Поездка в Kёльн

                Главное – уверенность в себе

Не знаю, имела ли я право рассказать об этой истории. В ней задействованы три человека, проживающие и поныне в Бонне. Одна дама аристократического вида, молодая девушка и я. Однажды по происшествии некоторого времени, дама с улыбкой спросила , рассказывала ли я кому-нибудь о нашей поездке в Кёльн. Я ответила, что нет, так как это не только моя история. И дама, смеясь, разрешила нарушить обет молчания.

В Бонн мы приехали с дочерью из лагеря в среду. Нас поселили в огромном общежитии. Наверное, многие испытали шок при вселении в разноголосое шумное общежитие – ведь в Союзе уже привыкли жить в нормальных квартирах со всеми удобствами (к сожалению, нашей семье пришлось прожить здесь более двух лет, но речь идёт не об этом). К воскресенью мы были уже знакомы с некоторыми людьми, тоже нашими бывшими согражданами.

Одна наша соотечественница, энергичная дама (возраста сеньоров, как принято здесь говорить) предложила в воскресенье утром поехать вместе на экскурсию в  Кёльн. Она объяснила, что существует льготный билет выходного дня стоимостью в тридцать марок, которым можно воспользоваться в субботу и в воскресенье(это был 1995 год), и по нему может ехать пять человек.

«Быстренько собирайтесь, а я поищу ещё двоих»,- и дама исчезла. У меня, конечно, были сомнения: как же без языка, без знания Кёльна, без знания местных порядков мы сможем решить такую задачу. Но дочка приободрила меня – очевидно, дама знает, что делает; ведь многие недавно прибывшие уже побывали в Кёльне и других городах. К тому же вместе не так страшно.

Прибежавшая дама сообщила, что желающих ехать нет (многие уже побывали), зато она выяснила другую существенную деталь. Когда едешь на один день, то можно приобрести групповой билет  (на пятерых) на один день за двадцать марок (сейчас его цена выросла до...). «В общем нам выйдет по семь марок с носа. Ну, и делов-то. Мне написали на бумажке, как попросить в кассе билет и объяснили, как найти кассу».

В кунден-центре на остановке Хауптбанхоф дама протягивает записку и деньги в кассу. Не помню, каким образом мы выяснили, с какого пути нужно было ехать электричкой до  Кёльна. Слово «платформа» ничего не говорило немцам. Слово «гляйс» мы ещё не знали, как, впрочем, совсем не знали немецкого языка. Помнили, что имеем право ехать только вторым классом. Электричка уже стояла, мы вошли в вагон, до отправления оставалось десять минут. Не помню, кто из нас сказал, что билет нужно закомпостировать.

 Возможно, что это была дама, которая жила в Германии на месяц дольше и была для нас большой «докой». Да, наверное, она это знала, так как начала искать автомат для автоматического компостирования. К сожалению, слово «компостер» немцы не понимали. Я стала называть слова «штамп», «штемпель»...О, это совсем другое дело. Кто-то жестами показал, что штемпель можно поставить внизу у входа на экскалатор. Съезжаем (все вместе, страшно потеряться), компостируем, взлетаем наверх и заходим вновь в уже совершенно заполненный вагон, который мгновенно отправляется.
-Уф, хорошо, что успели, - улыбается дама. – со мной не пропадёте. Её уверенность внушает и нам спокойствие.

Дорога в Кёльн за болтовнёй протекла быстро. Почти сразу после отправления поезда пооявился контролёр и ставил свою отметку в билетах. Наверное, проверяет наличие штемпеля. Хорошо, что мы успели его поставить. При выходе из вагона дочь прошла несколько вперёд. Рядом с ней немедленно оказались два живописных парня( в Союзе сказали бы, что это лица кавказской национальности). Они громко восклицали «Итальяно, итальяно!» – такая  у них была реакция на светлолицую, голубоглазую и золотоволосую девушку, мою дочь.
Мы с дамой, не сговариваясь, мгновенно прибавали шагу, и мигом, как две дуэньи, оказались с двух сторон девушки. Парни тут же ретировались.

В тот год  в Кёльне стоял мягкий сентябрь. Конечно, город сразу же поразил нас старинным собором, разноязычной шумной толпой на площадях и улицах. Мы осмотрели лишь старый город, боясь из-за незнания местности и языка слишком удаляться оот вокзала. Долго гуляли по набережной Рейна, любуясь панорамой легендарной полноводной реки. В одном из кафе поели мороженого и выпили кофе после съеденных на скамейке бутербродов.

Пора возвращаться. Быстрее всех идёт в направлении вокзала наша неутомимая предводительница, а мы с дочкой, усталые, плетёмся сзади. «Быстрее, быстрее, успеем на ближайшую электричку». Не помню (опять же, возможно, через отдел информации), каким образом мы выяснили, что уезжаем с шестого пути. Поезд уже подан. Подходим  к проводнику-контролёру, который стоит  у вагона  второго класса. Наша дама показывает билет – опять  разговор жестами и мимикой. Проводник энергично мотает головой. Что-то опять не так.

 Ну, конечно же, мы не закомпостировали билет. Сломя голову, летим к экскалатору. Но здесь нигде нельзя поставить штемпель. Бегом в здание огромного вокзала. «Надо подойти к информционному бюро», – предлагаю  я. И боюсь от бюро отойти. Кружится голова от суматохи  и людей, боюсь потеряться или потерять даму и дочку. Дама бежит в неизвестном для меня направлении. За ней вдогонку устремляется моя дочь. Я в полной растерянности (так было однажды после операции, когда я боялась упасть на знакомой улице в родном городе. А здесь ещё страшнее). Проходят томительные десять минут. Прибегают мои спутницы. Дама гордо заявляет, что подошла к кассе и там ей поставили штемпель, теперь мы можем идти к электричке. Мы идём не спокойно, а почти бежим и влетаем в последнее мгновение в вагон второго класса.

«Вот без штемпеля нас и не хотели пускать», – заявляет  дама. В следующий миг появляется контролёр. Он спокойно отметил что-то на билете дамы. Затем поворачивается к нам и спрашивает о чём-то. Мы улыбаемся и молчим. Слово «тикет» он повторил несколько раз, по-английски билет тоже «тикет». Я предполагаю, что он нас принял за две различные группы, показываю жестом, что мы едем втроём вместе. «О, нет», – и  указывая на даму, даёт нам понять, что билет только для одной персоны, а мы с дочкой должны платить.

 Дама энергично бьёт себя в грудь кулаком и как заклинание произносит три слова: «Ихь(я), Бонн, цванцихь(двадцать)», что на языке дикарей должно означать: я купила в Бонне групповой билет за двадцать марок. Контролёр качает головой и говорит, что билет её стоит около девяти марок, а мы с дочкой должны доплатить примерно  пятнадцать марок. В противном случае он вызовет полицию. Я лихорадочно считаю, есть ли у меня столько денег – ведь никому не докажешь, что произошло недоразумение или нас обманули в кассе (глупые иностранцы, без языка.

Бог ты мой, только три дня в Бонне, и уже связаться с полицей, попадёшь в компьютер. Я спрашиваю, есть ли у нашей спутницы деньги на тот случай, если всё же придётся покупать другой билет. «У меня есть деньги, но я не собираюсь платить. Я в Союзе никогда ментам не платила, когда за рулём сидела, а здесь тем более». Решительность дамы, говорящей довольно резко хотя и на незнакомом контролёру языке, производит впечатление. Он забирает наш билет и что-то говорит: понятно лишь слово «информацион». Контролёр уходит что-то уточнить, полагаем мы. Всё сейчас выяснится, и нас оставят в покое.

И вот он вновь в нашем купе. Опять качает головой, то есть билет действителен для одного, остальные должны доплатить. И опять дама энергично произносит три немецких слова: «Ихь, Бонн, цванцих». Проводник требует наши документы. Да, мы не похожи на бомжей, на криминальную публику, но ведь от иностранцев всего можно ожидать. Дама с достоинством протягивает паспорт гражданки Украины. По-моему, проводник решил, что Украина – одна из республик бывшей Югославии.

У нас с дочкой документов с собой нет. Я так часто оставляла документы в самом непредсказуемом месте, что побоялась взять с собой паспорта на экскурсию. Боннаусвайсы ещё не получены, льготных проездных на месяц ещё не могли купить. И, конечно, тонкого листочка, что, имярек, прибыли из лагеря, мы тоже с собой не взяли. Дама ругает нас, почему мы без документов. Ситуация раскаляется. Проводник спокойно поворачивается, произносит длинную тираду со словом «полицай» и выходит.

Что делать? Очевидно поняв, что мы злостные нарушители (или зайцы), он обещает встретить нас с полицией по приезде в Бонн. Я хочу посмотреть билет. Кручу его со всех сторон, вижу цифры 8.40, достаю русско-немецкий разговорник и словарик – два слова «хунде» и «киндер» (собаки и дети) переведены. У меня сердце ушло в пятки – ну, почему обязательно нужно попасть впросак, почему нужны приключения. В голове крутится – не знаешь языка, не знаешь порядков – не надо никуда «встревать».

А дама настроена по-боевому: «Пусть нас встречает полиция. Я поведу их в кассу, в которой покупала  билет, и задам жару кассирше, так подшутившей над нами». Поворачиваясь к нам, дама произносит: «Может вы думаете, что я купила билет за 8.40, а вам сказала, что он стоит 20 марок, а себе прикарманила остальное?»

-Что вы! Я думаю, что вас в кассе или неправильно поняли, или облапошили. Но почему это не обнаружилось ещё при поездке в  Кёльн, а лишь сейчас вылезло наружу?

Дочка успокаивает меня. Единственное утешение, что я не одна оказалась в нелепой ситуации, легче будет разобраться. Но дочке-то зачем всё это нужно? Мелькает даже мысль выйти на предпоследней остановке, а там уж автобусом в центр  Бонна добираться. «Ну, нет уж, – протестует  наша дама. – Тогда уж точно  нас заметут в полицию». После предпоследней остановки перед  Бонном дама лезет в свою сумочку и говорит: «Надо приготовиться и с билетом идти в кассу». При этом достаёт из сумки какую-то бумажку. «Будь он неладен, этот билет!»- продолжает она.

-А что же я держу в руках? – спрашиваю. Итак, у нас оказалось два билета. В моих руках билет с цифрами 8.40, у нашей спутницы – с цифрами 20.  «Вот настоящий билет!» - восклицает дама. «Это мне в кассе в Кёльне не тот пробили. А билет, который вы держите, на несколько поездок по городу или за полную сумму позволяет до Кёльна и обратно добраться. Теперь можно не опасаться полиции. Правда, у нас нет штемпеля».

Я всё ещё думаю, что и два билета могут показаться подозрительными, тем более без штемпеля. Подъезжаем к Бонну, никто нас не встречает. Даже полиция. Очевидно, проводник, устав изъясняться с ничего не понимающими по-немецки пассажирами и не посчитав их злостными нарушителями, попросту плюнул на всё и оставил нас в покое. Но так со мной происходило не всегда (об этом в другой раз). А дама, выйдя из электрички, произносит: «Эх, жаль, что мы закомпостировали билет по дороге в Кёльн, а то можно было бы на следующие выходные махнуть ещё куда-нибудь!» Мои бормотания, что это не так, не достигают её уха. Вот, что значит уверенность в себе!