути. Теперь же их пребывание в лесу могло затянуться на неопределённое время, поэтому дальше придётся позаботиться и о запасах воды, и о пропитании. Как только отвар был готов, Олден, дав ему немного остыть, заставил Кейтлин сделать несколько глотков. После третьего её вырвало, и она бессильно откинулась назад, закрыв глаза. Олден протянул руку и, потрогав лоб Кейтлин, убедился, что у неё жар. Он стиснул зубы в бессильной злобе – все их планы летели к чёрту, но сейчас его больше беспокоило здоровье своей госпожи. Он не простит себе, если она сляжет окончательно: сейчас это было бы полным крахом. Вперёд идти невозможно, назад тоже – оставалось только ждать. Но сколько? Пять часов? Десять? День? Олден не мог ответить на этот вопрос. Кейтлин приоткрыла глаза, как будто почувствовала смятение своего друга и еле слышно прошептала:

     – Ну что?

     – Плохо, – не смог ей соврать Олден.

     – Я умру?

     – Нет, но теперь мы застряли здесь.

     – Как надолго?

     – Не знаю, всё зависит от индивидуальной сопротивляемости организма яду: может, на день или два.

     – Чёрт!..

     – Ладно, не падай духом раньше времени. Ты всё равно не сможешь идти с такой ногой. Лучше выпей ещё отвара.

     – Нет, меня снова вырвет. – При этих словах по её телу пробежала судорога.

     – Скорее всего, но пить всё равно надо. Этот отвар выводит яд, тошнота и рвота – реакция на отравление.

     Скрепя сердце, Кейтлин сделала ещё пару глотков. С трудом сдержав рвотные позывы, она, вся в холодном поту, опустилась на землю. Олден постелил свой плащ и переложил Кейтлин на него, укрыв вторым, который принадлежал ей.

     – Постарайся не раскрываться, даже если будет очень жарко. Тебе надо как следует пропотеть, чтоб яд выходил из организма, – сказал Олден. Кейтлин слабо кивнула в ответ: её бросало то в жар, то в холод, по телу пробегал озноб. Олден дождался, пока она уснула, после чего снова сходил на разведку. Теперь он опасался отходить далеко и надолго, боясь оставлять свою спутницу одну в таком состоянии. Убедившись, что с пути они не сбились и подстрелив по пути молодого фазана, Олден вернулся к костру. Птицу он решил отварить, поскольку Кейтлин сейчас можно было только бульон.

     Пока пища готовилась, Олден подошёл к своей спутнице: она металась во сне. Дыхание было тяжёлым и прерывистым, с каждым выдохом воздух со свистом вырывался из лёгких. Воин прикоснулся ко лбу Кейтлин – тот был сухим и очень горячим. Немного откинув плащ, Олден осмотрел место укуса: плечо распухло и покраснело. Всё-таки организм Кейтлин оказался не стоек к воздействию яда; если к вечеру не наступит улучшения, то… Олден не хотел думать о том, что будет тогда. Но к вечеру Кейтлин стало ещё хуже: теперь её тошнило беспрестанно, хотя она даже и не притронулась к пище. По телу постоянно пробегал озноб, оно выгибалось в страшных судорогах. Кейтлин не воспринимала никаких уговоров, всё, что она произносила сама, было каким-то бредом, беспорядочным набором слов.

     Олдену хотелось кричать от собственного бессилия. Он ничего не мог сделать, чтобы облегчить хоть как-то страдания своей госпожи и верной спутницы, с которой его связывали очень нежные и добрые чувства. Олден знал Кейтлин ещё с академии, там он впервые увидел её и сразу привязался. Не только потому, что она была единственной девушкой, пытающейся постичь премудрости военного искусства, но и потому, что из всех она действительно была самой одарённой и упорной в учёбе. Именно от Олдена Кейтлин переняла все навыки и умения, которыми тот обладал сам. Олдену было больше сорока, но выглядел он моложе, благодаря прекрасной физической форме и густым волосам цвета воронова крыла без малейшего намёка на седину. У него, конечно, были женщины, но ни с одной из них он тесно не сошёлся, поэтому так и не обзавёлся семьёй. К Кейтлин он сразу стал относиться, как к дочери. Он сопровождал её во всех странствиях, поддерживал и помогал везде, где только можно. Олден от всей души радовался каждому её успеху, любая её неудача была его неудачей. В этот раз он ничем помочь не мог, и ситуация грозила обернуться самым страшным, о чём Олден не хотел даже и помышлять: перед ними впервые встала тень смерти.

     Спасти Кейтлин могли только эльфы, и Олден решился на последний отчаянный шаг. Этот шаг приведёт их обоих к спасению или к гибели. Бросив всё, что у них было с собой, Олден поднял Кейтлин на руки и пошёл к Рейону. Один, без оружия, на ночь глядя, с больной спутницей на руках. Этот поступок был равносилен самоубийству, но иного выбора не было: Олден предпочёл бы сгинуть в лесных дебрях, но предпринять всё возможное для спасения Кейтлин, ради которой он готов был, не раздумывая, отдать свою жизнь.

     … Он уже потерял счёт времени, бредя в неизвестном направлении, когда навстречу ему из чащи вышел огромный чёрный медведь. Могучий хищник, хозяин леса, ни одно существо не могло противостоять ему в схватке. Около трёх метров роста, с клыками длиной и толщиной в палец взрослого мужчины. Мощные лапы, оканчивающиеся когтями, способными разорвать и смять любую броню. Один удар такой лапы крушил кости и легко мог отбросить взрослого девяностокилограммового мужчину на несколько метров. Одолеть такую тварь было практически невозможно и с оружием. У Олдена не было с собой даже кинжала. Зверь, утробно рыкнув, направился к человеку, и Олден инстинктивно прижал Кейтлин к себе, как будто это могло защитить её от надвигающейся угрозы. Медведь подошёл на расстояние вытянутой руки и с шумом втянул воздух ноздрями. Затем зверь немного развернулся и проследовал мимо остолбеневшего Олдена в лесные дебри. Воин слышал и чувствовал, как под тяжестью этого исполина трещат сучья и колеблется почва. Медведь ушёл, не причинив им никакого вреда. Потом Олден краем уха услышал ещё один звук – скрип натягиваемой тетивы. Обернувшись, он увидел три фигуры в плащах. Двое были в капюшонах, у третьего длинные светлые волосы, сплетённые в хитроумную причёску, ниспадали на плечи. Именно он и целился из лука, настороженно глядя на человека. Чувствуя, что силы покидают его, Олден только и смог произнести по-эльфийски: «Помогите!»

                ******
     Вууль недобро улыбался, глядя на эльфиек. Несколько минут он тихо пролежал, наблюдая за тем, не проснётся ли одна из них. Но обе они спали крепким сном, что было не удивительно: такая активная ночь и пережитое волнение могли сморить даже стойкого воина. Теперь он, наконец, мог освободиться от пут. Асшанти умела вязать и знала толк в узлах, но она не знала Вууля. Всё, что ему было нужно для освобождения – это десять минут времени и отсутствие внимания со стороны. Именно последнего условия он и дожидался уже битый час, мысленно проклиная эльфиек за их затянувшееся бодрствование. Сейчас ему ничто не мешало, и вскоре он уже сидел развязанный, разминая затёкшие руки и ноги. Когда чувствительность конечностей была восстановлена, Вууль поднялся и бесшумно направился к спящим эльфийкам. На этот раз ошибок не будет, всё произойдёт быстро и тихо. Миэль умрёт первой: никаких личных счётов, просто она лежала ближе к нему. Рыжая бестия будет следующей, а тогда он, возможно, даст волю своей фантазии. Во имя некромантов, она будет умирать медленно. И ей будет ну о-о-чень больно, он об этом позаботится.

     Подойдя к Миэль, Вууль присел на корточки; с едва слышным шорохом выдвинулось секретное лезвие. Нувлигер занёс руку для смертельного удара, и в этот момент эльфийка слегка повернула во сне голову. Лучи рассветного солнца, словно запутавшись в её золотистых волосах, отразились от них, создав вокруг головы и личика Миэль подобие какого-то радужного ореола. Рука убийцы замерла в нескольких сантиметрах от её горла. Образ возник в голове Вууля, словно вспышка. Ему показалось, что в висок воткнули раскалённую иглу. Ощущение боли было настолько реальным, что нувлигер стиснул зубы, чтоб не застонать. Вууль не мог сказать, было ли это эхом памяти или наваждением, он не помнил практически ничего из своей жизни до прихода к некромантам. Все его воспоминания – это какие-то жалкие обрывки из прошлого, которые невозможно было связать воедино. Как будто история его жизни была не историей Вууля, а принадлежала совсем постороннему человеку, давным-давно рассказавшему её нувлигеру. Именно поэтому возникшее внезапно видение остановило его, обескуражив и выведя из привычного равновесия. Вууль видел какое-то помещение: залу или комнату, точнее он определить не мог. Всё было покрыто туманной дымкой, заставляющей окружающее расплываться в глазах. Но один предмет он видел чётко – детскую кроватку, озарённую светом, льющимся из какого-то пятна на стене, вероятно, окна. Над кроваткой стояли, склонившись, две фигуры. Одной из них был он сам, Вууль, но тогда он ещё не был Вуулем. Было необычно видеть себя как бы со стороны. Очертания второй фигуры расплывались во мгле. А вот ребёнок, что лежал в кроватке, виделся отчётливо. Это была девочка лет одиннадцати-двенадцати. Она спала; милое личико, обрамлённое вьющимися волосами, было прекрасно и безмятежно. Девочка слегка повернула голову во сне, и лучи рассветного солнца, словно запутавшись в её золотистых локонах, отразились от них, создав вокруг головы и личика подобие какого-то радужного ореола.

     Всё это длилось какие-то секунды, затем образ исчез так же внезапно, как и появился. Когда Вуулю показалось, что его голова вот-вот взорвётся от пронзившей её боли, видение пропало. В одно мгновение, словно чьей-то невидимой рукой, образ был смят, подобно листку бумаги, и вырван из его памяти, запрятан в самый дальний уголок подсознания. Вместе с тем, как наваждение прошло, боль отступила, оставив Вууля в состоянии какого-то холодного оцепенения. Сколько нувлигер ни старался, больше он так и не смог вызвать видения вновь. Вууль даже не мог понять, было ли это воспоминанием или чем-то ещё. Словно бы его на время выдернули из существующей реальности, сделав на короткий миг свидетелем чего-то важного для него, но загадочного и необъяснимого, а потом снова вернули назад.

     Нувлигер опять посмотрел на спящую Миэль, решив, что образ вернётся к нему. Тщетно: его память отказывалась выдавать какую-либо информацию, отвечая кромешным мраком на все попытки восстановить видение. Но, помимо этого, к Вуулю пришло кое-что ещё – осознание того, что он не может убить это спящее существо. Лезвие замерло в каких-то сантиметрах от шеи Миэль, но неведомая сила, возникшая из ниоткуда, не давала нувлигеру нанести последний удар. Разумом он понимал, что должен это сделать: он много раз делал это и никогда не испытывал никаких угрызений совести, сомнений и жалости. Тёмная энергия выжгла в нём многое, что делает человека человеком. Многое, но, как видно, не всё. И эта малость, подобно сжавшейся до предела пружине, не позволяла его руке завершить движение. Вдруг Вууль испугался, испугался того, что Миэль сейчас проснётся. Но больше всего его испугало осознание того, что тогда ему придётся сделать. Нувлигер даже зажмурился, мысленно повторяя про себя: «Только не просыпайся. Только не просыпайся!» Минуты две он вообще не решался посмотреть на эльфийку. Затем, чуть приоткрыв глаза, Вууль увидел, что Миэль по-прежнему спит. Стараясь двигаться как можно тише, нувлигер спрятал секретное лезвие и подошёл к Асшанти. Та тоже спала без задних ног, тихонько посапывая во сне. Вот её, рыжую бестию, он прирезал бы без раздумий, не колеблясь ни секунды. И лишь одно останавливало его – боязнь случайно разбудить Миэль посторонним шумом, если Асшанти успеет вскрикнуть. «Ладно, живи пока, рыжая бестия. Сегодня твой день», – подумал Вууль. Не причинив ей никакого вреда, нувлигер поднял меч, спрятанный в самодельные ножны, и, перекинув его через плечо, подошёл к колчану со стрелами. Сначала он просто хотел забрать его с собой, но почему-то остановился в самый последний миг. Поколебавшись немного, он извлёк завёрнутый в тряпицу предмет и поместил его под плащ. Все эти действия были проделаны им абсолютно бесшумно и менее чем за минуту. Бросив прощальный взгляд на Миэль, Вууль едва заметно улыбнулся. Но на этот раз его улыбка не была зловещей или жестокой. Она скорее напоминала улыбку любящего отца, который смотрит на собственное чадо.

     Через некоторое время Вууль уже открыл глаза в Залах Странствия. Прежде чем отправиться на доклад к эзкенмагес, он решил пройти в заведение Гора и немного привести в порядок мысли. Ицхеа сразу заметит любое отклонение от нормы, поэтому она ни в коем случае не должна узнать о его видении. То, что он не убил Миэль, а только обобрал её, Вууль смог бы объяснить. Ведь эзкенмагес не поставила конкретной задачи уничтожить эльфийку, она велела сделать так, чтоб та не донесла меч и осколок к магам. И он это сделал, хотя и по-своему. Всё это смахивало на искажение слов, но обвинить Вууля в неисполнении приказа Ицхеа не сможет. И это было главным. Затем Вууль извлёк из-под плаща тряпицу и развернул её. С минуту он смотрел на содержимое, отказываясь верить своим глазам. Потом нувлигер вскочил и с ненавистью крикнул: «Ах ты, рыжая тварь!», в бешенстве швырнув то, что было завёрнуто в тряпицу, на пол. Предмет слегка подпрыгнул, глухо стукнувшись о доски, и отлетел в угол. Это был продолговатый, плоский осколок булыжника.

                ******
     Открыв глаза, Кейтлин увидела над головой вместо привычного потолка хитросплетение ветвей и зелень листьев. Сама же она лежала в каком-то подобии гамака, сотканного, казалось, из тончайших нитей паутины. При мысли о паутине её охватил страх, и она чуть было не вскочила, но тут на её плечо опустилась чья-то рука, и глубокий, ласковый голос произнёс:

     – Тише, тише, дитя моё. Ты в безопасности.

     Обернувшись на звук, Кейтлин увидела эльфийку. Та сидела на высоком стуле, искусно вырезанном из дерева какой-то редкой породы, и была одета в длинный балахон белого цвета с глубоким капюшоном, откинутым на спину. Незнакомка ласково улыбалась, её глаза светились мудростью и добротой. Длинные густые волосы абсолютно белого цвета заплетены в косы, которые, в свою очередь, переплетались между собой. На самых кончиках проколотых острых ушей висели маленькие золотые колечки. Эльфийка была в возрасте даже по меркам своих сородичей, для людей же она вообще представляла собой какое-то бессмертное существо. Кейтлин, улыбнувшись в ответ, спросила:

     – Где я?

     – В Рейоне Лесного Союза, дитя моё.

     – А вы кто?

     – Я друид-целитель, меня зовут Ильфина. А тебя Кейтлин?

     – Да. Как долго я здесь?

     – Всего второй день. Ты быстро идёшь на поправку. – С этими словами эльфийка взяла со столика небольшой прозрачный сосуд, наполненный чем-то белым, и протянула его Кейтлин. – Выпей, это придаст тебе сил.

     Та взяла сосуд и осторожно отпила из него – жидкость оказалась очень приятной на вкус. Опустошив его до дна и вернув Ильфине, Кейтлин поинтересовалась:

     – Что это за лекарство?

     – Это не лекарство, а просто молоко единорога. В нём не больше пользы, чем в молоке ваших коров.

     – Но на вкус оно намного приятнее, в нём есть что-то необычное, – ответила Кейтлин.

     – Ну, единороги и сами по себе необычны, – сказала Ильфина и рассмеялась.

     – Да. Это верно. Мне так хотелось бы увидеть хоть одного.

     – А ты разве ничего не помнишь?

     – Нет, а что? – насторожилась Кейтлин.

     – Тебя и твоего спутника доставили сюда на единорогах. Вы совершенно случайно натолкнулись на наших дозорных. Это большая удача: ещё б немного, и вы навсегда сгинули бы в Великом лесу. Это наш родной дом, но он может быть очень жесток и беспощаден к незваным гостям.

     Кейтлин закусила губу: «Олден!» Она совсем забыла о нём за беседой с Ильфиной, и теперь ей было невыносимо стыдно. Но эльфийка прекрасно поняла её замешательство и ответила:

     – Не переживай, Кейтлин. С твоим другом всё в порядке. Сейчас он находится на приёме у старейшины Анартоса: они были знакомы раньше.

     Кейтлин удивлённо приподняла брови: Олден говорил ей, что некоторое время жил у эльфов, но она и представить не могла, что эта история может быть как-то связана с Рейоном. Было слишком много нюансов, которые требовали прояснения. Кейтлин поднялась и, слегка покачнувшись, опёрлась рукой о край столика:

     – Мне нужно повидаться с Анартосом, – произнесла она.

     – Но ты ещё слаба, дитя моё. Тебе нужно набраться сил. Ты увидишься с ним, как только будешь, хотя бы, твёрдо стоять на ногах. – Ильфина придержала её под руку.

     Кейтлин немного несдержанно отказалась от помощи эльфийки и твёрдо произнесла:

     – Нет. Я должна его увидеть немедленно!

     – Ну, что ж, – Ильфина слегка покачала головой, как бы в укор, – тогда я буду рада сопровождать тебя.

     Кейтлин вышла наружу и замерла, поражённая и заворожённая увиденной ею картиной. Она стояла на небольшой площадке, ограждённой красивыми резными перилами. Помещение, из которого она вышла, находилось прямо в стволе огромного дерева. Точнее, не просто огромного – оно было гигантским. И таких исполинов она насчитала больше десятка. Все деревья росли на почтительном расстоянии друг от друга, но соединялись могучими ветвями, образовывавшими естественные мосты внизу, и виадуками на высоте, где толщина ветвей уже не обеспечивала должной прочности и ширины. Кейтлин не могла и приблизительно назвать величины обхвата могучих стволов, а тем более их высоты. Она взглянула вниз и увидела, что находится в добрых десяти метрах над землёй. Посмотрев вверх, Кейтлин не смогла разглядеть верхушки дерева: та терялась в хитросплетении ветвей, мостов и зелени листвы. Но Кейтлин твёрдо знала, что и там, на высоте, тоже есть такие же домики и площадки, прикреплённые прямо к стволу. Город-лес, город-сказка, город, не разрушающий природу, а живущий в поразительно тонком симбиозе с нею. Он был прекрасным и завораживающим, и его красота могла сравниться только с его могуществом.

     – С тобой всё в порядке, дитя моё?

     Кейтлин слегка вздрогнула, услышав голос своей спутницы: зачарованная прекрасным зрелищем она успела забыть об Ильфине. Только сейчас Кейтлин поняла, что уже чуть ли не с минуту стоит, не шевелясь и не дыша.

     – Я… я, конечно, слышала, но даже представить себе не могла, что ваши города так прекрасны, – ответила она, переводя дыхание. – Раньше мне казалось, что нет ничего надёжнее и красивее высоких крепостных стен, башенных шпилей и подъёмных мостов. Теперь я вижу, как сильно ошибалась.

     – Ну-у-у, – протянула Ильфина, и вновь рассмеялась своим глубоким грудным смехом. – Рейон, отнюдь, не самый большой город Лесного Союза, а всего лишь его западный оплот. Виэсс на севере и Гольмин на востоке больше по площади.

     – Для меня и этот город кажется огромным. Почти сравним с моим родным Грифонмитом.

     – На самом деле гораздо меньше, поверь мне, Кейтлин. Просто из-за высоты и мощи гардивусов создаётся ложное впечатление о больших пространствах.

     – Гардивусов?

     – Да, гардивус. Деревья, на которых мы живём, называются именно так. Если попробовать перевести название на ваш язык, то получится что-то вроде «живое древо».

     – То есть, древо жизни?

     – Нет. Именно живое древо. Гардивусы не растут сами по себе. Мы выращиваем их из особых семян, которые развиваются на протяжении многих сотен лет. Всё то время, пока дерево растёт, за ним ухаживает друид-смотритель.

     – Сотни лет?! – Кейтлин была поражена услышанным. – Боже, не могу поверить, что все эти деревья когда-то были семенами и крошечными ростками.

     – И, тем не менее, это так. Многие из гардивусов, которые ты видишь, были посажены задолго до появления на свет твоих самых далёких предков, Кейтлин.

     – Интересно, какие из них посажены вами, Ильфина?

     – В Рейоне – все. А вот в столице Лесного Союза, Гольдвинселе, есть гардивусы, которые были посажены задолго даже до моего рождения.

     Кейтлин посмотрела на Ильфину глазами, полными немого восторга и восхищения.

     – Да, дитя моё, – с лёгкой улыбкой кивнула эльфийка. – Мы, эльфы, очень древний народ, но не древнее жизни.

     С этими словами Ильфина протянула руку, указывая на ближайший мост, и сказала:

     – Однако, нам пора идти. Покои Анартоса находятся в центральном гардивусе, поэтому придётся забраться довольно высоко. У тебя нет головокружений?

     Кейтлин отрицательно мотнула головой.

     – Тогда следуй за мной, но всё же, прошу тебя, будь осторожна. – Ильфина ступила на мост и повела её за собой.

                ******
     – Ну прости меня, прости. Я виновата. – Миэль сидела около костра, обхватив колени руками и часто всхлипывала.

     – А ну тебя!.. – Асшанти только рукой махнула. Она мерила пространство длинными, резкими шагами, сцепив руки за спиной. Своими телодвижениями Асшанти напоминала дикую разъярённую кошку: волосы растрёпаны и торчат в разные стороны, как вздыбленная шерсть, брови насуплены, уши прижаты к голове, выглядывая из-под волос, подобно маленьким рожкам. В таком состоянии её лучше было не злить. В смысле, не злить ещё больше. Пометавшись из стороны в сторону пару минут, Асшанти остановилась напротив Миэль и, пожевав нижнюю губу, произнесла:

     – Ну, ладно. Будем считать, что обе виноваты. Я тоже хороша: продрыхла, как полевая мышь, даже ухом не повела, когда эта тварь смылась. Чего же требовать от тебя, ты ведь вообще никакого опыта не имеешь.

     Миэль хватило ума не перечить подруге; продолжая сидеть всё в той же позе, она уже успокоилась и лишь изредка шмыгала носом.

     – Одного не могу понять, – в задумчивости произнесла Асшанти и поскребла макушку. – Почему эта скотина не прирезала нас во сне? Ему ведь ничего не стоило убить и тебя и меня?

     – Может, в нём заговорила совесть? – Миэль взглянула на Асшанти глазами, полными детской наивности.

     – Бедная девочка. И как же ты дальше жить-то будешь? – покачала та головой из стороны в сторону. – Запомни: у таких людей нет совести. Ни чести, ни жалости, ни сострадания. Уж я повидала подобных ему, поверь.

     – Тогда почему?..

     – Не знаю! – перебила Асшанти. – Может, что-то спугнуло его. Или он куда-то торопился.

     – Он похож на того, кого можно чем-то спугнуть? – Миэль криво улыбнулась.

     – Не очень. Но все чего-то боятся. Однако, что теперь делать-то будем?

     – Не знаю. – Миэль вновь сникла и захлюпала носом. – Он забрал и меч, и осколок. Теперь мне не с чем появиться у магов. Я провалила задание.

     Дав ей немного поныть, Асшанти всё же оттаяла сердцем.

     – Ладно, не сопи, – сказала она Миэль и подошла к небольшому валуну. Перевернув камень, эльфийка достала что-то из-под него и бросила подруге. – На вот, теперь ты трижды у меня в долгу.

     Миэль перехватила в полёте предмет, завёрнутый в лист опахальника. Развернув его у себя на коленях, она просияла, подняв на Асшанти глаза, полные немой благодарности: там находился осколок лезвия меча.

     – Асшанти! Я… я… ты…

     – Не задохнись от счастья.

     – Но как тебе пришло в голову? Зачем ты спрятала осколок?

     – В критических ситуациях я всегда стараюсь перестраховаться. После ночного происшествия мне стало понятно, что наш гость пришёл не просто так. Наш бой был скорее случайностью, чем спланированной операцией. Поэтому, после неудачи нашего врага, я и подумала, что, в случае чего, он попытается стащить наши трофеи втихаря. Как видишь, я оказалась права.

     – Да. Ты оказалась права. И я очень благодарна тебе за всё. Даже не знаю, что бы я делала, если б не ты.

     – Я, конечно, дико извиняюсь за грубость, но, скорее всего, догнивала бы в каком-нибудь овраге.

     – Ну зачем ты так? – Миэль вновь сморщила личико.

     – Прости, вырвалось непроизвольно. Но ведь ты понимаешь, что это, к сожалению, близко к правде?

     Миэль ненадолго задумалась, после чего смиренно кивнула головой.

     – Ну, вот видишь. Значит, мы пришли к согласию, – сказала Асшанти. – А теперь быстро собираемся и сваливаем отсюда.

     – Думаешь, он может вернуться? – насторожилась Миэль.

     – Если он не появился до сих пор, то уже вряд ли. Скорее всего посчитал, что теперь ищи ветра в поле. Он, конечно, редкостная дрянь, но не дурак. – Асшанти затушила огонь и, проверив свою экипировку, стала помогать собираться Миэль. – Но полностью исключать возможности его возвращения я не могу. Поэтому мы маленько изменим маршрут и пойдём не напрямик, а в обход, через Салихфат.

     – Что ещё за Салихфат? – Миэль тоже собралась, и подруги двинулись в путь.

     – Небольшое поселение почти на самой границе Академии Волшебства. Прибежище торговцев незаконным товаром, бандитов и прочего сброда со всего света.

     – А зачем мы тогда туда идём?

     – Ну, во-первых, там торгуют всевозможными полезными вещами. Во-вторых, это всё-таки населённый пункт, а нам сейчас безопаснее держаться в толпе.

     – В толпе бандитов и продавцов «чёрного» товара? – Миэль сомнительно хмыкнула.

     – Как я уже сказала, Салихфат – это пограничье Академии Волшебства, поэтому какой-никакой, а закон там есть. И к Серебряным Городам добраться оттуда будет проще, чем откуда-либо ещё.

     – Но у нас всё равно нет денег, чтоб приобрести что-нибудь стоящее. А тем более обзавестись средством передвижения.

     – Не всё на свете продаётся за деньги. Есть вещи и поинтереснее, за которые можно получить всё, что угодно. – При этих словах Асшанти обернулась и хитро подмигнула подруге.

     Обескураженная таким заявлением, Миэль продолжала по инерции двигаться вслед за тёмной эльфийкой.

                ******
     Вууль из угла в угол мерил шагами свою небольшую комнату, лихорадочно пытаясь найти выход из создавшегося положения. Возвращаться назад и пытаться всё-таки добыть этот злосчастный обломок уже не имело смысла: эльфийки, наверняка, проснулись и обнаружили пропажу. Теперь они сменят направление, и найти их будет практически невозможно. Даже если они ещё находятся на месте, застать их врасплох, скорее всего, не получится. Эта рыжая бестия Асшанти очень хитра и опытна: ему просто повезло, что она не проснулась во время его обыска. Теперь же эльфийка, если не спит, однозначно пребывает в ярости. И сталкиваться с ней в таком состоянии Вуулю очень не хотелось. Однако гнев эзкенмагес, когда она узнает о его неудаче, будет куда страшнее. Если узнает. Но что ему теперь предпринять? Идти с докладом к Ицхеа, значит подписать свой смертный приговор. Не идти тоже нельзя – о том, что он вернулся в Некрополис, ей, наверняка, уже доложили. Остаётся один выход: бежать. Но куда? Во внешнем мире Вууль был изгоем и преступником. Появляться в крупных городах, а тем более вести какие-либо дела с торговцами ему было заказано. Был, правда, маленький шанс, совсем небольшой – отправиться в какой-нибудь неприметный городишко, в котором можно было затаиться на время, пока он не найдёт выхода из тупиковой ситуации. В захолустье, населённое сбродом со всего света и находящееся вдалеке от границ Ордена Порядка. И такое место было: Салихфат. «Да, в Салихфат, – подумал нувлигер. – И немедленно. Там я смогу отсидеться и привести мысли в порядок».

     Вууль вновь надел заплечные ножны и вложил в них свой клеймор. Оставалось что-то придумать с одеждой. Надеть доспехи некромантов он не мог, появляться в Салихфате в имперской форме было тоже как-то неправильно. «Придётся зайти к Вицио и подыскать себе что-то нейтральное, – решил нувлигер. – А оттуда, в быстром темпе, в Залы Странствия – и только меня и видели!»

     С этой мыслью, окинув в последний раз взглядом своё скромное убежище, Вууль открыл дверь и чуть было не отпрыгнул от неожиданности.

     – Извиняюсь за вторжение без приглашения, но мне захотелось переговорить с тобой до твоего визита к эзкенмагес. – Дейдра медленно вошла в комнату и закрыла за собой дверь. – Но я, кажется, не вовремя? – спросила она, уставившись на нувлигера своим пронзительным взглядом.

     – Нет, что вы, тарпринс. Я… я… просто я… – Вууль был настолько неподготовлен к этому визиту, что не мог подыскать слов.

     – Просто что-то пошло не так, верно, нувлигер? – Лицо Дейдры оставалось бесстрастным, но Вуулю казалось, что она знает всё о нём. Видит каждый его шаг, слышит каждую мысль, ловит каждое движение.

     Видя его заминку, Дейдра продолжила:

     – Не скрывай от меня ничего, Вууль. Ведь ты помнишь наш уговор? – Нувлигер сделал неопределённое движение головой, в котором смутно угадывался кивок. – Тогда рассказывай всё без утайки, и мы подумаем, что предпринять дальше. Позволишь мне сесть?

     – Конечно, тарпринс. – Вууль придвинул один из двух стульев к Дейдре, и та бесшумно опустилась на него. Нувлигер был несколько озадачен её манерой общения: бессмертные практически никогда не интересовались мнением своих живых слуг и уж тем более не спрашивали их разрешения на какие-либо действия.

     Видя, что Дейдра внимательно его слушает, Вууль начал свой рассказ с того места, как он попал на равнины перед самым рассветом. Нувлигер ничего не скрывал, поскольку не боялся показаться смешным или нерасторопным в её глазах. Тогда он предпринял всё, что было в его возможностях, но силы оказались не равны: он честно проиграл в неравном бою. В конце концов, он всего лишь человек, а не бессмертный. Тарпринсы могли использовать заклинания в битве, нувлигеры же не были наделены магической силой, поэтому всё, на что они могли рассчитывать – это мастерство владения оружием и собственным телом. Единственное, что Вууль скрыл в своём рассказе, так это своё таинственное видение, благодаря которому эльфийки избежали неминуемой гибели.

     – Что ж, интересная история, – произнесла Дейдра, когда нувлигер закончил своё повествование. – А что тебе помешало прикончить этих девок, пока они спали?

     Вууль предвидел этот вопрос, поэтому уже продумал во время своего рассказа, что будет отвечать:

     – Я был не в лучшей форме, тарпринс. Стоило мне совершить хоть малейшую ошибку, и они не дали бы мне второго шанса. Кроме того, от Ицхеа не исходило приказа уничтожить эльфийку. Моей задачей было лишь не дать донести улики к магам.

     – Не вздумай только повторить этих слов, когда пойдёшь – а ты пойдёшь – на приём к эзкенмагес. – Дейдра сидела, слегка постукивая ногтями пальцев правой руки по столешнице. Это было непроизвольным движением, отголоском памяти о тех далёких временах, когда тарпринс была ещё в рядах живых. Затем Дейдра поднялась и всё так же бесшумно подошла к двери. Открыв её, она произнесла, стоя спиной к Вуулю:

     – Через полчаса иди на доклад и не забудь взять с собой меч лорда-вампира. Расскажи Ицхеа всё то, что рассказал и мне, за исключением своих оправданий: они звучат жалко и неубедительно. Подыщи своим действиям лучшее объяснение, если эзкенмагес спросит про эльфиек. Хотя она, наверное, не спросит. – При этих словах Дейдра издала короткий смешок. Она постояла в дверях ещё мгновение, словно бы колеблясь, потом обратила лицо к Вуулю и, растянув губы в бесстрастной улыбке, произнесла слова, заставившие нувлигера похолодеть от ужаса:

     – А бегство, куда бы то ни было, глупая затея: от смерти нельзя убежать.

     Через секунду дверь за тарпринсом затворилась, и Вууль остался наедине со своими смятенными мыслями.