Книга первая - глава 11 - конец первой части
ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ: «С НОВЫМ ГОДОМ!»
Старый год, 1991-й, и Новый год, 1992-й (в унисон юмористу Задорнову; – а может, и притаившемуся за ним Хазанову; – а может, и с хитринкой подмигнувшему кому-то Жванецкому, – оба года берутся в обнимку да напутствуют в один голос): Один год ту-у-ды-ы – в весёленький, морозненький, розовенький Советский Союз, один год сю-у-ды-ы – в весёленький, морозненький, розовенький постсвистум от него, – небось для нас это, как
Пять минут, пять минут [19]...
(немного грустно) хоть мигом, словно их и не было, пролетевшие...
__________
С нами – родными и близкими – Лёле встречать Новый год!
О чём вечером – когда до Нового года оставались уже считанные часы – и сообщила нам раздавшаяся по всей квартире звенящая соловьиная трель: то бабушка и дядя Яша позвонили в дверь, и мы уж спешим, спешим им открыть!
Бабушка с мужем на праздники не впервые с превеликим удовольствием составляли нам компанию: приходили, усаживались за стол, – всегда было о чём поговорить по душам. Мысли Лёли не раз уносили её в прошлое – и недавнее и далёкое. Как она, ещё до знакомства с дядей Яшей, жила с нами: ещё до войны – квартира была её. Как растила здесь двух дочерей. Первый муж Лёли – отец её старшей дочери, маминой сестры. В конце 40-х они развелись – после чего этот человек для всех, кто его знал, бесследно исчез: как сквозь землю провалился – ни слуху ни духу!.. Бабушка выйдет замуж во второй раз. От Александра Ивановича – второго мужа – родит ещё одну дочь, от которой, в свою очередь – спустя много лет – появиться на свет автору этих строк. Мой дедушка, уже тоже будучи с бабушкой в разводе, уедет из Одессы в Красноводск, снова женится; но с Лёлей они останутся добрыми друзьями. Почти каждый отпуск из Красноводска он приезжал в Одессу, жил у нас. А один раз я с папой и мамой на Морвокзале встречал дедушку с бабушкой, возвращавшихся из крымско-кавказского путешествия на «Адмирале Нахимове», – когда корабль причалил к берегу, они нам с палубы махали... Вторая жена дедушки не слишком беспокоилась по этому поводу – в семье далеко не частый случай такой любви и доверия; жене он, возвращаясь из Одессы, рассказывал: как мы его встречали, как провожали; а ещё – как он мне, внуку, купил велосипед. Часть жизни, прожитая с Лёлей, Александру Ивановичу оставалась памятна и дорога, между ней и новой жизнью, начатой в Красноводске, не стояла их окончательно разделяющая черта, отчего ему по-прежнему было комфортно с нами, а нам хорошо с ним. Дедушка был инженер и вообще мастер на все руки. Мои поломанные игрушки быстро обретали свой прежний вид в его умелых руках; даже электронные, например игрушечные машинки с дистанционным управлением. В другое время я дедушке писал в Красноводск, он охотно отвечал на мои письма... Жаль, что дедушка всего лишь год не дожил до рождения моего младшего брата...
Вспоминала Лёля и о своей старшей дочери Элле – она тоже давно уехала из Одессы. До своего второго замужества Элла много лет прожила в Ленинграде. Её первый муж, отец её сына, был физик. Второй муж (это был финн) – известен у себя на родине как поэт-лирик и писатель-фантаст в одном лице, – его имя Эркки Ахонен. Теперь Элла жила в Финляндии, у них с мужем был под Хельсинки загородный дом.
Лёля помнила, как Элла, ещё много лет назад, – чудом выжила с другими пассажирами при аварийной посадке самолёта – благодаря его величеству случаю, а также умелым действиям экипажа. Тогда Элла жила в Алма-Ате. Когда снова возвращалась туда – при посадке лайнер вынесло со взлётно-посадочной полосы (плохо расчищенной от льда и снега – что и стало причиной аварии). Переднее левое крыло лайнера обо что-то зацепилось – ударилось и загорелось; но сразу же оторвалось от фюзеляжа – и потому на весь самолёт с пассажирами пламя не перекинулось... Но и пилот не растерялся: когда увидел встающую на пути самолёта гигантскую сугробину – чтобы скорее затормозить и не повредить переднее шасси, его убрал. Снег смягчил жёсткое скольжение на брюхе лайнера; однако самолёт всё же въехал в тот громадный сугроб – и так, изрядно помятый и побитый, остановился... Затем из аварийного выхода пассажиры один за другим валом повалили, как с горки, – съезжали в сугроб и буквально в нём тонули... К счастью, никто не пострадал.
Вообще какая-то невероятная вереница происшествий связана с тётей и её близкими, причём и для них, и для неё всё кончалось, как правило, благополучно. То тётя в Финляндии чуть под поезд не попала – запрыгивая в вагон, когда поезд уже тронулся. То её первый муж чудом остался жив только оттого, что встретил в аэропорту приятеля, с ним слишком разговорился и пропустил посадку на самолёт, который разобьётся...
Фрагменты жизни, представавшие мысленному взору, – они бывали и попроще – столь домашние, привычные. Вот один из множества таких: в ясный солнечный день, на нашем балкончике, Лёля читает мне, малышу, сказки братьев Гримм; а я, сидя на маленькой чёрненькой табуреточке, с неподдельным детским удовольствием их слушаю...
Голос моего Неизвестного Друга (спустя годы): Тогда ты ещё не знал, что сказки братьев Гримм в оригинале местами недалеки от фильмов ужасов. Переводчики в них опустили самые страшные места, иначе их не пропустили бы в советскую печать...
Многое оживало в памяти, навещало сны, – а для меня тогда ещё не успело сделаться само тем сном далёким, невозвратным. Да и сейчас, когда пишу эти строки, кажется, что это было только вчера. Будто совсем-совсем недавно – руку протяни, и тот лучезарный миг поймаешь! – я, в свои шесть лет, в тесном кругу родных и близких, ВПЕРВЫЕ встречаю Новый год. По телевизору кремлёвские куранты медленно отсчитывают последнюю минуту – последние секунды – Старого года, уходящего... 55, 56, 57, 58, 59... – И тут-то! – под залпы праздничного салюта над Спасской башней – в полночь, на весь экран, засияло ярко-ярко: 1 9 8 4...
И теперь – минуя годы – мы снова сидели за праздничным столом.
Всё шло хорошо. С минуту на минуту ожидались новогодние поздравления президентов – Кравчука по украинскому телевиденью и Ельцина по российскому – «Останкино», которое сейчас мы смотрели.
Вдруг ...Украина телезрителям преподнесла нечто потрясающее! Канал «Останкино» и второй, тоже российский – в пределах украинского государства – минут на пятнадцать они будто совершили превращение в третий, украинский. По велению президента Кравчука, – они все три, как один – его голосом и торжественным видом заалели многообещающим эпилогом к Старому году и, одновременно, большим прологом к Новому году: ведь Украина обрела независимость, стала страной. Мирно, жёлто-голубо! Ну, не без багряности панегирических излишеств. Не без помпы – искусительницы. На этой оптимистической ноте и закончилось вторжение Украины в программу передач – толстобровое, как заседание брежневских старцев за круглым столом...
...А в самой России, – это я узнаю потом, – впервые за всю историю нашего телевиденья, мамка демократия зрителям сделала подарок: новогоднее поздравление прозвучало не от первого лица государства, и даже не от диктора Игоря Кириллова, иногда на экране заменявшего в такие минуты это первое лицо. На сей раз – в образе сатирика Михаила Задорнова – по «Останкино» над обычным патетическим монологом взяло верх юмористическое начало! (Не завидовал Задорнов – нам, не увидевшим его, предновогоднего!) И кто услышал гениального подзадорника, – а тогда, со Жванецким, это были два непобедимых Михаила-Архангела на крылах Юмора, – кто его услышал, перед тем как поздравить друг друга «С Новым, 1992-м годом!», могли поздравить заодно самих себя – с таким окончанием старого, 1991-го. Отдыхайте, и президент и диктор! («С радостью – и отдохнём и повеселимся!» – сказали бы и тот и другой.)
Ну, а у нас, дома, – Лёлины кулинарные произведения искусства: присыпанный сверху орешками торт «Прага» и другой, светло-тёмный «День и ночь» – быстро разошлись по тарелочкам. Хвати оба торта на весь бывший Советский Союз, мы бы узнали, через что лежит путь к сердцу нашей родины. – Государства, разлетевшегося, как пирог по кускам, – в году ушедшем, 1991-м...
Украина: С СССР повелась – от него и набралась! Со мной, бывает, происходит такое, что ни к селу ни к городу!
Россия: Ну, уж в этом я тебя ещё успею переплюнуть! Мягко говоря!.. К тому же я, Россия, – и без СССР огромна. А это, знаешь ли...
...Загробный голос окочурившейся сверхдержавы: Я, Советский Союз, – уходил, и прощаясь, и... не прощаясь!..
...Голос Беловежской пущи: Я, Пуща столетий, – осталась...
19 Владимир Лифшиц (песня из фильма «Карнавальная ночь»).
Свидетельство о публикации №214091900137