Портрет на доске почёта

Эта история растянулась на 25 лет (или дольше?). Собственно говоря никакой истории не было. Или они ощущали внутреннюю связь? Начнём по порядку.

Из провинциального института Виктора пригласили на работу в столичный город. Тоже всё было связано с электроникой и компьютерами. Теперь он работал в научно-исследовательском отделе при большом  НПО (научно-производственное объединение). Работа интересная, в перспективе – написание диссертации. Вскоре была получена квартира, и Люся  с двумя сыновьями тоже приехала – вся семья в сборе.

Однажды, проходя по коридору института, Виктор, с усмешкой относившийся к различным доскам почёта, столь распространённым в советское время, внезапно остановился. С огромного портрета на него смотрела молодая женщина. Он не знал, что его поразило, что привлекло его внимание. Конечно, по его понятиям, женщина была красива: даже на чёрно-белом портрете было очевидно, что она блондинка с шикарными пышными волосами; глаза казались тёмными и приковывали к себе – необыкновенной была глубина взгляда, словно именно ему, Виктору, девушка хотела рассказать о чём-то таинственном, сокровенном, волнующем. В общем-то правильные черты лица (о, как он любил этот античный тип!) придавал всему облику выражение вдохновения, интеллекта. И при этом не величие богини озаряло женщину, а то неуловимое, что называют женственностью. Не просто миловидность «милашки», а то, что заставляет сжаться сердце, подать руку и подумать: «Милая!»

Ах, неужели такая женщина существует? И здесь же, в этих стенах, где-то рядом! Самое интересное, что чем-то она напоминала  Виктору Люсю.  Наверное, женственностью, которой когда-то околдовала его жена.

Каково же было удивление  Виктора, когда вскоре, на одном из собраний отдела, он увидел женщину, сошедшую с портрета. Она не разочаровала его. Пожалуй, в жизни она даже была интересней внешне. Высокая, с хорошей фигурой, пропорционально сложённая, она вновь напомнила ему древнегреческие статуи. К тому же ей были присущи элегантность, изящество. И в причёсках, которые она то и дело придумывала своим пышным волосам, и в нарядах, всегда изысканных; совершенный подбор цвета, фасона – всегда к месту и без претензий, но всегда замечаемых и мужчинами, и женщинами. Но всё это  Виктор сформулирует ( если можно так выразиться) позже, а сейчас оторопелый он лишь произнёс:
– Это вы? Живая?

Валентина улыбнулась так мило, что у него заныло сердце. «Вы ещё лучше, чем на фотографии».  – «Спасибо. Это действительно красивый портрет. Я и не ожидала, что так хорошо выйдет. У меня не фотогеничное лицо». А ещё она подумала, но не сказала вслух: «Ох, уж эти мужчины. Только бы им насмехаться». Она не верила в собственную привлекательность и комплименты воспринимала как насмешку. Приятной неожиданностью для  Виктора было отсутствие в  Валентине манерности, высокомерия. Она держалась естественно, но не просто, а тем более не запросто, и никто с ней не был запанибрата.

В дальнейшем  Виктора привлекали в ней и ум, и лёгкая насмешливость, и, конечно, образованность.

...Дни летели за днями, складывались в недели, месяцы, годы, а он неустанно повторял  Валентине, сколько в ней скрывается чар. Беседа с ней приобретала для него вселенское значение: это был и полёт мысли, и неожиданный ракурс давно известного понятия, и вдохновение, и всегда приподнятое настроение.
–  Но если во мне столько чарующего,  – смеялась  Валентина,  – почему  же я одна?

Да, был непродолжительный незадачливый брак. Кстати, супруг почему-то не уставал ей повторять: « Ты думаешь, что ты красивая? Умная? Молодая?»  –  «Так почему же ты женился на мне? Что же привело тебя к решению заключить со мной брак? Ведь я и не богатая, и квартиры у меня нет». Ответа не было. Впрочем этот брак давно распался.

Ей хотелось заниматься наукой. Ведь были способностми: и медаль в школе, и красный диплом в институте. Когда-то она мечтала, чтобы в её жизни существовали лишь «любовь к науке и наука любви». И может быть, ещё поэтому она мечтала о брачном союзе типа Мария Склодовская – Пьер Кюри или Ирэн Кюри и Фредерик Жолио-Кюри. Догадывался ли об этом  Виктор? Вряд ли. А она не считала его таким близким другом, чтобы поведать о своих мечтах.

О Викторе Валентина даже не мечтала. С детства ей была внушена мысль, что чужой муж – это собственность другой женщины.

Но когда Валентина в свои 35 лет вновь вступила в брак, Виктор не находил себе места. А чего собственно он хотел? На что надеялся? Ведь он по-своему любил Люсю и, конечно, своих подросших сыновей. И разве он что-либо обещал Валентине или она ему? Разве их что-то связывало? Но почему у Виктора так ныло сердце?

Их отношения оставались дружелюбными. Валентина и Люся относились друг к другу с нескрываеиой симпатией. Некоторые сотрудники замечали, что у женщин есть что-то общее. Люся так симпатизировала  Валентине, что уговаривала её взять рядом дачные участки. Но Валентина понимала, что ей не осилить такую ношу: дочка ещё маленькая, а муж уже подолгу болел, старенькие мама и свекровь. Где же искать помощников? Люся настаивала – все сотрудники вместе друг другу помогут. «Нет»,– с улыбкой отказалась  Валентина.

А Люся с Виктором взяли участок. Может быть, втайне Виктор хотел увидеть Валентину не в официальной обстановке, может хотел узнать получше её мужа (чем-то он её прельстил). Ведь не принимать же всерьёз рассказ  Валентины: это был брак по расчёту. Муж, инженер и турист спросил: « А какой был у тебя расчёт?» – «У тебя есть театральный бинокль и собрание сочинений  Лиона Фейхвангера». Муж усмехнулся и после непродолжительного молчания заявил: «Я на тебе тоже женился по расчёту».  – «А ты по какому?»  – «Рядом с твоим домом находятся озеро и лес. К тому же у тебя хорошая библиотека по искусству». Вывод: заключайте браки по расчёту.

Люсе и Виктору садовый участок, как говорится, вылез боком. Виктор сам ставил домик, свалился с крыши, сломал два ребра и ногу. Длительный больничный. Его, конечно, выходила Люся. Валентина слышала, сочувствовала, но была занята своими делами: часто болели в семье – то мама, то дочка, то родители мужа, подолгу лежал в больницах муж.

И даже 50-летний юбилей не хотелось отмечать – не только потому, что эта дата нисколько не украшает женщину, – мужу предстояла серьёзная операция. Их брак удался. И хотя они вступали в него по «расчёту», а не по большой или безумной любви, их привязанность друг к другу росла с каждым днём. Они сожалели лишь о том, что не встретили друг друга раньше, ещё в пору их юности. Хотя, кто знает?

И всё-таки  50-летие пришлось отметить. Как не отнекивалась  Валентина, сотрудники «взывали» к её совести: мы, дескать, уже именные подарки купили, уже заказали адрес, наконец, почему вы хотите лишить людей праздника? И праздник удался на славу. Валентина давно работала в НПО, многие помнили её совсем юной, относились с уважением. Пришли сотрудники из других отделов, руководство института, коллеги. Было сказано много тёплых слов, произнесено дружеских тостов.

 Но почему-то когда захотел Виктор произнести поздравление, у неё ёкнуло сердце. Ах, он сказал то, что можно лишь наедине сказать и только любимой женщине. Сначала все решили, что это дружеская шутка, но вскоре все присутствующие поняли: он произносит слова из самого сердца.  И неважно, что в соседней лаборатории ещё работала его жена и, конечно, ей всё передадут. Но Виктор говорил: «Когда я увидел эту красивую женщину на портрете, то был сражён сразу и наповал. Прошли или пролетели долгие годы, но для меня она также прекрасна, обворожительна и умна, и я также трепещу от любви в её присутствии, как будто я восемнадцатилетний юноша, впервые почувствовавший любовь». Он говорил ещё много пылких слов, но Валентина их уже не слышала. Может, она вообще пропустила в жизни что-то особенное, необыкновенное?

Превозмогая головокружение (не упасть бы в обморок), виновница торжества пытается всё обратить в шутку: «Я всех благодарю за тот поток восхвалений, который мне довелось услышать. Мои друзья-коллеги очень высоко подняли планку моих человеческих,  профессиональных  и даже женских качеств. Когда-то Жанне д`Арк церковники задали каверзный вопрос: «Сподобилась ли ты благодати, Жанна?» Ответ её был таков: «Если я сподобилась благодати, то я хочу остаться в ней; а если – нет, то хочу её достигнуть». Я не равняю себя с этой героиней. Но хочется сказать: «Если всё то, что было обо мне сказано, верно, то пусть оно во мне и сохранится; а если – нет, то я хочу стремиться к тому, чтобы оправдать ваше доверие. Что же касается речи Виктора, то мне хочется его отдельно поблагодарить за всё то доброе, что сказано в мой адрес. И я должна признать, что это самое милое поздравление, какое мне приходилось слышать за всю мою жизнь».

...Через месяц мужу  Валентины сделали операцию. Ещё через месяц его не стало. Беда не приходит одна. Весь год для  Валентины стал траурным: через три месяца ушла из жизни свекровь, через полгода любимая мать. Виктор не подходил. Чем, чем он мог помочь этой женщине? Весь год в чёрном, печальная, отрешённая. Подурневшая? Наверно. Но он этого не замечает. Он видит лишь её боль...

А вот уже  Люся, его жена, ровесница, уходит на пенсию. Дома женщине всегда есть чем заняться – семья, дети, появились внуки, сад. Каждый раз, когда Виктор видит  Валентину, он говорит: «Как тебе удаётся хорошо выглядеть? Люся дома, всегда в затрёпанном халате, стоптанных тапочках, очень располнела, даже волосы не красит».  –  «Но я обязана приходить на работу в собранном виде. Наверное, и Люся на работе выглядела бы иначе».  «Да, но у тебя фигура, талия, всё на уровне, даже на высоте».  –  «Спасибо, Витя».

Прошли говорливые перестроечные времена, настало время голодной независимости. То и дело лихорадит  НПО. Подолгу не дают зарплаты. Нет в продаже предметов первой необходимости, продуктов питания, всюду очереди. Растёт инфляция.  Все становятся миллионерами – такие деньги-купоны. Уже пять лет нет в живых мужа  Валентины. Однажды Виктору довелось увидеть 18-летнюю девушку – он тотчас признал в ней дочку  Валентины: те же пушистые светлые длинные волосы, необычайная грация и хрупкость очаровательной фигурки. Лишь глаза были голубые, даже синие – у  Валентины они тёмносерые, иногда казались чёрными.

И вновь приближался юбилей, после которого женщину, как правило, отправляли на пенсию. Институт подолгу был закрыт, даже день рождения пришлось перенести. На сей раз Валентина и не сопротивлялась. Несмотря на трудные времена, все сотрудницы вместе накрыли великолепный стол.

Перед торжеством Виктор подошёл к Валентине: «Я хочу сделать тебе подарок. Я получил за авторское свидетельство приличную сумму денег». Он вытащил пачку в один миллион купонов. «Нет, Витя, нет», – почти рыдая возразила  Валентина. «Но почему?»  – «Есть общий подарок от отдела. Этого достаточно. Отдай Люсе. У тебя есть дети, внучка, наконец». В глазах Виктора тоже стояли слёзы. А за столом снова прозвучали тёплые слова. На сей раз  Виктор лишь сказал: «Я могу и сейчас повторить то, что я сказал пять лет назад». И Валентина поняла, что это действительно предназначалось ей и сейчас, и ранее.

А затем он всех взашей вытолкал из огромного зала, где стоял праздничный стол, и не успела  Валентина понять, что происходит, решительно обнял её и поцеловал. В комнату в этот момент заглянула ни очём не догадывающаяся Таня С. И тут же быстро закрыла за собой дверь. А Валентина, ещё не ощутившая вкуса поцелуя, отбивалась от  Виктора руками: «Нет, Витя, нет».  –  «Почему? Что или кто тебе сейчас мешает?» - «Не знаю, не знаю. Оставь меня. Мне чужого не надо».

...Вот и всё, что было. Они больше не виделись. Она уехала практически сразу после выхода на пенсию за границу. Думал ли он о ней? Много раз позже она говорила себе, что надо было с ним попрощаться. Может быть, он обиделся? А может не только это говорила себе: ведь нравился ей этот и красивый, и умный, и ей казалось, благородный парень, мужчина, человек. И может должны были они встречаться? Или могла бы быть хоть одна встреча, которая бы всё перечеркнула – и ни о чём не надо было бы мечтать? Или быть может могла  быть хоть одна такая яркая встреча, о которой вспоминали бы они всю оставшуюся жизнь и многократно множили в своих мечтах?

Так часто думала она в далёкой и одинокой для неё загранице. Может что-то можно подправить? И она двинулась туда, обратно, чтобы найти его телефон, позвонить, услышать его голос. В одной из старых записных книжек  Валентина нашла номер его телефона. Позвонила. Виктор был дома, болен. Она не представилась, а он не слышал её голоса свыше пяти лет и не узнал. Лишь спрашивал : «Кто же это?»  Она, раздосадованная и не признавшаяся, положила трубку. Но всё-таки через несколько дней хотела позвонить вновь. Увы, старая записная книжка с его телефоном исчезла. Наверное, навсегда.