Глава XI

     Лестница, по которой они спускались, была настолько узкой, что он едва не тёрся о стены плечами. Идущий впереди здоровяк и вовсе двигался вполоборота, иначе просто застрял бы в проходе. Вууль видел этой тесноте лишь одно объяснение: это сдерживало пыл и лишало возможности манёвра особо буйных заключённых. Правда, можно было пихнуть ногой в спину впереди идущего, но второй стражник дышал в затылок и, в случае малейшей опасности, в этот же затылок и ударит. Катиться вниз с крутой лестницы в бессознательном состоянии Вуулю показалось как-то грустно, поэтому он вёл себя благоразумно и не предпринимал попыток к бегству. Тем более, что теперь он был тут вне закона.

     Лестница привела их в коридор, который был чуть шире, но ненамного. По правую руку располагались камеры для заключённых, представляющие собой обыкновенные «каменные мешки», закрытые прочными решётками из толстых стальных прутьев. Остановившись напротив одной из них, идущий впереди стражник бросил коротко:

     – Стоять!

     Вууль покорно замер на месте. Здоровяк открыл дверь решётки одним из ключей, что висел в связке с остальными на железном кольце.

     – Пошёл, – мотнул он головой в сторону камеры и довольно грубо толкнул Вууля в спину, когда тот оказался в проёме двери. Нувлигер мысленно поклялся себе, при случае, припомнить стражнику эту выходку.

     – Располагайся удобнее, приятного отдыха, – съязвил второй охранник. Здоровяк запер дверь ключом, и оба они удалились, смеясь над этой тупой шуткой. В коридоре воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим потрескиванием масла в тусклых светильниках, висящих на противоположной стене. Вууль подошёл к решётке вплотную и, на всякий случай, подёргал прутья и дверь. Ничего не скажешь – сработано было на славу; мысль о побеге умерла в зародыше.

     – Эй, – довольно громко произнёс нувлигер. – Есть тут кто?

     Гробовое молчание в ответ свидетельствовало о том, что он был единственным арестантом этих подземных казематов. Либо с ним попросту не желали разговаривать, что было маловероятно. Отойдя от решётки, Вууль окинул взглядом своё негостеприимное пристанище. Потолок был неровным и нависал над головой кривым гранёным куполом. У одной из стен лежала большая охапка сена сомнительной свежести, служившая, вероятно, постелью. Никакой мебели в камере не было, что в принципе не удивляло: использование табуреток, стульев и их ножек в качестве оружия тут, по всей видимости, не одобрялось. Противоположная от решётки стена была сплошь испещрена памятными надписями, сделанными сажей или попросту выцарапанными на камне. Судя по всему, предшественников у Вууля было много.

     «Здесь был Кнут», – гласила одна из надписей.

     «Горюн тут был тоже», – свидетельствовала другая.

     «Хорёк, осуждённый несправедливо, влачил тут свои…», – надпись обрывалась на самом интересном, не позволяя узнать, что же всё-таки влачил несчастный Хорёк. Остальные письмена, которые можно было прочесть, тоже особой оригинальностью не отличались, свидетельствуя о том, что прежние обитатели камеры не выделялись особым умом и богатством внутреннего мира.

     Вууль хотел было внести разнообразие в этот список, заявив во всю стену, что его тут никогда не было и не будет, но не нашёл ни кусочка угля, ни чего-нибудь, чем можно царапать. Он плюнул на эту идею и подошёл к импровизированной постели. Потыкав ногой в сено, нувлигер убедился, что ложе не было пристанищем крыс и всяких ползучих гадов. Смирившись с потенциально обитающими тут клопами, Вууль лёг на подстилку, подложив под голову руку. Некоторое время он лежал тихо, и стороннему наблюдателю, если б таковой был, открылась бы печать глубоких размышлений, отражающихся на лице нувлигера.

     – Да иди оно всё к чёрту! – наконец произнёс вслух Вууль после нескольких минут молчания. Он перевернулся на другой бок и закрыл глаза. Сон пришёл на удивление быстро. А вместе с ним и видение, которое теперь являлось нувлигеру каждый раз, когда он засыпал.

                ******
     Тишина и покой царили в окрестностях «проклятой» штольни. Мёртвая тишина. Мёртвый покой. Луна проливала на скудную растительностью местность свой призрачно-бледный свет. Казалось, в эту безмолвную ночь всё живое забилось глубоко в свои норы, укрывшись от грядущей беды. Не резвились в низкой траве кролики, не охотились на них большеглазые совы и филины, не рыскали в поисках добычи другие ночные хищники. Тяжёлым безмолвием пропитался прохладный ночной воздух; место ночной жизни заняла чёрная пустота.

     Но вот в этой тишине что-то шевельнулось, какое-то движение нарушило безмятежность ночи. Невысокие кусты разошлись, и из них показалась одинокая фигура. Воровато оглянувшись по сторонам, словно опасаясь слежки, она бегом припустила к горке из пустой породы, на вершине которой находился одинокий валун. Добравшись до подножия насыпи, фигура стала быстро взбираться на вершину, то и дело оскальзываясь на податливых камнях. Наконец, в поле зрения показались останки грифона, и человек понял, что пересёк невидимый рубеж. Взобравшись ещё чуть выше, он бессильно растянулся на камнях; луна осветила бледное лицо с растрескавшимися губами и лихорадочно горящими глазами, вокруг которых чётко обозначились большие тёмные круги: результат чрезмерных переживаний и бессонницы. Одежда на человеке была грязной и разорванной, словно тот долго мотался по непролазным дебрям. Руки ободраны, под ногтями грязь и земля, на щеке глубокие царапины, оставленные ветками сушняка. Даже тот, кто раньше сталкивался с этим человеком, с трудом узнал бы в нём легатуса Авия – настолько не вязался теперешний его облик с прежним. От былой напыщенности и бравады не осталось и следа. Вместо себялюбивого и заносчивого человека теперь был жалкий и измождённый субъект: уставший, испуганный, загнанный в угол. Но в этом была целиком его вина.

     Авий закрыл глаза, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Голова болела, живот нещадно крутило от спазмов: легатус был голоден. Лишь теперь, оказавшись без посторонней заботы и поддержки, он осознал, насколько всё-таки зависел от тех, кто служил ему: кормил, одевал, оберегал от опасностей. Самостоятельно добыть себе пропитание Авий не смог, лишь перехватил с утра каких-то ягод, которые оказались горькими и, вероятно, несъедобными. Именно на них Авий списал головную боль и лёгкую тошноту, что преследовали его весь день. Однако это осознание собственной беспомощности лишь сильнее разжигало в его сердце ненависть и злобу.

     – Валяешься?! – прозвучал в тишине чей-то голос.

Но Авий даже не вздрогнул – слишком устал и вымотался, на страх сил не осталось. Он лишь устало открыл воспалённые глаза и увидел склонившееся над ним бледное пятно, с трудом различимое в глубине капюшона. Пришелец, как и всегда, появился неожиданно и бесшумно.

     – Встать! – приказал тот же голос. – Или прикажешь поднять тебя?

     – М-м-м. – Авий с трудом перевернулся, вставая на четвереньки. – Есть.

     – Замолчи!

     – Хочу есть! Есть!

     – Заткнись! – Пришелец с холодным безразличием разглядывал жалкое подобие человека, который был не в силах даже подняться на ноги. – Или ты за весь день не смог найти ни минутки, чтоб набить себе брюхо?

     – Не смог. – Авий еле ворочал языком. – Этот гад Стефан раскусил меня. Мне удалось бежать, но Валеон не оставит этого дела просто так. Я буду изгнан, каждый день моего существования превратится в ад.

     – Бедный. Поплакать над тобой? – Пришелец вновь склонился над легатусом, но в голосе его читалось ледяное равнодушие.

     – Простите. – Авий так и не смог подняться на ноги и стоял перед чёрной фигурой на коленях. Её это, кажется, вполне устраивало. – Я не знаю, как это всё вышло.

     – Не знаешь?! – Бледная рука клещами впилась в его плечо. – Идиот! Ты превратил это место в могильник. Тебе известно, что там? – Другой рукой пришелец указал на валун.

     – Там лежит тело Феонта, – устало ответил Авий. Он уже перестал бояться. Он смертельно устал и ему хотелось, чтоб всё поскорей закончилось. Хотелось уснуть, провалиться во мрак, но только быстро и безболезненно. Пусть небытие, но только не эта боль, не эта смертельная усталость.

     – Уже нет! Теперь там лежат улики против тебя! – Фигура в чёрном резко оттолкнула легатуса рукой, и тот завалился на спину. Пришелец тем временем продолжал: – Там, внизу, написано твоё имя. Написано кровью! Ты жалок, ничтожен! Тебе нельзя поручить никакого дела.

     Пришелец ещё немного постоял, после чего развернулся и стал медленно удаляться.

     – Постойте! – Авий с трудом вытянул руку, умоляя того остановиться. – Не бросайте меня. Вы обещали!

     – Вот как? – Фигура в чёрном замерла. Затем вновь развернулась и приблизилась к легатусу.

     – Да, обещали. Поклялись! Дали слово! – В глазах Авия теплился слабый огонёк надежды. Глупец, он даже не представлял, с какими силами заключил договор.

     – Верно. Слово надо держать. – От интонаций, прозвучавших в этом голосе, Авия прошиб холодный пот. Он попытался закрыться рукой, когда пришелец, подойдя к нему, схватил его обеими руками и рывком поднял вверх. Ноги легатуса едва касались земли. Он был крепкого телосложения, но сила, которой обладал этот страшный чёрный демон, была нечеловеческой. Это была хватка самой смерти.

     – Я хочу есть, – жалобно прохрипел Авий, когда пришелец стал приближать к нему своё лицо.

     – О! Я накормлю тебя, мой верный раб. Накормлю досыта! – Пришелец притягивал его всё ближе и ближе, наползал на него, пока голова легатуса не скрылась под тёмным капюшоном. Авий увидел бледное, как мел, лицо; глаза, горящие страшным зелёным светом; тонкие серые губы, искривлённые хищной улыбкой. Он закричал, по крайней мере попытался, и слабо забился в цепких лапах, сжимавших его, словно в тисках. Ядовитый зелёный свет, извиваясь подобно мерзким червям, стал проникать в его нос и рот. Он душил, забивал дыхание отвратительным запахом мертвечины. Что-то чужое и страшное проникло в его разум, загнав собственное «я» легатуса в самый дальний уголок подсознания. Связав его по рукам и ногам, заткнув рот кляпом и заперев на замок.

     Авий висел на руках пришельца, подобно тряпичной кукле. Не в силах сопротивляться, легатус издал на прощание слабый жалобный звук, похожий на всхлип, после чего прекратил своё существование в этом мире как личность, которую когда-то звали Авием.

                ******
     Джалиб остановился у небольшой тёмной арки; узкий проход с маленькими каменными ступенями вел куда-то вниз.

     – Миэль, ты уверена, что это необходимо? – спросил маг.

     Эльфийка закрыла глаза и, глубоко вздохнув, коротко кивнула.

     – Надеюсь, что ты окажешься права. Ведь дороги назад у нас уже не будет, ты это понимаешь? – Новый кивок. Маг кивнул в ответ, и они начали спуск в темноту.

     … А, тем временем, в гостинице «Адамант» Олден лежал в своей кровати и смотрел в потолок широко открытыми глазами. Ночь подходила к концу, и в номере царил полумрак, нарушаемый лишь слабым огоньком свечи на прикроватной тумбочке. Рядом, тихонько посапывая во сне, лежала Асшанти. Она пришла так же неожиданно, как и в прошлый раз, и так же молча забралась к нему в кровать. Олден протянул руку и осторожно погладил её мягкие рыжие волосы; эльфийка не проснулась, лишь теснее прижалась к нему. Он вновь уставился в потолок, в который раз пытаясь представить себе будущее, что их ждёт. Но на его пути постоянно вырастала мрачная тень, не давая рассмотреть то, что было за нею. И ему казалось, что это тень смерти. Олден вновь протянул руку, чтоб погладить Асшанти: прикосновение к ней успокаивало его и вселяло в душу какое-то умиротворение и веру.

     – Опять укушу, – раздался со стороны эльфийки тихий шутливый возглас.

     – Я думал, ты спишь.

     – Спала, но уже проснулась. – Асшанти положила голову ему на грудь, прижавшись ухом к сердцу.

     – Что слышно? – спросил Олден.

     – Стучит.

     – Да. Пока ещё стучит.

     – Я тебе дам – «пока»! – Она слегка шлёпнула его ладошкой по плечу. – Оно будет стучать всегда.

     – Хотелось бы, – задумчиво произнёс Олден.

     – О чём ты думаешь?!

     – О тебе. И обо мне. Обо всех.

     – Ну и как?

     – Невесело. Что-то ждёт нас впереди?

     Они немного полежали молча. Наконец, Асшанти повернула голову, положив подбородок на сомкнутые пальцы рук. Её большие синие глаза пытливо уставились на Олдена.

     – Послушай, – произнесла эльфийка, не сводя с него взгляда. – Если тебя тревожат наши отношения… ну, ты понимаешь? Я ни на что не претендую. Просто мне очень хорошо рядом с тобой. Но если ты скажешь, я уйду и не буду лезть в твою жизнь. Ведь всё понятно: ты человек, а я эльф…

     – Глупышка, – прервал её Олден и нежно провёл кончиками пальцев по щеке эльфийки. – Даже если б мне предложили повернуть время вспять и всё изменить, я всё равно выбрал бы тебя.

     – Почему?

     – Ответом является то же самое короткое слово, что было в твоём письме.

     – В каком письме? – Асшанти сделала вид, что не понимает, но у неё ничего не вышло.

     Олден ничего не ответил ей, улыбаясь уголками губ.

     Асшанти немного смутилась и отвела взгляд. Кончики её ушек слегка порозовели.

     – Понимаешь, Олден, – заговорила она после минутного молчания. – В то утро я проснулась, словно заново родилась. И солнце светило для меня по-новому, и воздух был таким, будто я вдыхала его в первый раз. Я была сама не своя. Спустилась вниз, позавтракала, ну и оставила это глупое письмо. Просто не знала, что делать. Так неловко.

     – Неловко? – Олден приподнялся на локте, и Асшанти улеглась рядом, грациозно вытянув ноги и подперев голову рукой. Она совсем не стеснялась своей наготы, позволяя мужчине любоваться собой, сколько угодно. От этого Олдену сделалось как-то стыдно, словно он подглядывал за нею тайком.

     – И почему ты называешь это глупым? То, что ты написала там – неправда?

     Его сердце часто забилось, потому что он боялся услышать в ответе подтверждение своим словам. Но Асшанти не оправдала его страхи.

     – Да в том-то и дело, Олден, что правда. Но от этого только тяжелее.

     – Но почему?

     – Да потому, что всё это ненадолго. Грядёт что-то страшное, мы можем погибнуть. Я никогда не боялась смерти, а теперь боюсь. Но не своей смерти – я боюсь за тебя. Если с тобой что-нибудь случится, то я тоже уйду. Мне нечего делать в этом мире без тебя.

     – Асшанти!..

     Эльфийка резко подскочила, не дав ему договорить, и, обвив его шею руками, тесно прижалась к нему.

     – Обними меня, Олден, – произнесла она каким-то странным голосом. – Обними покрепче!

     Он выполнил просьбу, зарывшись носом в её мягкую макушку.

     – Вот так, – произнесла Асшанти с такой нежностью и болью в голосе, что у него сжалось сердце. – И не отпускай никогда.

                ******
     Примерно на полпути Валеон увидел, что все три дракона направляются в их сторону. Просто размах крыльев этих существ был довольно большим, и им требовалось значительное пространство в воздухе, чтоб не мешать друг другу. Над лесом они распределились и теперь летели к ним. Валеон и Тергон придержали своих лошадей и дальше поехали шагом, а после и вовсе остановились, ожидая вестников. Драконы приземлились на почтительном расстоянии, у каждого на шее было закреплено седло, рассчитанное на двух седоков, но наездников было всего трое. Эльфы спешились и, оставив драконов на месте, чтоб те не испугали лошадей, пешком направились к всадникам. Валеон тоже спешился и пошёл навстречу к эльфам, Тергон сопровождал короля, оставаясь в седле. Анартоса Валеон узнал сразу, имена двух других вестников были ему неизвестны, но они уже виделись сегодня днём: эльфы приезжали вместе со своим старейшиной на единорогах.

     – Рад снова видеть вас, старейшина, – обратился Валеон к Анартосу. – Что привело вас на этот раз?

     – Приветствую, король Валеон, – эльф слегка наклонил голову, – дурные вести вынудили нас вновь нанести визит и просить о помощи.

     – Что произошло? – встревожился король.

     – Виэсс пал.

     – Господи, когда?! Что случилось?!

     – Три дня назад. К нам недавно прибыл вестник с севера. Орды нежити атаковали город внезапно и в большом количестве. За считанные часы от Виэсса не осталось ничего, кроме выжженной земли и обугленных деревьев.

     – Мне очень жаль, старейшина. Кто-нибудь смог спастись?

     – На наше счастье мертвецы по каким-то причинам не двинулись в глубь леса. Но они периодически поджигают деревья; наши наблюдатели, оставшиеся на месте, отправили с вестником сообщение, что в южном направлении движутся несметные полчища нежити. От их поступи дрожит земля, но в лес они почему-то не суются. Только благодаря этому мы смогли спасти детей и большинство жителей Виэсса. Но жертвы есть и их много. Друиды остаются там и стараются сдерживать пламя, не давая ему распространиться дальше в лес, но долго они не продержатся.

     – Боже, как всё неожиданно, – горестно произнёс Валеон, сокрушённо качая головой. – И как быстро. Мне очень жаль, старейшина, что я не принял всерьёз ваши слова сразу. В этом целиком моя вина и я готов помочь вам, чем смогу.

     – Мы признательны вам за отзывчивость, король Валеон, – поблагодарил Анартос. – Я уже разослал гонцов в Гольдвинсель, Гольмин и другие оплоты. Весь наш народ будет оставлять города и двигаться на юг, в первую очередь мы должны спасти детей, наше будущее. Воины же должны будут сопровождать наши караваны вплоть до южных границ, после чего направятся в сторону Рейона. Мы примем бой тут, на западном рубеже Великого леса.

     – Рад слышать это от вас, старейшина. Я и сам рассчитываю встретить врага в районе Арчерса и сдерживать, пока наши караваны будут уходить на юг. Предлагаю объединить наши силы и сражаться вместе, как это было во времена Великих войн прошлого. Пусть люди и эльфийский народ вновь встанут плечом к плечу, позабыв о прошлых обидах. Теперь, перед лицом столь сильного и страшного врага, только единство силы и духа сможет помочь нам в битве.

     – Я с удовольствием принимаю ваше предложение, король Валеон. – Анартос подошёл и положил руку ему на плечо, в знак доверия и дружбы. Валеон ответил тем же.

     – Теперь мы вместе, – произнёс король. – Но, прежде чем наши силы начнут объединяться, я обязан посетить Грифонмит. Там остались мои верные подданные, опытные военачальники и полководцы. Они не оставят столицы без моего указа. Я должен лично распорядиться о том, чтоб город был оставлен, а также позаботиться о мирных жителях. Необходимо отправить сухопутные караваны и флот с войсками.

     – Понимаю, король Валеон, и готов помочь в этом, – ответил Анартос. – Рино доставит нас в Грифонмит быстрее, чем любое другое существо или транспорт.

     – Рино? – не понял Валеон.

     – Да, мой дракон. – Эльф указал рукой в сторону крылатого зверя.

     – Великолепно! – воскликнул Валеон. – Это, как нельзя, кстати. Кроме того, я ни разу не путешествовал на драконах. Однако, как же нам быть? Мне необходимо известить госпожу Кейтлин о том, что ей нужно будет по возвращении остаться тут, в Арчерсе и принять на себя командование, пока я приведу помощь.

     – Об этом не беспокойтесь, король Валеон, – ответил Анартос. – Асвиль и Винриэль отправятся в Серебряные Города и доставят Кейтлин сюда в целости и сохранности. А также её спутника Олдена.

     – Прекрасно. – Валеон довольно улыбнулся. Затем он обратился к Тергону: – Паладин, ваша задача вместе с командиром Стефаном дождаться госпожи Кейтлин и обеспечить её безопасность вплоть до моего возвращения. В моё отсутствие командование возлагается на неё. Готовьтесь к битве и ждите подмоги, а также окажите радушный приём нашим друзьям – эльфам.

     – Слушаюсь, ваше величество, – склонил голову всадник.

     – Также обеспечьте безопасный проход для караванов, что будут продвигаться на юг. Всех мужчин и юношей, достигших пятнадцати лет от роду, набирайте в войско. Действуйте жёстко, но без насилия: люди и так натерпелись за это время. – Король на секунду задумался. – И помогите госпоже Кейтлин советом и делом. Вы опытнее её.

     – Не беспокойтесь, мой король, – вновь склонил голову Тергон, – мы предпримем всё возможное и будем ждать вашего возвращения.

     – Действуйте, паладин. – Валеон сделал жест рукой, и всадник направился назад к Арчерсу.

     – Когда мы можем отправляться? – обратился Валеон к Анартосу.

     – Хоть сейчас, король Валеон, – ответил тот.

     – Что ж, тогда в путь.

     Через несколько минут великолепный Рино взмыл в воздух, унося двух наездников на север. Два других дракона отправились на юг, в Серебряные Города.

                ******
     – Эй, просыпайся! – Кто-то тряс его за плечо.

     – Да чтоб вам всем сдохнуть! Мне дадут, в конце концов, досмотреть этот чёртов сон?! – Нувлигер повернулся на своей подстилке и увидел Миэль, что сидела на корточках подле него. Эльфийка была уже в своей обычной одежде – брючках и камзоле. Она и разбудила его.

     – Чего тебе? – недовольно буркнул Вууль таким тоном, словно виделся с эльфийкой ежедневно, и та успела ему уже порядком надоесть.

     – Мы за тобой, – удивлённо и чуть ли не обиженно ответила Миэль. Вероятно, она не ожидала такой реакции с его стороны.

     – Бу-бу-бу-бу, ни минуты покоя! – Вууль сел на подстилке. – На кой я вам сдался?

     – Миэль, поскорее. – В камеру вошёл тот самый молодой маг, имени которого Вууль не запомнил. – Заклинание действует очень недолго.

     – Слышал? – обратилась Миэль к нувлигеру. – Пошли скорее. Потом всё объясним.

     Вууль не спеша встал, потянулся, разминая суставы и поясницу. Он делал это нарочито медленно, чтоб позлить этих двоих и заставить их понервничать.

     – Вы можете побыстрее? – спросил его маг с нотками раздражения в голосе.

     – Я могу и вовсе остаться тут, – спокойно ответил Вууль.

     – Вообще-то мы оказываем вам неоценимую услугу, – вновь произнёс маг.

     – Да?! – нувлигер смастерил удивлённую мину. – И какую же?

     – Спасаем от смерти!

     – Боюсь вас огорчить, но мы все когда-нибудь умрём, – усмехнувшись, ответил Вууль.

     – Но лучше позже и не так бездарно, – парировал маг.

     – Мне безразлично, поверьте, – вновь вставил нувлигер.

     – Ничего, если я прерву вашу беседу? – язвительно произнесла Миэль. – У нас и так мало времени.

     – Почему же? У меня лично – завались, – ответил в её тоне нувлигер.

     – Послушайте, хватит уже паясничать! – зло прошипел маг. – Вы и так торчите у меня, словно заноза в заднице! – Он закусил губу, после чего добавил: – Простите, Миэль, но я не мог сдержаться.

     – Ничего, Джалиб, – назвала эльфийка мага по имени, чем порадовала Вууля. – Для моей задницы это не меньшая заноза. А ещё он неплохо пинается и душит.

     Вууль криво усмехнулся, вспомнив их ночную битву.

     – Может, пойдём уже, а улыбаться потом будем? – нетерпеливо спросил Джалиб.

     – Я никуда не пойду без своего меча, – сказал как отрезал Вууль.

     – О-о-о, – маг картинно закатил глаза, – да ради бога! Хоть всю оружейную заберите, если дотащите. Это там, на выходе.

     Они вышли из камеры и, пройдя по коридору, остановились у последней двери. Вууль подёргал ручку: заперто.

     – Закрыто, – повернулся к магу нувлигер.

     – Ясное дело, – насмешливо ответил тот, отстраняя Вууля от двери. – Ну-ка, отойдите.

     Джалиб что-то тихо зашептал, после чего вытянул руку вперёд, выставив ладонь перед собой: щёлкнул запор, и дверь слегка приоткрылась.

     – Гм, магия? – одобрительно приподнял бровь нувлигер. – То есть, это хорошо, что я не попытался сбежать?

     – Пока что это самое благоразумное из всего, что вы сделали, – ответил Джалиб и кивнул на дверь. – Только без фанатизма. Возьмите лишь то, что принадлежит вам.

     Вууль зашёл в дверь и через минуту появился вновь; за его спиной в ножнах находился его верный клеймор.

     – Что теперь? – нувлигер взглянул на мага.

     – Отправимся в Цитадель. Дальнейшие наши действия, какими бы они ни были, будут развиваться оттуда. Несколько часов отдыха и в путь.

     – В путь? – удивлённо задал вопрос Вууль.

     – Разве не вы говорили, что только с вашей помощью Миэль может добраться до Источника Откровения?

     – Но я не собираюсь брать туда кого-либо ещё.

     – Этот вопрос не обсуждается. Я не отпущу Миэль только с вами. Уж простите, но доверия вы пока не внушаете.

     – Вам не кажется, что вы не в том положении, чтоб диктовать мне условия?

     – Вам не кажется, что мы сейчас все в одинаковом положении?

     – Да, только вы забываете об одной мелочи – мне наплевать!

     – Послушайте вы, как вас там?! Меня уже достала ваша философия! На кой чёрт вы тогда вообще ввязались в это дело? Зачем кричали о содействии? Сидели б себе спокойно в каком-нибудь кабаке, жрали пиво и ждали смерти, которую так любите!

     Вууль открыл было рот, чтоб возразить что-нибудь, когда до него вдруг дошло, что возражать-то, собственно, нечего. Логика Джалиба была неоспорима. Действительно, на кой ляд он тут выёживается, если сам предлагал помощь? Да и Дейдра дала ему чёткое указание: доставить Миэль к Источнику. Одну или с целой армией прикрытия – об этом речи не было.

     – Хорошо, – произнёс наконец нувлигер. – Я возьму с собой сопровождающего, но только одного. Точка!

     – Договоримся, – уклончиво ответил маг на это заявление. – Идёмте скорей: действие заклинания кончается.

     – А что за заклинание? – спросил Вууль, когда они уже поднялись по узкой лестнице наверх. В этот миг он краем глаза заметил стражника, стоявшего по правую руку от них; нувлигер молниеносно выхватил свой меч, но маг каким-то образом успел придержать его руку.

     – Спокойно! Они не видят и не слышат нас.

     – Как это? – не понял нувлигер, но меч опустил.

     – Заклинание паралича. Обездвиживает врага и начисто лишает его ближайших воспоминаний.

     – То есть, они ничего не будут помнить обо мне, когда придут в себя?

     – Совершенно верно. Я надеюсь, они сдержали слово и не рассказали о вас начальнику стражи или кому-либо ещё.

     – Прекрасно, – Вууль убрал меч. – А как насчёт других?

     – Каких других? Что вы успели ещё тут натворить?!

     – Э-э-э, ничего. Всё в порядке.

     – Послушайте, если вас разыскивает вся стража Серебряных Городов, то я, пожалуй, сам сдам вас охране. Я не могу так рисковать, когда на кону судьба всего живого.

     – Какие громкие слова! – Нувлигер придал своему лицу благоговейное выражение, но тут же сменил его привычной маской непроницаемости. – Забудьте. Я же сказал, что всё в порядке. Меня никто не ищет, и я не в бегах.

     Джалиб недовольно покрутил головой, но ничего не сказал. Миэль – та и вовсе молчала всю дорогу. Видимо, считала себя лишней в этой мужской перебранке.

     Через некоторое время троица благополучно добралась до Цитадели и укрылась за её надёжными стенами.

     – Заходите. – Маг открыл перед нувлигером маленькую дверь, жестом предлагая пройти внутрь тёмного помещения.

     – Что это? – замер на пороге Вууль.

     – Не беспокойтесь – это одна из комнат для прислуги. Не шикарные апартаменты, конечно, но гораздо комфортнее тюремной камеры. И лежанка тут есть.

     Вууль шагнул в комнату и, оглядев скромное убранство, повернулся к магу. Тот уже закрывал за ним дверь.

     – Эй, постойте! Как долго мне тут быть прикажете?

     – Посидите до утра. Рекомендую поспать, может, повезёт, и вы досмотрите наконец этот свой сон. Да! Я наложу на замок заклинание, чтоб вам не взбрело в голову делать глупости. И не ковыряйтесь в нём: поверьте, будет только хуже.

     – А поесть?

     – Господи, какой же вы нудный! Утром, всё утром! За ночь от голода не помрёте.

     – А попить?

     – В кувшине на столе, – раздался утомлённый голос Джалиба уже из-за закрытой двери.

     Затем послышался какой-то шорох, странный треск в дверном замке и тихий звук удаляющихся шагов. Вууль подошёл к маленькому столу и, подняв кувшин, понюхал содержимое: в сосуде была обычная вода. Нувлигер сделал три больших глотка, после чего вытер губы рукавом и поставил кувшин на место.

     – Ладно, воспользуемся предложением, – тихо произнёс он самому себе. Подойдя к узкой кушетке, Вууль снял ножны с мечом и сапоги. Затем погасил тусклый огонёк в масляной лампе и, растянувшись на ложе, накрылся покрывалом.

                ******
     Пятый день они двигались по Большому тракту – широкой дороге, вымощенной крепким, добротным камнем. Помнится, заключённых и каторжников не хватало, поэтому для строительства этой дороги нанимали всех добровольцев. Йону довелось поработать несколько лет на каменоломнях, а потом ещё и мостить дорогу, но он не жалел о тех годах. Именно на строительстве тракта он и познакомился с Марной, своей женой: она работала тогда стряпухой, готовила пищу для рабочих. После, когда нога стала плохо слушаться его, Йон ушёл со строительства и забрал Марну с собой. Им двоим удалось к тому времени сколотить достаточный капитал, чтоб купить участок земли в Дальнем Заречье (там она была самой дешёвой) и немного домашней живности. Через два года после переезда у них родился сын Керк, ещё через три года – две девочки-близняшки, Агна и Тарина.

     А тракт достроили только спустя ещё четыре года, но зато он связал самые отдалённые уголки империи Ордена Порядка. Вдоль тракта стали вырастать маленькие поселения, таверны и строиться форты. Любой путник, которого настигла в пути ночь, старался выехать на тракт, даже если он был безлюдным. Широкая, открытая дорога наполняла сердце покоем, кроме того, у больших городов тракт круглосуточно патрулировался имперскими всадниками, что сводило действия ночных налётчиков к минимуму. Со всех жителей, не зависимо от того, как часто им приходилось пользоваться трактом, взимался небольшой дорожный налог. На эти деньги чинились повреждённые или изношенные участки дороги.

     Сейчас Йон, тоскливо взирая по сторонам, думал, что никаких денег на этот раз не хватит на починку тракта: насколько хватало глаз, дорога была забита повозками, телегами, одиночными всадниками и пешими беженцами. Люди уходили на юг, унося и увозя с собой свои нехитрые пожитки. По бокам тракта, оберегая караваны, ехали верховые воины, шли лучники и мечники. Вид у них был мрачнее тучи, и неудивительно: они вынуждены были оставить города и форты, которые должны были защищать. Но те, кто оставался на местах держать оборону, жестоко поплатились за свою самоуверенность. В многоголосом ропоте толпы то там, то сям можно было услышать: «Разрушен… сожжён… уничтожен… пал… все погибли» и тому подобные слова. Смерть собирала богатый урожай, и противостоять ей было невозможно. Бежали не только люди – тёмные эльфы, изгнанные из своих пещер нежитью, тоже двигались на юг. Они, правда, держались особняком, ехали не по тракту, а по обочинам, но неприязни к ним никто не проявлял. Там и тут можно было видеть имперских всадников и стражей, движущихся бок о бок с кафриями, лазутчиками и наездниками. Даже хищные ящеры вели себя смирно, не огрызаясь ни на лошадей, ни на людей. На спине у одного, перед наездником, сидел человеческий ребёнок. Видимо, соблазн малыша был очень велик, и эльф пошёл на уступки. Впрочем, повозка родителей ехала рядом со зверем; мать ни на минуту не спускала глаз со светящегося от счастья личика своего чада. Некоторые из людей тоже проявляли дружеские чувства к тёмным: на одной из повозок, которой правил одинокий возница, сидело пять лазутчиков, свесив ноги по бокам телеги; на коне у одного из имперских стражей, перед ним, сидела кафрия. Всадник одной рукой правил лошадью, а второй довольно нескромно обнимал эльфийку, держа ладонь на её голом животике. Та недовольства не выказывала, наоборот, даже слегка улыбалась. Йон уже давно отметил про себя, что все кафрии, словно на подбор, выделялись весьма привлекательной внешностью. Правда, несколько непривычны были их длинные стреловидные уши и тёмные глаза без белков, а в остальном их внешним данным могла позавидовать любая красавица из людского рода.

     С их повозкой поравнялся имперский всадник. На его запылённом коротком плаще смутно выделялся герб: два скрещенных меча на фоне дубового листа.

     – Из Дериона? – спросил Йон. Всадник хмуро взглянул на него и кивнул головой.

     – Как там дела? – вновь задал вопрос Йон.

     – Никак, – буркнул всадник после недолгого молчания. – Нет больше Дериона.

     – А форты? Гром, Железная Кость?

     – Вроде кто-то есть, там, дальше впереди.

     – А из Дальнего Заречья? – спросил Йон с надеждой в голосе. – Есть кто из Заречья?

     – Не знаю, не слышал, – ответил всадник и, пришпорив коня, обогнал их.

     Йон оглянулся: на него во все глаза смотрели Марна с дочерьми. Он им обнадёживающе улыбнулся:

     – Ничего, народу много, кто-нибудь да есть. Найдём ещё, всё будет хорошо.

     Сейчас с ним ехала только его семья. Жена с дочерьми бодрствовали, отдохнув за ночь, а Керк спал, укрывшись пледом с головой. Он всё ещё тяжело переживал гибель Иранны. Эдгара и Рози забрала в свою телегу какая-то старуха-знахарка. Осмотрев сломанные рёбра, она сказала, что живо поставит Эдгара на ноги, Билек тоже поехал с ними. Патрик с семейством ехал позади их повозки, дремля с вожжами в руках.

     Владычица Ирбет со своей свитой, как только они выехали на тракт, присоединилась к соплеменникам. Её кибитка скрылась из вида, и теперь было неясно, как далеко она уже была от них. Ещё одно короткое знакомство на длинном жизненном пути.

     Через пару часов впереди показалась развилка; основной тракт уходил дальше на юг. На северо-восток тянулась такая же мощённая камнем дорога, но несколько уже. На основной тракт с неё выворачивали повозки и всадники. Однако, движение на этой дороге было не таким плотным. Йон, когда их повозка поравнялась с дорожным указателем, взглянул на надписи на стрелках. Та, что указывала на восток, поразила его, словно гром средь ясного неба. «Грифонмит» – было написано на стрелке. Именно с этого направления и выворачивали на тракт новые повозки с беженцами. Словно не веря своим глазам, Йон спросил у одного из имперских всадников, выезжавших на тракт:

     – Эй, откуда вы все?

     – Сам не видишь? – конник указал рукой. – Из Грифонмита, ясное дело.

     – Господи, неужели и столица?..

     – К счастью, пока нет, – успокоил всадник. – Но там очень неспокойно. Как назло, короля Валеона нет во дворце, некому принимать решения и отдавать указы.

     – А где же его величество? – Йон остановил свою телегу, и всадник тоже притормозил. Патрик со своей повозкой встал позади.

     – А чёрт его… – начал было всадник и тут же закусил нижнюю губу. – Этот совет молчит, словно воды в рот набрал. Благо, хоть отдали распоряжение уходить мирным гражданам и крестьянам на юг. Но основная масса войск ещё там. Флот тоже.

     – А её величество? А принц-наследник?

     – Пока в Грифонмите, но я не удивлюсь, если завтра они уже будут далеко в море вместе с придворной свитой и охраной. В столице очень тревожно, народ волнуется, а тут ещё этот вестник, будь он неладен!

     – Какой вестник? – встрепенулся Йон.

     – Да прискакал тут несколько дней назад чужак верхом на таком страшилище, что волосы дыбом встают.

     – Вицио?! – невольно вскрикнул Йон и мысленно отчитал себя за несдержанность.

     – Что? – подозрительно взглянул на него всадник. – Какой ещё Вицио?

     – Да так, неважно, – попытался уйти от ответа Йон. – А что за страшилище?

     Всадник с минуту молча смотрел на него, словно проверяя, после чего продолжил:

     – Страшилище как страшилище: клыки, пасть во всю морду, чешуя как у дракона. Даже не понятно, как эта тварюга позволила себя оседлать.

     – И что с этим вестником?

     – Как что? Посадили в темницу.

     – А тварь?

     – Тут целая история. Стрелы эту мразь не берут – отскакивают, как горох от стены. А с мечом к этой зверюге никто приблизиться не отважился: уж больно зубы страшные у твари. Да и копыта – не дай бог! В итоге удалось загнать в один из сараев, что покрепче, и запереть.

     Йон молчал, о чём-то думая.

     – Ну ладно, я поеду, – ответил всадник, натягивая поводья. – И так уже отстал от своих.

     Когда конник отъехал подальше, Йон слез с телеги и стал выпрягать Быстрого.

     – Что ты делаешь? – Марна удивлённо уставилась на мужа.

     – Вам и одного Вереска хватит пока, а мне нужно в Грифонмит.

     – Ты с ума сошёл?! У тебя трое детей, а ты затеваешь невесть что! Я никуда без тебя…

     – Марна! – прервал жену Йон таким тоном, который обычно применял крайне редко. – Ты возьмёшь с собой детей и поедешь вместе со всеми! Караван идёт довольно медленно, охраны много. Да и Патрик приглядит в случае чего. – Йон взглянул на товарища, и тот утвердительно кивнул, мол, никаких проблем.

     – Но зачем тебе в столицу? – не унималась Марна. На её глазах появились слёзы.

     Йон подошёл к жене и обнял её, нежно поглаживая по спине.

     – Этот вестник, что прибыл в Грифонмит – Вицио. Он спас нас, предупредив о надвигающейся беде, а теперь его жизнь в опасности. В суматохе его запросто могут казнить.

     – Тебе-то какое дело?

     – Дурёха ты дурёха. Долг платежом красен. – Йон отстранился от жены. Он подошёл к дочерям и поочерёдно чмокнул каждую в щёку. Керк уже проснулся и теперь сидел, хмуро глядя на отца. Йон крепко сжал его руку:

     – Береги мать и сестёр.

     Тот кивнул в ответ.

     – Пока меня не будет, они полностью под твоей ответственностью, ты – мужчина.

     Новый кивок.

     – Помоги мне забраться на коня. Седла нет, может, в столице разживусь, – попросил Йон сына, и тот послушно слез с телеги. С его помощью удалось взобраться на спину Быстрого. Конь недовольно фыркнул, передёрнув боками.

     – Спокойно, красавец, спокойно, – Йон похлопал скакуна по шее, – сильно гнать не буду.

     Быстрый вновь фыркнул, но уже тише. Затем Йон принял протянутый ему лук и колчан со стрелами, после чего сжал бока коня ногами, и тот тронулся с места.

                ******
     Кейтлин проснулась внезапно, словно её что-то разбудило. Она с удовольствием потянулась и, встав с постели, подошла к окну и отдёрнула плотные занавески. Снаружи было ещё довольно мрачно, но рассвет уже заявлял о своём скором торжестве над ночью. Кейтлин проспала всего три часа, но чувствовала себя, как ни странно, бодрой и хорошо отдохнувшей. Она оделась и вышла из номера. Подойдя к двери, что вела в комнату Асшанти, Кейтлин остановилась и прижалась ухом к двери: тишина. Когда же она подошла к двери Олдена, та неожиданно открылась, и, к великому удивлению Кейтлин, на пороге появилась Асшанти. Увидев её, эльфийка как-то невообразимо изогнула уши и, ни слова не говоря, тенью скользнула к своему номеру. Открыв его ключом, Асшанти мгновенно зашла в комнату и тут же захлопнула за собой дверь: с внутренней стороны раздался звук запираемого замка.

     Кейтлин около минуты стояла с широко раскрытыми глазами, словно только что увидела привидение. Затем она быстро спустилась вниз и заказала себе плотный завтрак, после чего прошла в купальни и умылась. Когда Кейтлин вернулась, пища уже была на столе. Через пару минут после того, как она принялась за трапезу, к ней присоединился Олден.

     – Доброе утро, Кейтлин, – приветствовал он.

     – М-м-м, – промычала в ответ та, прожёвывая лист салата.

     – Я опять немного проспал. Так не похоже на меня, наверное, старею. – В голосе мужчины послышались извиняющиеся нотки.

     Кейтлин, наконец, расправилась с листом и, отхлебнув из кружки, откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди.

     – Вот уж не сказала бы! – с вызовом произнесла она, пристально уставившись на Олдена.

     – В каком смысле?

     – В том смысле, что мы зря тратились на третий номер! Вы с Асшанти прекрасно уживаетесь и в одном!

     Олдена удивила и смутила эта осведомлённость Кейтлин. После минутного молчания, он заговорил:

     – Это не совсем то, что вы думаете, госпожа.

     – Вот как?! Ах, ну конечно же: она просто учит тебя играть в кости. И как я сразу не догадалась!

     – Госпожа, по-моему, я не заслуживаю такого тона. Я готов отдать за вас жизнь, но принадлежит она, всё-таки, мне. Если б я не знал вас так долго, то подумал бы, что вы ревнуете.

     – Пфф! Вот ещё! – фыркнула Кейтлин с безразличным выражением лица и тут же поймала себя на мысли: «Боже, а ведь я и правда ревную!» Нет, это была не ревность женщины. Она никогда не рассматривала Олдена в плане партнёра, ей даже в голову это не приходило. Это была ревность избалованной дочери, которая ревнует отца-одиночку к любой другой женщине, видя в ней потенциальную мачеху. Она знала Олдена много лет. Сначала он был её наставником в академии, потом сопровождал во всех странствиях. Она так привыкла к тому, что он всегда рядом, что все его заботы были только о ней. И вот теперь это внезапное открытие вызвало в ней приступ ревности и обиды. Очень стыдно и несправедливо по отношению к верному другу.

     Олден сидел, с задумчивым видом крутя в руке вилку. Ему принесли завтрак, но он даже не притронулся к нему, отрешённо глядя куда-то в пространство.

     – Прости меня, Олден. – Кейтлин проглотила неприятный комок в горле. – Конечно, это только твоя жизнь, и я не вправе требовать и приказывать тебе в этом.

     Тот молчал, не глядя на неё.

     – Просто я была несколько сбита с толку. Ну-у, всё-таки эльфийка. Как-то непривычно.

     – Да, – наконец вымолвил Олден, отложив вилку, и, водрузив локти на стол, упёрся подбородком в сомкнутые пальцы рук. – Я и сам несколько удивлён: опять эльфийка.

     – Опять?! – непроизвольно вырвалось у Кейтлин. Она разозлилась на себя за эту несдержанность, ей не хотелось продолжать начатый разговор. Кейтлин набросилась на завтрак в надежде, что Олден сменит тему, но этого не произошло. Олден заговорил, и она напряглась в предчувствии того, что рассказ будет тяжёлым. И для неё, и для Олдена.

     – Об этом никто не знает, – начал тот каким-то совершенно чужим голосом. – Я ведь родился не в Грифонмите, как записано, а в маленькой лесной сторожке, в графстве Чейнлет. Мой отец был графским лесничим, следил за порядком в лесу, добывал дичь. Наша сторожка была не в самых дебрях, но до ближайшей деревни был день пути. Мы жили мирно и счастливо вчетвером: отец, мать, я и моя старшая сестра. – Олден замолчал ненадолго, и Кейтлин поняла, что сейчас он расскажет что-то ужасное, о чём никому никогда не говорил и, наверное, хотел бы забыть. Хотел, но не мог.

     – Когда мне было четырнадцать, в наш дом пришла беда. Пятеро головорезов, беглых каторжников или бандитов, ворвались в сторожку ночью. Они убили отца и мать, избили меня до полусмерти так, что я не мог не только встать, но и просто пошевелить рукой или ногой. Потом они принялись за сестру. – При этих словах голос Олдена дрогнул. Кейтлин не смотрела на него, не смела поднять глаз, лишь сжала вилку в руке так, что побелели костяшки пальцев. – Я слышал, как она кричала, молила о пощаде, звала на помощь. Но рядом никого не было, а я мог лишь закрыть глаза и стиснуть зубы от бессильной злобы. Её крик до сих пор стоит у меня в ушах, иногда я долго не могу уснуть по ночам или просыпаюсь оттого, что мне кажется, будто она зовёт на помощь. – Олден вновь замолчал, но лишь затем, чтоб сделать глоток из кружки: у него пересохло в горле.

     – Когда я очнулся, в доме уже никого не было, царила полная тишина. Вероятно, меня посчитали мёртвым, иначе обязательно добили бы. Я подал голос, в надежде, что кто-то ещё жив, но мне никто не ответил. Тогда я осознал, что остался один, с трудом дополз до бочки с водой и смог напиться. Периодически я терял сознание, а когда приходил в себя, то только пил, пил и пил. Два дня я пролежал пластом на полу, около бочки, а рядом лежали тела моих близких. Уж и не знаю, повезло ли мне, что в дом не забрался медведь или волк, или что эти ублюдки не подожгли сторожку перед уходом. Во всяком случае, на ноги подняться я смог лишь к исходу третьего дня. Даже не знаю, откуда взялись силы, но я смог выкопать за домом три могилы, а потом перетащил родителей и сестру и похоронил их.

     Кейтлин уже даже не дышала, не смела нарушить это страшное повествование посторонним звуком. Всё её существо замерло, прекратило быть чем-то явным, как будто она сама стала частью этого рассказа, словно это не Олден, а она пережила весь этот ужас.

     – В моей семье, – продолжал тот тем временем, – каждый что-нибудь да умел, помимо повседневных обязанностей. Отец был неплохим столяром, мать ткала полотно и вышивала, сестра увлекалась гончарным ремеслом. Практически всё в нашем доме, начиная от мебели и заканчивая посудой, было сделано нашими же руками. Мне всегда это нравилось, знание того, что какая-то вещь хранит тепло рук твоих близких, умиротворяло и наполняло сердце покоем. Но, когда я вошёл в дом после всего этого, он показался мне чужим и холодным. Каждый предмет, который попадался мне на глаза, отзывался болью в моей душе. Я смотрел на стол, а видел отца с рубанком в руке; глядел на занавески, а видел мать, сидящую за своим маленьким ткацким станком; посуда на полках напоминала мне о добром и красивом лице сестры. Я смотрел на вещи, но видел тех, кого уже не было и никогда не будет больше в моей жизни. Тех, кто лежал под холмами свежевырытой земли за сторожкой. Мой дом перестал быть для меня родным кровом, он словно превратился в тёмную пещеру, в которой тоскливо завывает ветер, и живут лишь пауки да летучие мыши. Оставаться там дольше не было ни сил, ни возможности. Я взял топор, закрыл за собой дверь и ушёл в лес. Отец научил меня всему, что должен знать и уметь охотник. Я умел добывать огонь, мастерить силки, разделывать дичь и готовить пищу. Пять дней я бродил по лесу, надеясь отыскать этих нелюдей и отомстить им. Но вместо этого, на шестой день, я вышел к небольшой деревне у маленького лесного озерца. Это была Альдвейя, поселение лесных эльфов. Они жили в простых домах, похожих на наши. Там не было этих могучих деревьев, гардивусов. Жители отнеслись ко мне с опаской и настороженностью. Было видно, что они не очень жалуют людей и уж никак не ожидали, что один из них окажется в их деревне. Но один из них приютил меня в своём доме. Он был единственным, кто не смотрел на меня искоса и не выказывал своего превосходства.

     – Это был Анартос, да? – спросила Кейтлин, не узнав своего голоса. Он был сухим, тихим и каким-то надтреснутым, словно простуженным.

     – Да. – Олден чуть улыбнулся ей уголками губ, но его глаза оставались полными печали. – Это был Анартос. Тогда он ещё не был старейшиной Рейона, а являлся друидом-целителем при доме инзеля Анвэна. Анартос научил меня языку, ознакомил с целебными травами и способами приготовления снадобий. На протяжении четырёх лет, что я прожил в Альдвейе, только Анартос оставался по-настоящему близким для меня. Анартос и Иллианэль.

     Назвав это имя, Олден вновь замолчал, но Кейтлин не произнесла ни слова. Она ждала, когда он продолжит своё повествование.

     – Да-а, – выдохнул Олден и сделал глоток из кружки. – Иллианэль, дочь инзеля Анвэна. Я увидел её на второй день, как попал к эльфам. Как только мои глаза встретились с её чистым, добрым взглядом, моя боль словно притупилась. Я по-прежнему скорбел о своей семье, но воспоминания обо всём, что мне пришлось пережить, уже не были такими тяжёлыми, словно всё это произошло много лет назад. С того самого дня мы стали видеться постоянно. Она учила меня языку, когда Анартос был занят. Мы часто уходили к водопадам – нашему любимому месту – и подолгу сидели там, болтая на разные темы. О своей беде я рассказал только Анартосу; Иллианэль же никогда не спрашивала у меня, почему я оказался тут, но мне казалось, что она знает правду или, по крайней мере, догадывается. Через четыре года я свободно говорил на эльфийском, узнал много нового для себя. Эльфы привыкли ко мне и уже не выказывали той неприязни и высокомерия, с какими я столкнулся вначале. Я вырос, раздался в плечах и вообще стал выглядеть более мужественно. А Иллианэль оставалась такой же юной и прекрасной, как в первый день нашего знакомства. Ничего удивительного, ведь эльфы живут намного дольше нас и стареют гораздо медленнее. Мы по-прежнему часто ходили на водопады, но я стал замечать, что мои чувства к Иллианэль несколько изменились. Если раньше мне просто было хорошо и интересно рядом с нею, то теперь я чувствовал необходимость этой близости. Я с нетерпением ждал каждой встречи и всякий раз смущался и терял дар речи, когда она шла ко мне навстречу, улыбаясь. Мои мысли начинали путаться, и я выглядел как неуклюжий истукан, не способный связать пары слов. Мы приходили на водопады, я брал её за руку, и мы сидели так, слушая шум воды. Однажды я осмелился и поцеловал её прямо в губы. Поцеловал так неловко и неумело, что засмущался и покраснел как свёкла. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами, и мне показалось, что она сейчас вырвется и убежит от меня, и мы больше никогда не будем видеться. Но, вдруг, она улыбнулась, и сама потянулась ко мне. Это был второй поцелуй в моей жизни, но, чёрт возьми, каким же сладким он был!

     На лице Олдена блуждала лёгкая улыбка человека, который вспоминал о своём недолгом счастье. Таком коротком, но таком большом и светлом.

     – В тот же вечер инзель Анвэн пригласил меня в свой дом. Он был один. Не знаю, сообщил ему кто-нибудь, или он сам догадывался, но Анвэн просил меня покинуть Альдвейю. Он сказал, что Иллианэль помолвлена с кем-то из Гольдвинселя, что скоро они должны пожениться, а я только сбиваю её с толку. Он говорил, что ко мне отнеслись тут с пониманием и заботой, и верхом неблагодарности является моё поведение в отношении его дочери. «Садись на единорога и возвращайся в свой дом, – сказал Анвэн. – Ты молод, тебе нужно налаживать новую жизнь, но со своим народом. Прошу, уезжай и оставь мою дочь в покое». Каким же идиотом я был тогда, что позволил себя уговорить!

     Олден сокрушённо покачал головой. Он допил остатки из своей кружки и замолчал на некоторое время. Кейтлин тоже безмолвствовала, не смея просить его продолжать, и ждала, пока он заговорит вновь. Она уже доела свой завтрак и теперь сидела, не зная, чем занять свои руки, напряжённо уставившись в столешницу глазами и не решаясь поднять взгляда на Олдена.

     – Так я опять оказался в доме, где родился, – снова заговорил тот. – Единорог, что за считанные часы донёс меня к сторожке, ускакал обратно. К моему удивлению, в окошке горел свет. Переполненный неизвестно откуда взявшейся злобой я довольно грубо ворвался в дом, громко хлопнув дверью. На меня с испугом уставилось три пары глаз сидящих за столом людей – мужчины, женщины и мальчишки лет семи. Как только я увидел их, моя злоба моментально испарилась, сменившись усталостью и каким-то безразличием. Я извинился за вторжение, сказал, что являюсь сыном дровосека, заплутал в лесу. Новые хозяева приняли меня радушно, накормили и предложили остаться у них. Витторио, глава семейства, был уже не молод и сказал, что лишняя пара рук не помешает в хозяйстве. Также он поведал, что вот уже четвёртый год, как их семья живёт здесь. Когда от прежнего лесничего перестали поступать новости, сюда прислали несколько солдат имперской стражи. Они обнаружили три могилы за домом; зная, что семья моего отца состояла из четырёх человек, они предположили, что кто-то уцелел. Однако, не ведая, что произошло с выжившим и кем именно он являлся, было принято решение поселить тут нового лесничего. Странная смерть прежней семьи не была оставлена без внимания, и теперь сторожку два раза в день – утром и вечером – навещал патруль из трёх стражников. Так я остался в новой семье. Стражникам, что пришли следующим утром, Витторио сказал, что я его племянник, поэтому лишних вопросов не возникло. Я прожил там две недели, но с каждым днём я всё больше и больше понимал, что оставаться с ними больше не могу. Они были гостеприимны и добры ко мне; всё это время, что я отсутствовал, ухаживали за могилами моих близких, но мой дом перестал быть моим. Тут жила новая семья, новый мир и новое счастье заполнили эти стены, но всё это было не для меня. Моё счастье оставалось там, в Альдвейе, в нежных, мягких руках Иллианэль. В её добрых глазах и любящем сердце. Рано утром, пока все ещё спали, я тихо вышел и отправился в лес. Я уже знал дорогу и шёл твёрдо и уверенно, полный решимости явиться к инзелю Анвэну и заявить о своей любви к его дочери. Чем ближе я подходил к поселению, тем сильнее стучало моё сердце в предчувствии скорой встречи с Иллианэль. На третий день я уже приблизился к Альдвейе, когда на моём пути вдруг оказался Анартос. Это было так неожиданно, что я несколько оторопел и остановился. Анартос подошёл ко мне и сказал, что мне не нужно ходить туда. Он поведал мне, что Иллианэль была обручена со своим женихом из Гольдвинселя, и тот увёз её с собой. Надежды рухнули, счастье, к которому я так стремился, упорхнуло птичкой из моих рук через неплотно сомкнутые ладони. Я молча развернулся и пошёл обратно. Анартос хотел было проводить меня, но я отказался, поблагодарив его за всё, что он для меня сделал. Возвращаться назад в сторожку я не мог, всё, что было в моём прошлом, теперь стало только воспоминаниями. Тогда я решил перечеркнуть всё что было и начать жизнь заново, с чистого листа. Через семь дней я пришёл в небольшую деревушку, там я жил и работал у местного кузнеца до тех пор, пока мне не исполнилось двадцать два. Потом я уехал в Грифонмит, где поступил в военную академию.

     Олден замолчал, приступив, наконец, к своему уже остывшему завтраку.

     – А как же Иллианэль? – тихо спросила Кейтлин. – Неужели тебе никогда не хотелось найти её, встретиться с нею?

     – Вы никогда не задумывались над сущностью человека, госпожа? Над тем, что он из себя представляет? – неожиданно спросил Олден, не ответив на вопрос.

     – К чему ты это?

     – Человек очень крепко скроенное существо, госпожа. Он может пережить и вынести так много, что даже удивляешься тому, откуда только силы берутся. Человек способен испытывать высокие чувства, но, если придётся, он может и убить эти чувства в себе. Может посадить их на цепь, запереть в клетку, держать без хлеба и воды, пока они, наконец, не умрут в нём от тоски, голода и одиночества. Но даже тогда человек будет жить, если только его можно будет ещё называть человеком. Эльфы устроены по-другому: они очень болезненно переживают разлуку и утрату. Эльфы мудрее нас, но гораздо ранимее.

     Олден замолчал ненадолго, после чего добавил сухим, тяжёлым голосом:

     – На второй день после того, как я покинул Альдвейю, Иллианэль ушла на водопады, туда, где мы так любили бывать вдвоём. Больше её никогда не видели.

     Олден встал и, выйдя из-за стола, покинул гостиницу. Через несколько минут Кейтлин последовала за ним. Она нашла его снаружи; он стоял, прислонившись спиной к колонне, и глядел куда-то вдаль.

     – Олден, – негромко произнесла Кейтлин. – Я хотела приказать тебе… Нет, не так. Я хотела просить…

     – Вы бы хотели, чтоб я отправился с Миэль, верно?

     Кейтлин удивлённо подняла глаза на него: именно этого она и хотела, только не знала, как сказать. Олден сам понял её без слов.

     – Да, – произнесла она.

     – Что ж, госпожа, вы уже не маленькая девочка. Пришла пора нам расстаться, но тем не менее, зная вашу горячность и вспыльчивость, я хочу просить вас – будьте осторожнее. Берегите себя.

     – И ты береги себя, Олден.

     Кейтлин очень хотелось, чтоб он сейчас обнял её по-отечески, как всегда, прижал к себе и погладил по голове. Но Олден стоял, молча глядя на неё, и не шевелился. Наконец, он произнёс:

     – Скажете Асшанти сами, хорошо?

     – Конечно, Олден, я передам ей. Думаю, она поймёт.

     Он лишь кивнул в ответ, затем развернулся и, не прощаясь, пошёл в сторону Цитадели. Олден так ни разу не оглянулся, и Кейтлин долго смотрела ему вслед, пока он не скрылся вдалеке. Какое-то щемящее чувство заполнило сердце Кейтлин в эти мгновения: ей почему-то показалось, что она видит Олдена в последний раз. Кейтлин тряхнула головой, прогоняя прочь дурные мысли.

                ******
     Когда они вылетели, уже смеркалось. Луна часто скрывалась за набегающими облаками, ночь была тихой, безветренной, и только шум кожистых крыльев Рино нарушал эту тишину. Но на земле он практически не был слышен, равно, как и сам дракон был не виден на фоне тёмного неба. Это радовало Валеона: вид парящего в небе дракона мог встревожить караваны беженцев, вызвать волнение и панику. А так, в темноте, они были скрыты от посторонних глаз. Один раз им пришлось пересечь Большой тракт, в слабом лунном свете было видно, как внизу что-то движется. Там и тут горели огни факелов и сверху казалось, что какая-то невероятно длинная змея, сверкая своими чешуями, ползёт на юг, слабо извиваясь не видимым с высоты телом.

     – Как много! – громко произнёс, не оборачиваясь, Анартос, стараясь перекричать шум крыльев.

     – Хорошо, что много! – ответил так же громко Валеон. – Значит, большинство спаслось. Мне было б гораздо спокойнее, если б караван был ещё больше. – Потом он подумал немного и добавил: – А лучше этого всего вообще бы не было. Нет ничего хуже, чем видеть закат и гибель своего народа.

     Анартос ничего не ответил на это, но чувствовалось, что думает он примерно о том же.

     А Рино тем временем нёс их дальше, держась в восходящих потоках тёплого воздуха, поднимающегося от нагретой за день земли. Огромные кожистые крылья, подобно парусам, ловящим ветер, позволяли зверю длительное время парить в воздухе, лишь иногда делая взмахи, чтоб вновь набрать потерянную высоту. Тогда воздух наполнялся шумом могучих крыльев и свистом ветра в их перепонках. Благодаря такой технике полёта, драконы держались в воздухе гораздо дольше грифонов и набирали большую скорость, в результате чего покрывали огромные расстояния за короткие сроки.

     Через четыре часа полёта забрезжил рассвет; в его призрачно-розовых лучах проносящаяся внизу земля казалась чужой и неведомой, и даже не верилось, что в свете дня эти же самые места будут выглядеть совсем просто и обыденно. Чем выше поднималось солнце, тем чётче выделялось всё то, что было скрыто во тьме ночи. Но картина не радовала: всё словно повымерло, ни одной живой души. Безмолвные поля и луга, заброшенные дома, пустые деревни. Несколько раз под ними проносились отвратительные чёрные пепелища. Мёртвая, обугленная земля словно кричала, взывала о помощи, но силы, несущие смерть и разорение, были немы к мольбам.

     – Смотрите, старейшина, – Валеон подался вперёд, чтоб Анартос лучше слышал, – уже и здесь, и сюда добрались. Неужели это всё? Неужели мы обречены?

     – Обречены? – Анартос обернулся, и Валеон увидел на его губах улыбку. – Обречён лишь тот, кто впал в уныние. Кто поддался отчаянию и перестал сопротивляться. До тех пор, пока в нас сильна наша вера, воля и тяга к жизни, смерть бессильна. Она способна лишь забрать, но не покорить.

     – Простите, старейшина, но мне кажется, что вы несколько самоуверенны. Нам ещё не доводилось сталкиваться с врагом столь беспощадным и жестоким.

     – Жестоким? – Анартос вновь улыбнулся. – Это не жестокость, нет. Смерть беспристрастна; эта нежить, что поднята из могил, всего лишь её послушный и безмолвный инструмент. Представьте себе меч в руке воина. Он рубит плоть не потому, что ненавидит её или мстит за что-то. Это всего лишь меч, и стоит лишить его направляющей руки, как он превратится в безвредную железяку.

     – Однако, эта железяка способна разить и сеять боль.

     – Вот поэтому мы и должны лишить это оружие руки, что направляет его на головы невинных. Мы встретимся с ним и будем отражать его удары до тех пор, пока Миэль не завершит свою миссию.

     – Вы уверены, что она справится?

     – Уверен ли я? Нельзя быть уверенным ни в чём, что ещё не свершилось. Я просто надеюсь. Ведь лишить надежды не в состоянии ничто. Даже когда смерть касается тебя своей холодной рукой, надежда всё ещё продолжает жить. Она не умирает даже с твоим последним вздохом, переселяясь в сердца и души твоих друзей, что продолжают сражаться.

     – Хотел бы я обладать хоть сотой долей той мудрости и спокойствия, которыми наделены вы.

     – Вы, люди, обладаете гораздо большим даром, нежели эльфы, –  туманно высказался Анартос.

     – Чем же?

     Но эльф не ответил на вопрос, вместо этого он указал рукой куда-то вниз и произнёс:

     – Смотрите!

     Валеон взглянул на дорогу, мощённую камнем, которая устремлялась на север к Грифонмиту. По ней скакал одинокий всадник, кажущийся с высоты существом не больше кролика. Но Валеона поразило то, что двигался он по направлению к городу, а не из него. Он положил руку на плечо Анартоса:

     – Снижаемся: мне необходимо поговорить с этим всадником. – Эльф кивнул в ответ, и Рино стал спускаться к земле.

     ...Быстрый шарахнулся и испуганно заржал, когда огромная крылатая тень пронеслась над ними. Йона обдало мощными потоками воздуха; подняв голову, он увидел в небе зелёного дракона. Зверь пролетел дальше и приземлился метрах в ста от него. На шее у дракона в специальном седле находилось двое наездников, тот, что сидел позади, спешился и направился в сторону Йона. Второй остался в седле, наблюдая за всем издалека.

     – Спокойно, мальчик, спокойно, – ласково похлопал Йон жеребца по шее. – Пойдём, посмотрим, кому мы тут понадобились.

     Быстрый, испуганно прядая ушами, нехотя направился навстречу человеку. Когда они сблизились, Йону показалось, что лицо пришельца ему знакомо, но он никак не мог вспомнить, где мог его видеть. Второй наездник оказался лесным эльфом. Приблизившись, Йон смог разглядеть его.

     – Приветствую, путник. – Пришелец поднял руку. – Назовись, кто ты и куда направляешься?

     – Вначале вы назовите себя, господин. – Йон оставался в седле, мучительно пытаясь вспомнить, где же он видел этого человека. – Последнее время я вижу так много странного, что уже не знаю, кому можно доверять, а кому нет.

     – В твоих словах есть здравый смысл, путник. – Валеон слегка улыбнулся тому, что его не узнали. В этой простой одежде, без короны и атрибутов королевской власти его запросто можно было принять за обычного вельможу. – Что ж, я его величество король Валеон, правитель Грифонмита и королевства Грифона. Так обычно меня называют.

     И тут Йон мгновенно вспомнил, откуда ему знакомо это лицо. Конечно! Он несколько раз видел его, когда посещал столицу. «И как только я мог не узнать?!» – мысленно отчитал он себя.

     – Простите, ваше величество, – Йон склонил голову. – Не узнал вас в этом наряде. Моё имя Йон, родом я из Дальнего Заречья. Направляюсь в Грифонмит. Прошу простить, что разговариваю с вами, сидя верхом, но забраться на коня без посторонней помощи я не смогу. – Всадник похлопал рукой по правому колену. – Нога не позволяет.

     – Ты ранен?

     – Это старая рана, ещё со времён противостояния с тёмными в Северных горах.

     – Я вижу у тебя лук, ты лучник? Или взял оружие просто для спокойствия?

     – Я стрелок, ваше величество. Одинаково хорошо обращаюсь с луком, как стоя на ногах, так и находясь в седле.

     – Прекрасно. В эти тяжёлые времена каждый воин в наших рядах на вес золота. Но почему ты направляешься в столицу в то время, как все караваны движутся на юг?

     – Я и моя семья тоже ехали с караваном, но обстоятельства вынудили меня срочно посетить Грифонмит. Ваше величество, мне нужна ваша помощь!

     – Сейчас помощь нужна всем.

     – Я прошу не за себя, мой король. В опасности жизнь моего… гм… одного человека.

     – Что за человек? И кем он доводится тебе, раз ты даже не придумал, как его назвать?

     – Этот человек может показаться вам странным, ваше величество, даже более того – опасным и не внушающим доверия.

     – Почему же ты за него просишь?

     – Я и моя семья в долгу перед ним: он предупредил нас о надвигающейся опасности, и мы успели покинуть дом. Благодаря ему жив не только я, но и моя жена, и дети.

     – Почему же ты считаешь, что его жизнь в опасности?

     – Мне кажется, что он как-то связан с нашим врагом…

     – Хм! Вот как?! И тем не менее, ты доверяешь ему настолько, чтоб просить милости для него?

     – Ваше величество, я только прошу выслушать то, что он скажет. Думаю, после объяснений можно будет решить его судьбу.

     – А ты не думаешь, что это может быть вражеский лазутчик? Что он подослан к нам, чтоб втереться в доверие, а после нанести подлый удар в спину в тот самый момент, когда мы будем ожидать этого менее всего?

     Йон задумался, но лишь на мгновение, после чего уверенно тряхнул головой и произнёс:

     – Нет, мой король. Он не похож на подлого изменника и шпиона. Вицио довольно странный, а его конь – так вообще ужас какой-то, но я почему-то доверяю этому человеку. Вы должны его выслушать!

     – Значит, его зовут Вицио? Что ж, хорошо. – Валеон взглянул на солнце. – Если поторопишься, то к вечеру ты будешь в столице. Обещаю до этого времени не трогать твоего… мм… подзащитного. Вы вместе предстанете перед советом, и мы решим после, что с вами делать. Но торопись: если я не увижу тебя вечером на приёме, то, боюсь, Вицио будет плохо. Да и тебе потом лучше не показываться мне на глаза. У меня сейчас слишком много забот помимо того, чтоб вникать в дела отдельного человека, тем более прибывшего из стана врага. Ты понял меня, Йон из Дальнего Заречья?

     – Я понял, ваше величество. Даю слово, что буду во дворце в назначенное время, если только не встречу по дороге тварей. Думаю, караван уже прошёл, и помощи мне ждать будет неоткуда.

     – Как только я прибуду в Грифонмит, то отдам распоряжение, и навстречу тебе отправятся два паладина. Они сопроводят тебя до дворца и защитят в случае опасности.

     – Благодарю, ваше величество. С такой надёжной охраной я обязательно буду в столице в положенный срок.

     – Пусть будет так. – Валеон кивнул ему, и Йон поклонился в ответ. – Я не прощаюсь и жду твоего визита.

     Затем король вернулся к дракону и, взобравшись в седло, сказал что-то эльфу. Тот кивнул в ответ, и дракон взмыл в воздух. Через минуту они превратились в маленькую точку, едва различимую в утреннем небе. Йон хлопнул коня по крупу, и Быстрый галопом понёс его по дороге в сторону города. Нужно было спешить.